Эпизод третий
Несколько фактов о Филе Флеке. Он родился в Милуоки сорок четыре года назад. Его отец владел небольшой упаковочной фабрикой. Когда отец умер от инфаркта в 1981 году, Фила отозвали из Нью-йоркского университета и вынудили заниматься семейным бизнесом. Хотя он взялся за это дело неохотно, поскольку собирался стать кинорежиссером, ему пришлось, уступая мольбам матери, встать во главе фирмы. За десять лет он превратил захудалую провинциальную компанию в одну из самых крупных в Америке в этой области. Вот тогда он и сделал свой первый миллиард. После этого Фил начал ввязываться в авантюры и на заре девяностых решил поставить на такую темную лошадку, как Интернет. Вложения были сделаны настолько мудро, что к 1999 году несостоявшийся кинорежиссер уже стоил двадцать миллиардов.
В 2000-м ему исполнилось сорок, и именно в этом году он внезапно решил исчезнуть из поля зрения. Он отказался от председательства в своей собственной компании. Перестал появляться на публике. Заключил контракт со службой безопасности, которая заботилась о том, чтобы никто не нарушал его личного пространства. Он отказывался от всех интервью и выступлений. Он спрятался за обширным аппаратом, который вел все его дела. Фил исчез из виду настолько основательно, что многие думали: либо он умер, либо рехнулся. Самые смелые сравнивали его с Джеромом Сэлинджером.
Спустя три года Филипп Флек снова появился на публике. Уточнение: сам он так и не появился, но его имя было у всех на слуху, когда вышел его первый фильм под названием «Последний шанс». Фил сам написал сценарий, сам проделал режиссерскую работу и сам финансировал производство. В единственном интервью, которое он дал перед выходом фильма в «Эскуайр», он назвал свое детище «кульминацией десяти лет планирования и размышления». Сюжет был завязан на двух парах, оказавшихся на острове перед лицом кризиса вселенских масштабов, когда атомный взрыв стер с лица земли большую часть Новой Англии. Герои, попавшие в ловушку, надеялись, что смертоносное облако не накроет их, пройдет мимо. Они ссорились и мирились, спорили и трахались, пока не начали раздумывать над «действительным смыслом временного существования» и… «собственной неизбежной смертью».
Картина получил убийственные отзывы. Фила обозвали «претенциозным посмешищем», бездарным богачом, который спустил кучу денег на самый тщеславный и самый абсурдный фильм из когда-либо сделанных.
После такого теплого приема Фил снова исчез, предпочитая встречаться только с некоторыми из узкого круга своих друзей. Но потом его имя снова замелькало в новостях, когда просочились слухи, что он наконец женился… на редакторе сценария «Последнего шанса». Прочитав об этом браке в «Таймс», Брэд Брюс — мы с ним сидели в офисе — повернулся ко мне и сказал:
— Может быть, парень женился на ней, потому что она оказалась единственной, кто не смеялся над его долбаным сценарием?
Хотя критики солидно пощипали гордость Филиппа Флека, они ничего не могли сделать с его банковским счетом. В последнем списке «Форбс» он шел восьмым среди американцев, его капитал оценивался в двадцать миллиардов. У Фила были дома в Манхэттене, Сан-Франциско, Малибу, Париже и Сиднее, не говоря уже о том, что за ним числился личный остров в районе Антигуа. Собственный «Боинг-767» по сравнению с этим кажется мелкой безделушкой. К тому же Фил всегда был активным коллекционером. Имея особую склонность к американским художникам двадцатого века, особенно к абстракционистам шестидесятых, таким как Матеруэлл, Филипп Гастон и Ротко, он мог похвастаться редкими экземплярами, купленными за баснословные деньги. При этом он щедро жертвовал на благотворительность, отдавая явное предпочтение кинематографии. Насколько я знаю, очень и очень немаленькие суммы были, в частности, вложены в Американский институт кинематографии, факультет кинематографии Нью-йоркского университета и «Синематек Франсез». Филипп был настоящим киноманом, человеком, который в интервью «Экскуайер» признался, что за свою жизнь он посмотрел более десяти тысяч фильмов. Иногда, правда редко, его видели в таких известных парижских кинотеатрах, как «Аккатоун» и «Экшн Кристайн», хотя в толпе его узнать было почти невозможно, поскольку внешне он совершенно обыкновенный мужчина.
«Даже не думайте о дизайнерской одежде, — так писал о нем журналист «Экскуайер». — Вблизи он ничем не отличается от работяги Джо без каких-либо особенностей. Он настоящий Мистер Молчун. Трудно сказать, страдает ли он особой формой робости или все дело в человеконенавистнической надменности, которая проистекает из его астрономического богатства. Но, имея такие миллиарды, ему нет нужды связываться с остальным миром. Вы мысленно окидываете взглядом владения Филиппа Флека во всем их сверкающем великолепии, потом внимательно смотрите на него и думаете: случается, что Господь милостиво улыбается чокнутым».
После того как Бобби предложил провести выходные в карибском убежище Флека, я попросил свою помощницу разыскать мне то интервью. Когда я закончил его читать, я тут же перезвонил Бобби и спросил:
— Тот журналист все еще жив?
— Не знаю даже, что тебе сказать… Мне кажется, стол в третьеразрядной газете вряд ли можно сравнивать с головокружительным миром журналов Уильяма Херста.
— Что же касается Фила… Если бы я получил такую прессу, я бы записался в отряд камикадзе.
— Ну да, но если у тебя двадцать миллиардов в банке…
— Понятно.
— Конечно, после того как его извозили в дерьме из-за «Последнего шанса», он даже думать забыл о том, чтобы ставить фильмы. Но я знаю и то, что Фил не из тех, кто сдается. Сдержать его нельзя. Если он чего-то хочет, он это получает. А в данный момент он хочет тебя.
Я начал смутно догадываться, что было побудительной причиной — подтекстом — моего вызова в логово Флека.
— Значит так, — сказал Бобби. — Фил собирается прожить неделю на своем острове. Кажется, он называется Саффрон… И можешь мне поверить, это рай de luxe.
— Позволь мне высказать предположение, — сказал я. — Он построил свой собственный «Тако Белл» на острове…
— Слушай, откуда такой сарказм?
— Мне просто нравится поддразнить тебя насчет твоего мегабогатого дружка.
— Фил и в самом деле оригинал. И хотя он охраняет свое личное пространство почище ядерного полигона, среди друзей он обычный человек…
— И если верить Бобби, ему действительно нравится Бобби.
— Уж такой я парень, меня нельзя не любить.
— Я не хочу тебя обидеть, — сказал я, — но мне все равно не ясно, как ты умудрился проникнуть в его близкий круг. Я хочу сказать, что в сравнении с ним мистер Кубрик представляется вполне доступным.
Бобби объяснил мне, что его свели с Флеком три года назад, во время съемок «Последнего шанса». Поскольку Флек платил абсолютно за все, ему хотелось добиться налоговой льготы. Среди помощников Флека оказался клиент Бобби, который, считая моего приятеля финансовым гением (он именно так и сказал, слово в слово), предложил организовать встречу. В итоге Бобби пригласили в Сан-Франциско в скромный особняк на Рашн-Хилл. Они с Филом познакомились и даже более того — подружились. Бобби предложил план, в соответствии с которым Флек, снимая кино в Ирландии, мог бы легко исключить все двадцать миллионов, потраченных на производство, из своих доходов в следующем году. И налоговая служба при этом молчала бы в тряпочку.
— В результате «Последний шанс» был снят на Богом забытом маленьком островке напротив ирландского побережья, а павильонные съемки проведены в дублинской киностудии. Надо сказать, что для всех задействованных в проекте людей это было настоящим кошмаром, но Бобби завоевал главный приз — сошелся накоротке с самим Филиппом Флеком.
— Хочешь — верь, хочешь — не верь, но мы говорим на одном языке. И я знаю, что он уважает мое мнение насчет финансов.
Настолько, чтобы разрешать тебе играть своими деньгами? Я уже задал было этот вопрос, но вовремя попридержал язык. Потому что был уверен: обладая такими средствами, Фил Флек наверняка имел с десяток Бобби Барра у себя в услужении.
И все-таки я не мог понять одного: что нашел этот отшельник в столь суетливом человеке, как мой финансово одаренный приятель? Разве что, вроде меня, ему нравилось разнообразие.
— А что представляет из себя его новая жена? — спросил я Бобби.
— Марта? Типичная англичанка. Очень начитанная. Весьма привлекательная, если тебе по душе тип Эмили Дикинсон.
— Ты знаешь Эмили Дикинсон?
— На свидания друг к другу мы не бегали, но…
Я вынужден был признать, Бобби соображал быстро.
— Вот что я тебе скажу, только это между нами. Никто не удивился, когда он выбрал именно ее. До этого он поменял кучу красоток, хотя всегда чувствовал себя неловко рядом с какой-нибудь моделью, которая с трудом могла написать собственное имя. Он никогда не пользовался большим успехом у дам, даже имея такие деньги.
— Тогда очень мило, что он кого-то встретил, — сказал я, думая, что эта Марта, несмотря на положительный отзыв Бобби, скорее всего, очень умная золотоискательница.
— Давай вернемся к тебе, — вернулся Бобби к прерванной теме разговора. — Повод для приглашения весьма простой. Я уже говорил, что Филу нравится твой сериал и он просто жаждет познакомиться с тобой. Взвесив все «за» и «против», он решил, что ты согласишься провести пару дней вместе со своей дамой под пальмами острова Саффрон.
— Ты уверен, что Салли может поехать со мной?
— Я же только что это сказал.
— И это простой визит, больше ничего?
— Да, тут ты прав, — признался Бобби, и в голосе его появилась некоторая неуверенность. — Разумеется, ему захочется немного поговорить с тобой о бизнесе.
— Ну и что? Я не возражаю.
— И он хотел бы, чтобы до поездки ты прочитал один сценарий…
— Так и знал, что здесь есть какая-то уловка.
— Да ничего особенного, Дейв. Он только просит, чтобы ты прочел новый сценарий из любезности.
— Послушай, я же не редактор…
— Чушь собачья. Именно этим ты и занимаешься со всеми эпизодами, которые пишешь не сам.
— Да, но здесь есть разница. Это ведь мой сериал. Ты уж меня прости, но я не берусь судить работу других людей.
— Да никто и не просит тебя судить и редактировать. Как я уже сказал, ты просто окажешь Флеку любезность, ничего больше. Тем более, автор этого сценария сам Филипп Флек. И он готов доставить тебя в своем собственном самолете на свой собственный остров, где у тебя будут личные комнаты, личный бассейн, личный дворецкий и шестизвездное обслуживание, какого ты не найдешь нигде в мире. А в обмен на всю эту роскошь тебя просят лишь прочитать сценарий, в котором, я должен заметить, всего сто четыре страницы, это точно, потому что клятая рукопись сейчас лежит передо мной. А когда ты ее прочитаешь, ты сядешь где-нибудь под пальмами острова Саффрон и с часок поговоришь с восьмым по счету из самых богатых людей Америки о его сценарии…
Бобби остановился, чтобы отдышаться. А может, и для того, чтобы сделать эффектную паузу.
— Позвольте вас спросить, мистер Армитаж, неужели он слишком много просит?
— Ладно, — сказал я, — пришли мне сценарий с курьером.
Рукопись принесли через два часа. К этому времени Дженнифер выудила из Интернета статью из «Эскуайер», и я был основательно заинтригован. В парадоксе, который представлял собой Филипп Флек, было что-то притягивающее. Столько денег — и так мало творческих способностей. При этом, если верить журналисту, Фил испытывал отчаянное желание доказать миру, что он действительно творческий человек. «Просто деньги ничего не значат» — он так и сказал в интервью. А если он все же бездарен? Что тогда? Наверное, будет забавно провести несколько дней, наблюдая за этим великолепным противоречием.
Даже Салли заинтриговала возможность окунуться в атмосферу несметных богатств.
— Ты совершенно уверен, что это не какой-нибудь розыгрыш, придуманный коротышкой? — спросила она, имея в виду Бобби Барра.
— Дорогая, он, конечно, хвастун, но я все же сомневаюсь, что у него есть доступ к личному «Боингу-767», не говоря уже об острове в Карибском море. Я получил копию сценария Фила Флека, и Дженнифер проверила его по компьютеру. Флек действительно считается автором. Так что все представляется вполне правдоподобным.
— И как сценарий?
— Не знаю. Я получил его перед самым уходом из офиса.
— Ну, если мы улетаем в пятницу, тебе стоит выбрать время, чтобы с ним всерьез разобраться. Ведь за ужин придется спеть.
— Так ты полетишь со мной?
— Неделя отдыха на идеальном острове Фила Флека? Черт побери, ты не ошибаешься, я полечу. У меня потом разговоров хватит на пять месяцев.
— А если все окажется пошлым?
— Все равно, будет о чем рассказать в городе.
Позднее, когда бессонница выгнала меня из постели около двух часов ночи, я уселся в гостиной и развернул рукопись. Называлась она «Развлечения и игры» и начиналась следующим образом.
«МЕСТО ДЕЙСТВИЯ: порномагазин, ночь.
БАДДИ МАЙЛЗ, пятьдесят пять лет, лицо пожившего человека, в углу рта постоянная сигарета, сидит за прилавком невероятно грязной порнолавки. Хотя вокруг разбросаны журналы с вульгарными обложками, мы вскоре замечаем, что он читает «Улисс» Джойса. Музыкальный автомат рядом с кассой играет начало Первой симфонии Малера. Бадди берет кружку с кофе, отпивает глоток, морщится, затем лезет под прилавок и достает оттуда бутылку виски «Джонни Уокер». Отвинтив крышку, он наливает некоторое количество виски в кофе, снова завинчивает крышку и убирает бутылку под прилавок. Затем он пробует кофе второй раз. Теперь он его удовлетворяет. Но когда Бадди поднимает глаза от кружки, он замечает мужчину, стоящего перед ним. На мужчине тяжелая зимняя парка. Лицо закрывает вязаный шлем. Непрошеный гость целится в Бадди из пистолета. Через мгновение молчание нарушается.
Леон. Это у тебя Малер?
Бадди. (не обращая внимания на пистолет). Ты меня удивил. Ставлю десять баксов, что не угадаешь симфонию.
Леон. Идет. Это Первая симфония.
Бадди. Вдвое или ничего, если угадаешь дирижера.
Леон. Втрое или ничего.
Бадди. Малость круто.
Леон. Верно. Но пистолет-то у меня.
Бадди. С этим не поспоришь. Ладно, втрое или ничего. Так кто держит палочку?
Леон на мгновение задумывается, внимательно прислушивается к записи.
Леон. Бернштейн.
Бадди. Мимо. Георг Солти и Чикагский симфонический оркестр.
Леон. Ты пудришь мне мозги?
Бадди. Посмотри сам.
Леон, все еще держа Бадди на прицеле, открывает музыкальный автомат, вынимает диск и с отвращением изучает наклейку, затем отшвыривает диск в сторону.
Леон. Черт, никак не привыкну к этому чикагскому звуку.
Бадди. Да, требуется время, чтобы уши приспособились. Особенно ко всей этой меди. Послушай, может, мы покончим с тем, что ты собирался здесь сделать?
Леон. Ты просто читаешь мои гребаные мысли. (Он подвигается ближе к Бадди.) Так, открывай кассу и делай меня счастливым.
Бадди. Без проблем.
Бадди открывает кассу, Леон наклоняется, пытается свободной рукой схватить деньги. Бадди захлопывает кассу, зажимает его руку и одновременно выхватывает из-под прилавка обрез. Леон не успевает опомниться, как обрез оказывается у его виска. Рука Леона все еще зажата в кассе. Он стонет от боли.
Бадди. Мне кажется, тебе стоит положить пушку, как ты думаешь?
Леон слушается приказа. Бадди отпускает ящик кассы, но обрез продолжает держать у головы Леона. Затем он протягивает руку и срывает с него вязаный шлем. Выясняется, что Леон — афроамериканец, ему тоже за пятьдесят. Бадди смотрит на него вытаращенными глазами.
Бадди. Леон? Леон Уочелл?
Теперь очередь Леона таращить глаза. Внезапно и он узнает Бадди.
Леон. Бадди Майлз?
Бадди опускает обрез.
Бадди. Для тебя, задница, сержант Бадди Майлз.
Леон. Поверить не могу.
Бадди. И я не могу — что ты меня не признал! Леон. Что ты хочешь, уже столько времени прошло после Вьетнама.
КОНЕЦ СЦЕНЫ».
Я отложил рукопись, вскочил и кинулся к большому стенному шкафу у входа в квартиру. Среди груды коробок с трудом удалось обнаружить ящик, в котором были сложены старые сценарии, накопившиеся за годы моего пребывания в неизвестности. Перебирая их, я нашел то, что искал: «Три старых ворчуна», один из первых сценариев, написанных после того, как Элисон взяла меня под свое крыло.
Вместе с рукописью я вернулся на диван и перечитал первую страницу.
«МЕСТО ДЕЙСТВИЯ: порномагазин, ночь.
БАДДИ МАЙЛЗ, пятьдесят пять лет, лицо пожившего человека, в углу рта постоянная сигарета, сидит за прилавком невероятно грязной порнолавки. Хотя вокруг разбросаны журналы с вульгарными обложками, мы вскоре замечаем, что он читает «Улисс» Джойса. Музыкальный автомат рядом с кассой играет начало Первой симфонии Малера, Бадди берет кружку с кофе, отпивает глоток, морщится, затем лезет под прилавок и достает оттуда бутылку виски «Джонни Уокер». Отвинтив крышку, он наливает некоторое количество виски в кофе, снова завинчивает крышку и убирает бутылку под прилавок. Затем он пробует кофе второй раз. Теперь он его удовлетворяет. Но когда Бадди поднимает глаза от кружки, он замечает мужчину, стоящего перед ним. На мужчине тяжелая зимняя парка. Лицо закрывает вязаный шлем. Непрошеный гость целится в Бадди из пистолета. Через мгновение молчание нарушается.
Леон. Это у тебя Малер?
Бадди (не обращая внимания на пистолет). Ты меня удивил. Ставлю десять баксов, что не угадаешь симфонию…»
И дальше все так же, как было написано в сценарии Фила Флека. Чтобы убедиться, я схватил его рукопись, пристроил на одном колене, а на другое положил свою. Экспертиза была несложной: Флек слово в слово скопировал мой сценарий, написанный за восемь лет до того, как он зарегистрировал свой в Ассоциации кино- и телесценаристов в прошлом месяце. Это был не просто плагиат. Это был плагиат один к одному, точка в точку. Более того, поскольку оба сценария были написаны одним и тем же шрифтом, я с уверенностью мог сказать, что Флек просто скопировал мой сценарий, заменив только титульную страницу, и сдал его на регистрацию.
Я не мог поверить своим глазам. То, что сделал Флек, было не просто возмутительно, это был настоящий скандал, вплоть до того, что с помощью ассоциации я мог легко разоблачить его как литературного пирата. Вне сомнения, человек, который так заботится о своей изолированности, должен понимать, что пресса попирует за его счет. И вне сомнения, посылая сценарий мне, он понимал, что я буду возмущен (в лучшем случае). Тогда в какие игры играл этот придурок?
Часы показывали без двадцати три. К счастью, я вспомнил кое-что, сказанное мне Бобби:
— Если я тебе нужен, обращайся все двадцать четыре часа семь дней в неделю.
Бобби ответил по сотовому после третьего звонка. В трубке слышались громкая техно-музыка и звук автомобильного мотора. Мне закралась в голову мысль, что мой приятель чего-то нанюхался.
— Дейв, ты припозднился, — сказал он.
— Я звоню в неудачный момент?
— Если я тебе скажу, что я лечу со скоростью девяносто километров по десятому шоссе с крошкой гавайкой по имени Хител Фонг, которая играет моим членом, когда мы разговариваем, ты мне поверишь?
— Нет.
— И будешь прав. Я как раз еду домой после продолжительной беседы с двумя очень умными венесуэльцами…
— Бобби, о чем Флек думал, скопировав мой сценарий?
— А… так до тебя дошло?
— Да, дошло, и мистера Флека ожидают большие неприятности. Я могу начать с того, чтобы заставить Элисон подать иск в суд…
— Слушай, я знаю, что еще и трех нет, но куда подевалось твое чувство юмора? Пойми, Флек делает тебе комплимент, жопа ты с ручкой. Очень большой комплимент. Он хочет сделать твой сценарий. Это будет его следующий проект. И он заплатит тебе за него большие деньги.
— Но при этом он собирается выдать мой сценарий за свой?
— Дейв, этот парень стоит двадцать миллиардов. И он не тупой мошенник. Он знает, что твой сценарий — это твой сценарий. Все, что он делает, так это оригинальным путем говорит тебе, что сценарий ему нравится.
— А не проще ли было просто взять и сказать мне, как ему нравится то, что я написал? Не мог позвонить сам, поручил бы своим людям поговорить с моими людьми…
— Что я могу сказать… Фил для всех загадка. Но, слушай, на твоем месте я бы был польщен. Теперь Элисон может выдрать из Фила крупные суммы за сценарий.
— Мне надо об этом подумать.
— Ой, да будет тебе. Выпей таблетку от депрессии и ложись спать. Утром тебе все покажется очень забавным.
Я повесил трубку и внезапно почувствовал себя очень усталым. Настолько усталым, что мне совершенно не хотелось думать об игре, которую затеял этот чертов Филипп Флек. Но прежде чем нырнуть в постель, я положил оба сценария на кухонный стол, открыв первую страницу и там и там. Рядом я положил записку для Салли: «Дорогая! Твои мысли насчет этого дубликата? С любовью, Д.».
Затем я прокрался в спальню, улегся и мгновенно уснул.
Когда через четыре часа я проснулся, Салли сидела в конце кровати и протягивала мне капучино. Услышав мои невнятные слова благодарности, она улыбнулась. Я заметил, что она уже одета. Затем я обратил внимание на два сценария, которые Салли держала под мышкой.
— Ты в самом деле хочешь знать, что я по этому поводу думаю? — спросила она.
Я отпил глоток кофе и кивнул.
— Ну, если честно, то в этом сценарии нет ничего особенного, верно? Квентин Тарантино в семидесятых не стал бы делать такой фильм.
— Благодарю покорно.
— Ты хотел услышать мое мнение, вот я его и высказываю. Ведь это незрелый сценарий, согласись. И прямо надо сказать, первая сцена перегружена. В смысле, тебе сноски на Малера, возможно, кажутся забавными, но с сегодняшней аудиторией это не пройдет.
Я отпил еще глоток, затем сказал:
— Что еще?
— Эй, я не говорю, что сценарий бездарен. Наоборот, в нем есть все признаки, которые потом принесли тебе такой успех. Все дело в том, что с той поры ты прошел длинный путь.
— Верно, — сказал я, не в силах скрыть обиду.
— Ох, ради бога, Дейв! Ты же не ждал, что я буду хвалить работу, которая этого не заслуживает, так?
— Разумеется, ждал.
— Но это было бы нечестно!
— Какое отношение к этому имеет честность? Все, что меня интересовало, это твое отношение к попытке плагиата, затеянной Флеком.
— Плагиата? Ты только послушай себя! Ты ничем не отличаешься от авторов, с которыми мне приходилось встречаться. Ни намека на чувство юмора, когда дело касается работы. Ну, сыграл он с тобой небольшую шутку, ну, решил посмотреть, как ты прореагируешь на это… Ты разве не просек? Неужели тебе не понятно, что он хотел сказать?
— Почему, понятно: он хочет стать соавтором моей работы.
Салли пожала плечами:
— Да, Дейв, ты прав. Тебе придется заплатить именно эту цену, если он станет снимать фильм по твоему сценарию. И ты должен на это согласиться.
— Почему?
— Ты и сам знаешь почему: таковы правила игры. И еще потому — если говорить правду, — что это далеко не лучший сценарий из когда-либо написанных. Так почему бы не взять Фила в соавторы?
Я ничего не сказал. Салли пододвинулась и поцеловала меня в макушку.
— Не дуйся, — произнесла она. — Но врать тебе я не буду. Это старый, протухший продукт. И если восьмой по списку богач Америки хочет его купить… бери деньги не раздумывая, даже если тебе придется взять его в соавторы. Поверь мне, Элисон скажет тебе то же самое.
— Ну, надо отдать должное этому типу, — сказала Элисон, когда я позвонил ей, чтобы сообщить о забавах Филиппа Флека. — Весьма извращенный способ привлечь твое внимание.
— И дать мне понять, что хочет стать соавтором.
— Подумаешь! Это же Голливуд. Даже парковщики считают, что заслуживают упоминания в сценарии. И вообще, это не лучшее твое произведение.
Я промолчал.
— Ох уж это обидчивое молчание, — сказала Элисон. — Наш автор сегодня утром слегка чувствителен?
— Да. Слегка.
— Телевидение тебя испортило, Дэвид. Ты теперь считаешь, что ты — Мистер Творческий контроль. Но помни, если по этому сценарию будет сниматься фильм, речь идет о полном метре. А ради такого можно пойти на любые компромиссы.
— Это же комедия, Элисон…
— Слушай, в руках Флека из нее вполне может получиться жуткий кошмар. Ты когда-нибудь видел «Последний шанс»?
— Пока нет.
— Найди диск и повесели себя. На мой взгляд, это самый ненамеренно смешной фильм из когда-либо снятых.
Я так и поступил. В тот же день я взял фильм в соседнем «Блокбастере», собираясь просмотреть его в одиночестве, до того как Салли вернется домой. На всякий случай я запасся пивом, настраиваясь на развлечение.
Ждать долго не пришлось. Фильм начался с крупного плана гибкой и тонкой девицы по имени Пруденс. Она была одета в длинный развевающийся плащ. Через мгновение камера переместилась назад, и я обнаружил, что девица стоит на скалах явно пустынного острова и смотрит на грибообразный взрыв вдалеке. Ее глаза расширяются от ужаса, мы слышим, как она говорит:
— Мир кончается… на моих глазах.
Ничего себе заявочка!
Через несколько минут в кадре появляется вторая девица, такая же гибкая и тонкая. Единственное отличие — на ней очки в роговой оправе. Девицу зовут Хелен, она замужем за сумасшедшим художником Германом, рисующим впечатляющих размеров абстрактные картины, на которых, должно быть, изображены апокалипсические сцены кровавой бойни.
— Я пришел сюда, чтобы избавиться от материальных оков общества, — говорит Герман Хелен, — но теперь общество полностью исчезло. Итак, наша мечта наконец сбылась.
— Да, любовь моя, — отвечает ему Хелен. — Это так. Наша мечта сбылась. Но есть одна проблема: мы должны умереть.
Четвертым членом этого милого квартета оказывается шведский отшельник, которого зовут Хелгор. Он что-то сооружал в дальней лачуге в углу острова, я так и не понял что именно. Хелен была в него влюблена, но он поклялся отказаться от секса, не говоря уже об электричестве, туалете со спуском и всего остального, что не выросло на земле. Но, услышав, что миру приходит конец, он решает отказаться от клятвы насчет совокупления и позволяет Хелен соблазнить его. Когда они опускаются на каменный пол его лачуги, он говорит ей:
— Я хочу попробовать твоего тела. Я хочу испить твою жизненную силу.
Попутно выясняется, что безумный Герман трахает Пруденс, к тому же она уже беременна. В один из моментов Пруденс заявляет ему:
— Я чувствую, как во мне растет жизнь, и это в то время, когда смерть обволакивает все.
Разумеется, Хелен узнает, что Герман изменяет ей с Пруденс, а Хелгар проговаривается, что он трахает Хелен. Парни дерутся, потом следует полчаса задумчивого молчания, которые заканчиваются перемирием и тягомотными рассуждениями о природе существования.
По режиссерской задумке все оставшееся время герои перемещаются по большому каменному плато, расчерченному на белые и черные клетки, как в шахматах. Далекий материк пылает в ядерном пекле, токсичные облака начинают опускаться на остров, и квартет решает встретить свою смерть с высоко поднятыми головами.
— Мы не должны умереть от удушья, — говорит сумасшедший Герман. — Мы должны войти в пламя.
И они погружаются в лодку, чтобы плыть к преисподней под звуки «Путешествия Зигфрида по Рейну» Рихарда Вагнера.
Экран темнеет. Титры.
Когда фильм закончился, я несколько минут сидел в кресле совершенно одуревший. Затем позвонил Элисон и долго твердил ей о том, какой это отвратительный фильм.
— Да, это настоящая мура, — согласилась она.
— Я не могу работать с этим человеком. Я отказываюсь от поездки.
— Не торопись, Дэвид. По-моему, у тебя нет повода не встречаться с Флеком. Разве плохо поваляться на солнышке? И еще: почему бы не продать ему «Трех старых ворчунов»… или «Развлечения и игры» — как там он захочет назвать этот сценарий? Вот что я тебе скажу: если тебе не понравится, что он с ним сделает, ты всегда можешь убрать свое имя из титров. Тем временем я сумею вытрясти из него кучу денег, можешь не сомневаться. Я буду играть по-крупному, Дейв. Запрошу миллион. И обещаю тебе, что он заплатит. Конечно, регистрация твоего сценария под своим именем — это сущий пустяк, но он наверняка не захочет, чтобы об этом узнала общественность. Нам даже просить не придется, он сам заплатит, чтобы мы молчали.
— Какого же ты плохого мнения о человеческой природе, Элисон…
— Слушай, я же агент.
Поговорив с Элисон, я позвонил Салли. Ее помощница заставила меня прождать почти три минуты, затем с напряжением в голосе она сообщила, что «кое-что случилось» и Салли перезвонит мне через несколько минут.
Эти несколько минут растянулись почти что на час. Как только я услышал голос Салли, то сразу понял: стряслась беда.
— У Билла Леви инфаркт, — огорченно сообщила она.
— Милостивый боже…
Билл Леви был ее боссом, это он ввел Салли в «Фокс Телевижн». Салли доверяла ему, в известном смысле он был ей отцом.
— Тяжелый? — спросил я.
— Довольно тяжелый. Билл потерял сознание во время планерки. К счастью, рядом оказалась медсестра, она сделала ему укол еще до приезда «скорой».
— И где он сейчас?
— В Медицинском центре Лос-Анджелеса. В реанимации. Послушай, у нас тут теперь полный хаос. Я поздно приду домой.
— Ладно, ладно… — заторопился я. — Если могу чем-то помочь…
Но Салли только сказала: «Должна бежать» — и повесила трубку.
Домой она приехала после полуночи, выглядела усталой и опустошенной. Я обнял ее. Она мягко высвободилась и без сил опустилась на диван.
— Он выкарабкался… еле-еле… — услышал я. — Но он все еще в коме, и врачи беспокоятся, не поврежден ли мозг.
— Мне ужасно жаль, — сказал я и принес ей крепкий алкоголь. Но она отказалась, выпила только стакан перье.
— Ситуация еще дерьмовее оттого, что вместо Билли временно назначили Стю Баркера.
Это были плохие новости. Стю Баркер, амбициозный козел, весь последний год стремился на место Леви. Салли он, мягко говоря, недолюбливал, прежде всего потому, что она была выдвиженкой Билла.
— И что ты собираешься делать? — спросил я.
— А что я могу делать? Мобилизую все силы и постараюсь помешать этой сволочи Баркеру изгадить то, что мне удалось сделать в «Фокс». Но боюсь, это означает, что о неделе в обществе Флека теперь говорить не придется.
— Я так и думал. Я позвоню Бобби и скажу, что мы не едем.
— Но ты должен поехать…
— Когда у тебя такой кризис? Не пойдет!
— Послушай, ближайшую неделю я буду работать практически круглосуточно. Ведь при Баркере, чтобы поддерживать хоть какой-то порядок, на работе надо быть неотлучно.
— Ничего. По крайней мере, я буду ждать тебя дома вечером с чаем, сочувствием, а если захочешь, и мартини.
Она сжала мою руку:
— Очень мило, что ты это говоришь. Но я хочу, чтобы ты поехал.
— Салли…
— Послушай меня, Дейв. Я лучше справлюсь самостоятельно. В смысле, мне не придется ни на что отвлекаться, и я смогу сосредоточиться только на работе. А вот тебе не следует отказываться от такой возможности. Потому что, в худшем случае, мы просто посмеемся… причем от души. А в лучшем — ты получишь чек на крупную сумму. Учитывая, что Стю Баркер будет изо всех сил пытаться выпихнуть меня из компании, деньги нам могут очень пригодиться, верно?
Я знал, что Салли говорит ерунду. Она считалась одним из лучших телевизионных работников в городе. Но все мои попытки убедить ее в необходимости моего присутствия разбивались о ее непреклонность.
— Пожалуйста, пойми меня правильно, — сказала она.
— Уж постараюсь, — ответил я, демонстрируя обиду. — Если ты хочешь, чтобы я отправился на Планету Флек, так и сделаю.
— Спасибо, — произнесла она, целуя меня в губы. — Послушай, мне очень жаль, но я договорилась кое-что обсудить в ближайший час с Луи и Питером.
Это были ее коллеги и единомышленники.
— Без проблем, — согласился я, вставая с дивана. — Буду ждать тебя в спальне.
— Я недолго, — сказала она, беря телефон.
Но когда я заснул через два часа, ее все еще не было.
На следующее утро я открыл глаза ровно в семь. Салли уже ушла. Рядом на подушке лежала записка: «Побежала на заседание с моей командой. Позвоню позже». Внизу было накарябано «С». Никаких ласковых слов. Только один инициал.
Через час позвонил Бобби и сообщил, что один из водителей Флека заедет за мной завтра утром и отвезет в аэропорт Барбанк.
— Фил забрал 767-й, когда улетал на остров в воскресенье, — сказал он. — Боюсь, нам придется удовлетвориться «Гольфстримом».
— Переживу. Но, похоже, я полечу один. — Пришлось объяснить ему, какой сейчас кризис в «Фокс».
— Эй, по мне так прекрасно, — откликнулся Бобби. — В смысле, не обижайся, но если она останется здесь, я вряд ли стану лить слезы.
Затем он напомнил мне, что шофер приедет за мной в восемь часов утра.
— Хорошо проведем время, — сказал он, вешая трубку.
Я собрал небольшую сумку, после чего поехал посмотреть, как монтируются первый и второй эпизоды моего сериала. Салли так и не позвонила. Когда вечером я вернулся домой, то не обнаружил ни записок, ни голосовых сообщений на автоответчике.
Остаток вечера я провел, перечитывая «Три старых ворчуна». В голову пришли мысли насчет улучшения структуры сценария и темпа диалогов, хотелось сделал их более современными. Я взял красную ручку и принялся исправлять наиболее громоздкие конструкции. В сценарном деле, чем меньше говорят герои, тем лучше. Надо быть экономным, надо позволить картинке говорить, ведь сценарист пишешь для картинок. А если есть картинки, зачем много слов?
К одиннадцати часам вечера я управился с половиной сценария. Салли так и не позвонила. Я подумал, не позвонить ли ей на сотовый, но, уже набрав номер, нажал на сброс. Она может посчитать мой звонок навязчивым, умоляющим или покровительственным (почему тебя до сих пор нет дома?). Поэтому я просто лег спать.
Когда на следующее утро в семь зазвонил будильник, я обнаружил на подушке новую записку:
«Настоящее безумие! Пришла домой в час, а сейчас спешу на завтрак в шесть тридцать с одним из юристов компании. Позвони мне в восемь по мобильному. Да… и позагорай за меня».
На этот раз она написала «С любовью, С.» в конце. Это меня слегка взбодрило. Но, позвонив ей через час (как она просила), я был неприятно удивлен.
— Не время, — кратко сказала она. — Ты берешь с собой мобильный?
— Разумеется, — удивился я.
— Тогда я тебе перезвоню.
И она отключилась. Я заставил себя не беспокоиться по поводу ее резкости. Салли была игроком. И именно так ведут себя игроки в кризисной ситуации.
Через несколько минут раздался дверной звонок. Рядом со сверкающим «линкольном» я обнаружил ожидающего меня шофера в ливрее.
— Как вы себя чувствуете, сэр? — любезно спросил он.
— Готов развлечься на солнышке, — ответил я.
