Глава двадцатая

Наверное, не следовало покупать этот журнал. Я и так прилично зла на Ксандера. Но я это сделала и теперь сижу одна на диване в гостиной, ожидая прихода мамы, и в очередной раз читаю банальную статью. В ней рассказывается лишь о том, что «принц отелей» был замечен на прошлой неделе в Нью-Йорке на открытии очередной гостиницы, принадлежащей его семье.

Неудивительно, что во время первой нашей встречи его удивила моя неосведомленность. Вероятно, Ксандер думал, я притворялась, что не знала, кто он такой. А виной всему отсутствие кабельного телевидения. Может, я и не знала точно, кто он, но всегда понимала, что он не простой человек. Эта статья ничего не меняет. Скручиваю журнал и бросаю его во включенный телевизор. Спустя пару секунд в дверь заходит мама.

– Привет, – говорит она, заметив меня на диване.

– Ты долго. – Будет слишком очевидно, если я подниму журнал, поэтому оставляю его там и надеюсь, что она не заметит.

– Прости. После приема у меня были еще дела.

– Я приготовила тебе сэндвич. Он в холодильнике. – Показываю себе за плечо.

Когда шоу по телевизору прерывается рекламой, меняется освещение, и я замечаю, что у мамы красные глаза.

– Ты в порядке? – Я сажусь и поворачиваюсь к ней.

– Конечно. Просто устала. – Она исчезает на кухне, которая отделена от гостиной единственной стенкой.

– Правда?

– Да, я в порядке.

Хватаю журнал и прячу его в карман.

Немного пошарив на кухне, она кричит мне:

– Хорошо провела время?

Преодолеваю расстояние в четыре с половиной шага до телевизора, выключаю его и жду, когда она присоединится ко мне на диване.

– Да. Мы ездили к отцу Скай копать могилы. Было очень круто.

– Звучит здорово. Жаль, ты не пригласила своего друга к нам. Я бы хотела с ним познакомиться.

Нет, не хотела бы. Даже близко.

– У него боязнь кукол. Какая-то детская травма.

– Правда?

– Нет, мам.

– Смешная ты, Кайман.

– А ты стала неплохо разбираться в сарказме.

Она смеется:

– Так этот друг – твой парень?

– Мы просто друзья. – Но друзья ли мы сейчас?

– Ну, если это всё, что ты хочешь, тогда будь осторожнее, ты же знаешь разницу между «другом» и «парнем».

Я с улыбкой закатываю глаза:

– Да, да.

– Просто немного личного пространства, – говорит она. – Не разбивай сердца.

– Ты как Сократ, мам.

– Так и есть. – Слышу, как открывается и закрывается шкафчик, и готовлюсь к тому, что мама подсядет ко мне, но она говорит: – Спасибо за сэндвич, дорогая. Съем его завтра. Поела по дороге.

– Хорошо.

– Прости, что нарушила твои планы, но я иду спать.

– В восемь часов?

– День был длинным, сначала работала в магазине, потом бегала по городу.

Я вскакиваю и иду за ней по коридору:

– Подожди.

Она поворачивается ко мне. Свет в коридоре выключен, и мы стоим в тени.

– Да?

– Пожалуйста, поговори со мной. Что-то не так.

Мы с мамой всегда всем делились. Та дистанция, что я ощущаю между нами, – моя вина, знаю, мы скрываем слишком много секретов, но мне нужно с ней поговорить.

Мама опускает взгляд на свои руки, ее плечи поднимаются и опускаются.

– Ничего страшного, правда, – говорит она, не глядя мне в глаза.

– Пожалуйста, мам. Я же вижу, что это не так.

– Сегодня я пыталась получить ссуду. Мне от казали.

Я уже знаю ответ, но все равно спрашиваю:

– Зачем брать ссуду?

Она наконец смотрит на меня покрасневшими глазами:

– Чтобы оплатить счета, которые я просрочила. – Она берет меня за руку. – Только не беспокойся об этом. Все будет хорошо. Это просто небольшая задолженность. У нас и раньше были долги. Будем надеяться на несколько прибыльных месяцев, а пока станем экономнее.

– Экономнее?

Куда еще больше?! Мы и так практически ничего не покупаем.

– Не волнуйся, хорошо? Все в порядке.

Я киваю, и она обнимает меня. Вот только меня это не успокаивает.

Я закрываю дверь в свою спальню. Грудь сжало так, что еле-еле удается вздохнуть. Журнал впивается в бедро, и я вытаскиваю его и разглаживаю.

– Стоишь ли ты всех этих неприятностей, Ксандер? – говорю я его помятому лицу.

В понедельник утром я очень долго собираюсь. Все выходные я пыталась понять, что же сказать Ксандеру, и уже устала от ощущения, что поселилось у меня в груди и грозило остаться надолго.

Когда я спускаюсь вниз, мама застегивает зеленый кошелечек для депозита и убирает его в сумку.

– Я думала, ты внесла депозит в субботу.

Она вздрагивает:

– Ты меня напугала. – Она окидывает меня взглядом. – Ух ты, хорошо выглядишь. Давненько я не видела тебя в этом свитере. Он подходит под цвет твоих глаз. Приоделась для особенного парня в школе?

Если бы я так сильно не любила маму, то придушила бы ее.

– Нет, мам. Я же тебе сказала, мы просто друзья. – И он не учится в моей школе. И… подождите, она пытается сменить тему? У нее почти получилось. – Так что с депозитом?

– Я не внесла деньги в субботу.

Она не внесла деньги? Мама дотошна, когда дело касается депозита. И разве вчера она не говорила, что мы в долгах?

Должно быть, заметив выражение моего лица, она говорит:

– Это не страшно. Я внесу их, как только там будет открыто.

– Хорошо.

Беру свой рюкзак, разглаживаю свитер и поворачиваюсь к двери. Впервые после ссоры с Ксандером мое сердце трепещет. Я улыбаюсь и выхожу на холод.

Но Ксандера нет.

Дорога до школы кажется в два раза дольше, чем обычно. Может, потому, что я постоянно оглядываюсь, или потому, что иду медленно, чтобы дать ему время подъехать. Но он так и не появляется.

После занятий, пока мама наверху вбивает заказы в компьютер, я достаю фотоаппарат Ксандера, который припрятала в столе в кладовке, и фотографирую кукол. Еще никогда у меня не было такой мотивации, чтобы создать сайт. С ним мы можем увеличить продажи. Пока я смотрю сквозь видоискатель на безжизненные глаза Эйслин, мысли то и дело возвращаются в прошлое: как мама утром стояла у кассы с кошелечком для депозита в руках, как пыталась избежать моих вопросов.

Вешаю фотоаппарат на шею и проскальзываю в ее кабинет. Первым делом просматриваю бухгалтерскую книгу. Красная цифра стала больше, уже перевалило за три тысячи долларов. Меня это не должно удивлять, она об этом говорила. Но я все больше беспокоюсь. Открываю ящик, где лежит кошелечек для депозита, и достаю его. Он закрыт, и я какое-то время просто смотрю на него, ощущая вес в своих руках. Мне не хочется открыть его и обнаружить, что деньги все еще внутри. Я понятия не имею, что это будет означать. Что она до сих пор от меня что-то скрывает? Надо сделать это быстро и безболезненно. Открываю кошелечек и заглядываю внутрь. Пусто. Значит, она внесла депозит, однако во мне почему-то разрастается чувство тревоги.

На входной двери звенит колокольчик, и я быстро убираю кошелечек обратно в ящик и спешу в торговый зал.

На входе стоит высокий мужчина с темными волосами и бородой. С секунду я соображаю, кто он, а затем вспоминаю, что он был в магазине несколько недель назад, разговаривал с мамой.

– Сьюзен здесь? – спрашивает он, его взгляд задерживается на фотоаппарате.

– Нет, ее нет. – Я могла бы сказать ему, что она наверху, но чувство тревоги, которое появилось в мамином кабинете, стало только сильнее.

– Передашь ей, что заходил Мэтью?

– Может, я смогу вам помочь?

Его глаза загораются, а рот изгибается в улыбке.

– Нет. – И с этим словом он выходит за дверь.

Проходит мимо витрины, и я, выждав пару секунд, выскакиваю на улицу. Держусь поближе к зданию, чтобы он меня не заметил. Он садится в темно-синий внедорожник, припаркованный в нескольких магазинах от нас, и я быстро делаю парочку увеличенных снимков его автомобильного номера и лица. Мое сердце едва не останавливается, когда он смотрит прямо в объектив. Спешно отступаю, и металлическая дверная ручка упирается мне в спину. Скорее всего, он меня не видел, ведь я просто увеличила масштаб.

В магазине я беру телефон и уже собираюсь нажать кнопку вызова, как останавливаю себя. Не хочется говорить маме о Мэтью по телефону. Да мне вообще не хочется говорить ей о нем. Дело не в том, что мама ни с кем не встречалась. Встречалась… иногда. Но она всегда рассказывает мне об этом. Поэтому предполагаю, что, кем бы ни был Мэтью, она с ним не встречается.

А если она с ним не встречается, то кто он?