Книга: Те, кто уходят (litres)
Назад: 14
Дальше: 16

15

На следующее утро в девять часов появился не Луиджи, а его жена с кастрюлькой говяжьего бульона. Синьор Чьярди поднялся вместе с ней к Рею. Рей от боли проснулся в шесть, но, поскольку в доме, как правило, раньше восьми не просыпались, он не пытался просить аспирин ни у синьора Чьярди, ни у Джустины.
– Вы должны поесть, пока он горячий, – сказала энергичная синьора Лотто. Она сняла синюю жестяную крышку с кастрюльки и налила бульон в широкую чашку. – Даже утром от бульона будет больше пользы, чем от кофе с молоком. Я его подогрела на плитке Джустины.
– Grazie, синьора Лотто, – сказал Рей. – И вам спасибо, синьор Чьярди, за вашу доброту вчера. Вы должны сказать мне, сколько заплатили доктору. И еще я буду очень признателен за таблетку аспирина.
– Ah, si! От боли! Subito! – Синьор Чьярди вышел.
– А что случилось, синьор Уилсон? – спросила синьора Лотто, усевшись на стул с прямой спинкой и положив костлявые руки на колени. – Мой Луиджи пришел бы к вам, но он уплыл сегодня ночью в два часа – бог ты мой! – и пока ничего не знает. Сообщение от Паоло прибыло в восемь. Ваша голова! Кости целы?
– Целы. Я просто свалился с каменной лестницы.
Он порадовался, что синьора Лотто все еще называет его Джоном Уилсоном.
Она недоверчиво посмотрела на него:
– Не в драке? Не грабители? Это хорошо. Больше никаких повреждений у вас нет?
– Кажется, нет. – Голова у Рея пульсировала. Он представил себе демона, который колотит молотком в одну и ту же точку. – Великолепный бульон! Тысяча благодарностей.
Вернулся синьор Чьярди с аспирином. Рей принял две таблетки.
– Столько хлопот вам доставляю, – сказал Рей, приподнимаясь, чтобы посмотреть, нет ли крови на подушке.
К счастью, крови не было. Доктор надежно забинтовал ему голову.
– Хлопоты – ерунда. Невезение, дорогой друг. Друг Луиджи – мой друг, а Луиджи говорит, что он ваш друг. Верно, Констанца?
– Sissi. – Она согласно кивнула, качнувшись на стуле. – Доешьте суп. Давайте еще налью.
Она пробыла у Рея двадцать минут, потом ушла вместе с синьором Чьярди. Рей сказал, что он попытается встать и одеться. Добрый синьор Чьярди даже предложил ему помощь. Телефона у синьора Чьярди не было, и Рей подумал, что ему придется идти в ближайший бар, где телефон есть. Он не чувствовал в себе сил идти в полицейский участок. Его одолевала слабость, но он решил: если не будет спешить, то дойдет. Однако у него родились сомнения, когда он спустился вниз и комната закружилась у него перед глазами. Он сел на стул в гостиной, где его увидел синьор Чьярди и подошел к нему.
– Видите, синьор Уилсон, Констанца была права. Вам сегодня не следует вставать с постели.
– Мне необходимо позвонить, – сказал Рей. – Я подумал, может, у вас найдется время сходить со мной до ближайшего места, где есть телефон.
– Да-да, он есть у моих друзей – здесь слева живет семья Дзанаро!
– Спасибо. Но мне бы хотелось позвонить из будки. Понимаете, это частный разговор. – Часы уже показывали одиннадцать. – Я бы хотел сделать это сейчас, если вы будете настолько добры.
Синьор Чьярди надел пальто. Они медленно пошли к кафе-бару на набережной. Рей полистал телефонную книгу, потом встал перед телефоном на стенной полочке. Синьор Чьярди вежливо вышел. Клиентов в баре было немного, но они, поглазев на бинты Рея, перестали обращать на него внимание. Впрочем, подумал Рей, если они и будут слушать, это не имеет значения.
– Могу я поговорить с кем-нибудь по ситуации с Рейбурном Гарретом? – начал он, используя слово «situazione», потому что даже его итальянский сегодня утром был хуже обычного.
– Да? Кто говорит? Назовитесь, пожалуйста… Кто говорит? – Голос расспрашивал терпеливо. – Cui parla, per favore?..
Рей медленно положил трубку, весившую, как ему показалось, не меньше пяти фунтов, и уцепился за полочку, на которой стоял телефон.
Синьор Чьярди бросился к нему, обнял и провел к ближайшему стулу. В голове Рея звенели тяжелые колокола, и он не слышал, что говорит синьор Чьярди.
– Acqua! Un bicchiere d’acqua, per favore! – кричал синьор Чьярди бармену.
Рей не мог решить, что лучше – потерять сознание на какое-то время или пытаться сохранить его. Он глубоко дышал. Колокола зазвучали тише, еще тише.
– Извините. Наверное, я вчера потерял слишком много крови.
– Вы должны выпить кофе. Может быть, с коньяком. Ни о чем не беспокойтесь.
Синьор Чьярди был озабочен, как синьора Лотто, он наклонился над столом, сжимая руку Рея.
Рей был очень признателен синьору Чьярди. После капучино ему стало лучше. Он отклонил предложение синьора Чьярди выпить коньяку, но в кофе положил побольше сахара.
Синьор Чьярди улыбнулся и потер заросшую щетиной щеку указательным пальцем. Синьор Чьярди мог не бриться три дня, одевался почти как бродяга, но при этом сохранял достоинство, даже важность, поскольку считал, что обладает этими свойствами.
По мере того как силы возвращались к Рею, он начал испытывать душевный подъем – ведь вчера вечером он сумел противостоять Коулману. Он в первый раз нанес ответный удар. Он больше не станет покорно подставлять шею, и Коулман теперь знает это. У Коулмана тоже сегодня утром будет кое-где побаливать. И вдруг Рей понял, что Коулман, возможно, серьезно покалечен, если камень попал ему по голове сбоку, когда он лежал на земле. А после этого? Он помнил, как бросил камень в Коулмана, тот самый камень, которым тот ударил его. А потом он пнул Коулмана? Ударил кулаком? Рею казалось маловероятным, чтобы он мог ударить упавшего, но Коулман лежал на земле, когда Рей швырнул в него камень. Рей понял, что у него произошло помутнение рассудка, его обуяли ужас и ярость. Да, он не мог приписать свои действия одному только мужеству, но так или иначе он воспротивился Коулману и поэтому ощущал себя другим человеком, совершенно не похожим на того, каким был вчера в это время.
– Пожалуй, я выпью еще чашечку капучино, – сказал Рей, показывая на паренька за стойкой. – А что хотите вы, синьор Чьярди? Кофе? Стаканчик вина?
– Да, стаканчик вина, – сказал синьор Чьярди, просияв при виде того, как к его подопечному возвращаются силы.
Рей сделал заказ.
Внезапно синьор Чьярди нахмурился:
– А где именно вы упали?
– Споткнулся на каких-то невысоких ступенях близ Понте ди Риальто. На улице было темно, иначе ничего такого не случилось бы.
Рей вдруг подумал, что Коулман, возможно, мертв. Его тело уже обнаружено. А может, это случилось еще вчера. Рей не мог решить, в каком варианте больше логики – убил он тестя или нет, и скорее склонялся к мысли, что его собственное чувство вины (не надо было швырять в Коулмана камень) заставляет его считать тестя мертвым.
– И никого не было поблизости, чтобы вам помочь? – спросил синьор Чьярди.
– Нет, я нашел маленький фонтанчик и умылся. Да все не так уж страшно, вот только крови много потерял.
Слабость снова стала овладевать Реем. Он допил кофе быстрее, чем синьор Чьярди свое вино.
– Мы сейчас вернемся в дом, – твердо сказал синьор Чьярди.
– Да.
Несмотря на возражения синьора Чьярди, Рей вытащил банкноту в пятьсот лир. Он вспоминал не без удовлетворения, как прошлым вечером одним усилием воли (так ему казалось) предотвратил потерю сознания. Не приходится сомневаться: такой удар, какой получил он, вывел бы из строя большинство людей. Он возвращался домой с синьором Чьярди, держа голову выше обычного, старался не горбиться, хотя без поддержки вряд ли смог бы идти.
Вернувшись в свою комнату, он заснул на несколько часов. В четыре его разбудили, как и предупреждал синьор Чьярди: Джустина принесла поднос с чаем, тост и два вареных яйца.
Рей пребывал в состоянии блаженства, хотя и знал, что оно временное. Столь значительное улучшение он ощущал впервые после самоубийства Пегги. Впрочем, хандра одолела его на несколько недель раньше. Когда Пегги была еще жива, он с ужасом и изумлением понял, насколько ущербен их союз, ни одного из них не делавший счастливым, несмотря на все составляющие, которых, как считалось, вполне достаточно, чтобы брак состоялся: у них в избытке имелись свободное время, деньги, прекрасный дом, цели в жизни. Его целью была галерея в Нью-Йорке, и Пегги это тоже занимало. Она знала художников, с которыми он мог связаться с Мальорки, и троих из них он включил в список поставщиков для галереи. Они хотели собрать молодых европейских живописцев, живших в Европе, поскольку в Нью-Йорке было довольно много мастеров, которые успели сделать себе имя. Рей предполагал, что художник не будет присутствовать на вернисаже, если только сам не пожелает, но в залах развесят фото и поставят стенд с биографией автора картин. В Нью-Йорке обитало множество представителей богемы, любивших выставлять себя напоказ, они приходили на свои вернисажи в пурпурных вельветовых костюмах, после чего успех определялся лишь кругом знакомств художника. Рей хотел создать галерею, лишенную элементов цирка, даже фоновая музыка в ней не должна звучать – там будут только хороший мягкий ковер под ногами, много пепельниц и надлежащее освещение. Бизнес не должен был привязывать его и Пегги к Нью-Йорку, к тому же они вполне могли оставить галерею на Брюса. С другой стороны, она стала бы для них центром притяжения в Нью-Йорке, если бы они того захотели. Рею казалось, у них есть все, кроме житейских трудностей.
А потом случились смерть Пегги и буйное помешательство Коулмана, Рей словно попал в бурный поток, несущий множество бревен. Он не просто поплыл по течению – он был смят им. Но все-таки ему удалось подняться. Рею нравилось воображать, что Коулман впервые в жизни получил отпор. Он вспоминал истории, которые рассказывал Коулман в Риме вскоре после их знакомства (на хвастовство тесть не жалел времени). Коулман, человек, который сделал себя сам, прорвался в богатое общество в Америке, похитил один из призов этого общества в лице богатой жены, пробился в руководство строительной фирмы, в которой работал, вскоре основал свою собственную, а потом навсегда оставил бизнес. Устремился к новым высотам и был обязан своим успехам скорее женщинам, нежели достижениям в живописи. «Я люблю все большое. Чем больше вызов, тем больше и победа», – сказал Коулман Рею в Риме. Двух лет еще не прошло с того дня. Что подразумевал Коулман – женщин, мужчин, живопись, работу? Это не имело значения. Важна была жизненная позиция Коулмана. А теперь Коулман, вероятно, пребывает в ярости.
С помощью колокольчика на длинной ручке, который стоял перед его дверью, Рей позвал Джустину, с благодарностями вернул ей поднос и попросил приготовить ему ванну. Доктор ожидался к шести. Рей принял ванну, потом к нему пришли доктор и синьор Чьярди. Жа́ра доктор у него не обнаружил, а рану осматривать не стал. Швы можно будет снять через четыре дня. Он предписал Рею покой. Рей намеревался добраться сегодня вечером до телефона и позвонить в полицию, но увидел, что синьор Чьярди приглядывает за ним, и решил, что звонок можно отложить еще на один день.
– Сейчас придет Луиджи, – сказал синьор Чьярди и повторял эти слова каждые две минуты, пока не раздался звонок.
Джустина поспешила вниз открыть дверь, и наконец появился Луиджи с обычной щетиной на щеках, беретом в руке и в гондольерской полосатой рубахе, видневшейся в треугольном вырезе под черной блузой.
– Чао, Луиджи, – сказал Рей. – Tutto va bene, все в порядке. Присаживайтесь.
– Дорогой синьор Уилсон… Джованни! Констанца сказала мне…
И снова Рей не понял ни слова из его дальнейшей речи, произнесенной на диалекте.
– Ваша добрая жена принесла мне бульон, – сообщил ему Рей, хотя в этом, конечно, не было необходимости.
Разговор шел эмоционально, но под знаком заботы и волнения. Луиджи однажды спас ему жизнь. А теперь с помощью друзей помогал ее сохранить. Рею удалось донести это до них, к удовольствию синьора Чьярди и Джустины, которая любила цветистые выражения, но, возможно, упустила первую часть, где речь шла о том, что Луиджи стал его спасителем; Джустина же решила, что Луиджи нашел ему место, где остановиться.
Синьор Чьярди и Джустина принесли вино. Все, кроме Джустины, закурили американские сигареты Рея. В комнате воцарилась веселая атмосфера. Луиджи достал два апельсина, принесенных из дома, и положил их на прикроватный столик. Он спросил Рея, где тот упал, и посетовал на плохое освещение некоторых улиц. Разговор мог бы продолжаться и дольше, но доктор сказал, что синьору Уилсону требуется отдых, так что все один за другим вышли из комнаты.
Джустина принесла Рею ужин – феттучини, салат и немного вина синьора Чьярди для укрепления здоровья. Рей копил силы для следующего дня.
Он попросил Джустину купить «Гадзеттино», и газета была принесена ему на подносе вместе с завтраком. Рей готовил себя к чему угодно, а потому не слишком поразился – хотя и был удивлен, насколько сбылись его предчувствия, – когда увидел на первой странице паспортную фотографию Коулмана. Эдвард Веннер Коулман, пятидесяти двух лет, американский художник, живущий в Риме, числился пропавшим с вечера двадцать третьего ноября. Его подруга мадам Инес Шнайдер, сорока восьми лет, проживающая в Париже и остановившаяся в Венеции в отеле «Гритти-палас», известила о его исчезновении полицию в полдень двадцать четвертого ноября, после того как он не вернулся предыдущим вечером. Газета сообщала, что Коулман приходится тестем Рейбурну Куку Гаррету, который пропал одиннадцатого ноября. Если кто-нибудь видел Коулмана вечером двадцать третьего ноября или позже, просьба сообщить в полицию.
Тревога пронзила Рея: что, если Коулман мертв? Но он не верил в его смерть или в свою способность даже в бессознательном состоянии скинуть Коулмана в канал. Вероятно, тесть где-то прячется, платит Рею той же монетой. Рей понял, что понесет ответственность, если он обратится в полицию. Ему придется рассказать о драке.
Рей встал и побрился, используя горячую воду из кувшина, принесенного Джустиной вместе с завтраком. Надел чистую рубашку. Часы показывали всего четверть девятого. Он чувствовал в себе гораздо больше сил, чем вчера, но все же по лестнице спустился медленно, хотя ему и хотелось сделать это бегом. Увидев Джустину, он сказал:
– Я вернусь через полчаса. Спасибо за вкусный завтрак, Джустина.
– Un mezz’ora, – повторила она.
– Si. O forse un ora. Arrivederla.
Рей осмотрительно замедлил шаг на набережной, направляясь в тот же кафе-бар, из которого пытался позвонить в полицию. Он снова нашел шестизначный номер, уже забывшийся со вчерашнего дня. Ему ответил тот же голос.
– Могу я поговорить с кем-нибудь по делу Рейбурна Гаррета? – начал Рей.
– Si, Signor. Cui parla, per favore?
– Говорит Рейбурн Гаррет, – ответил Рей.
– Синьор Гаррет! Benissimo. Подождите секунду. Мы очень рады слышать вас, сэр.
Рей ждал.
Другой голос спросил его, не может ли он сразу же прибыть в полицейский участок на Пьяццале Рома. Рей ответил согласием.
Назад: 14
Дальше: 16