Глава двадцать первая
Двумя днями позже я смотрю на кофр с фотоаппаратом Ксандера, который лежит на моей кровати. Я загрузила фотографии на компьютер и начала работу над сайтом. Делала все, чтобы не думать о том, что с субботы не видела Ксандера. Прокручиваю в голове тот вечер: он приносит французскую еду, появляется Мейсон, я отхожу, когда Ксандер пытается коснуться моих волос, наша ссора. Я все время его отталкивала, но, очевидно, до сих пор он этого не понимал.
Подталкиваю ногой кофр и вздыхаю. Два дня я подумывала использовать фотоаппарат как предлог для встречи. Типа «Я просто хотела вернуть тебе фотоаппарат». Только есть две проблемы. Первая: я понятия не имею, где он живет. Вторая: у меня нет его номера телефона. И также есть два решения моей проблемы. Первое: позвонить миссис Далтон и спросить номер Ксандера. Второе: прийти в отель в надежде поймать его там.
Выбираю второй вариант. Проигрываю в голове эту безумную идею – будто если я приеду в отель, он каким-то магическим образом окажется там. Я могу сказать: «Я была поблизости», и это не будет выглядеть так уж очевидно или жалко.
Но все всегда происходит не так, как я ожидаю. И, стоя на ресепшене в роскошном вестибюле отеля и разговаривая с администратором, я пытаюсь с этим смириться.
– У меня его фотоаппарат, – повторяю я.
– Говорю еще раз: если вы оставите его мне, я прослежу, чтобы он его получил.
– Если вы просто скажете, когда он будет здесь, или дадите его адрес, я сама смогу его отдать.
Ее взгляд ранит мое сердце. Этот взгляд говорит: «Ты знаешь, сколько девчонок пыталось получить информацию о Ксандере?» Я делаю шаг назад.
– Вы не хотите его оставить?
Пытаюсь взглядом дать ей понять, что не доверяю ей.
– Это дорогой фотоаппарат. – Только, кажется, мой взгляд не так красноречив, как ее. И все-таки, должна признать, на ее месте я бы вела себя точно так же.
Разворачиваюсь и, все еще сжимая в руках фотоаппарат, ухожу. Перейдем тогда к первому варианту. Позвоню миссис Далтон и узнаю у нее номер Ксандера. Мне ведь нужно вернуть ему фотоаппарат. Это очень важно.
Ремешок чехла перетягивает мне руку – я несколько раз обмотала его вокруг запястья, чтобы фотоаппарат не волочился по земле. Пальцы становятся все белее. Как только дохожу до двери, останавливаюсь. Зачем я это делаю? Почему так за это цепляюсь? Цепляюсь за него? Все не должно быть так сложно. Если бы это было правильно, я бы не врала маме. Не чувствовала бы себя виноватой. Если бы это было правильно, было бы легче.
С позором возвращаюсь на ресепшен и кладу туда фотоаппарат:
– Да. Вы передадите ему?
Она кивает и вроде хочет сказать что-то – может, спасибо? – но звонит телефон, и она, позабыв про меня, снимает трубку. Я делаю глубокий вдох и ухожу. Я тоже могу оставить его позади. Здесь, где ему самое место.
По дороге домой повсюду замечаю детишек в костюмах. Как я могла забыть про Хеллоуин? Хотя в Старом городе нет детей. Не многие живут в деловом районе. Паркуюсь в переулке и захожу через черный ход. В магазине темно, как и было при моем уходе. Сейчас около девяти часов, и, судя по последним привычкам мамы, она должна быть уже в постели, но она сидит на диване и смотрит фильм.
Заметив меня, она поворачивается ко мне и улыбается:
– Я подумала, ты пошла на вечеринку, про которую я совсем запамятовала.
– Нет. Я вроде как забыла про Хеллоуин.
Она похлопывает по диванной подушке возле себя.
– Что смотришь?
– Не знаю, какой-то фильм на «Холлмарк».
Плюхаюсь на диван рядышком с ней:
– Дай угадаю, у женщины рак, а мужчина не знал об этом, но всегда любил ее.
– Нет. Думаю, болен маленький мальчик, и мама вдруг понимает, сколько времени проводила на работе.
Я натягиваю на себя плед, которым укрылась мама. Мы не разговариваем, просто смотрим фильм. Все настолько комфортно и привычно, что к титрам я чувствую себя гораздо лучше. Я скучала по ней… По всему этому.
* * *
На следующий день на входе в магазин я сталкиваюсь с почтальоном. Он кивает мне, и я улыбаюсь. Мама за стойкой медленно просматривает почту. Не удивлюсь, если она не спешит увидеть счета, которые мы оплатить не в силах. Просмотрев все, она вскидывает голову:
– Привет.
– Привет.
– Нервничаешь? – спрашивает она, подняв конверты.
– Да. – Знала бы она, как сильно.
– Как думаешь, когда начнутся собеседования?
– Собеседования?
– В Беркли, Сакраменто, Сан-Франциско. В колледжи.
– А, точно. – Сначала мне надо отправить заявления. – Еще рано. Думаю, в апреле. – На самом деле я знала точно, как и то, что крайние сроки подачи документов в колледжи стремительно приближались. Я до сих пор не рассказала ей, что собираюсь взять перерыв на год или два.
– Апрель? Это так долго.
А кажется, будто уже не за горами.
Улыбнувшись, она убирает почту в ящик и поворачивается к слишком большому для нашего жалкого графика календарю. Отрывает верхний листик, аккуратно складывает его и засовывает в нижний шкаф к остальным, чтобы будущие поколения оценили наш самый скучный год.
– Новый месяц, – говорит она мне. – Пора составлять расписание. – Она держит ручку наготове, чтобы снова упаковать мою жизнь в маленькие подписанные коробки, где ей самое место. – На этой неделе у тебя есть внеплановые дела в школе?
– Нет. Завтра у меня важный тест, поэтому сегодня мне нужно будет позаниматься.
Она вычеркивает мою смену после пяти.
– В среду вечером у меня встреча предпринимателей.
Записывает встречу на шесть часов без каких-либо деталей.
– Где она состоится?
– Точно не помню. Мы чередуем магазины.
– А почему она ни разу не проводилась у нас?
– Наш магазин для этого маловат. – Она смотрит на почти пустой календарь. – Что-нибудь еще?
Мой взгляд задерживается на субботе, дне, когда мы с Ксандером устраивали дни карьеры. В эту субботу была бы его очередь.
– Нет. Ничего.
– Ух ты, захватывающий у нас месяц. Даже не знаю, сможем ли мы справиться с таким плотным графиком.
– Никаких посиделок?
– Пока нет.
Она откладывает ручку и достает чистящие средства. Весь день я поглядываю на календарь и на «встречу» в среду. Почему мне это кажется подозрительным? Я несколько месяцев врала маме о том, с кем гуляла. Возможно ли такое, что она тоже мне врала? В памяти всплывает имя Мэтью, и я быстренько стараюсь выбросить его из головы. Но ничего не выходит.
– Мам, а кто…
Мой вопрос прерывает звон дверного колокольчика. Я поднимаю голову, какая-то глупая надежда внутри меня нашептывает, что это может быть Ксандер. Но это не он. Это Мейсон.