Книга: Уроки верховой езды
Назад: Глава 6
Дальше: Глава 8

Глава 7

Без четверти семь в мою дверь начинают натурально ломиться.
— Ma, вставай скорей, не то я опоздаю!
Я смотрю на часы, щурясь против косого утреннего света.
— Хорошо, сейчас встаю, — кричу я и перекидываю ноги на пол.
Гарриет, пригревшаяся на одеяле, с ворчанием скатывается с кровати.
— Встретимся у машины!
Я впрыгиваю в джинсы, брошенные вечером на стул. Чуть задерживаюсь у зеркала, чтобы продрать глаза и разок-другой махнуть щеткой по волосам. Потом возвращаюсь уже от самой двери, торопливо хватаю губную помаду…
Прибыв в центр по спасению лошадей, мы застаем Дэна в кузове грузовика с откинутым бортом. В руках у него лопата, он закидывает опилки в тракторный прицеп. Увидев нас, он спрыгивает наземь и поднимает на лоб респиратор.
— Доброе утро, дамы, — говорит он, подходя к нам по хрустящему гравию. — А вы вовремя!
— Еще не хватало мне свой самый первый рабочий день начать с опоздания, — отвечает Ева.
— Ни в коем случае, — говорит Дэн. — А то бы я сразу из твоего заработка вычел.
Я быстро спрашиваю:
— Так ты ей платить собрался?
Он усмехается:
— Да нет.
— Ну ладно…
Он поворачивается к Еве.
— Может, кофейку перед трудовым днем? Кофейник там, в конторе, в конце главной конюшни. — Он указывает рукой в перчатке, куда идти. — Вернешься, я тебя к делу приставлю.
— Слушаюсь, босс, — говорит Ева.
Я провожаю ее взглядом. Когда она скрывается, я оборачиваюсь. Дэн смотрит на меня.
— Надеюсь, ты не возражаешь, что я ее отправил кофе пить, — говорит он. — Наверное, я сначала тебя должен был спросить?
— Нет, все в порядке. Ева в основном делает, что пожелает.
Сказав это, я некоторое время молчу, обдумывая сразу две вещи. Во-первых, вероятно, не стоило этого говорить. А во-вторых, Мутти примерно так же отзывалась обо мне самой.
— Спасибо, что разрешил ей помогать, — продолжаю я. — Для нее это так много значит!
— Это для нас всех много значит. У нас вечно рабочих рук не хватает. Да, кстати, и денег. То есть припасов и… Блин, да у нас куда ни кинь, всюду клин!
Повисает неловкая тишина.
— Короче, — говорит он, — я так понимаю, вы с ней сюда на лето приехали?
— Ну, как минимум.
— Как минимум?
Я медлю, прикидывая про себя, что может ему быть на сегодня известно.
— Мы с Роджером разводимся, — говорю я наконец. — Учитывая еще и папину болезнь… В общем, я решила вернуться.
— Извини, — произносит он. — Я не знал. В смысле, про развод.
— Да ладно.
За спиной скрипит гравий. Оглянувшись, я вижу выходящую из здания Еву. В руках у нее чашка под шапочкой белой пены.
— Дэн, — говорю я. — Можно мне еще разок посмотреть на того коня?
— Конечно. В любой момент.
— Спасибо. В котором часу забрать Еву, если до тех пор не увидимся?
— А вот и я! — улыбается моя дочь, подходя к нам.
— Я сам ее завезу, — говорит Дэн. — Мне все равно нужно будет сегодня к вам заглянуть. Одной из ваших школьных лошадей надо зуб подпилить.
Я киваю:
— Договорились.
* * *
Конь стоит в том же выгуле, где я последний раз его видела. Шея вытянута, уши отведены немного назад — весь вид дышит подозрительностью. Судя по всему, Дэн к нему таки подобрался. Копыта благополучно расчищены, конь подкован. Я приглядываюсь пристальнее. Это ортопедические подковы, сзади у них перемычка.
Если вспомнить, как выглядели его копыта всего лишь третьего дня, сегодня вид у них, прямо скажем, очень даже приемлемый.
Господи, ну до чего же он на Гарри похож… И дело даже не в белых полосках, аккуратными зигзагами бегущих по темно-медной шерсти. Форма головы, морда… Просто невероятное сходство. Если бы не глаз…
Я вновь обхожу его вдоль забора. На сей раз я готова к тому зрелищу, которое скоро увижу. Конь снова поворачивается вместе с мной, все время держится ко мне левым боком.
Подобравшись как можно ближе, я подхожу к забору и прислоняюсь к нему, опускаю подбородок на сложенные руки.
— Привет, — говорю я тихо. — Здравствуй, красавчик.
Он поворачивает голову, и у меня снова перехватывает дыхание при виде пустой глазницы.
Слава богу, травма не выглядит свежей. По-моему, глазница успела зарасти кожей и даже шерстью, хотя в точности сказать нельзя — все в глубокой тени. На щеке и на лбу у него шрамы. Длинные полосы без шерсти. Словно трещины на асфальте, залитые свежим битумом.
Конь вскидывает голову и разглядывает меня. Его ноздри раздуваются при каждом вздохе. Он втягивает мой запах.
— Что же с тобой случилось, маленький? — стоя неподвижно, спрашиваю я вслух.
Он длинно фыркает, вытягивает шею и отряхивается. Потом начинает двигать ушами. Каждым по отдельности. Мое сердце стискивает невидимая рука.
— Господи всеблагий, — тихо вырывается у меня.
Минутой позже я решительным шагом вхожу в конюшню, где Дэн с Евой вычищают жеребячий загон.
Я требовательно спрашиваю:
— И что ты намерен с ним делать?
— С кем? — спрашивает Дэн.
— С гнедым, — поясняю я нетерпеливо. — С тем полосатым.
— Ну, вообще-то… — начинает он, сообразив, что к чему. — Я собирался его подлечить, а потом попробовать найти ему дом.
— Я его хочу, — произношу я.
Дэн глядит на меня, опираясь на лопату.
— Я серьезно. Я его хочу.
— Ты уверена? По мне, он будет далеко не подарок, когда в чувство придет…
— Уверена. Абсолютно уверена. Никогда в жизни так уверена не была.
— Ну хорошо, хорошо. Как только мы его…
— Нет. Я его хочу прямо сейчас.
— Ни в коем случае. — Дэн качает головой. — Начнем с того, что я его в конюшню-то загнать не могу. Как, по-твоему, мы его в коневоз будем затаривать?
— А так, как ты делал. Дротик с успокоительным, или что там для этого надо. Все, что я знаю, — это то, что я его хочу прямо сейчас!
— Аннемари, я все же не думаю…
— А мне все равно. Если только ты его кому-то не пообещал, я не вижу, почему бы тебе не отдать его мне!
Он колеблется, и я продолжаю:
— Я хочу сама с ним работать. Хочу сама привести его в надлежащее состояние. Я тебе возмещу затраты на аукцион. И за перевозку…
— Да я не про деньги…
— Кто бы сомневался. Я хочу этого коня, Дэн!
Он все вглядывается в мое лицо. Мы сталкиваемся взглядами. Я чувствую, как мой подбородок выезжает вперед, в точности как у Мутти, а губы сжимаются в узкую черту…
— Ну ладно. Уговорила. Признаться, я даже не особенно удивлен…
* * *
За ужином Ева осыпает меня вопросами — с какой стати мне приспичило заиметь этого коня? Когда я принимаюсь ей объяснять, что пежины у него в точности как у Гарри, она смотрит на меня непонимающим взглядом. Боже правый, разве я не удосужилась ей рассказать про Гарри?.. Уму непостижимо!
— Неужели ты никогда не слышала про Гарри? Про коня, который со мной разбился тогда?..
Краем глаза я замечаю, как вскидывает взгляд Жан Клод.
— Это он на всех снимках в конюшне? — спрашивает Ева.
— Да, это он.
— Это после того случая они решили, что у тебя матка разорвана?
Я давлюсь куском. Так-то оно так, но неужели это все, что ей известно о моем падении на соревнованиях?
Я кошусь на Жана Клода. Тот с непроницаемым видом смотрит в тарелку.
— Ева, твоя мать была конкуристкой мирового класса, — говорит Мутти.
Она дотягивается до блюда с клецками в соусе песто. Передав его Еве, она берется за салатницу с помидорами и свежим сыром моцарелла.
— Правда?
Ева глядит на меня с удивлением.
— Она была олимпийской надеждой, — говорит папа и растягивает рот в кривом подобии улыбки.
Я напряженно жду — сейчас начнется перечисление моих былых достижений, но папа умолкает. Возможно, потому, что Мутти подносит к его губам стакан с вином. Все продолжают есть, и мне кажется — худшее миновало.
— Олимпийская? — все-таки спрашивает Жан Клод.
Отпивает вина и откидывается на спинку стула, складывая руки на груди.
— Она победила в «Клермонт-Нэшнл», — говорит папа. — Дальше предстоял «Ролекс-Кентукки», а там — как знать?
— Так тот случай, получается, был в Клермонте? — спрашивает Жан Клод.
— Ага, — говорю я, утыкаясь в тарелку.
Меня страшит неизбежный следующий вопрос.
— Ты там ехала на… том полосатом коне? — спрашивает Ева.
— Да.
— Так вот что имел в виду Дэн, когда ты его впервые увидела. Поглядели бы вы на нее сегодня! — восклицает Ева, поворачиваясь к Мутти.
Та вскидывает брови.
— Могу представить себе…
— Дэн не хотел его ей отдавать, но она так на него насела! Хочу, говорит, и все! Ведь так было, мам?
— Ну, — смущаюсь я, — типа того…
— И ему пришлось сдаться. А то бы она его в навоз затоптала. — Ева широко улыбается. — Мам, а как ты его назовешь?
— Ну-у… — бормочу я. — Не знаю пока. Я еще об этом не думала.
— Гарри?
— Нет! — Сама эта мысль возмущает меня.
— Мне все это не нравится, — властным тоном вставляет Мутти. — У нас и так полным-полно лошадей.
— Таких точно нету, — говорит Ева. — Мам, так ты снова ездить будешь?
— Нет! — говорю я громко.
Я замечаю, что все на меня смотрят. И повторяю тоном настолько спокойным, какой только могу придать своему голосу:
— Естественно, нет. Ни под каким видом!
* * *
— Так, так, Майк, сдавай потихоньку, — кричит Дэн и машет рукой.
Водитель грузовика включает задний ход и плавно подает машину ко входу в паддок.
— Так это же не коневоз, — говорит Ева.
— Правильно, — говорит Дэн. — Это грузовик для перевозки скота. Нашего парня ни под каким видом не заведешь в коневоз, да и пытаться это сделать я дал бы только через мой труп.
Он хмуро поворачивается ко мне.
— Ты точно не передумала?
Я решительно качаю головой. Я не передумала.
Мутти и папа смотрят на нас шагов с тридцати, сидя в фургоне. Когда мы погрузим лошадь и поедем домой, они последуют за нами.
Пегий держится у дальней стенки загона. Прижавшись к забору, он с подозрением следит за нашими действиями.
Я спрашиваю Дэна:
— Ты ему вколол?
Он отвечает:
— Ты же видишь. Он не мечется, а просто стоит.
— О’кей. — Водитель Майк выбирается из кабины и идет к нам по гравию, хлопая ладонями в перчатках. — Давайте сделаем это!
Они с Дэном перелезают через забор и раздвигают створки ворот паддока. Потом опускают пандус, ведущий в кузов грузовика.
Конь отскакивает в самый дальний угол и стоит левым боком к нам, роя землю копытом.
— Эй, Честер! Честер! — окликает Дэн мужчину, выглянувшего из карантинной конюшни. — Позови Джуди! По-моему, нам тут помощь потребуется!
Честер и Джуди занимают места по сторонам кузова, а Дэн и Майк начинают подбираться к мерину. Он стоит неподвижно, лишь голова высоко вскинута. Я вижу белок его единственного глаза.
— Ну давай, малыш, — шепчу я. — Давай. Никто тебя не обидит…
Дэну остается до него всего дюжина футов, когда конь вскидывается и бросается прочь. Проскочив мимо Дэна, он переходит на быструю рысь и обегает выгул, высоко задрав хвост и мотая головой. Потом вдруг резко останавливается, выбросив передние ноги, и весь окутывается облаком пыли.
Дэн и Майк снова начинают медленно подходить. Подпустив их почти вплотную, конь прижимает уши, встает на дыбы, разворачивается на задних ногах и вновь проскакивает мимо людей.
Когда он оказывается рядом с пандусом, Майк бросается вперед, взмахивая веревкой, но конь меняет направление, устремляясь в сторону Дэна.
Тому остается лишь досадливо покачать головой. Скоро они с Майком встают в первоначальную позицию, и все повторяется.
Всякий раз, когда они пытаются загнать коня в грузовик, он подпускает их на дюжину футов, после чего дает деру. В какой-то момент он проносится так близко, что Майку приходится вскочить на забор, спасаясь у него из-под ног. Конь не виноват, Майк просто оказался у него со слепой стороны.
— Так дело не пойдет, Дэн, — говорит Майк, слезая. — Принесу-ка я лучше пару морковок…
— Морковок? — Ева поворачивается ко мне. — А почему они сразу не попытались его поймать, подманив морковкой?
— Деточка, это термин такой, — говорю я. — Они имеют в виду специальный кнут.
— Но они же не собираются его бить?
— Нет, конечно.
Скоро Дэн и Майк появляются с короткими оранжевыми хлыстиками. Они движутся медленно, молча. Заняв свои места, они стоят неподвижно, как изваяния, пока лошадь не успокаивается. Тогда Дэн коротко кивает.
Они перепрыгивают забор и бросаются в атаку. Конь отскакивает к грузовику и разворачивается, чтобы сбежать, как обычно. Но Дэн и Майк раскидывают руки с зажатыми в них «морковками», не давая прохода. Конь вскидывается и пронзительно ржет. Мужчины наседают, размахивая хлыстиками.
И вот наконец мерин с грохотом копыт галопом взлетает по пандусу. Честер тотчас захлопывает деревянную створку, а Джуди защелкивает задвижку.
Сквозь металлическую решетку видно рыже-белое мельтешение. Конь мечется, рассекая копытами воздух. Он отчаянно ржет и вдруг принимается лягать железные стенки. Сперва он так и сыплет ударами, потом все реже и реже.
Честер и Джуди поднимают пандус и закрепляют его. Дэн наблюдает за происходящим, покачивая головой.
— Блин, Аннемари… Неужели ты все-таки уверена?
Я киваю.
— По-моему, — говорит он, — ты не понимаешь, во что вляпалась.
— Ладно, поглядим. — Я потираю ладони. — Давай-ка отвезем его домой.
Ева возбужденно мчится впереди, чтобы скорей шмыгнуть мимо папиного кресла на зады фургона. Подходя, я вижу Мутти за рулем. Она неодобрительно качает головой…
* * *
— Еще и хорошее пастбище на него тратить, — ворчит она, глядя, как Майк с Дэном готовятся выпустить мое приобретение в небольшое поле поблизости от конюшни.
— Это не пустая трата, Мутти, — говорю я с раздражением. — Прикинь, так ему не потребуется дополнительного сена.
— Но сюда уже нельзя пустить других лошадей? И это поле из оборота придется исключить?
— Да, на какое-то время. Дай срок, и он поладит с другими.
— Ты ни под каким видом не выпустишь его в табун, — резким тоном говорит Мутти.
— Нет, — говорю я. — Я не собираюсь делать это прямо сейчас. Я лишь пытаюсь сказать, что со временем он успокоится и подружится с другими лошадьми. Не будем сбрасывать со счетов такую возможность.
— Хм! — фыркает Мутти. — И это все из-за его масти?
Дэн и Майк запятили грузовик ко входу на пастбище и приготовились опустить пандус.
— Не знаю, Мутти. Может, ты и права.
— Возможно, нам, в конце концов, надо было приобрести другого, — произносит она и уходит, крутанувшись на каблуке.
Мне хочется догнать ее и спросить, что она имела в виду, но меня отвлекает, во-первых, шум сброшенного пандуса, а во-вторых, грохот копыт из грузовика.
* * *
Я, впрочем, не забыла ее загадочных слов. Позже, когда Брайан приехал укладывать папу в постель, а Ева засела перед телевизором, я тихо пробираюсь на кухню. Какое-то время я созерцаю спину Мутти, занятой посудой. Ее светлые волосы туго стянуты в узел, пребывающий на том же месте с самого начала времен, тонкие руки резко движутся туда-сюда — она домывает последнее блюдо. Сегодня она сотворила суфле из шпината с грибами и победоносно следила, как Ева брала добавку. Мутти, королева шницелей и любительница телятины, капитулировала.
— Какого «другого» ты имела в виду? — спрашиваю я.
— Ты о чем? — спрашивает она, не отвлекаясь от стремительно снующей губки.
Должно быть, она заметила мое отражение в окошке за раковиной.
Она нагибается и ногой отодвигает заснувшую Гарриет — что-то понадобилось в нижнем ящике буфета.
— Когда ты спросила меня, не захотела ли я этого коня из-за его масти, ты еще бросила: «Возможно, нам, в конце концов, надо было приобрести другого». Что ты имела в виду?
Мутти вытаскивает пирамиду кастрюль, приподнимает верхние три и вставляет вымытую на ее штатное место. Зрелище напоминает мне детские корзиночки, которые вкладываются одна в другую.
— Уже не важно, — произносит она. — Все равно все в прошлом.
— Что — все?
Мутти водворяет кастрюли в буфет и, не оборачиваясь, склоняется над сушилкой.
— Без толку ворошить прошлое, — слышу я наконец.
— Мутти, ну что такое? Говорила бы уже толком!
В это время из коридора вплывает Брайан. Он проходит через кухню и берет свою куртку с крючка возле двери.
— Антон уложен ко сну, — говорит он, нашаривая за спиной рукав. — Я вернусь завтра в восемь.
— Спасибо, — благодарит Мутти, переставляя тарелки на стол.
Брайан открывает дверь, потом оглядывается.
— Там у вас такой конек ходит, — говорит он неожиданно. — Худоватый, но… В общем, я и не знал, что лошади полосатыми бывают. Думал, только зебры…
— Это очень редкая масть, — отвечает Мутти.
Я жду, чтобы она уточнила, дескать, зебры — это не лошади, но она умолкает.
За Брайаном закрывается дверь, и Мутти включает «электронную няню».
— Мутти, пожалуйста, — говорю я, глядя, как она молча принимается вытирать кухонный стол. — Пожалуйста!
Она застывает на месте и долго молчит.
— У Гарри был брат, — слышу я затем. — От тех же родителей и такой же гнедой с пежинами.
Я ахаю так, словно меня с силой ударили кулаком в грудь.
— Как? То есть как это?
— Семнадцать лет назад…
— Как ты узнала?
— Они позвонили папе, спросили, не хочет ли купить его.
Я потрясенно гляжу на нее, не находя слов. Мутти косится на меня через плечо, оставляет в покое посуду и усаживается за стол. Я опускаюсь напротив.
— Когда ты отказалась ездить…
Я возражаю:
— Я не отказывалась.
— Когда ты отказалась ездить, — повышенным тоном повторяет Мутти, — твой отец предположил, что причина не в страхе. Быть может, это все из-за Гарри. Тогда он позвонил заводчику, хотел разыскать другого полосатого коня. Он думал, если ты будешь знать, что где-то подрастает такой же, то, может, вернешься в седло. Так что ко времени, когда конь достаточно повзрослеет для тренировок, ты будешь готова сесть на него. И три года спустя такой жеребенок действительно родился. Брат Гарри от той же родительской пары. И его сразу предложили твоему отцу.
Я чувствую, как помимо воли у меня округляются глаза. Другое дело, я предвижу, каким будет продолжение истории. К тому времени я уже была в Миннеаполисе. С Роджером. Я оставила позади ту часть своей жизни, что была связана с лошадьми, с конным спортом и выступлениями.
Мутти взирает на меня с победоносным видом. Кажется, она ждет выражения покорности. Или думает даже, что я ее благодарить стану.
Я тихо спрашиваю:
— И что же случилось?
— Ну, поскольку ты ясно дала понять, что верховой ездой больше не интересуешься…
— Я про лошадь, Мутти.
— Он вырос конкурным конем, точно как Гарри. В итоге его купил Иэн Маккалоу.
— Боже ты мой, — говорю я ошарашенно.
Мы выступали на одних аренах. Иэн Маккалоу был моим ближайшим соперником. После того как я разбилась, его взяли в олимпийскую команду. Можно сказать, он занял мое место.
— И что, брат Гарри прыгает Гран-при?
— Прыгал.
Вновь ощущение удара в грудь. Я ищу каких-то подсказок у нее на лице, надеясь, что она имеет в виду не то, о чем я подумала.
— Он умер несколько месяцев назад, — говорит она. — Если бы ты следила за событиями в конкуре, ты бы знала об этом. Кстати, если бы ты следила за спортивной жизнью, ты и об этой лошади знала бы…
Она невозмутимо смотрит на меня. Я отворачиваюсь, исполнившись отвращения.
Я встаю, отодвинув стул так резко, что ножки царапают по полу, и рывком распахиваю дверь. Она хлопает у меня за спиной. Я направляюсь на пастбище.
Добравшись туда, я перелезаю забор и иду по траве к своему коню. К своему шелудивому, облезлому, одноглазому приобретению. Он вскидывает голову, заметив меня, и недоверчиво прижимает уши. Я усаживаюсь, скрестив ноги, ярдах в тридцати от него. Убедившись, что приближаться я не собираюсь, он вновь принимается щипать травку.
Меня вдруг накрывает внезапное горе от потери брата Гарри, этого полосатого гнедого, который мог достаться мне, но которого я так и не видела и даже не подозревала о его существовании. Лицо сводит судорогой, еще миг — и я реву, точно обиженная четырехлетка.
* * *
Наступает ночь, и я роюсь в Интернете чуть ли не до рассвета, по крохам разыскивая информацию о брате Гарри. Чего только я не забивала в окошечко поисковика! «Ферма Хайленд, ганновер, пегий», «конкурный пегий ганновер Гран-при», просто «пегий ганновер»… Удача улыбается мне, только когда я печатаю: «Иэн Маккалоу, пегий ганновер».
Передо мной статья из старого номера «Конного мира», спустя целых шесть лет после публикации все еще витающая в киберпространстве.
«Хайленд Гарра первенствует на “Ролекс-Кентукки-1994”», — гласит заголовок. Крупные синие буквы на самом верху белой страницы.
Хайленд Гарра. Я вчитываюсь в это имя, и на меня накатывает дурнота. Я словно падаю в бездну. Хайленд Гарра… Я читаю и перечитываю эти два слова, пока они не обретают материальность, не сходят с экрана и не принимаются плавать у меня перед глазами.
Интернет здесь медленный, картинка ниже заголовка проявляется на экране судорожными рывками. Вверху кадра — слишком много синего неба. Потом появляются вершины деревьев. Возникают темные треугольники настороженных ушей. И вот наконец он весь целиком — вытянувшийся в прыжке над кирпичной стенкой с Иэном Маккалоу, прижавшимся к полосатой шее. Руки у него вытянуты вперед, чтобы не мешать коню над препятствием…
Экран расплывается перед глазами, в горле разрастается комок. Конь до такой степени похож на Гарри, что я просто не знаю, как с этим справиться.
Тем временем успела загрузиться статья, сопровождающая фотографию. Я принимаюсь читать — это всяко легче, чем рассматривать снимок брата Гарри. В тексте говорится, что три основных претендента на победу шли ноздря в ноздрю. И как Маккалоу все-таки стал первым на «Ролекс-Кентукки», третий раз за свою карьеру, как ему вручили чек на пятьдесят тысяч долларов и часы «Ролекс»… А побежденный отстал от него всего на четыре штрафных очка.
Я снова разглядываю фотографию. Смотрю и не могу насмотреться. Я жадно и пристально изучаю брата моего Гарри — отметину за отметиной, рассматриваю форму копыт, морду, колени, каждый сустав… Я ведь до последней мелочи знаю, как все они ощущались бы под моими руками. Я словно проваливаюсь назад во времени, возвращаясь туда, где во мне еще жива память о его теле. Покатый склон плеча и это местечко — нежное и теплое — между передними ногами. Буква «V» у него на груди, там, где рост шерсти меняет направление. Курчавость на животе у ребер. И то ощущение, когда я ощупывала его ноги в поисках чересчур горячих мест. Мускулистое плечо, переходящее в длинную изящную ногу. Костистый, плавный выступ колена. Удивительно нежная щеточка волос за копытом и само копыто — твердое и прохладное. И мягкая теплая ямочка с обратной стороны. Мне очень больно это вспоминать, но я все равно вспоминаю, ведь все это было, было…
Ох, Гарри, Гарри… Такое чувство, что вместе с тобой кончилась моя настоящая жизнь. Все, что было потом, мне лишь примерещилось. Со времени твоей гибели я висела в пустоте, думая, будто живу…
* * *
Утром я еле дотаскиваю ноги до офиса. Глаза отказываются смотреть на белый свет, во всем теле — противная тяжесть.
Притом, что большую часть ночи я провела в Интернете, я вновь подключаюсь к Сети и заправляю в Google строчку на поиск. Потом снова. И снова…
Минут через сорок я замечаю на экране ссылку с заголовком, гласящим: «Пегий чемпион гибнет в трагическом происшествии».
Стиснув зубы, я щелкаю по ссылке.
Открывается знакомая картинка — та же, которую я рассматривала в ночи, только сильно уменьшенного формата. Хайленд Гарра летит над препятствием, бросая себя в воздух со всей мощью, достаточной, чтобы перенести тысячу четыреста фунтов — свой вес плюс вес всадника — по траектории одиннадцать футов длиной. И пять футов высотой в высшей точке полета.
Дочитав текст примерно до середины, я обнаруживаю, что перестала дышать.
Хайленд Гарра погиб при аварии коневоза. Кто-то, оказывается, забыл поставить машину на передачу, из-за чего тягач с прицепом покатился назад под уклон. Врезался в цистерну с пропаном. И все взорвалось.
Статья написана этак отстраненно. Дескать, случилось, чего только не бывает. Как редактор, я не могу не одобрить такого подхода, но другая часть меня находит информацию совершенно недостаточной. В статье — ни слова о том, какой ужас пережил конь, оказавшись в этом огненном аду. Как горела и трескалась его кожа, лохмотьями спадая с еще не умершего тела, пока Гарра силился вырваться из огня. И как, вконец обессилев, он поник на своем погребальном костре, вытянув мощную шею по готовому расплавиться алюминию…
Статья завершалась глубокими соболезнованиями Иэну Маккалоу, чья неповторимая карьера в седле великого ганновера была так трагически прервана и чья жизнь никогда уже не будет прежней.
Я читаю это, и мне хочется кого-нибудь придушить. Это был брат моего Гарри. Это был конь, который — если бы в мире имелась хоть какая-то справедливость — должен был достаться мне. Конь, который принял самую жуткую из мыслимых смертей из-за того лишь, что какой-то урод забыл поставить машину на передачу. А поскольку этим уродом был либо сам Иэн, либо кто-то, кого он нанял, Маккалоу виновен в его гибели. И отвертеться не сможет.
Я целую вечность смотрю в экран монитора, сердце бьется бешеными толчками от горя и ярости. Я скорблю, я ненавижу, мне хочется выть и кричать. Я так вглядываюсь в крохотную картинку, словно это поможет мне что-то понять. Накрыв рукой мышь, я обвожу курсором силуэт лошади. Его уши. Его копыта. И завиток волос, который — я точно знаю — прячется у него на груди. А потом наклоняюсь над клавиатурой и принимаюсь судорожно печатать, просеивая киберпространство в поисках еще хоть какого-нибудь изображения Хайленд Гарры. Я хочу как следует оплакать его гибель, а для этого мне нужно по возможности воссоздать его жизнь.
Назад: Глава 6
Дальше: Глава 8