Книга: Можно ли умереть дважды?
Назад: Часть вторая Можно ли умереть дважды?
Дальше: Часть четвертая Лисья нора, конечно, может иметь много выходов, но некоторые из них фактически удается заблокировать

Часть третья
У лисьей норы много выходов

54
После обеда в понедельник 18 августа на второй встрече следственной группы с их вновь назначенным прокурором и руководителем предварительного расследования все пошло наперекосяк уже с самого начала. Ханна Хвасс выразила недовольство работой своих «подчиненных», и, прежде всего, это касалось их главного эксперта, комиссара Петера Ниеми.
Пытаясь придать ускорение расследованию, она после их первой встречи лично связалась с Национальным судебно-медицинским центром и в ходе разговора с сотрудниками выяснила данные, в высшей степени удивившие ее.
Встречаясь с Ниеми на предыдущей неделе, она потребовала взять новую пробу ДНК с черепа, с целью проверить, не идет ли речь об ошибке наипростейшего типа вроде того, что кто-то направил им неправильное сообщение или что-то перепутал. И тогда из слов Ниеми она поняла, что данная работа уже шла полным ходом.
— Представьте мое удивление, — сказала Ханна Хвасс, по-прежнему улыбаясь, — когда мне стало ясно, что мой собеседник из НСЦ просто-напросто не понимал, о чем я говорю. Сначала они, по просьбе следствия, взяли пробу ДНК из черепа и направили результат вам. И мы не получили ни одного совпадения, проверив их регистр, а также регистры полиции и миграционного департамента. Пока никаких проблем.
— Да, все так, — подтвердил Ниеми без намека на улыбку.
— Представьте поэтому мое удивление, — повторила Хвасс, — когда до меня дошло, что они там абсолютно не в курсе, что кто-то из нашей группы якобы нашел ДНК с таким же профилем в каком-то старом деле, которое пылилось в ГКП. И тогда мне стало ясно, что это не их вывод, поскольку они не делали никакого сравнения. Они понятия не имели, о чем я говорю.
— Я получила это сообщение от моего знакомого в ГКП и, как только он переслал мне их материалы, отдала Петеру, чтобы он взглянул на них, — стала объяснять Надя. — Он более компетентен, когда дело касается сравнения ДНК.
— Спасибо, Надя, ты очень любезна. — Петер улыбнулся ей. Потом кивнул Хвасс, уже без улыбки, прежде чем продолжил: — Да, все правильно. Там было полное совпадение. Плюс четыре, как говорят в Линчёпинге, а выше и невозможно.
— Ага, хорошо, — сказала Хвасс. — Тогда, значит, это ты сделал вывод, что найденный череп принадлежит Джейди Кунчай, погибшей во время цунами в 2004 году, а не из НСЦ сообщили.
— Да, — подтвердил Ниеми. — Я сделал такой вывод.
— Но ты же не работаешь в НСЦ?
— Нет, — ответил Ниеми. — Боже сохрани. Они, конечно, предлагали мне перейти к ним несколько раз, но я отказался. Поскольку живу в Спонге, и до Национального судебно-медицинского центра не ближний путь. Но тебе не о чем беспокоиться, Хвасс. У нас наверняка плюс четыре, и вовсе не надо быть физиком-ядерщиком, чтобы просчитать это. Если хочешь, я могу показать тебе, как все делается, только намекни.
Помощник старшего прокурора Ханна Хвасс никак не отреагировала на предложение Ниеми и принялась молча перелистывать свои бумаги.
«Старуха копит силы для нового удара, — подумал Бекстрём. — Поэтому финику сейчас, пожалуй, стоит быть начеку. Или, возможно, бдительной стоит быть Хвасс. Вдруг Ниеми вытащит из-за голенища сапога финку и закончит дискуссию согласно старинной торнедальской традиции».
Ханна Хвасс, однако, явно еще не закончила. Она только начала.
На первой встрече она высказалась относительно необходимости сделать еще один анализ ДНК с их черепа с целью исключить возможность ошибки, и это было вовсе не пожелание, а приказ руководителя предварительного расследования, отвечающего за подобные вещи, данный члену следственной группы, то есть Ниеми. Кроме того, по ее мнению, она четко указала, что речь шла именно о найденном черепе.
— И насколько я помню, а память меня еще никогда не подводила, ты тогда заявил мне, что это уже делается?
— Абсолютно верно, — подтвердил Ниеми. — Материал для пробы вместе с нужными бумагами я направил им уже за неделю до этого.
— А если верить тому, что мне сказали в НСЦ, от них вроде как требовалось попытаться взять пробу ДНК из бедренной кости, которую вы прислали. А не из черепа.
— Из костного мозга бедренной кости, в худшем случае из самой кости, — поправил прокуроршу Ниеми.
— Но я не говорила ни о какой пробе из костного мозга, — сказала Хвасс. — Я хотела новую пробу из черепа, поскольку, полагаю, с полученным нами первым ответом могла произойти какая-то ошибка.
— Что касается бедренной кости, это же просто рутинная мера, — попытался объяснить Ниеми. — Мы хотим убедиться, что найденные нами в погребе кости и череп принадлежат одной и той же жертве.
— А я хочу иметь новую пробу из черепа, — наклонившись вперед и опершись локтями о стол, повторила Хвасс. На сей раз без малейшего намека на улыбку.
— Да, но это же понятно, — сказал Бекстрём и озабоченно покачал головой. — Я прекрасно понимаю причину твоего беспокойства, Ханна. Ты подозреваешь, что это могут быть останки нескольких тел. Череп от одного, а кости от другого. И у нас двое убитых, а не один, как мы думали сначала. В худшем случае еще больше. Мы же нашли сотни фрагментов костей, если вдаваться в детали.
— Нет, — ответила Хвасс. — Я понимаю, о чем ты говоришь, и с этим надо, естественно, разобраться, но сначала я хочу полностью убедиться относительно черепа.
— Послушай меня, Хвасс. — Ниеми посмотрел на нее подозрительно сузившимися глазами. — Сам я собирался ждать, пока мы не получим ответ по нашей бедренной кости. Если тогда окажется, в чем я, конечно, абсолютно уверен, что у нее то же самое ДНК, как и у черепа, то никаких больше проб не понадобится. Однако, если ДНК окажется другой, я позабочусь о новой пробе от черепа.
— Но мне этого недостаточно, — сказала Хвасс. — И я хочу, чтобы ты сразу же отправил им такой запрос.
— Нет, — ответил Ниеми, собрал свои бумаги и сунул папку под мышку. — Если тебе это столь необходимо, обратись к ним сама. А я предпочитаю не рисковать моей репутацией и добрым именем, поэтому не собираюсь доставать их такой ерундой. Сейчас я должен извиниться, — добавил и кивнул дружелюбно остальным коллегам, — но у меня хватает других и более важных дел.
Затем он покинул их, а Хвасс сначала посмотрела на свои часы, а потом сделала какую-то пометку у себя в блокноте.

 

Все закончилось точно так же, как и началось. Целых два часа плохого настроения. Один полицейский просто-напросто удалился. Его коллеги сидели молча в ожидании конца представления и открывали рот только в том случае, когда у Хвасс имелся вопрос, на который она хотела получить ответ. Бекстрём же то сиял как солнце, то обеспокоенно вздыхал и качал головой. Прокурорша действительно абсолютно не чувствовала аудиторию и главным образом занималась тем, что выражала свое удивление и разочарование относительно того, как проводилось предварительное расследование. С Ниеми все обстояло совсем плохо, так как он дал ей неполную или даже неверную информацию, к чему она еще собиралась вернуться. Если же говорить об остальном, что бы она ни проверила, они пока так и не получили никаких конкретных результатов.
— Ничего, стоящего внимания, — констатировала Ханна Хвасс.
— Мы действовали строго в соответствии с твоими указаниями, — сказала Надя. — Связались с НСЦ, с теми, кто отвечает за наши собственные регистры, и с миграционным департаментом. Они получили наши вопросы и пообещали сообщить, как только у них появится какая-то ценная информация. Что, по-твоему, мы еще должны сделать?
— Пожалуй, немного больше, черт побери, выражаясь языком шведской полиции, — ответила Хвасс. Судя по мимике, жестам и вернувшейся на лицо улыбке, она на этом решила закончить встречу.
— Мы увидимся в пятницу, и к тому моменту, надеюсь, что-то произойдет, — добавила она.
— Да, действительно. — Бекстрём робко улыбнулся ей. — Мы все в душе надеемся на это.

 

Их прокурор еще засовывала в портфель свои бумаги, когда Анника Карлссон уже поднялась и встала в дверях. Она переплела пальцы и поводила плечами, не сводя взгляда со своего шефа.
— Ты не хочешь, Бекстрём, чтобы я что-нибудь сделала? — спросила Анника Карлссон и кивнула в сторону прокурорши, по-прежнему целиком поглощенной своими документами и записями.
— Я думаю, мы подождем, — ответил ей Бекстрём. — Ожидание не кажется слишком долгим, когда ждешь чего-то хорошего, — добавил он и вздохнул довольно.
55
Наде не удалось быстро связаться со своим таиландским коллегой Аккаратом Буниасарном. В понедельник знакомый из Государственной криминальной полиции позвонил ей и рассказал, что Аккарат находится на каком-то секретном задании в Бирме или Камбодже. Его секретарша понятия не имеет, когда он появится в офисе. Но знакомый пообещал, что Надя первой из всех узнает о его возвращении на работу.
Она не получила никаких вестей ни во вторник, ни в среду. А в четверг утром уже почти потеряла надежду и начала мысленно формулировать официальный запрос о помощи к шведскому офицеру по связям с таиландскими коллегами, чьим рабочим местом являлось посольство в Бангкоке. Тому самому, который сейчас пребывал в отпуске дома в Швеции и собирался вернуться в Таиланд только в сентябре, поскольку как истинный норландец не мог пропустить охоту на лосей.
«Будем надеяться, он попросил кого-то замещать его», — подумала Надя и вздохнула. Если ее правильно проинформировали, там ведь также хватало норвежских, финских и датских коллег. Если только они не находились сейчас дома и тоже не охотились на лосей.
Несколько часов спустя ее знакомый, однако, дал знать о себе. Его старый друг Аккарат вернулся в офис. Он пребывал в полном здравии и был, как всегда, услужлив, а поскольку собирался долго работать в этот вечер, не возражал, чтобы Надя позвонила ему прямо сейчас.
Она почти сразу соединилась с ним по скайпу и, к своему восторгу, обнаружила, что он один в один соответствовал данному ей описанию. Если бы не седые виски при его в черной как смоль и густой шевелюре, он вполне мог сойти за следившего за своей физической формой тридцатилетнего мужчину. И действительно говорил на отличном английском.
Надя объяснила суть своего дела. Кроме того, сообщила, что вышлет все имевшиеся у нее материалы на его имейл. В первую очередь ей требовалось прояснить четыре вопроса, а если он сам обратит внимание на что-то такое, о чем она случайно забыла, ее признательность будет безгранична.
Во-первых, она хотела получить доступ к документам о похоронах Джейди Кунчай. И особенно касавшимся того, как проходила ее кремация, если таковая действительно имела место.
Во-вторых, просила проверить, не могла ли покойная иметь сестру-близняшку. Однояйцовую, по какой-то причине после рождения отданную на удочерение, вероятно, в Швецию.
В-третьих, ее интересовали таиландские женщины, пропавшие во время цунами в Као-Лаке, Пхукете и по соседству, внешне соответствовавшие описанию Джейди Кунчай, которое она также собиралась переслать ему по электронной почте.
И в-четвертых, Надя хотела, если это возможно, чтобы он постарался добыть более подробную информацию о том, как, собственно, все происходило, когда мертвое тело Джейди нашли в Као-Лаке и когда несколько дней спустя ее идентифицировали в Пхукете.
— Ну вот, — закончила Надя, — и все, по-моему. Для начала, по крайней мере, — добавила она на всякий случай.
— Я понимаю, что беспокоит тебя и твоих коллег, — кивнул Аккарат Буниасарн и улыбнулся мягко.
— Да, — подтвердила Надя. — У нас проблема с ее идентификацией.
— У нас все еще остается сотня пропавших после цунами женщин, и многие, скорее всего, соответствуют описанию Джейди Кунчай, — поделился Буниасарн.
— Печально слышать, — сказала Надя.
— Таиланд не Швеция, — ответил Буниасарн и покачал головой. — Когда дело касается подобного, мы живем в разных мирах. Относительно удочерения тоже не самый простой вопрос, — добавил он. — Как тебе наверняка известно, нелегальная торговля таиландскими детьми порой принимала невероятные масштабы.
— Я подумала, может, тебе удастся найти свидетельство о рождении или документы о родах в какой-нибудь больнице.
Если верить Буниасарну, с этим тоже могли возникнуть проблемы. Большинство детей у них рождалось дома. Это касалось как обеспеченных, так и бедных семей.
Но, конечно, если повезет, он, пожалуй, мог докопаться до каких-то данных.
— Ты мне здорово помог бы, — сказала Надя. — И если тебе что-нибудь понадобится, только позвони.
— Зачем еще нужны друзья, — констатировал Аккарат Буниасарн, улыбнувшись и наклонив голову, выражая симпатию.
Кроме того, он пообещал дать знать о себе, как только у него появятся новости. Поиски какой-то информации могли потребовать больше времени, какой-то меньше, и это они оба прекрасно понимали. В любом случае он вместе с помощниками собирался сразу же приступить к выполнению ее просьбы.
56
Потребность в новых контактах сильно возросла после понедельничной встречи, но Бекстрёму не составило труда возродить один из тех, который завязался у него давно. В тот же день после обеда он переговорил с женщиной, работавшей в Национальном судебно-медицинском центре. Они познакомились на конференции полгода назад, и тогда Бекстрём, воспользовавшись случаем, устроил ей экскурсию по различным местам, о существовании которых она ранее даже не догадывалась.
— Что я могу сделать для тебя, Бекстрём? — спросила она.
— Я звоню только ради того, чтобы узнать, как у тебя дела, — солгал Бекстрём. — Мы ведь так давно не виделись. Если случайно окажешься в Стокгольме, не забудь дать знать о себе, мне будет приятно.
— Да, конечно. Итак, чем я могу помочь тебе в этот раз?
— Пожалуй, с двумя небольшими проблемами, — сказал Бекстрём. — Самыми заурядными.
«Дамочка на слабую семерку», — подумал он. Ради такой у него самого уж точно и мысли не возникало куда-то ехать, Линчёпинг находился на полпути в Южную Европу, но если бы она случайно заскочила к нему, он не стал бы ей мешать.
«Еще одна… Им просто нет конца», — подумал он пять минут спустя, когда закончил разговор.

 

Примерно в то время, когда Бекстрём разговаривал с женщиной-экспертом из Линчёпинга, помощник старшего прокурора Ханна Хвасс позвонила его главному боссу, вновь назначенному шефу полиции Сольны Карлу Боргстрёму. Она хотела встретиться с ним как можно быстрее и обсудить важные моменты ее расследования.
Карл Боргстрём уже догадался, о чем пойдет речь, и постарался быть столь дипломатичным, сколь обязывали обстоятельства. Его дверь всегда была открыта, а в их ресторане готовили прилично.
Помощник старшего прокурора Ханна Хвасс, однако, отказалась идти на уступки. Проблема с дверью Боргстрёма состояла в том, что она висела не в том месте. Здание полиции Сольны сегодня было для нее вражеской штаб-квартирой. И в ожидании, пока ситуация нормализуется, она собиралась держаться от него подальше, пока ее присутствие там не понадобится для выполнения обязанностей руководителя предварительного расследования. Поэтому у нее имелось другое предложение. Сама она все еще сидела в помещении службы по борьбе с экономической преступностью, так как новый работодатель, прокуратура Стокгольма, не успел организовать для нее служебный кабинет. А поскольку от секретарши Боргстрёма она знала, что на следующий день ее шеф отправится на конференцию в Государственную криминальную полицию, а сама она располагалась по соседству, пригласила его пообедать вместе в ресторане на Кунгсхольмене, на полпути между ГКП и ее старым офисом.
— Тебя устроит в двенадцать? — спросила Ханна Хвасс.
— Да, просто замечательно, — ответил Боргстрём и добавил: — Будет приятно встретиться.
«А есть ли у меня выбор?» — подумал он. И тогда ему в голову пришла хорошая идея: он должен увидеться с Бекстрёмом до рандеву с Хвасс и тем самым подготовиться к предстоящему разговору.

 

— Как здорово, что я смог найти тебя, Бекстрём, — сказал Боргстрём, как только услышал голос коллеги в трубке. — Ты на работе сейчас?
— Я всегда на работе. Тружусь постоянно, — ответил Бекстрём. — Если меня нет здесь в здании, значит, я где-то в управлении.
— Ну, это понятно, — согласился Боргстрём. — Мы не могли бы встретиться прямо сейчас? Мне надо поговорить с тобой об одном деле.
— Нет, к сожалению, — ответил Бекстрём таким тоном, словно одновременно покачал головой, что он и в самом деле сделал, сидя в одиночестве у себя в кабинете. — Меня на улице ждет машина. Приходится заниматься и реорганизацией тоже, как тебе, пожалуй, известно. Мы приближаемся к заключительной фазе.
— А как завтра? — спросил Боргстрём и уточнил: — Завтра утром.
Сначала Бекстрём, а потом, когда он уже будет во всеоружии, прокурор Хвасс.
«Лучше некуда», — решил Боргстрём.
— К сожалению, невозможно, абсолютно невозможно, — вздохнул Бекстрём. — Завтра я занят целый день.
— И у тебя нет ни одного окошка? Мне нужно не более четверти часа.
— Ну, первое окошко будет утром в четверг. В десять, — сказал Бекстрём, не собираясь жертвовать обедом или послеобеденным отдыхом ради Боргстрёма.
— Это просто замечательно, — горячо одобрил Боргстрём. — Тогда и увидимся.
— Добро пожаловать ко мне, — буркнул Бекстрём.
К сожалению, только положив трубку, Боргстрём понял, что он сейчас с благодарностью принял предложение о встрече у Бекстрёма. Тогда как все должно быть наоборот, принимая в расчет, кто из них кому подчинялся.

 

«Ну и денек выдался», — подумал Боргстрём, глубоко вздохнув, и в то же самое мгновение комиссар Тойвонен шагнул в его открытую дверь, кивнул на стул перед письменным столом и опустился на него.
— У тебя найдется две минуты? — спросил Тойвонен, устраиваясь поудобнее.
— Естественно. Я всегда рад тебя видеть, — солгал Боргстрём. — Могу что-то для тебя сделать?
— Да, — подтвердил Тойвонен. — Постарайся избавиться от этой чокнутой Ханны Хвасс. Она больная на всю голову.
— Извини, — сказал Боргстрём. — В чем проблема?
— Она полная дура, — ответил Тойвонен. — Это, конечно, не самая большая беда, но, если ты не поможешь мне отделаться от нее как можно быстрее, боюсь, нас с тобой и в самом деле ждут большие проблемы.
— Да, я слышал разговоры относительно ее стычки с Петером Ниеми.
— Стычки, — ухмыльнулся Тойвонен. — То, что старуха идиотка, мы еще как-то смогли бы вынести, поскольку она не первая такая с их стороны. Но, к сожалению, ей вдобавок хочется руководить тем, в чем она ни черта не понимает. Я уже разговаривал с Ниеми. Обычно он сама кротость, но если тебе удастся разозлить его, берегись. Совсем недавно мне также позвонило наше контактное лицо из НСЦ и поинтересовалось, правда ли, что полиция Сольны подчиняется прокуратуре Стокгольма. Старуха достает их постоянно. И каждый раз все более странными просьбами.
— Я поговорю с ней, — пообещал Боргстрём. — Поговорю с ней в ближайшее время.
«Мы ведь уже договорились о встрече, так что я вроде и не солгал», — подумал он.
— Замечательно. — Тойвонен поднялся столь же быстро, как и сел.
— Наверное, что-то случилось, — промямлил шеф полиции. — Я слышал отзывы о ней, когда она переходила из антикоррупционного ведомства в прокуратуру Стокгольма. Столь положительно никого раньше не характеризовали.
— У нас это называется транспортной характеристикой, — ухмыльнулся Тойвонен.
— Транспортной характеристикой?
— Если у тебя есть бестолковый сотрудник, как тебе разобраться с ним? Разве что отправить куда-нибудь, написав, по большому счету, что угодно, лишь бы избавиться от этого идиота.
— По-моему, я понимаю, — кивнул Боргстрём.
— Очень хорошо, — буркнул Тойвонен.

 

Карл Боргстрём встретился с помощником старшего прокурора Ханной Хвасс в назначенное время. Он даже пришел без минуты двенадцать, но она уже ждала его в условленном месте. Только коротко кивнула ему и посмотрела на часы.
— Я предлагаю разделить счет, — сказала Ханна Хвасс, — принимая в расчет причины нашей встречи.
— Я могу взять его на себя, — предложил Боргстрём.
— Да, в любом случае тебе ведь надо оплатить свою половину, — подтвердила Хвасс и сразу же заказала дежурные макароны и стакан воды. Обычной, из-под крана. — Надо заботиться об окружающей среде, — сказала она и коротко кивнула официантке.
Карл Боргстрём выбрал салаку с вареной картошкой, и он также заказал обычную воду, хотя всегда предпочитал минеральную с газом.
— Надо заботиться об окружающей среде, — сказал он и улыбнулся официантке.

 

Пока они ждали, когда им принесут еду, Ханна Хвасс изложила свой взгляд на вещи. То, что в расследовании, которым она руководила, речь шла об убийстве, у нее не вызывало сомнений. Пулевое отверстие в черепе жертвы, а также обстоятельства обнаружения ее останков почти однозначно говорили в пользу этого, и на сей счет у нее не было разногласий с членами следственной группы. Камнем преткновения стал другой и более серьезный вопрос.
— И какой же? — спросил Боргстрём, знавший не более того, что почерпнул из подслушанных разговоров в коридоре и кафетерии.
— Относительно личности жертвы, — сообщила Ханна Хвасс. — К сожалению, мои помощники, похоже, вбили себе в голову, что речь идет об определенном человеке на основании некоей пробы ДНК, тогда как, на мой взгляд, это кто-то другой.
— Да, это выглядит странно, — согласился Боргстрём. — Я имею в виду, при мысли о ДНК.
— Такое постоянно случается, к сожалению, — сказала Хвасс, многозначительно пожав плечами. — Кто-то напутал. Беспорядок в бумагах, если хочешь знать мое мнение о причинах. Однако члены моей следственной группы отказываются понимать это, поскольку подобное означало бы, что кто-то из них или их коллег допустил очень серьезную ошибку. Если не обращать на это внимания и просто продолжать расследование, хотя речь идет о другом человеке, которого пока не удалось идентифицировать, нас ждут катастрофические и непредсказуемые юридические последствия.
— Но…
— Сейчас ты собираешься спросить, откуда у меня такая уверенность в собственной правоте и в том, что они ошибаются, — перебила Боргстрёма Ханна Хвасс.
— Да…
— Женщина, которая, по их утверждению, является нашей жертвой убийства, объявлена мертвой уже одиннадцать лет назад. Она погибла во время цунами, когда вместе с мужем праздновала Рождество в Као-Лаке. Ее нашли почти сразу же в развалинах дома, который они вдвоем снимали. На ней была ее собственная одежда и украшение, когда ее обнаружили. Затем тело опознавали на месте и персонал отеля, и муж, и ее мать, и все они узнали погибшую. А приблизительно через сутки их вывод подтвердили прибывшие в Пхукет шведские полицейские, занимавшиеся идентификацией шведских граждан. А ведь, как тебе наверняка известно, туда послали лучших следователей и экспертов страны. Поэтому у меня нет никаких сомнений.
— Да, здесь, похоже, все абсолютно ясно. Почему же тогда до Бекстрёма это не доходит? У него ведь самая высокая раскрываемость в стране, как тебе известно. Так близко к ста процентам, как только возможно, когда дело касается умышленных убийств.
— Понятия не имею, — покачала головой Хвасс. — Если тебя интересует мое мнение, у него, похоже, не все дома.
— Не все дома?
— Да, кроме того, он, похоже, из пятидесятников или из «Слова жизни». Может, член какой-то другой секты, если послушать то, что он постоянно болтает. Типа того, что никто не может умереть дважды, и все такое. Что даже Иисус не вернулся на землю после воскрешения. На третий день… вознесся на небеса… и так далее и тому подобное. И это он говорит, занимаясь расследованием убийства. В современной Швеции. Как тебе такое?
— Да, действительно, — согласился Карл Боргстрём и покачал головой. — О том, что Бекстрём верующий, я и понятия не имел.
— Мне нужна твоя помощь, — вернулась к делу Ханна Хвасс. — Я не позволю оскорблять меня такому, как комиссар Ниеми. Он должен делать, как я ему говорю. И точка. А если продолжит поступать, как раньше, я сразу же поставлю вопрос о его служебном соответствии. Относительно случившегося вчера пока, пожалуй, закрою глаза.
Карл Боргстрём ограничился кивком.
«Порой приходится довольствоваться малым», — подумал он, хоть у него не было причины для радости.

 

Через день шеф полиции Боргстрём собирался встретиться с Бекстрёмом. Но из этого ничего не вышло, и исключительно по его вине. За десять минут до назначенного времени Боргстрём решил взять бразды правления в свои руки и показать, кто в доме хозяин. Вместо того чтобы навестить Бекстрёма в его кабинете, он посчитал необходимым остаться у себя. Рано или поздно Бекстрём ведь должен был догадаться и прийти к нему или, по крайней мере, позвонить и спросить, в чем дело.
После десяти минут одиночества и тишины до него дошло, что Бекстрём явно не понял намека. Тогда он набрал его служебный номер и попал на автоответчик. Комиссар находился на совещании, и, если кто-то хотел переговорить с ним, требовалось перезвонить позднее. Когда Карл Боргстрём ворвался в офис Бекстрёма, часы показывали двадцать минут первого. Бекстрёма он не застал, зато там находилась его ближайшая помощница Анника Карлссон, которая как раз выглянула из своего кабинета.
— Ах, это ты, — сказала она и радостно улыбнулась. — Мы уже начали беспокоиться, когда ты не пришел на встречу с моим шефом. Он попросил меня сходить и проверить, не случилось ли чего.
— То есть его здесь нет?
— Нет, ему пришлось уехать на другую встречу, — сообщила Анника Карлссон.
— Значит, он не мог меня дождаться? — спросил Боргстрём.
— Да, но он ведь ждал. Целых двадцать минут, — ответила Анника Карлссон и посмотрела на часы.
— Я полагаю, это была важная встреча?
— Да, ему нужно было к шефу Государственного полицейского управления на Полхемсгатан, — объяснила Анника Карлссон, многозначительно пожав плечами. — Остается только надеться, что он успел вовремя. Большие люди не в восторге от опозданий.
— Вот как, значит, — нахмурился Боргстрём.
«Этого мне еще только не хватало», — подумал он. Сейчас его собственная судьба оказалась в руках одного из его подчиненных, и ему оставалось надеяться, что Бекстрём не опоздает или хотя бы не выдаст его.
— Но вообще у тебя все в порядке? — спросила Анника Карлссон.
— Спасибо за беспокойство, — сказал Боргстрём. — Да, просто замечательно.
«Что происходит?» — забеспокоился он.
57
Сотрудники Бекстрёма всю неделю трудились не покладая рук, однако, чем занимался он сам, осталось неясным. За исключением того, что он точно вовремя явился на пятничную встречу с прокурором и следственной группой и принес с собой кофе и очень вкусный торт «Наполеон», купленный в замечательной кондитерской в торговом центре Сольны.
То, что днем ранее он встречался с шефом Государственного полицейского управления на Кунгсхольмене, выглядело крайне маловероятным. Поскольку, согласно репортажу, опубликованному в «Дангенс Нюхетер», тот в это время находился в Мальмё и лично изучал ситуацию в двух наиболее криминогенных районах города, где проживало очень много иммигрантов. Но так как Бекстрём не читал данное издание, его это нисколько не обеспокоило.
Также его явно не взволновал тот факт, что численность их следственной группы уменьшилась с восьми до четырех человек. Он пребывал в отличном настроении, был весел и доброжелателен. Прокурор, однако, заметила убыль персонала, и это стало темой ее первого вопроса.
— И куда делась наша молодежь? — спросила Хвасс.
— Да, я понимаю твою обеспокоенность, — сказал Бекстрём, ставя перед ней приличный кусок торта. — Моя вина. Я отправил их в миграционный департамент в Норчёпинг под руководством коллеги Стигсона, чтобы они на месте и с ответственным за регистр прошлись по их бумагам. И мне, пожалуй, не стоит напоминать, кто заставил меня принять такое решение.
— Просто замечательно, что ты наконец позаботился разобраться с этим, — сказала Хвасс.
«Ты будешь делать, что тебе говорят», — подумала она.
— Да, — подтвердил Бекстрём, наливая кофе ей в чашку, — по данному пункту я сегодня столь же обеспокоен, как, насколько я понимаю, ты была настроена постоянно. Ведь всего несколько часов назад мы получили ответы по пробам ДНК, которые запрашивали, и также именно тебя, по-моему, нам надо поблагодарить за оперативность. Обычно ведь на подобное уходят месяцы.
— Я, конечно, звонила им, — подтвердила Хвасс. — Но поскольку там совершенно невозможно найти никого, с кем можно поговорить…
— Упорство побеждает, упорство всегда побеждает, — сказал Бекстрём и просиял как солнце. — Главное ведь результат, и именно поэтому я посчитал необходимым угостить всех тортом.
— Чашка, кстати, — добавил он, подняв свою собственную.
Прокурор Хвасс довольствовалась лишь кивком, отправив в рот приличный кусок торта.
«Чашка, — подумала она. — Возможно, это они говорят на своих сборищах после молитвы».
— Радостные ответы, — сказал Бекстрём и вздохнул довольно. — Очень радостные, если хочешь знать мое мнение.
— И чем же именно? — спросила Хвасс.
— Во-первых, у нас теперь есть заключение по ДНК бедренной кости, которое коллега Ниеми жаждал получить любой ценой.
— И что там говорится?
— Тот же самый генетический код, что и у черепа, а значит, относительно двойного убийства или чего-то еще худшего нам больше не стоит беспокоиться.
— Да, но ведь не это, прежде всего, волновало меня.
— Я знаю, знаю, — поспешил успокоить ее Бекстрём. — С этим тоже все ясно. Там также взяли новую пробу. Из ее левого клыка на этот раз. Так у бедняги скоро не останется зубов.
— И каков результат?
— Тот же самый, — ответил Бекстрём.
— Тот же самый?
— Тот же самый, — повторил Бекстрём. — Одна и та же ДНК у всех трех проб. Из пульпы ее правого клыка, из костного мозга левой бедренной кости и из пульпы левого клыка.
— А что говорят в НСЦ? Я полагаю, они сравнили наши пробы с ДНК, имевшимся в миграционном департаменте.
— Плюс четыре. Максимально возможный результат по их девятибалльной шкале, как тебе наверняка столь же хорошо известно, как и мне, — сказал Бекстрём. — А поскольку никто, никто из рожденных человеком не может умереть дважды, я принял решение послать нашу молодежь под руководством коллеги Стигсона в миграционный департамент, чтобы они на месте прошлись по их регистру ДНК и выяснили, какая же ошибка там произошла.
— Это, как я уже сказала, просто замечательно, — повторила Хвасс. — А что ты сам думаешь?
— По-моему, все решится, — ответил Бекстрём и удивленно посмотрел на нее. — Естественно, все решится. Рано или поздно, — добавил он и, подняв глаза к потолку, сложил руки на животе. — Рано или поздно Отец Наш даст нам совет и путеводную нить, столь необходимые, чтобы увидеть свет истины.
После этих его слов встреча закончилась очень быстро. Как только они доели торт, а помощник старшего прокурора Хвасс убыстрила данный процесс, положив себе еще кусок, она поблагодарила всех участников за то, что они нашли время присутствовать, пожелала им приятных выходных и удалилась.

 

— И какие мысли у нас об этом? — спросил Бекстрём, как только они остались одни.
— Никаких, помимо того, что наша прокурорша наверняка не блещет умом, — заметил Фернандес и ухмыльнулся. — Спасибо за торт, кстати. Я обычно избегаю сладостей, но этот очень вкусный.
— Не за что, — сказал Бекстрём и посмотрел на часы.
«Самое время для Мадам Пятницы», — решил он.
— Конечно, — сказала Анника Карлссон, — то, что она не слишком умна, одно дело. Но другое значительно хуже.
— И что же тогда? — спросила Надя.
— Она никогда не согласится с тем, что на острове Уфердсён мы нашли Джейди Кунчай, — ответила Анника Карлссон. — Для нее она однозначно погибла во время цунами в Таиланде. На сей счет она верит нашим коллегам. Они, между прочим, получили медаль за работу там. Облажались мы здесь дома, она в этом уверена. А то, что никто из нас не понимает, как это произошло, в любом случае исключительно наша проблема.
— То есть ты не веришь в чудо? В то, что Хвасс увидит свет истины? — поинтересовался Бекстрём.
— И я тоже не верю, — призналась Надя. — Если мы сейчас предположим, в целях экономии времени, что случится чудо и у нас внезапно появится причина задержать мужа Джейди и утверждать, что он убил ее несколько лет спустя, она же откажет нам в этом тоже. Какие у нас доказательства? Никаких.
Я согласна с тобой, Надя, — сказала Анника Карлссон. — Нашего прокурора волнует только престиж. Она никогда не признается, что ошибалась, тогда как несколько тупоголовых полицейских оказались правы. Неужели ты думаешь, она решится выступить в суде против такого, как адвокат Юхан Эрикссон. Насколько я поняла из газет, его третий год подряд называют лучшим защитником страны, и он под присягой заставит наших старых коллег, идентифицировавших жертвы цунами, засвидетельствовать, что Джейди погибла в результате той катастрофы. Никогда. Забудь это.
— Я тебя услышал, — сказал Бекстрём. — И кроме того, согласен с тобой.
— И что нам делать? — спросил Фернандес.
— Проблемы существуют для того, чтобы их разрешать, — пожал плечами Бекстрём. — Разве не об этом она постоянно талдычит? Жалкий человечишка, которого мы получили за наши грехи.

 

Шагнув к себе в кабинет, чтобы забрать все необходимое, прежде чем заказать такси для поездки к Мадам Пятнице, Бекстрём обнаружил там нежданного и далеко не желанного посетителя.
— Как хорошо, что я наконец застал тебя, — сказал Карл Боргстрём, который, прочитав «Дагенс Нюхетер», решил наконец показать, кто в доме хозяин.
— Чем я могу помочь тебе? — поинтересовался Бекстрём.
— У меня несколько вопросов, — сказал Боргстрём. — Я, кстати, прочитал в «Дагенс Нюхетер» утром, что шеф Государственного полицейского управления вчера был в Мальмё. Ты тоже ездил с ним туда?
— Нет, — мотнул головой Бекстрём. — Он, наверное, уехал сразу после нашей встречи. Я и понятия не имел о его планах посетить Мальмё. Зато ему явно не понравилось, что я опоздал.
— Надеюсь, ты не…
— Я сказал все, как было, — сообщил Бекстрём. — Почему я должен лгать? Ты упоминал какие-то вопросы, кстати.
— Я разговаривал с нашим прокурором. Она обеспокоена ходом вашего расследования.
«Почему все постоянно получается не так, — подумал Боргстрём, — что бы я ни говорил и ни делал?»
— Ты удивишься, — сказал Бекстрём, — но, когда мы расставались четверть часа назад, она пребывала в прекрасном настроении.
— То есть у тебя нет никаких проблем с расследованием?
— Ни малейших, — подтвердил Бекстрём. — По-моему, все идет как по рельсам. Тебя еще что-то интересует?
— Нет, — покачал головой Боргстрём. — Пожалуй, еще один вопрос, чисто из любопытства.
— Готов ответить.
— Ну, из ее слов я понял, что ты человек верующий.
— Верующий, да. Насколько мне известно, нет ведь никого, кто не верил бы ни во что.
— Я имею в виду, ты явно ярый христианин.
— Да, само собой, — подтвердил Бекстрём. — С этим какая-то проблема?
— Нет, конечно нет. Я просто немного удивлен. Это ведь не столь обычно.
— Да, к сожалению, — согласился Бекстрём, — но меня не оставляет надежда. Я уверен, скоро наступят иные времена, когда на многих, помимо меня, снизойдет милосердие Божие. Иные времена грядут. Достаточно почитать Библию, чтобы понять это.
— А у тебя нет желания рассказать…
— Естественно, — перебил босса Бекстрём. — Сначала речь шла о простой ребяческой вере, но несколько лет назад у меня случилось видение, и тогда все резко изменилось.
— Видение?
— Да, — подтвердил Бекстрём и глубоко вздохнул. — Он сам явился ко мне. Предстал перед моими очами.
— Вот как.
«Он явно полный идиот», — решил Бекстрём.
— Да, так все и было, — подтвердил он с убежденностью человека, действительно удостоившегося данной милости. — Поэтому, если тебя интересует, почему я самый успешный специалист по расследованию убийств за всю историю нашей полиции, вот тебе простое объяснение. Явившись ко мне, Он также сделал меня своим инструментом здесь на земле.
— Я понимаю твои слова так, что все будет нормально с нашим расследованием?
«Боже праведный», — подумал Карл Боргстрём.
— Всевышний позаботится об этом.
«Интересно, на сколько у него хватит терпения?» — подумал Бекстрём, наклонившись к шефу полиции.
— Если ты обещаешь, что все останется между нами, я расскажу тебе, откуда мне это известно.
— Я обещаю, естественно, — кивнул Боргстрём.
«Парень совсем чокнутый. Интересно, а он не опасен для окружающих?» — подумал Бекстрём, на всякий случай откинувшись на спинку стула.
— В таком случае я расскажу. Он уже дважды дал знать о себе.
— И что он сказал?
— В это я не могу вдаваться, — ответил Бекстрём. — Ты и сам наверняка понимаешь. Но не беспокойся. Скоро все прояснится. И даже легкомысленная дамочка, поставленная руководить нашим расследованием, все поймет. Неисповедимы Его пути, как апостол Павел утверждает в Послании к римлянам.

 

«И что мне делать с этим? — подумал Карл Боргстрём, когда пять минут спустя в одиночестве направился к себе в кабинет. — Чем я провинился, что получил себе на шею абсолютно чокнутого христианского фундаменталиста?»
И только когда он переступил порог кабинета, еще худшая мысль как гром среди ясного неба поразила его.
«А вдруг все действительно обстоит так, как он говорит? В таком случае я же сам заблудшая овца».
58
Уже в понедельник Аккарат Буниасарн прислал Наде сообщение, касающееся двух из тех вопросов, с которыми она просила его разобраться.
Ответ на один из них оказался в ее входящей почте еще накануне. И в нем он, во-первых, рассказал о таиландских похоронных традициях вообще, а во-вторых, в деталях описал имевшую место в случае Джейди Кунчай. И там все обстояло столь практично, что нанятое семьей похоронное бюро сделало полный видеоотчет об этом печальном событии. Данную услугу они предлагали всем своим клиентам, заинтересованным в ней, и в случае Кунчай речь шла о двух фильмах. Первый касался самой церемонии, а второй показывал, как пепел покойной развеяли по ветру в национальном парке около Бангкока неделю спустя. Все контакты с бюро осуществляла мать Джейди. И в первый раз она обратилась к ним, когда умер ее муж за двадцать лет до смерти дочери.

 

Семейство Кунчай было буддистским, пусть даже они не являлись ярыми поборниками своей веры, как и большинство таиландского населения. Если верить Буниасарну, буддистская похоронная церемония не следовала каким-то очень строгим, отработанным во всех деталях правилам. Она оставляла пространство для личных пожеланий и в этом плане походила на соответствующие обряды протестантов и реформистов, если говорить о христианах.
Там широко использовали изображения Будды, жгли ладан, читали стихи и пели песни религиозного содержания, а каких-либо определенных требований относительно кремации или погребения в гробу не существовало ни в буддистской традиции вообще, ни в ее таиландском варианте.
То же самое касалось и того, как поступать с телом после смерти, а также церемонии прощания, во время которой читались буддийские тексты. Ее обычно вел представитель религиозной общины вроде монаха или монахини или кто-то из близких, и в случае Джейди эту роль исполнил монах из монастыря Бангкока. Всего на церемонии присутствовало порядка десяти человек. Муж, мать и другие родственники покойной, а также товарищ мужа, работавший вместе с ним в посольстве. Но там не было ее брата. Зато он присутствовал, когда развеяли пепел.
Кремация являлась одним из самых обычных способов похорон, наряду с преданием земле, также никоим образом не противоречащим буддийской традиции, а затем пепел могли похоронить, разбросать в специально отведенном для этого или каком-то другом месте по личному пожеланию близких покойного. Муж Джейди присутствовал на обеих церемониях, и относительно его Аккарат Буниасарн приложил короткое резюме с собственными размышлениями о том, что увидел в фильмах, ссылки на которые перекинул Наде. Если действительно все обстояло столь плохо, что Джонсон убил свою жену, по мнению Буниасарна, он заслужил одну или даже две статуэтки Оскара за исполнение роли скорбящего вдовца. «Раздавленный, просто с ума сходящий от горя». И, просмотрев те же материалы, Надя согласилась с его оценкой.
«Прощайте, гипотезы о сумасшедших сатанистах и обычных гробокопателях», — подумала она. И не только это. На основании всего, что она теперь знала, ей стало понятно, как грамотный адвокат представит дело, даже если Наде и ее коллегам удастся обосновать обвинение в отношении бывшего мужа Джейди Кунчай, взяв за исходный пункт находки, сделанные ими на острове Уфердсён озера Меларен через одиннадцать с лишним лет после цунами.
Защитник просто обязан был затребовать эти фильмы и показать их в суде. Причем один отрывок того из них, где пепел развеивали по ветру, даже несколько раз. Где безутешный муж опускался на землю, раскачивался, обхватив голову руками, рыдал беспрестанно так, что у него тряслись плечи. А товарищ по работе обнимал беднягу и пытался утешить его.
И тот же адвокат просто обязан был пригласить на слушания всех легендарных полицейских из Государственной криминальной полиции, которые находились на месте, когда все происходило. И дать им свидетельствовать под присягой и убедить суд в том, что Даниэль Джонсон не мог убить свою жену, поскольку она уже погибла во время известной катастрофы.
«Никто не может умереть дважды, и прощай обвинение», — подумала Надя.
Аккарат Буниасарн оказался неплохим партнером, когда дело касалось сотрудничества в их расследовании. Он размышлял, как и она, видел те же проблемы, что и она, а также те же выходы и потайные ходы.

 

Как раз когда Надя собиралась выключить компьютер и отправиться на совещание следственной группы, в ее кабинет вошел Бекстрём и рассказал, что сейчас разговаривал с прокурором и та отменила их сегодняшнее совещание. У нее внезапно нашлись какие-то другие и более важные дела.
— И о чем речь? — спросила Надя.
— Этого она мне не сказала, — ответил Бекстрём. — Однако в то, что дамочка взялась за ум, я не верю. Зато она кое-что предложила.
— И что же?
— При размышлении о том, как движется расследование, она пришла к выводу, что нам пока достаточно встречаться один раз в неделю.
— И тогда ты предложил, что впредь нам надо собираться только по понедельникам.
— Точно, Надя, — сказал Бекстрём и улыбнулся. — Ты умная женщина.
«Из тех, с кем стоит держать ухо востро».
— Чего, по-твоему, она хочет этим добиться?
— Мне кажется, она ищет возможность свернуть предварительное расследование, — сказал Бекстрём. — Я не против. Тогда мы сможем заниматься им как обычным розыскным делом и, надо надеяться, получим нормального человека, который будет писать все бумаги для нас.

 

В действительности все обстояло в точности наоборот. У Ханны Хвасс и мысли не возникало ничего сворачивать. Просто ее, уведомив повесткой за два часа, вызвали в отдел контрразведки полиции безопасности, и, когда она вошла в большое здание на Иньентингсгатан, уже на входе ее ждали два следователя и коллега прокурор из подразделения, занимавшегося преступлениями, связанными с государственной безопасностью.
Ее пригласили, чтобы она рассказала им о расследовании убийства, которым руководила и которое Бекстрём возглавлял со стороны полиции. Причем рассказала во всех подробностях, ничего не добавляя, не изменяя и ни о чем не умалчивая, ведь секретность, связанная с ее деятельностью, не касалась тех, с кем она сейчас разговаривала.
И она почти сразу же просчитала, что их прежде всего интересовал Бекстрём, а не мутная история, которой они занимались, и уж точно не она сама. Зато от нее ожидали, что она постоянно будет держать их в курсе того, как у них обстоят дела.
— Хотя проще всего, если я перешлю вам отчет по имейлу, — предложила Хвасс, как только закончила устный доклад.
— Это как раз следующее, о чем мы хотели попросить тебя, — сказал один из ее собеседников.
— Ты получишь адрес электронной почты от нас, прежде чем мы расстанемся, — добавил другой.
— А не следует ли мне знать какие-либо подробности? — спросила Хвасс. — То, что речь идет о Бекстрёме, я уже поняла.
— Никаких комментариев, — буркнул первый из собеседников, смягчив слова дружелюбным кивком и улыбкой.
— Бекстрём, похоже, не тот, за кого себя выдает, — сказал второй. — Он далеко не обычный дружелюбный, веселый, жирный коротышка, который слишком много ест и пьет и не пропускает ни одной бабы. Он хитрец, каких мало. Если ты сможешь вести себя с ним как обычно, чтобы он не почуял неладное, нас это очень устроит.
— Но мне ведь можно не бояться за мою жизнь, — сказала Ханна Хвасс и улыбнулась.
— Нет, — покачал головой прокурор. — Но если тебе неприятно это задание, просто откажись. Мы поймем тебя.
— Нет, никаких проблем, — заверила Ханна Хвасс.
— Хорошо, что ты пошла нам навстречу, — сказал прокурор. — Спасибо тебе.

 

Прежде чем она покинула службу контрразведки, ей пришлось подписать обязательство о неразглашении тайны, после чего ей дали рекомендации общего характера и дружелюбно похлопали по плечу.
«Почему Бекстрёмом заинтересовалась полиция безопасности? — думала Ханна Хвасс, возвращаясь на такси в свой офис. — Интересно, чем он занимается? Пожалуй, всем тем, что обычно делают христианские террористы? Они же вроде взрывают то, что им не нравится. Все, начиная от обычных клиник, где делают аборты, и кончая помещениями налоговых органов и мечетями».

 

После ухода Бекстрёма Надя осталась за своим компьютером, и, когда уже начала подумывать о том, чтобы тоже пойти домой, Буниасарн связался с ней снова, хотя в его краях уже перевалило за одиннадцать вечера. Он переслал ей короткую справку с несколькими приложениями, касавшуюся рождения Джейди. В виде исключения с этим ему тоже повезло. Оказалось, что она появилась на свет в роддоме одной из лучших больниц Бангкока. Той самой, где за десять лет до этого родился ее брат.
Он появился на свет, когда его матери уже исполнилось тридцать, что считалось поздним возрастом для таиландских первородок. Своего второго ребенка, Джейди, она родила в сорок лет. Причина этого также вытекала из медицинской карты, присланной Буниасарном. Паре Кунчай пришлось немало побороться, чтобы у них в конце концов появились двое детей. Много лет они в надежде на помощь консультировались у различных специалистов. В медкарте не было также никаких пометок относительно после рождения отданных на усыновление братьях или сестрах Джейди. Принимая в расчет то, о каких родителях шла речь, Буниасарн считал подобное крайне маловероятным. Отец был высокопоставленным офицером таиландской армии и даже адъютантом таиландского короля в течение года. А когда родилась Джейди, он в звании полковника служил в генеральном штабе. И поскольку потомство досталось им дорогой ценой, у Буниасарна просто не укладывалось в голове, чтобы они добровольно избавились от еще одного точно такого же маленького чуда.
«Мне тоже в это не верится», — подумала Надя, хотя никогда не имела детей.
«И таким образом, прощай гипотеза об усыновленной однояйцевой сестре-близняшке, — подумала она, покидая офис. — Хотя какое это имеет значение, если возможное обвинение все равно рассыплется в суде. Какой прокурор решится представлять такое дело?»
59
День ото дня Анника Карлссон испытывала все большее нежелание сидеть в своем кабинете и стучать по клавиатуре компьютера, особенно когда, как сейчас, это приходилось делать тайком, в то время как их чокнутая прокурорша, казалось, постоянно следила за ними. Анника предпочитала общаться с людьми, допрашивать их, следить за ними при необходимости и задерживать, когда приходило время. А в первую очередь ей хотелось покинуть здание полиции и подвигаться, попытаться, наконец, столкнуть дело с места, и если бы оказалось, что они забрели не туда, кто помешал бы ей и другим свернуть всю работу и пойти дальше по жизни.
«Самое время поболтать со второй женой Джонсона», — решила она. Но прежде чем осуществить задуманное, поговорила с Бекстрёмом.
— А ты не боишься, что мы слишком рано потревожим спящего медведя? — спросил он.
— Нет, — ответила Анника Карлссон. — Они развелись восемь лет назад. И похоже, с тех пор не поддерживают отношений. Теперь она живет с новым парнем, от которого у нее двое детей. Девочка пяти лет и мальчик, родившийся всего несколько месяцев назад.
— Да, но тогда переговори с ней, так мы, по крайней мере, хоть что-то предпримем, — сказал Бекстрём.

 

Софие Даниэльссон шел тридцать второй год. Когда в свои двадцать два она встретилась с Даниэлем Джонсоном, была на пятнадцать лет моложе его. Это произошло весной 2007 года, они сошлись и поженились тем же летом. А спустя год разбежались и развелись.
Когда Анника Карлссон позвонила ей, представилась и спросила, не могли бы они увидеться и поговорить, она отреагировала так, как поступали почти все люди, если такие как Анника Карлссон внезапно врывались в их жизнь. Удивилась, почему полиция решила пообщаться с ней. Она же не сделала ничего предосудительного.
— Я хочу поговорить с тобой о твоем бывшем муже, — объяснила Анника Карлссон.
— Да, могу себе представить, — ответила София. — Что он натворил на сей раз?
— Давай поговорим об этом при встрече, — предложила Анника, и час спустя она сидела на кухне у Софии в квартире в Хегерстене, где та жила со своим гражданским мужем и двумя их детьми. Глава семейства находился на работе. Дочь — в садике. Младший ребенок спал. Сама София выглядела измотанной.
— Йёста бодрствует по ночам, — объяснила София и улыбнулась, наливая кофе гостье. — А сейчас спит, но, если я попытаюсь заснуть, он сразу же проснется, чтобы пообщаться с мамочкой.
— Йёста, какое милое имя. А вот у меня нет детей, — вздохнула Анника Карлссон.
«Приятная женщина, — подумала она. — И красивая. Даниэль Джонсон явно мужчина с хорошим вкусом. Сначала Джейди, которую, судя по фотографиям, можно описать как образец восточной красоты, и потом София, рыжеволосая, с веснушками, большими глазами, правильными чертами лица и хорошо тренированным телом, несмотря на то что лишь недавно родила ребенка».
— Только намекни, если хочешь посидеть в няньках, — пошутила София. — Я могу одалживать Йёсту тебе по ночам.
— Ты произнесла одну интересную фразу, — напомнила Анника Карлссон. — Когда я сообщила о моем желании побеседовать с тобой о Даниэле Джонсоне.
— Ты имеешь в виду мой вопрос о том, чем он отличился на этот раз?
— Точно, — подтвердила Анника Карлссон. — Если я сейчас попрошу тебя угадать. Как ты думаешь, о чем пойдет речь?
— О сексе, — сказала София и уверенно кивнула. — О чем же еще? Если мы говорим о Даниэле.

 

Некоторые опросы проходят легче, чем остальные. Особенно те, которые сами собой превращаются в обычный непринужденный и искренний разговор, когда люди даже не задумываются над тем, о чем говорят. Разговор Анники с Софией получился одним из таких. Они сидели у нее на кухне и пили кофе, в то время как София рассказывала о своем первом муже, и Аннике почти не пришлось задавать никаких вопросов, чтобы узнать все ее интересовавшее.
София и Даниэль работали вместе, так и познакомились. Он был на пятнадцать лет старше ее, вдовец, «из тех, кто не пропускал ни одной юбки». Она, к сожалению, поняла это, только выйдя за него замуж. А как только до нее это дошло, ушла от него.
— Я исхожу из того, что ты представляешь, как он выглядит, — сказала София.
— Я видела его фотографии, — подтвердила Анника. — Но никогда с ним не встречалась.
— Именно так он выглядит, — объяснила София. — Красивый мужчина, хорошо тренированный, очаровашка, я безумно влюбилась в него. Все так просто.
— Когда ты обнаружила, что он спал и с другими? — спросила Анника.
— Когда он рассказал мне об этом, — ответила София. — И почти сразу после того, как мы поженились.
— Неверный и честный, — заметила Анника Карлссон.
— Нет, — сказала София. — У него просто был такой пунктик. Даниэль хотел иметь много женщин. Лучше одновременно.
— Но ты этого не хотела, — констатировала Анника.
— Однажды я поучаствовала в его эротической игре, — призналась София. — С одной моей подругой, кроме того. Потом отвратительно чувствовала себя несколько месяцев. Это нравилось ему, но не мне. И когда я не соглашалась, он все равно делал это. Конечно, не бил, ничего такого. Но зато строго меня контролировал. Взломал мой компьютер, а когда я ушла, упорно преследовал.
— Ты не заявила на него? — спросила Анника.
— Нет, — ответила София и улыбнулась. — Зачем мне было это делать? О чем заявлять в полицию? Достаточно ведь включить телевизор и прочитать обычную газету, и сразу понимаешь, насколько от этого мало прока. Я поговорила с моим старшим братом. Это сработало.
— Чем он занимается? — спросила Анника Карлссон.
— Братишка из старых футбольных хулиганов. А ко всему прочему он добрый с добрыми, злой со злыми.
— Значит, он поговорил с Даниэлем.
— Да, — подтвердила София. — Поскольку я знаю, каким мой брать может стать, когда он в соответствующем настроении, прекрасно поняла, почему преследования сразу закончились. Нет, он пальцем его не тронул, мой брат добрый парень, но если бы ты знала, как он выглядит, то поняла бы, почему ему не понадобилось даже задавать взбучку такому, как Даниэль.
— По-моему, я понимаю, — сказала Анника Карлссон. — Кстати, хочу спросить о другом. Он часто говорил о своей первой жене?
— Той, которая погибла во время цунами?
— Да.
— Нет, никогда. Даже если я хотела поболтать о ней. Правда, он упоминал ее, когда мы с ним ругались.
— И что он говорил?
— С ней якобы гораздо проще жилось, — поведала София. — Ну как отвечать на такое? Нельзя ведь сказать, чтобы он возвращался к ней.

 

Полчаса спустя Анника Карлссон подвела первые итоги их разговора. Даниэль Джонсон был само очарование: красивый, умный, не пропускал ни одной юбки, не отличался жестокостью, однако страдал манией контроля и преследовал свою вторую жену, никогда не говорил о первой за исключением тех случаев, когда ему требовалось противопоставить ее Софии. Если он по-прежнему тяжело переживал свою утрату, ему явно удавалось хорошо это скрывать. Какие еще штрихи требовались к столь колоритному портрету?
— Тебя интересует, не был ли он законченным подлецом? — спросила София и улыбнулась.
— Да, примерно так.
— Естественно, — подтвердила София, — стоило ему заполучить меня, казалось, его абсолютно ничего больше не заботило. Тут-то он и показал себя во всей красе. А при его внешних данных и умении общаться никто не мог даже предположить ничего такого. Я имею в виду его начальников, коллег и знакомых.
— Если верить тебе, он очаровательный психопат, — сделала заключение Анника Карлссон.
— Шутишь. — София закатила глаза к потолку. — Это очень мягко сказано.
— Ты называешь его Даниэлем, не Данне или Даном, — заметила Анника.
— Он требовал этого, — объяснила София, — особенно когда мы встречались с новыми людьми. Обязательно раздавал визитные карточки, любил рассказывать о своей работе в качестве дипломата. Даже когда сидел в министерстве торговли обычным секретарем и сортировал бумаги по разным стопкам. Именно этим ведь он занимался, когда мы сошлись. И было кое-что еще.
— Что именно?
— Даниэль любил швыряться деньгами, — сказала София. — Обожал ходить по кабакам. В начале нашей совместной жизни мы порой кутили по пять дней в неделю. А когда поженились, он подарил мне автомобиль. Далеко не дешевый, кстати.
— Очень щедро с его стороны, — заметила Анника Карлссон.
— В том-то и дело. Щедростью он точно не отличался. Ничего не делал просто так. А машину забрал назад в тот же день, когда я оставила его. Это меня тогда потрясло. Я упаковала сумки, а когда спустилась в гараж дома в Йердете, где мы жили, оказалось, что он уже умыкнул мой автомобиль. Потом я собиралась вернуть его, но выяснилось, что он был продан в лизинг. Лизинговая фирма забрала его назад. Я не имела средств арендовать машину за несколько тысяч в месяц. Тогда ведь я уже не работала, училась в университете. Мне было двадцать два. Я ничего не понимала. Забавная картинка, верно? Сбежать от мужа. Ковылять до метро, тащить две сумки, добираться домой в Фарсту к маме с папой и поселяться в мою старую девичью комнату. Квартира ведь тоже принадлежала ему. Трехкомнатная и совсем новая.
— Откуда у него взялись деньги? — спросила Анника Карлссон. — Ты не знаешь, может, он получил страховку после смерти первой жены?
— Нет, — ответила София. — Не думаю. Ничего такого он, во всяком случае, не говорил. У него с женой, конечно, имелась совместная фирма, которую он продал, когда она умерла. Если верить ему, он получил за нее несколько миллионов.
— Ага, — сказала Анника Карлссон, — я знаю, что ты имеешь в виду. Фирма называлась «Джонсон и Кунчай». Что-то вроде акционерной компании, занимавшейся деловым администрированием.
— Точно, — подтвердила София. — Даниэль ведь экономист, и его жена имела такую же профессию. Каждый из них владел половиной собственности. Помогали людям вести бизнес в Азии.
— Надо бы проверить, — сказала Анника, — сколько он получил, когда продал фирму.
«Может, все совсем просто», — подумала она.
— Тебя еще что-нибудь интересует? — спросила София и с любопытством посмотрела на Аннику.
— По-моему, я удовлетворена, — ответила та и добавила: — Позволишь связаться с тобой, если понадобится спросить о чем-либо еще?
— Конечно, без проблем. Но расскажи мне. Расскажи, чем он отличился.
— Сейчас сделать это не просто, — улыбнулась Анника Карлссон.
— Скажи все, как есть. Это имеет отношение к сексу? Само собой, все дело именно в нем.
— Нет, — покачала головой Анника. — Секс ни при чем.
— А о чем тогда речь?
— Я пока не знаю. Вполне возможно, он не совершил ничего противозаконного. Ничего такого, чем я должна заниматься.
— Прекрати, — махнула рукой София. — Только не Даниэль. Ясное дело, он что-то натворил.

 

Вернувшись в здание полиции, Анника Карлссон прежде всего навестила Надю.
— Ты знаешь фирму, которой Джонсон владел вместе с женой?
— Johnson & Kunchai, South East Asian Trading and Business Management AВ, — сказала Надя.
— Да, — подтвердила Анника.
«Ну и память у нее».
— Почему ты спрашиваешь об этом?
— Я разговаривала с его второй женой. Если верить ей, он получил кучу денег от ее продажи.
— В это мне трудно поверить, — пожала плечами Надя. — Но, конечно, данный вопрос есть в списке подлежащего проверке.
— Как хорошо, что мне не придется этим заниматься, — улыбнулась Анника. — Цифры не самая сильная моя сторона.
— Я не думаю, что все так просто, — сказала Надя и покачала головой.
— Ты имеешь в виду спланировать цунами, чтобы убить жену и добраться до ее денежек? — уточнила Анника Карлссон.
— Да, — подтвердила Надя.
* * *
Вернувшись к себе в кабинет, Анника Карлссон сразу же нашла несколько фотографий старшего брата Софии Даниэльссон, Акселя Даниэльссона тридцати шести лет. Самую хорошую она обнаружила на домашней странице клуба болельщиков Хамарбю. Аксель Даниэльссон в полный рост, бывший игрок детской команды, сегодня один из лидеров фанатов, сто килограммов мышц и костей при росте два метра.
«Я теперь понимаю, что ты имела в виду, София», — подумала Анника.
6D
Прежде чем Анника Карлссон в тот день ушла домой, к ней заглянула Надя. Она уже успела ознакомиться со всеми стоящими внимания материалами о фирме «Джонсон и Кунчай» и ее деятельности.
— О миллионах, которые он якобы хапнул, когда продал ее, на мой взгляд, мы можем забыть, — сказала Надя.
— И сколько же он получил?
— Всего лишь одну крону. В обмен на то, что покупатель взял на себя все долги компании в размере нескольких сотен тысяч и покрыл расходы по ее ликвидации. Сделка состоялась в сентябре 2006 года, и покупатель заплатил за то, что забрал себе всех их клиентов. Если хочешь, я могу переслать тебе на имейл финансовые материалы. Годовые отчеты фирмы, договор о продаже, все документы, составленные при ее ликвидации.

 

— Ради бога, не делай этого, — взмолилась Анника Карлссон. — Я верю тебе. И ненавижу подобные бумаги. Если он тогда получил всего крону, я не понимаю, откуда у него средства, чтобы изображать шикарного парня. Если верить его второй жене, он же был настоящим плейбоем. Дышал исключительно воздухом кабаков, расположенных на площади Стуреплан и в ее окрестностях.
— Страховка после смерти жены отчасти может служить объяснением. Та, которую работодатель составил для него, охватывала также Джейди, поскольку она являлась его женой и находилась с ним, когда он работал в посольстве.
— И сколько она составила?
— Два миллиона, — сообщила Надя.
— Да, и это же все объясняет, — сказала Анника Карлссон.
— Нет, — возразила Надя. — На мой взгляд, далеко нет. Появившись в Швеции в то лето, когда целых полгода находился на больничном, Даниэль покупает квартиру в Йердете, трехкомнатную на Эрегрундсгатан, за четыре миллиона. Платит один миллион, а остальное занимает в банке.
— Он, пожалуй, дьявольски хорошо зарабатывал? Дипломаты получают черт знает сколько.
— Прилично, когда они находятся за границей. Но вообще ничего сверхъестественного. В 2005 году он, кроме того, числился больным почти целый год. Потом перебрался в министерство внешней торговли дома в Швеции. Трудится обычным клерком.
— И сколько такой имеет?
— Немного больше, чем комиссар вроде тебя.
— Тогда он не мог беситься с жиру.
— Нет, — согласилась Надя. — Но это должно было обеспечить ему нормальный уровень жизни.
— После рассказа Софии у меня создалось впечатление, что он тратил много денег. Откуда же они появились?
— Я не знаю, — покачала головой Надя. — Искала их, но пока ничего не нашла.
— А может, их и не было, — предположила Анника Карлссон.
— Ну, я так не думаю. За купленную тогда квартиру он расплатился, когда женился на Софии Даниэльссон два года спустя. А это четыре миллиона.
— Возможно, у него имелись еще страховки на жену, — предположила Анника Карлссон.
— Я таких не нашла, — сказала Надя.
Назад: Часть вторая Можно ли умереть дважды?
Дальше: Часть четвертая Лисья нора, конечно, может иметь много выходов, но некоторые из них фактически удается заблокировать