Глава 24

Низкие, как в изгородях ранчо, ворота не переходили в забор, так что ставились они с одной целью: не допустить проезда по частной дороге автомобилей незваных гостей. К металлическому столбу крепился блок вызова, обеспечивающий связь с домом, но только голосовую, камеры я не обнаружил.

Простота преграды и отсутствие охранника указывали, что хозяин поместья считает достаточными минимальные меры безопасности. А казалось бы, что место, где держали семнадцать похищенных детей, чтобы убить ради спортивного интереса или любви к искусству, должно охраняться гораздо лучше.

С другой стороны, пренебрегать безопасностью могли только для виду, а не на самом деле. Более серьезные кордоны на въезде вызвали бы вопросы соседей, и владельцы поместья вполне могли приготовить неприятные сюрпризы тому, кто рискнет миновать ворота на своих двоих.

Обогнув ворота и вернувшись на частную дорогу, я вытащил из державки на оружейном ремне баллончик, только не с мейсом, а со спреем успокоительного средства, которым пользовались только военные и вроде бы не могли приобрести гражданские. Но, вероятно, на самом деле по степени доступности баллончики не сильно отличались от банок кока-колы. В лимузине миссис Фишер объяснила мне, что струя из баллончика била на пятнадцать-двадцать футов. Если распыленное успокоительное попадало в рот, нос или глаза нападавшего, он отключался до того, как успевал добраться до меня. И оставался без сознания час или два, в зависимости от количества попавшего в организм успокоительного, которое действовало даже более эффективно, чем трансляция дебатов в Конгрессе по какой-нибудь животрепещущей теме. Каждый из баллончиков обеспечивал десять «прысков», по две секунды каждый, но миссис Фишер полагала, что лучше подстраховаться и после восьмого баллончиком уже не пользоваться.

Время от времени, пусть и нечасто, в телевизионном выпуске новостей можно увидеть историю о том, как молодой уличный грабитель или домушник нападает на старушку, чтобы обнаружить, что она или владеет навыками рукопашного боя, или держит под рукой пистолет. В результате она надирает ему зад и прочитывает лекцию о любви к Иисусу Христу в лучших традициях Мадеи в фильме Тайлера Перри «Я тоже могу вести себя плохо». Я подумал, что целая банда юных грабителей пожалела бы о своем решении напасть на миссис Фишер, и особо не беспокоился, оставляя ее одну в лимузине.

Высокие сосны выстроились вдоль дороги. Их кроны, начинаясь футах в двенадцати от земли, переплетались над асфальтом. В этом тоннеле, зеленом днем и черном теперь, вполне могли затаиться два десятка убийц, но звериный инстинкт подсказал мне: «Не здесь, пока никого».

Конечно, я бы мог идти не по дороге, а лесом, параллельно ей. Под сплошной полог ветвей солнечный свет практически не проникал, так что густой подлесок мне бы не помешал. И температура воздуха на плато однозначно указывала, что в такой холод даже самые мотивированные, люто ненавидящие поваров блюд быстрого приготовления змеи не будут облизывать ядовитые клыки в предвкушении укуса. Но треск сучка, переломившегося под ногой, разносился далеко, и в темноте низко опустившаяся ветвь могла сшибить с ног или выколоть глаз.

Через пятьдесят ярдов дорога плавной дугой ушла влево, и я, естественно, последовал за ней. Обогнув поворот, увидел впереди свет, может, еще в сотне ярдов. Эта часть обсаженной соснами дороги напоминала мне тоннель, о котором сообщали люди, побывавшие на пороге смерти: длинный и темный тоннель, а вдали зовущий добрый свет, да только я знал, что свет впереди ничуть не лучше огня в печи крематория.

Я понимал, что чуть дальше, на расстоянии футбольного поля, большой дом, в котором светились многие окна. Но, как выяснилось чуть позже, еще горели и большущие факелы, создавая ощущение, что подхожу я не к современному жилищу, а к средневековой деревне.

У самого конца дороги я наконец-то свернул в лес, направо. Осторожно прошел последние двадцать футов к опушке, где деревья уступали место скошенной траве. Устроившись под огромной сосной, огляделся.

Более всего меня поразило озеро. В эту безлунную и беззвездную ночь я бы, наверное, и не понял, что вижу перед собой, если бы танцующие языки пламени факелов не отражались в воде около берега. В остальном ровная, чернильно-черная поверхность даже в малой степени не отражала отсвет далеких огней Вегаса на низко повисших облаках. Но благодаря этой подсветке я мог отличить небо от силуэтов поднимающейся земли и лесов, окружавших озеро. Я прикинул, что площадью оно от семи до двенадцати акров — не огромное, но и не пруд. Ни единого огонька не светилось на береговой линии, из чего я сделал вывод, что озеро целиком и полностью, вместе с полоской лесов, примыкающей к берегам, является частью поместья.

Факелы, на равных расстояниях стоявшие вдоль берега, похоже, представляли собой модифицированные нагреватели, которыми пользуются многие рестораторы, чтобы согреть внутренний дворик. Баллон с пропаном вставлялся в основание, на котором крепилась стойка высотой в восемь или девять футов. В оригинальной конструкции большой, похожий на шляпку гриба отражатель направлял теплый воздух вниз и в стороны. Тут отражатели сняли, и горящий газ поднимался к небу языками сине-оранжевого пламени.

Между озером и особняком на широкой каменной террасе стояли еще четыре пропановых факела. Мне показалось, что для одной семьи дом слишком велик, я предположил, что раньше это мог быть корпоративный дом отдыха, где по выходным собирались два, три, четыре десятка чиновников, чтобы лучше узнать и доверять друг другу и поддерживать корпоративный дух. Но, возвращаясь в свои кабинеты, вели себя так, будто главная задача — перегрызть горло ближнему своему, хотя на озере делали вид, что ничего такого у них и в мыслях нет. Если говорить об архитектуре, то в особняке не очень удачно сочетался стиль прерий, предложенный Фрэнком Ллойдом Райтом, с бревенчатой классикой. Так, большой балкон второго этажа нависал над частью террасы, а на третьем этаже балкона не было вовсе.

За окнами первого и второго этажей одни люди беседовали, другие деловито переходили из комнаты в комнату, чем-то определенно занятые. С такого расстояния я не мог разглядеть лиц, но видел среди присутствующих как мужчин, так и женщин. Моя тревога, вероятно, распаляла воображение, но, судя по энергичности разговоров и жестов, они с нетерпением чего-то ожидали, и меня это не радовало. Я сильно сомневался, что они ждут, когда же официанты закружат по комнатам с подносами закусок.

Слева от подъездной дороги примерно тридцать автомобилей стояли двумя рядами, а за ними высился ярко раскрашенный трейлер маскарадного ковбоя «ПроСтар+», который я в последний раз видел в гараже промышленного здания на окраине Лос-Анджелеса, а также в жутком другом месте, которое я назвал Гдетоеще.

Помня о том, как близко я подошел к тому, чтобы меня кастрировали и оставили истекать кровью на автомобильной стоянке супермаркета, я пересек подъездную дорогу, держась у самых деревьев, прокрался мимо легковушек и внедорожников. Восемнадцатиколесник я обошел по особенно широкой дуге, направляясь в глубь поместья.

Все окна и двери просторного дома плотно закрыли, поэтому, несмотря на большое количество людей, за стены не проникало ни звука. Воздух не остыл до такой температуры, чтобы дыхание паром выходило изо рта, но холод заставил замолчать насекомых и жаб, которые обычно любили петь по ночам. Я услышал далекий пронзительный крик птицы, какой именно, не знал, а поблизости переговаривались две совы, наверняка жаловались на превратности погоды, из-за которой вкусные жирные грызуны не казали носа из своих нор.

В глубине поместья, в пятидесяти или шестидесяти ярдах от особняка, я обнаружил два здания. Прямоугольное одноэтажное, выкрашенное в белый цвет, с амбарными воротами, напоминало конюшню. Второе, из камня и бревен, размером примерно шестьдесят на сорок футов, с широкими свесами высокой, крутой крыши, выглядело каким-то отталкивающим. Держась у самой опушки, я осторожно направился к конюшне.

Ночная птица крикнула в лесной чаще, будто подвергаемая пытке душа, и крик ближайшей совы не заглушил шагов какого-то животного, бегущего через двор, его учащенного дыхания. Я остановился, повернулся, увидел быструю, низкую тень, более темную, чем ночь. Вытянул перед собой правую руку и нажал на кнопку на крышке маленького баллончика. Струя успокоительного, которую я не мог видеть, вероятно, попала зверю в пасть, нос и глаза, как и рекомендовала миссис Фишер. Я услышал сдавленный скулеж, похоже собачий, короткое рычание, лапы подогнулись, и тяжелое тело плюхнулось на траву, чуть ли не со вздохом глубокого удовлетворения.

Еще не успел смолкнуть вздох, а ко мне уже приближался второй зверь, лапы при контакте с землей издавали более громкие звуки, позволяя предположить, что он больше и тяжелее первого. Я вновь нажал на кнопку, и атакующий резко изменил курс. Возможно, на этот раз точность меня подвела, потому что собака, если то была собака, не упала, а подалась в сторону, чихнула, чихнула, опять чихнула.

Я собирался последовать за этим существом, чтобы прыснуть успокоительным в морду, но третий зверь, бежавший следом за вторым, прыгнул даже до того, как я его заметил. Он пытался вцепиться зубами мне в шею, промахнулся на несколько дюймов, так что его зубы проверили на прочность кевлар. Семьдесят фунтов угольно-черного добермана сшибли меня с ног и проскочили дальше, раздраженно рыча.

Понимая, что подняться мне не успеть, я перекатился со спины на бок и нажал на кнопку, когда упавший пес вскочил на все четыре лапы. Промахнулся, а доберман, прорычав что-то вроде: «Умри, повар, умри!» — бросился на меня и подобрался так близко, что я увидел, как струя успокоительного ударила ему в пасть, словно я хотел освежить ему дыхание. И хотя на ноздри вроде бы ничего не попало, одного вкуса хватило, чтобы тренированная бойцовая собака остановилась в непосредственной близости от своей добычи, то есть меня, так любящего собак. Пес захрипел, яростно замотал головой, вновь захрипел и рухнул мордой у самого моего лица, в считаных дюймах. Отсекая сверкающие глаза, веки упали, будто два сценических занавеса.

Чтобы не надышаться парами успокоительного, идущими из пасти псины, и не провести следующие пару часов в компании острозубых нариков, я вскочил и оглянулся, ожидая четвертого атакующего. Но, наверное, познакомился уже со всеми четвероногими охранниками.

Хотя я дышал достаточно громко, чтобы заглушить разговоры устроившихся по соседству сов, я слышал, что второй пес все чихает, и направился к нему. Он сидел, наклонив голову, широко расставив передние лапы, чтобы не распластаться на земле. Поднял голову, чтобы посмотреть на меня между чихами и широченными, во всю пасть, зевками, издал какой-то жалкий звук, как мне показалось, с обвинительными нотками. Я сказал ему, что это не я намеревался порвать чью-то шею, добавил, что когда-то он был хорошей собакой, поскольку изначально все собаки хорошие, что ему просто не повезло и он попал в руки людей, которые научили его дурному, и этим он, конечно, огорчил свою мать, что я ему сочувствую (и я действительно сочувствовал), но тем не менее должен прыснуть в морду успокоительным. Он сразу повалился на траву. Я радовался, что остался живым и непокусанным, но не могу сказать, что гордился собой.

Отошел на несколько шагов, оглядел дом и окружающую территорию. Внутри никто не узнал бы о моей схватке со стаей доберманов, но находящийся вне дома мог что-то услышать. Сторожевые собаки лают, чтобы отвадить незваных гостей, но бойцовые не предупреждают о своем присутствии, их готовят к тому, чтобы нападали они с минимумом шума. Молчание доберманов сработало мне на пользу, потому что никто еще не прознал о моем присутствии и ни единый звук не нарушал тишину ночи.

Вероятно, собакам предоставили возможность обнюхать всех этих людей, которые собрались здесь, и они знали, что на гостей бросаться нельзя. А может, их атака останавливалась кодовым словом, скажем, «сосиска».

Рычание заставило меня подпрыгнуть так высоко над землей, что, будь у меня в руке острая сабля, я бы с легкостью рассек ею воздух под ногами, как это делается в зажигательных казацких танцах. Успокоительного в баллончике у меня оставалось еще на три «прыска», может, даже пять, но, как выяснилось, пускать его в ход не было нужды. Рычание на поверку оказалось храпом. Тут же захрапел второй пес. Следом — третий. И теперь уже все трое энергично «пилили дрова».

Если бы кто-то вышел из дома на автомобильную стоянку, он бы услышал эту собачью симфонию и, скорее всего, захотел бы выяснить, что все это значит. Я схватил ближайшего добермана за четыре лапы, по две на каждую руку, и оттащил примерно на двенадцать ярдов в сторону конюшни и к деревьям. По скошенной, влажной от вечерней росы траве короткошерстый доберман скользил, как по льду. Правда, к тому времени, когда я добавил к первому псу еще двух, я вспотел и жадно хватал ртом воздух, твердо решив для себя, что таскание доберманов — не самое лучше хобби.

Добби лежали рядком, все головы смотрели в одну сторону, со скрещенными задними и передними лапами, но при совершенно одинаковых позах храпели не в унисон. Я всегда был фанатом аккуратности, и это хорошая черта для повара блюд быстрого приготовления, который хочет отравить как можно меньше людей, но при этом отмечал у себя и стремление к совершенству. Вот и теперь видел: чтобы три спящие собачки могли попасть на иллюстрацию в детскую книгу, не хватало трех одеял, трех ночных колпаков в красно-белую полоску и ночника в виде бегущей кошки.

Если бы кто-то вышел из дома на автомобильную стоянку, нервно крича: «Сосиска, сосиска, сосиска», — он бы, вероятно, не услышал храпа. А если бы и услышал, то принял бы за урчание лесного зверя, который вышел на опушку в надежде перекусить. Воображение гостя нарисовало бы кого угодно, от медведя до снежного человека, и у него точно не возникло бы желания подойти поближе, чтобы утолить собственное любопытство.

Добби проснулись бы как минимум через час, вспомнили, что с ними приключилось, обнюхали зады друг другу, чтобы уяснить, кто есть кто, поклялись отомстить и отправились бы разыскивать меня. Но я намеревался уйти гораздо раньше с семнадцатью детьми. Если бы через час все еще находился на территории поместья, собаки меня бы уже совершенно не волновали, потому что я или сидел бы под замком, или меня бы уже убили.