Глава 22
Существо, удивившее меня, появилось справа, но, повернувшись к нему, я осознал, что это всего лишь Большой пес, потому что он действительно был большим черным шотландским догом с умными карими глазами. Более черного представителя этой породы видеть мне не доводилось, а голова у него была такая большая, что могла послужить подставкой для руки акробата, если бы его выдрессировали для циркового номера. Уши ему не подрезали, как поступают со щенками большинство людей, которые разводят догов, стоять они не могли и падали вперед, как клапаны двух больших бархатных кошелей.
— Не бойся его, Том, — успокоил меня Кипп. — Большой пес добрый, как барашек, если только ты не собираешься причинить вреда кому-то из живущих в доме, а ты не собираешься.
— Определенно не собираюсь, — заверил я его.
— Можешь называть его Большой или Бигги и позволь ему обнюхать тебя.
— Иди сюда, Бигги, — позвал я пса. — Большой Бигги. Хороший песик.
Дог обнюхал мои джинсы и свитер с таким энтузиазмом, будто хотел втянуть их в себя, как пылесос.
Миссис Фишер проворковала:
— Милый Бигги-Вигги, такой хороший, хороший мальчик.
Покончив с моим обнюхиванием, повизгивая щенячьей радостью, Бигги улегся на пол у ног миссис Фишер. Перекатился на спину и продемонстрировал живот, а хвост постукивал по натертому паркету из красного дерева от радости встречи с давней подругой.
Миссис Фишер опустилась на колени, чтобы почесать псу животик, а Кипп спросил:
— Что тебе нужно, Эди? Свидетельство о рождении, водительское удостоверение, паспорт, взломать чью-то компьютерную систему? Или мы только что получили несколько этих насекомообразных шпионских дронов, о разработке которых правительство не хочет сообщать широкой общественности, вместе со станциями контроля.
Пасть Бигги открылась, обнажив два полукруглых частокола белых зубов в окружении черных десен. Из горла доносилась такое довольное урчание, будто он только что целиком проглотил домашнего кота.
Как и всегда, миссис Фишер точно знала, что ей нужно. «Кипп, дорогой, нам нужен один пуленепробиваемый жилет для Тома. Далее, полицейский оружейный ремень с четырьмя подсумками для запасных обойм, двумя державками для баллончиков мейса, одним съемным чехлом для рации „Токэбаут“, одним растягивающимся чехлом для маленького фонарика, без поворотной кобуры. Нам нужна двойная плечевая кобура, чтобы дитя мог нести по пистолету под каждой рукой. Нам нужны две рации „Токэбаут“, одна для оружейного ремня, вторая — мне. Нам нужны не баллончики с мейсом для державок на ремне, а два баллончика со спреем успокоительного на десять впрысков каждый. Пистолеты, какие есть, но обязательно с глушителем. Все разом рухнет, если кто-то услышит выстрел. Сможешь ты это сделать?»
— А как вы думаете?
Она подняла голову, продолжая почесывать живот Большому псу.
— Я думаю, сможешь. Ой, и еще много-много патронов. Пули с медным покрытием и полыми наконечниками.
Кипп улыбнулся, хлопнул меня по плечу:
— Том, ты, похоже, планируешь поездку в Ад-Сити.
— Я надеюсь ограничиться только окраиной, сэр.
— Пошли, я хочу познакомить тебя с Мейзи и семьей. А потом мы быстро экипируем тебя.
Внутри этот разлапистый дом выглядел совсем не так, как я себе его представлял, неожиданно оказался гораздо более теплым и уютным. На паркетных полах везде лежали прекрасные, со сложным рисунком персидские ковры. Антикварные японские шкафчики. Живописные японские панно на стенах. Шанхайские, в стиле арт-деко, стулья и диваны, обтянутые ярким шелком. Лампы с абажурами из витражного и пустотелого стекла. Тут и там валялись большие плюшевые пищащие игрушки для великолепного пса.
Потом миссис Фишер рассказала мне, кто такие Кипп и его семья и как они оказались в этом месте. Поскольку мемуары эти мои, я пользуюсь авторским правом и вставляю эту информацию в рассказ о моем визите в Каса Болтхоул, как они называли свой дом в пустыне.
Кипп более чем успешно занимался торговлей акциями в одной из ведущих инвестиционных фирм с безупречной репутацией. В компанию пришел новый генеральный директор, обладающий глубокими знаниями по части управления инвестициями, ранее сенатор от большого восточного штата, проигравший кампанию по переизбранию. За два года сенатору удалось обанкротить фирму большими безрассудными ставками на иностранные облигации и валюты. Хуже того, миллиард долларов инвесторов бесследно исчезли. Не превратились в обесценившиеся иностранные облигации или валюты — просто исчезли. Поскольку мы живем в дивном новом мире финансового буканьерства, в котором обладающие связями политики, бывшие или нынешние, могут воровать из общественных или частных кошельков, практически не опасаясь наказания, сенатор не получил срок, в отличие от Киппа. Улики, идеально смешанные, прямо как мартини, который понравился бы Джеймсу Бонду, убедили присяжных вынести обвинительный приговор.
До того как торговать акциями, Кипп служил офицером разведки в морской пехоте. Так что разбирался в слежке, электронных подслушивающих устройствах, преодолении глубоко эшелонированной обороны противника. Этими же знаниями обладали и несколько его бывших сослуживцев, которые пришли на помощь. В одном уединенном и закрытом для посторонних доме, находясь в компании другого слуги народа, к пальцам которого налипло никак не меньше чужих денег, сенатор после пары стаканчиков похвалился, с какой ловкостью ему удалось подставить Киппа, которому теперь предстояло сесть в тюрьму за хищение. Запись, сделанная без ведома человека, разговор которого записывают, представить в суд в виде улики крайне сложно, поэтому похвальбу сенатора и соответствующий видеоролик выложил на «Ю-тубе» какой-то анонимный правдолюбец: выйти на его след спецслужбам так и не удалось.
Судья аннулировал судебный процесс. Прокурор снял все обвинения. Затем произошло кое-что еще, чрезвычайно плохое, и по предложению жены Кипп согласился, что с этого момента они должны жить автономно, оборвав все связи с обществом. Используя подложные документы и средства со счетов подставных компаний, они создали Каса Болтхоул, преследуя именно эту цель. До этого дня сенатор остается свободным человеком и всякий раз отправляется в суд в сопровождении когорты адвокатов. Их так много, что топот их ног сравним с грохотом печатающих шаг солдат и ветеранов на параде в День памяти павших. Но они-то маршируют, отдавая честь своей стране, приветствуемые толпами, которые собираются, чтобы посмотреть парад.
Кухню в Каса Болтхоул сразу спроектировали просторной, с паркетным полом из красного дерева, мебелью из золотистого клена, столешницами из черного гранита. Плавность линий радовала глаз. Круглый обеденный стол накрыли на шестерых, свечи мерцали в хрустальных подсвечниках. У ламп под потолком уменьшили накал, свечи горели и в центральной стойке.
Когда мы вошли, Мейзи разливала шампанское в четыре бокала, которые стояли на стойке. «Тебе не положено», — осадила она Бигги, который сразу направился к ней, с раздувающимися ноздрями, потенциальный четырехлапый алкоголик.
Высокая, стройная, прекрасная, с длинными черными распущенными волосами, Мейзи встретила нас в черном кимоно, разрисованном кои, белыми с красными пятнами и красными — с золотыми. Ее миндалевидные темные глаза, в которых отражались несколько огоньков свечей, напоминали порталы, предлагающие вид на ночное, звездное небо, уходящее в бесконечность.
После новых теплых приветствий и представлений друг друга мы встали у центральной стойки с бокалами в руках, и Мейзи произнесла тост:
— За Оскара, в котором теперь слились огонь и роза.
Миссис Фишер и Кипп ограничились:
— За Оскара.
Я понятия не имел, что означает этот тост, как не мог понять многое из того, что сейчас происходило, поэтому повторил: «За Оскара», — и мы маленькими глоточками пили шампанское, ледяное и вкусное.
Бигги потопал в угол, где рядом с его подстилкой стояла миска с водой, и шумно вылакал ее содержимое, возможно присоединившись к нам в безалкогольном тосте, как примерный водитель.
После второго глотка «Дом Периньон» Мейзи повернулась ко мне и заговорила так, будто знала, что мы приехали приобрести и какую задачу мне предстояло решить с этими приобретениями. «Том, если Том твое настоящее имя, ты боишься битвы, которая лежит впереди?»
Помня, что говорила мне Аннамария, я ответил:
— Да, мэм, я боюсь, но, надеюсь, мой страх пропорционален угрозе.
— Я чувствую в тебе сильное стремление, неуемное желание. Я надеюсь, ты не жаждешь умереть.
— Нет, мэм, я жажду перейти в последующий мир. Но не мечтаю о страданиях.
— Никто из нас не мечтает. Но тем не менее мы все страдаем. Пока не переходим в состояние, которого несколькими годами раньше достиг Оскар.
— Вы хотите сказать… стал полностью синим и выглаженным?
Мейзи ослепительно улыбнулась, все ее лицо засияло. Ее окружала аура полнейшего спокойствия и великой силы. Необычайно прямой взгляд предполагал, что однажды она смотрела Смерти в лицо и более не боится того, что может увидеть в других глазах.
Позднее я узнал от миссис Фишер, что Мейзи работала адвокатом в одной из ведущих юридических фирм Манхэттена в то самое время, когда Кипп успешно торговал акциями. После того, как на «Ю-тубе» появился тот самый видеоролик, снимающий обвинения с Киппа и изобличающий бывшего политика в краже денег инвесторов, их пошатнувшийся мир вроде вернулся к нормальному состоянию.
Но потом случалось ужасное. Старший партнер в фирме Мейзи представил ее двум новым клиентам. Мистеру Ризонеру и мистеру Пауэру, бизнесменам, которые хотели бы подать жалобу на своего главного конкурента, связанную с нарушением патентных прав, вроде бы легкое дело, с учетом ее квалификации. Поскольку клиенты выказывали осторожность, граничащую с паранойей, первую встречу решили провести в звуконепроницаемой переговорной. Представив друг другу адвоката и клиентов, старший партнер извинился: «Я на секундочку» — и отбыл без объяснений. Когда мистер Ризонер сел за стол и открыл брифкейс, мистер Пауэр пересек комнату, чтобы поближе рассмотреть бронзовую скульптуру, которая ему очень понравилась. И когда он проходил позади Мейзи, та почувствовала укол в шею.
Придя в себя, обнаружила, что руки привязаны к подлокотникам стула, во рту резиновый мячик, а губы заклеены изолентой. Примерно час мужчины обсуждали свои любимые методы пыток и, пока говорили, периодически зажимали ей нос, отпуская, лишь когда ее охватывал страх, что она задохнется. Они определенно хотели, чтобы она поняла: нигде ей не чувствовать себя в безопасности, если такое может случиться с ней даже в роскошном офисе престижнейшей юридической фирмы. И если она не может доверять старшему партнеру — возможно, любому старшему партнеру, возможно, кому угодно — в фирме, где она проработала одиннадцать лет, тогда она не может доверять никому.
Это расплата, сказали они, за то, что Кипп проделал с сенатором. У того осталось много верных и влиятельных друзей, которым все это не понравилось. Кипп невиновен, все правильно, но значения это не имело. Невинные и существовали исключительно для того, чтобы их использовали. Да, возможно, кроткие унаследуют землю, но не теперь, не до скончания времен. А пока кроткие и невинные должны учиться смиряться с тем, что с ними проделывают, и терпеть.
Ризонер и Пауэр, которых, естественно, звали иначе, предупредили, что на этот раз они не причинят ей вреда по одной простой причине: наказание, которое они с Киппом заслужили, будет растянуто во времени. Через дни, недели, а то и месяцы они вновь застанут ее врасплох вчетвером, а не вдвоем и будут жестоко насиловать, пока не удовлетворят свою похоть. После этого могут дать ей несколько месяцев, может, целый год, чтобы она могла хорошенько подумать об их третьем визите. Никто не мог оставаться настороже изо дня в день, двадцать четыре часа в сутки, и никаким телохранителям, нанятым ею, она не сможет доверять на все сто процентов, потому что люди так легко покупаются. И в третий визит они подвергнут ее пыткам, ослепят, нанесут черепно-мозговые травмы, которые превратят ее в прикованного к постели инвалида, но не убьют. Наказание Киппа будет состоять в том, что ему придется нести чувство вины, которое будет только нарастать: он постоянно будет видеть ее перед собой, эмоционально, физически и интеллектуально деградирующую.
Изложив ей свои планы, они оторвали липкую ленту от ее рта, развязали руки, позволили ей вытащить изо рта резиновый мячик. Ризонер положил мячик, ленту и веревки в брифкейс. Мужчины попрощались: «Хорошего вам дня» — и покинули переговоровную. Мейзи посидела несколько минут, говоря себе, что ждет возвращения старшего партнера, чтобы тот объяснил, с извинениями, возможно, со слезами, почему он не смог предупредить или защитить ее. По правде говоря, ее просто не держали ноги. Объяснений она не получила. Поняла, что больше ей здесь не работать. Они нашли бы какой-нибудь повод для увольнения. Фирма занимала четыре этажа, с тридцать четвертого по тридцать седьмой, и когда Мейзи наконец-то вышла в коридор, она обнаружила, что весь тридцать шестой этаж пуст. Тишина показалась ей такой странной, что она без труда поверила бы, что опустел и весь город с окраинами. И лишь когда двери лифта открылись в вестибюле, человеческая суета вернулась, и она прошла сквозь толпу на улицу, где клаксоны, рев двигателей и скрип тормозов и огромное количество людей сокрушили ее, чуть ли не расплющили.
Какое-то время она стояла, привалившись к фонарному столбу, опустив голову, думала, что ее сейчас вырвет в ливневую канаву. Когда же ее не вырвало, она пошла домой к Киппу. Они располагали значительными финансовыми ресурсами, миллионами, и умели переводить их со счета на счет, практически не оставляя следов о своих финансовых операциях. В тот же день они составили планы на будущее, не просто планы обзавестись новыми документами и исчезнуть, хотя без этого обойтись не могли, но также и о нанесении удара не просто по сенатору и юридической фирме, в которой работала Мейзи, но при первой представившейся возможности — и по коррупции, которая как раковая опухоль расползалась по современному миру, грозя его погубить.
Стоя у фонарного столба, дожидаясь, когда же ее вырвет в ливневую канаву, Мейзи вспомнила строки своего любимого поэта, Т. С. Элиота, который написал: да, мир вращается и изменяется, но есть такое, что остается неизменным. «Как это ни прячь, одно не меняется — Вечная борьба Бога и Зла». Их план выглядел грандиозным, глупым, безнадежным, но шаг за шагом реализуя его, они обнаружили, что никогда раньше не чувствовали себя так уверенно. Ограничившись лишь сменой имен и фамилий и спрятавшись, они не смогли бы вести полноценную, пульсирующую надеждой жизнь, потому что тот, кто ползает, забывает, каково это — стоять, и со временем им осталось бы только ползать. Выбрав путь сопротивления, они нашли таких людей, как миссис Фишер и Оскар, как Гидеон и Шандель, и при этом узнали истинную и скрытую природу мира.
В освещенной свечами кухне Мейзи вновь наполнила четыре бокала, и с ними мы спустились в подвал, возглавляемые Большим псом.
Подземный уровень, по площади такой же, как и первый этаж, являлся основой их кампании осознанного сопротивления. Широкий коридор разделял комнаты по правую руку, под передней частью дома, и по левую — под дальней. Мы направлялись в арсенал, но сначала заглянули в помещение слева, занятое четырьмя рабочими станциями, множеством серверов и другим электронным оборудованием, о предназначении которого я даже не догадывался. Если исходить из того, что я знал, молодая пара, которая там работала, могла и взламывать архив ЦРУ, и контактировать с инопланетянами на вращающемся вокруг Земли звездолете, и играть в видеоигру.
У Леандера, почти что тридцатилетнего сына Киппа и Мейзи, остался только один из зеленых глаз отца. Второй он потерял во время службы в Афганистане, за год до того, как его отец рассердил бывшего сенатора. От улыбки отца у Леандера осталось две трети, а последняя треть ушла в шрам, который изуродовал левую сторону его лица. Жена Леандера, Гармония, красотой не уступала Голди Хоун в период ее расцвета, но выглядела достаточно крепкой и подтянутой, чтобы выиграть чемпионат по триатлону. Судя по выговору, родилась она в Джорджии.
После рукопожатий Гармония спросила:
— Откуда я знаю твое лицо?
— Я уверен, что мы никогда не встречались, мэм.
— Возможно, но я тебя видела. У меня столь фантастическая память на лица, что это даже пугает, — улыбнулась она.
— Наверное, у меня пугающее лицо.
— Да, конечно. Такое же пугающее, как и у любого члена мальчиковой музыкальной группы. Я вспомню до того, как ты уедешь, странник.
— Мальчиковой музыкальной группы? — Я поморщился. — Это удар ниже пояса.
В следующей большой комнате слева размещались печатные прессы, сканнеры, ламинаторы, гравировальные машины и другое оборудование, необходимое для подделки документов. Здесь обосновались Трэкер и его вторая жена, Жюстина. Однояйцевый близнец Леандера, Трэкер служил в Ираке, но вернулся целым и невредимым. Правда, в первый же день застал свою первую жену, Карен, в постели с двумя мужчинами и в двадцать четыре часа подал документы на развод. Женившись второй раз, он нашел золотую жилу. Жюстина не только выглядела красавицей, но и лучилась интеллигентностью.
Пройдя чуть дальше по коридору и повернув направо, мы попали в самое большое подземное помещение, арсенал, который по количеству оружия, боеприпасов и снаряжения превосходил среднестатистический оружейный магазин и мог даже дать фору комнате отдыха среднестатистической звезды рэпа. Кипп и Мейзи принялись выполнять наш заказ, миссис Фишер помогала, потому что, похоже, знала, что они могут предложить.
Большой пес бегал по проходам между высоких металлических стеллажей арсенала, одобрительно принюхиваясь. В конце концов, он был не только домашним любимцем, но и сторожевой собакой, поэтому положительно относился к стремлению вооружиться до зубов.
В какой-то момент, показывая мне пару пистолетов «Глок», которые Кипп полагал лучшими для стрельбы с близкого расстояния, он заметил мою антипатию к оружию. «У нас нет выбора, Том, — заверил он меня. — Мир становится все более безумным, и за океаном, и здесь. Год за годом правительство все больше милитаризирует полицию как штатов, так и муниципалитетов и даже свои вроде бы мирные ведомства. В августе прошлого года департамент социальных служб закупил сто семьдесят четыре тысячи патронов с полыми наконечниками для распределения среди своего сорока одного офиса. Наверное, они ожидают, что какую-нибудь бабушку или дедушку так разозлят деяния дэ-эс-эс, что от них придется отстреливаться. Так же ведет себя и Агентство охраны окружающей среды. Министерство национальной безопасности заказало семьсот пятьдесят миллионов патронов различного калибра с прошлого августа. Или они ожидают множественных атак террористов, или гражданской войны, и им не важно, что будет кричать враг: „Аллах акбар!“ или „Боже, благослови Америку“. В любом случае они уверены, что убить придется многих».
Я безмолвно смотрел на него. Его улыбка оставалась такой же обворожительной. Наконец я выдавил из себя:
— Вас можно испугаться.
— Хорошо. Это пугающий мир. Ты умеешь обращаться с оружием, так?
В двери, ведущей в коридор, появился Леандер:
— Мама, Гармония хочет тебе что-то сказать.
После ухода Мейзи Кипп уложил все необходимое нам в джутовый мешок и затянул завязки. Миссис Фишер заплатила ему, и мы последовали за Бигги в коридор.
Мейзи и Гармония ждали меня. С распечаткой газетной статьи о побоище в торговом центре Пико Мундо девятнадцатью месяцами раньше. Под заголовком, слишком уж восхвалявшем меня, красовалась моя фотография из школьного ежегодника.
— Я знала, что видела твое лицо. — Гармония указала на фотографию. — Извини, что записала тебя в мальчиковую музыкальную группу. Ты из другого теста.
— Я и не такой, как написано в газете.
— Раз в десять лет или около того, — ответила она, — газета пишет правду, и я думаю, это тот самый случай.
— Если ты понимаешь истинную и скрытую природу мира, — подхватила Мейзи, — то знаешь огромную важность даже мельчайших деталей. Как, казалось бы, глупое имя, данное при рождении. Ты не Томас и не Том. Ты Одд Томас. Странный не означает любопытный, или придурковатый, или эксцентричный. Что-то мы называем странным, когда это особенное, уникальное, единственное в своем роде.
— Пожалуйста, мэм, — запротестовал я. — Мое имя — всего лишь имя. В ящике с носками без пары каждый из них странный. В этом нет ничего особенного. Ошибка в свидетельстве о рождении. Пропустили Т, иначе меня звали бы Тоддом.
Ее лицо осветила очаровательная улыбка.
— Нет тут никакой заурядной технической ошибки. При твоем рождении стало понятно, какое имя более всего подходит тебе, и даже если бы твои родители хотели назвать тебя Боб, в свидетельстве о рождении тем не менее записали бы, что ты Одд.
Ее глаза вновь напоминали ночное небо, но только очень черное, полное бесконечных возможностей, свидетелями которых являются звезды, и я не знал, что ей на это сказать.
— Можно мне прикоснуться к твоему сердцу, Одд Томас? — спросила она.
Не понимая, что она под этим подразумевает, я переспросил:
— Мэм?
Она протянула правую руку, и ее ладонь легла мне на грудь. В этом жесте я не нашел ничего непристойного, только нежность и любовь, такие сильные, что у меня на глаза едва не навернулись слезы.
— Женщин тянет к тебе, Одд, но не так, как их тянет к другим мужчинам. Я уверена, в твоей жизни много женщин, которых тянет к тебе. Они знают или чувствуют, что ты относишься к своему обету серьезно, что верен навеки, что ты признаешь и ценишь в хороших женщинах достоинства, которые любил в той, кого потерял, что ты уважаешь их, что тебя заботит их достоинство, даже когда его у них нет, что ты никогда не уйдешь от той, кому нужен.
Я не мог позволить ей говорить обо мне столь возвышенно, потому что, по правде говоря, не считал себя рыцарем, каким она меня описала. Я едва сумел выдавить из себя едва слышным шепотом:
— Мэм, я убил двух женщин. Застрелил.
Вероятно, я недооценил ее романтичности или сентиментальности, потому что мои слова никоим образом не отразились на ее улыбке.
— Если ты их убил, то они сами были убийцами, которые убили бы тебя, если бы ты раньше не убил их.
— Я застрелил их, мэм. Обстоятельства не меняют самого факта. Я их застрелил.
Мейзи взяла мою руку в свои.
— Поверь мне, когда твое время придет, именно женщины будут обнимать тебя и успокаивать в твои последние мгновения в этом мире, они переведут тебя в мир последующий, и они же встретят тебя там.
Мейзи поцеловала меня в лоб, словно благословляя, и у меня вырвалось:
— Я творил ужасное. — Тут Гармония взяла меня за руку, которую отпустила ее свекровь, и ее прикосновение напоминало второе благословление. — И снова буду творить ужасное.
Жюстина положила руку мне на плечо и поцеловала в щеку, точно так же, как я целовал урну, в которой лежал прах Сторми.
Их благоговение сводило с ума, они принимали меня за человека, которым я, возможно, хотел бы быть, но не был, они считали меня храбрецом только за то, что я шел туда, куда должен, и делал то, что должен. Неопределенностью и неуверенностью я не отличался от любого другого в этом разваливающемся мире, часто вел себя как недотепа и дурак, мои неудачи числом превосходили успехи. Мне встречались хорошие женщины, хорошие люди, и их доброта успокаивала меня. Я никогда не мог выполнить столь завышенные ожидания, однако понимал: лучше не говорить об этом, а вежливо попрощаться и как можно быстрее уйти.
Лимузин ждал нас под крышей галереи.
В сопровождении Большого пса, который оглядывал ночь, готовый отогнать любого человека или зверя с дурными намерениями, Кипп подошел к дверце пассажирского салона и положил в него наши покупки.
Дождь продолжал поливать землю, ветер не собирался стихать.
Миссис Фишер села за руль, я — на пассажирское сиденье, перед моим мысленным взором стояло лицо маскарадного ковбоя.