Глава 40
В эти дни большинство новых больниц в южной Калифорнии напоминает средних размеров магазины, где торгуют уцененными коврами или мебелью. Невыразительная архитектура не вызывает уверенности в том, что в этих стенах могут кого-то вылечить.
Центральная окружная, старейшая больница в нашем регионе, наоборот, может похвастаться впечатляющими въездными воротами, колоннами из песчаника и карнизом с зубчатым орнаментом, который тянется по всему периметру. С первого взгляда становится понятным, что внутри работают врачи и медицинские сестры, а не продавцы.
В главном холле пол из известкового туфа, а стенка информационной стойки из того же материала украшена бронзовым кадуцеем.
По пути к информационной стойке меня перехватила Элис Норри, служившая в полицейском участке Пико Мундо уже добрые десять лет. Она дежурила в холле, чтобы не пропускать в больницу репортеров и других нежелательных личностей.
— Он в операционной, Одд. И будет там еще какое-то время.
— Где миссис Портер?
— Карла в комнате ожидания отделения интенсивной терапии. Из операционной его привезут туда.
Отделение интенсивной терапии находилось на четвертом этаже.
— Мэм, я поднимаюсь наверх. — По моему тону чувствовалось, что помешать мне она может, только арестовав.
— Я и не собиралась тебя останавливать, Одд. Ты включен в список, который дала мне Карла.
На лифте я поднялся на второй этаж, где располагались операционные.
Найти нужную не составило труда. Двери охранял Рафус Картер, здоровяк, который мог бы остановить и разъяренного быка. Когда я направился к нему, он положил руку на рукоятку пистолета, не доставая его из кобуры.
А чтобы я не удивлялся, сказал:
— Ты уж извини, Одд, но в этом коридоре только Карла не вызывает у меня подозрений.
— Вы думаете, его застрелил человек, которого он знал?
— Скорее всего, а это означает, что я тоже знаю этого человека.
— Как он? — спросил я.
— Плох.
— Он боец, — повторил я мантру Сонни Уэкслера.
— Только на это и надежда, — ответил Рафус Картер.
Я вернулся к лифту. Между вторым и четвертым этажами нажал кнопку «СТОП».
Задрожал всем телом. Ноги отказывались меня держать. По стене я соскользнул на пол.
Жизнь, говорит Сторми, меряется не быстротой бега, и даже не изяществом, с которым ты бежишь. Жизнь меряется стойкостью, способностью оставаться на ногах и продолжать продвигаться вперед, несмотря ни на что.
В конце концов, в ее космологии, эта жизнь — тренировочный лагерь, где ты проходишь курс молодого бойца. Если не преодолеешь все препятствия, если полученные раны свалят с ног, ты не сможешь перейти в следующую жизнь, где тебя ждут великие свершения, ее Сторми называет «службой». И уж тем более тебе не будет дарована третья жизнь, с радостями и удовольствиями, с которыми, по ее мнению, не сможет сравниться шарик кокосо-вишне-шоколадного мороженого.
Поэтому, какие бы тяготы ни выпадали на ее долю, какие бы удары ни наносила ей жизнь, Сторми, образно говоря, всегда остается на ногах. В отличие от нее, я иной раз должен остановиться, оглянуться, чего уж там, даже присесть.
Мне хотелось прийти к Карле спокойным, собранным, сильным, излучающим позитивную энергию. Ей требовалась поддержка, а не слезы или сочувствие.
Спустя две или три минуты я успокоился и примерно наполовину взял себя в руки. Решив, что большего мне не добиться, поднялся и нажал на кнопку с цифрой 4.
Комната ожидания, расположенная по другую сторону холла от отделения интенсивной терапии, настроения не поднимала. Серые стены, серо-черные плиты винила на полу, серые и грязно-коричневые стулья. Создавалось ощущение, будто здесь поселилась смерть. Просто руки чесались дать подзатыльник дизайнеру по интерьерам, услугами которого воспользовалась больница.
Сестра чифа, Эйлин Ньюфилд, сидела в углу, с красными от слез глазами, комкая в руках вышитый платок.
Рядом с ней устроился Джейк Халквист, утешал. Он был лучшим другом чифа. На службу они поступили в один год.
Джейк приехал в больницу без формы, в брюках цвета хаки и футболке навыпуск. Даже не завязал шнурки кроссовок. И волосы торчали во все стороны, словно после звонка о покушении на чифа он не успел причесаться.
Карла же выглядела как всегда: свежая, как роза, прекрасная, уверенная в себе.
Сидела с сухими глазами, не плакала. Прежде всего была женой копа, а уж потом женщиной. Не собиралась давать волю слезам, пока Уайатт боролся за свою жизнь, потому что душой боролась вместе с ним.
Как только я переступил порог, Карла поднялась, подошла ко мне, обняла.
— Вот уж долбануло так долбануло, не так ли, Одди? Молодежь в такой ситуации использует именно это слово?
— Долбануло, — согласился я. — Еще как.
Учитывая состояние Эйлин, Карла увела меня в холл, где мы могли поговорить.
— Ему позвонили по личной ночной линии, около двух часов ночи.
— Кто?
— Не знаю. Звонок только наполовину разбудил меня. Он сказал мне, все в порядке, спи.
— Многим известен номер ночной линии?
— Нет. Он не стал одеваться. Вышел из спальни в пижаме, вот я и решила, что это какая-то мелочовка, с которой он может разобраться дома, и заснула вновь… но меня тут же разбудили выстрелы.
— Когда это случилось?
— После звонка не прошло и десяти минут. Похоже, он открыл дверь человеку, которого ждал…
— И которого знал.
— …и в него выстрелили четыре раза.
— Четыре? Я слышал о трех выстрелах в грудь.
— Три в грудь, — подтвердила она, — и четвертый в голову.
Услышав о выстреле в голову, я вновь чуть не сполз по стене на пол: возникла необходимость посидеть.
Должно быть, я изменился в лице, потому что Карла быстро добавила:
— Мозг не поврежден. Выстрел в голову оказался наименее опасным, — ей удалось выдавить из себя улыбку. — Он обратит его в шутку, как по-твоему?
— Полагаю, уже обратил.
— Я буквально слышу, как он говорит: «Если вы хотите вышибить мозги Уайатту Портеру, стрелять ему нужно в задницу».
— Да, на него это очень похоже, — согласился я.
— Они думают, что это был контрольный выстрел, после того как чиф упал, но, возможно, у киллера сдали нервы или он отвлекся. Пуля только задела череп.
— Кому же хотелось его убить?
— К тому времени, как я спустилась вниз с пистолетом, позвонив по 911, киллер уже скрылся.
Я представил себе, как спускается она по лестнице, держа пистолет обеими руками, готовая вступить в перестрелку с тем, кто поднял руку на ее мужа. Львица. Как Сторми.
— Когда я нашла Уайатта, он уже лежал без сознания.
По коридору, от лифта, шла медсестра в зеленом хирургическом костюме. На ее лице читалось: «Пожалуйста, не стреляйте в гонца».
