Пустой полый бух

Сегодня только пятнадцать минут, а потом — на укол. У меня проблемы с таблетками, и поэтому меня ждет длинная, острая игла.

Каждую неделю стороны чередуются.

Но сейчас я не хочу об этом думать. Лучше не думать до тех самых пор, пока тебя не поведут на укол.

Повторяюсь?

Просто моя жизнь — сплошной копипаст.

Сегодня здесь странный воздух. Словами это не объяснить. Как сказала бы бабушка Ну, его можно резать ножом. Сотрудники постоянно убегают в комнату для персонала и там мрачно перешептываются. Нельзя сказать, что они от нас прячутся, их видно через окно в стене. С нами они веселы и приветливы, как будто все у них тип-топ. Но выглядят они отвратно. То есть я не хочу сказать про них гадость. Просто они выглядят усталыми. Или подавленными. Мне, вообще-то, их жалко. Прямо сейчас Джанетт, которая ведет группу арт-терапии, разговаривает с Вероникой со своим обычным восторженным придыханием, но видно, что это показное, она делает это на автомате.

А может, мне это все мерещится. Я вчера поздно лег: пил со Свином. А сегодня утром мы еще добавили. Свин — это не имя. Свин — это ярлык.

Но вот о чем я подумал.

Это ярлык, который он прилепил на себя сам, чтобы закрыть ярлыки, которые прилепили на него другие. Такие, как БЕЗДОМНЫЙ и АЛКОГОЛИК. Он жутко умный. Он говорит немного невнятно и часто отвлекается, но, если вникнуть, у него не голова — а хранилище фактов. Это Свин объяснил мне насчет зацикленности на письме. Он в первый раз сказал про это, когда мы с ним вместе пили, и я расслабился и начал ему выкладывать про Дениз, и Клик-Клика, и доктора Клемента, и остальных больших шишек, которым платят за то, чтобы они контролировали мою жизнь.

Но, наверное, он и вчера вечером это говорил. Он все время повторяется, когда пьяный, а пьяный он довольно часто. Наверное, в его жизни тоже сплошной копипаст.

Он сделал большой глоток пива.

— Это было в семидесятых. Тебя, парень, тогда еще на свете не было. Но ты не думай. Ничего не меняется.

В семидесятых группа исследователей симулировала симптомы болезни, чтобы стать пациентами нескольких психиатрических клиник в пяти различных американских штатах. Они говорили, что слышат голоса, произносящие три слова: пустой, полый, бух. Сразу же после госпитализации они бросали притворяться и больше не упоминали про голоса.

Врачи не верили, что они поправились, и все равно держали их в больнице — некоторые из этих исследователей в результате провели там несколько месяцев. Их отказывались выпускать, пока они не признают наличие у себя психического заболевания и не согласятся принимать лекарства. Так действуют ярлыки. Они приклеиваются.

Если люди считают тебя СУМАСШЕДШИМ то, что бы ты ни делал — все будет нести на себе штамп «СУМАСШЕСТВИЕ».

Один из исследователей вел дневник — он записывал, как с ним обращались, чем кормили и все такое. Когда эксперимент был закончен, он смог прочесть, что писали о нем доктора и медсестры. Они видели, что он что-то царапает в своей тетради, и фиксировали это так: пациент проявляет зацикленность на письме.

И что это вообще значит?

Я не придуриваюсь. Я честно не понимаю, что это значит. Это то, что я делаю? Я проявляю зацикленность на письме? Я еще и рисую. Это зацикленность на рисовании? Между нами, я время от времени хожу посрать. На этом я тоже зациклен?

Ну что тут скажешь? У Свина есть на этот счет хорошая поговорка, и мы повторяем ее, как мантру, как особое рукопожатие. Мы открываем новую банку пива, и когда оно плюется нам на руки, Свин фыркает:

— Всех мудаков не переделаешь.

Потом мы чокаемся банками и орем изо всех сил, стараясь перекричать шум улицы:

— Но к этому надо стремиться!

Я знаю, это глупо, но вроде как помогает.

Вообще-то, мне надо идти.

Дениз только что появилась в конце коридора.

— Приходи, когда будешь готов, Мэтт.

Обычно я заставляю ее ждать. Вроде как стою на своем. Но она сегодня какая-то расстроенная, и мне, честно говоря, ее жалко. Серьезно, кажется, воздух можно резать ножом. Да что ножом, тупыми ножницами, которые выдают в группе арт-терапии. Явно что-то случилось.