Если бы я знал имя или хотя бы хоть раз видел человека, которого мне следовало искать, то попытался бы задействовать мой психический магнетизм, покружил бы по Пико Мундо, пока мое шестое чувство не вывело бы меня на него. Однако человек, который убил Боба Робертсона и который жаждал убить многих других в ближайший день, оставался для меня без имени и без лица. А поиски фантома — напрасная трата времени и бензина.

Город спал, но не его демоны. Бодэчи наводнили улицы. Более страшные и многочисленные, чем койоты, они бежали сквозь ночь, предвкушая дневное пиршество.

Я проезжал мимо домов, где собирались эти живые тени. Поначалу пытался запомнить каждый из адресов, где их видел, потому что не сомневался: людям, которыми интересовались бодэчи, предстояло умереть между следующими рассветом и закатом.

Хотя наш город — не мегаполис, он значительно разросся за последние годы, со всеми новыми районами. Численность населения Пико Мундо превысила сорок тысяч человек, округа Маравилья — полмиллиона. Я встречал только малую часть жителей нашего города.

Так что большинство домов, заполоненных бодэчами, принадлежало людям, которых я знать не знал. У меня не было времени переговорить со всеми, я не мог убедить их поверить мне до такой степени, чтобы послушать моего совета и изменить планы на среду, как это сделала Виола Пибоди.

Я подумывал о том, чтобы заезжать в дома тех, кого знал, спрашивать об их планах на вторую половину дня. При удаче мог определиться с тем местом, куда собирались заглянуть они все.

Но никто из этих людей не входил в мой ближний круг. Ничего не зная о моем сверхъестественном даре, они полагали меня чудаковатым, но безобидным, а потому не удивились бы ни моему неожиданному визиту, ни моим вопросам.

Но, узнавая нужную мне информацию в присутствии бодэчей, я мог привлечь к себе их внимание. А присмотревшись ко мне, они наверняка раскрыли бы мою уникальность.

Я помнил шестилетнего английского мальчика, который произнес вслух слово: «Бодэчи!» — после чего его размазало по бетонной стене потерявшим управление грузовиком. Удар был такой силы, что бетон выкрошился, обнажив железные ребра арматуры.

Хотя водитель, молодой мужчина лет двадцати восьми, никогда не жаловался на здоровье, вскрытие показало обширнейший, приведший к мгновенной смерти инсульт, который случился за несколько секунд до столкновения.

Инсульт убил водителя в тот самый момент, когда он переваливал через вершину холма, у подножия которого стоял английский мальчик. Согласно анализу аварии, сделанному полицией с учетом пологости холма и расположения поперечной улицы у его подножия, неуправляемый грузовик должно было отнести в сторону от мальчика. Он бы врезался в стену, но как минимум в тридцати ярдах от того места, где произошел контакт. Вероятно, во время спуска мертвое тело водителя упало на руль и повернуло его, что и привело к трагическим для ребенка последствиям.

Я знаю о загадках Вселенной больше, чем те из вас, кто не видит бродячих мертвых, но, конечно же, не понимаю очень и очень многого. Тем не менее из того, что мне известно, я сделал один важный вывод: совпадений не бывает.

Как мне представляется, на макроуровне справедливо то, что физики вроде бы доказали для микро: даже в хаосе есть порядок, цель, некое предназначение, которые нужно исследовать и понимать, пусть новое знание зачастую будет противоречить тому, что считается незыблемым.

В результате я не стал останавливаться у тех домов, где видел бодэчей, не стал будить спящих срочными вопросами. Не хотелось, чтобы мой путь пересекся с путем массивного грузовика из-за того, что у абсолютно здорового водителя вдруг лопнул сосуд в мозгу или у самого грузовика крайне несвоевременно отказали тормоза.

Вместо этого я поехал к дому чифа Портера, стараясь найти веский довод, дававший мне право разбудить его в три часа ночи.

За годы нашей дружбы я только дважды нарушал его сон. Первый раз — мокрый и грязный, в одном наручнике и с куском цепи, которой плохие люди с дурными намерениями приковали меня к двум трупам перед тем, как бросить в озеро Мало Суэрте. Второй — когда разразившийся кризис требовал его немедленного вмешательства.

Текущая ситуация еще не достигла кризиса, но дело определенно к этому шло. По моему разумению, чифу следовало знать, что Боб Робертсон — не одиночка, в городе у него есть сообщники.

А трудность заключалась в следующем: как сообщить ему об этом, не упомянув о трупе Робертсона, который я нашел в своей ванне, а потом, нарушив множество законов, спрятал в более укромном месте.

Повернув на улицу Портера в полуквартале от его дома, я удивился, увидев, что в окнах нескольких домов, несмотря на столь поздний час, горит свет. А в доме чифа светились все окна.

Перед домом стояли четыре патрульные машины. Все парковались торопливо, под углом к тротуару. На крыше одной из них, вращаясь, мигал «маячок».

На лужайке перед домом, попеременно освещаемые то красным, то синим, тесной группой стояли пятеро полицейских. Создавалось ощущение, что они утешали друг друга.

Я собирался припарковаться на другой стороне улицы и позвонить чифу, лишь сочинив достаточно убедительную историю, где не будет места моим услугам по перевозке, которые я недавно оказал мертвецу.

Вместо этого, с гулко бьющимся сердцем, я оставил «шеви» рядом с одной из патрульных машин. Выключил фары, но двигатель оставил работающим, с надеждой, что никто из копов не заметит отсутствия ключа в замке зажигания.

Я знал всех полицейских, которые стояли на лужайке. Когда побежал к ним, они повернулись ко мне.

Сонни Уэкслер, самый высокий и широкоплечий, протянул коричневую руку, словно хотел остановить меня, не дать проскочить в дом.

— Погоди, сынок. Там работает УШО.

До этого момента я не заметил Иззи Мальдонадо на переднем крыльце. Он что-то искал на полу, а тут поднялся и выгнулся назад, словно разминал позвоночник.

Иззи работает в криминальной лаборатории Управления шерифа округа Маравилья, которая по контракту обслуживает и полицейский участок Пико Мундо. Когда тело Боба Робертсона в конце концов найдут в куонсетском ангаре, скорее всего именно Иззи будет методично искать улики, оставленные убийцей (или перевозчиком тела) на месте обнаружения трупа.

Хотя мне очень хотелось узнать, что произошло, я не мог говорить. Какая-то клейкая масса забила горло.

Безуспешно пытаясь проглотить этот фантомный кляп, понимая, что он — результат эмоционального потрясения, я подумал о Гюнтере Улстайне, всеми любимом учителе музыке и дирижере оркестра средней школы Пико Мунда. У него тоже возникли проблемы с глотанием. Несколько недель состояние его быстро ухудшалось, прежде чем врачи поставили диагноз: рак пищевода, который уже захватил и гортань.

Поскольку он не мог глотать, то высыхал на глазах. Врачи назначили ему радиационную терапию, после чего собирались удалить весь пищевод и снабдить его новым, из участка толстого кишечника. Но радиационная терапия эффекта не дала. Он умер до операции.

Тощий и высохший, Гюнни обычно сидел в кресле-качалке на переднем крыльце дома, который построил собственными руками. Там до сих пор живет его жена, Мэри, верная подруга на протяжении тридцати лет.

В последние несколько недель своей жизни он лишился и способности говорить. А ведь ему хотелось так много сказать Мэри о том, как он ее любил, о том, что лучше ее у него никого не было. На бумаге слова выходили не столь эмоциональными, не хватало им тонких нюансов, передать которые может только человеческая речь. Он так и не покинул наш мир, горюя, что не успел выговориться до конца, напрасно надеясь, что, став призраком, найдет способ поговорить с ней.

Но я буквально пожалел, что рак не лишил меня дара речи, когда все-таки сумел выдавить из себя:

— Что случилось?

— Я думал, ты слышал, — ответил Сонни Уэкслер. — Поэтому и приехал. Чифа подстрелили.

Хесус Бустаманте, другой полицейский, сердито добавил:

— Почти час тому назад какой-то говнюк всадил в грудь чифа три пули на его же крыльце.

Желудок у меня перевернулся, и фантомный кляп стал настоящим: к горлу подкатила волна желчи.

Должно быть, я побледнел, должно быть, покачнулся на вдруг ставших ватными ногах, потому что Хесус обнял меня за талию, чтобы поддержать.

— Спокойно, сынок, спокойно, — быстро проговорил Уэкслер, — чиф жив. Плох, конечно, но жив, а он, как ты знаешь, боец.

— Он уже в больнице, операция началась, — добавил Билли Мунди, лиловое родимое пятно, занимавшее треть его лица, как-то странно светилось в ночи. — Он оклемается. Должен оклематься. Не может он нас оставить.

— Он — боец, — повторил Сонни.

— В какой больнице? — спросил я.

— Центральной окружной.

Я побежал к автомобилю, который оставил на улице.