Глава сорок пятая

Я возвращаюсь в общежитие. Мне не терпится узнать, как все прошло, но Сент-Клэр должен сам разобраться с отцом. Выстоять в этой битве. Мое внимание привлекает лежащая на туалетном столике стеклянная бусина в форме банана, я беру ее в руку и разглядываю. Он подарил мне так много подарков в этом году – бусину, блокнот для левшей, канадский флаг. Пора бы уже отплатить ему тем же. Надеюсь, моя идея выгорит.

Я решаю приступить к домашней работе. Пролистываю бумажки и нахожу задание по английскому. Наша последняя тема, поэзия. Сборник Неруды. Он стоит на своем месте на книжной полке с самого Дня благодарения. Это ведь учебный материал, не так ли? Или просто очередной подарок?

Неправильно. Совсем, совсем неправильно.

То есть да, это учебное пособие, но еще и сборник любовной лирики. Очень даже эротичной лирики. Разве он стал бы дарить подобную книгу просто так? Тогда он мог бы подарить мне книгу Бананы Есимото. Или один из учебников по переводу.

Но он купил мне сборник любовной поэзии.

Я открываю форзац и сразу же замечаю штамп. ШЕКСПИР И КОМПАНИЯ, НУЛЕВОЙ КИЛОМЕТР, ПАРИЖ. И сразу вспоминаю звезду и нашу первую ночь. Как я влюбляюсь в него. А потом звезду в День благодарения. И опять как я влюбляюсь в него. А затем я возвращаюсь в свою комнату и смотрю на эту совершившую путешествие во времени книгу. Почему он просто не сказал мне? Почему я не открыла ее на прошлое Рождество, как он меня об этом просил? И вдруг понимаю, что мне необходимо было вернуться к нулевой точке.

Остается всего несколько недель в Париже, а я так и не побывала в Нотр-Даме. Что я делаю в общежитии в субботу днем?

На ходу надевая туфли, я выскакиваю из общежития и бегу по улицам со скоростью звука. Мне не успеть. Но я должна быть там. Сейчас же. Не могу это объяснить.

Виды города мелькают один за одним, пока я бегу вдоль Сены на остров Сите, но на этот раз мне не до них. От собора, как всегда, захватывает дух. Возле нулевой точки сгрудилась толпа туристов, но я не дожидаюсь своей очереди. Лишь проталкиваюсь, проталкиваюсь, проталкиваюсь дальше, пока не оказываюсь внутри.

И вновь Париж лишает меня дара речи.

Высокий сводчатый потолок, замысловатые витражи, статуи из золота и мрамора, искусная роспись по дереву… Нотр-Дам потрясает. Органная музыка и гул голосов обволакивают. Теплый аромат горящих свечей витает в воздухе. И я никогда не видела ничего более нежного, чем разноцветное сияние, льющееся из окон-розеток.

Восторженный гид проходит мимо меня, размахивая руками:

– Только представьте! В начале девятнадцатого века этот собор пребывал в столь плачевном состоянии, что городская администрация подумывала его снести. К счастью для нас, Виктор Гюго услышал о планах сноса здания и написал «Горбуна из Нотр-Дама», чтобы пробудить интерес к славной истории собора. И, ей-богу, это сработало! Парижане выступили за сохранение собора, здание отреставрировали и довели до великолепнейшего состояния, в котором оно пребывает и по сей день.

Я с улыбкой прохожу мимо, гадая, какое здание мог бы попытаться спасти мой отец с помощью своего творчества. Возможно, бейсбольный стадион. Или «Бургер Кинг». Я разглядываю алтарь и статую Девы Марии. От них веет умиротворением, но я неугомонна.

Я изучаю путеводитель, и мое внимание привлекают слова «Галерея химер».

Химера. Горгульи. Ну конечно!

Нужно подняться выше и посмотреть на панораму города, раз уж я здесь. Вход в башни, на самый верх Нотр-Дама, слева от главного входа.

Пока я покупаю билет, мне чудится, будто кто-то зовет меня по имени. Я оглядываюсь, но не вижу ни одного знакомого лица.

Я карабкаюсь по ступеням.

Первая площадка ведет к магазину сувениров, поэтому я поднимаюсь выше. Выше. Еще выше. Уф. Здесь, конечно, уйма ступенек. Но это не проблема. Я уже достаточно набегалась по Парижу. Я в хорошей форме.

Господи, эта лестница когда-нибудь закончится?

Что, ЕЩЕ СТУПЕНИ?

Это просто издевательство. Никогда не куплю себе дом с лестницей.

У нас в Атланте нет ступенек даже возле входной двери, так, небольшой наклончик. С каждым шагом я ненавижу горгулий все сильнее и сильнее, а потом добираюсь до выхода и…

Действительно оказываюсь наверху. Я перехожу по забитой туристами галерее из Северной башни в Южную. А вот и мой район! И Пантеон! Его огромный купол производит впечатление даже отсюда, но туристы вовсю фотографируют горгулий.

Нет. Не горгулий. Химер.

Сент-Клэр однажды сказал мне, что большинство людей под словом «горгулья» подразумевают химер. Горгульи – это тощие твари, которые крепились горизонтально к стене дома и использовались в качестве водостока. А вот зачем нужны химеры, я не помню. Может, они защищали собор? Отпугивали демонов? Будь Сент-Клэр здесь, он бы мне рассказал. Хочется ему позвонить, но, наверное, он все еще занят с отцом. Не стоит беспокоить его.

Галерея химер действительно клевая. Статуи полулюдей-полузверей, гротескные фантастические создания с клювами, крыльями и хвостами.

Мне больше всего нравится тот, что сжал голову ладонями и высунул язык, созерцая город. А может, он просто несчастен? Или грустит? Я заглядываю в колокольню. А там… большой колокол.

Что я здесь делаю?

Возле очередной лестницы стоит охрана. Я делаю глубокий вдох. «Бон суар», – говорю я. Охранник улыбается и пропускает меня. Я проскальзываю внутрь. Впереди крутая спиральная лестница, которая становится все уже и уже по мере подъема. Каменные стены очень холодные. Впервые за день меня охватывает страх падения. Какое счастье, что я одна. Если кто-то начнет спускаться и он окажется хоть чуть-чуть крупнее меня, я не представляю, как мы разойдемся. Сердце стучит все быстрее, шаги эхом отдаются в ушах, и я начинаю переживать, не совершила ли ошибку, когда…

Я уже там. На вершине Парижа.

Как и в Галерее химер, здесь установлена защитная сетка, чтобы никто не выпал или не спрыгнул с крыши. Высота такая, что я весьма благодарна тем, кто установил ограждение.

И пока я одна, я просто сажусь в тихий угол и рассматриваю город.

Скоро я уеду. Интересно, что сказал бы отец, увидев, как трудно мне распрощаться с этим городом. А ведь я делала все, чтобы остаться в Атланте. Отец, конечно, желал мне добра. Глядя, как лодочки скользят вниз по Сене, а Эйфелева башня возвышается над Марсовым полем, я наконец это осознаю. Шум на лестнице застает меня врасплох – дикий крик и топот ног. Кто-то взбегает по лестнице. А я здесь одна.

Расслабься, Анна. Это наверняка какой-нибудь турист.

Бегущий турист?

Я готовлюсь к вторжению, и оно тут же происходит. На смотровую площадку врывается мужчина. На нем подростковые спортивные шорты в обтяжку и кроссовки для бега. Неужто он поднялся по лестнице ради забавы? Не замечая моего присутствия, мужчина делает упражнения на растяжку, скачет на месте в течение тридцати секунд и стрелой уносится вниз.

Как странно.

Я усаживаюсь обратно, и вдруг вновь раздается крик. Я подскакиваю. Зачем этому бегуну так орать? Наверное, там есть еще один человек, которого этот бегун напугал, и тот боится упасть. Как бы то ни было, крик стихает. Я вспоминаю Сент-Клэра с его страхом высоты. А вдруг этот человек попал в ловушку? Со все возрастающим ужасом я понимаю, что кто-то действительно мог упасть.

И бросаюсь вниз по лестнице. «Хеллоу? Бонжур? Ка ва?» Никто не отвечает.

Я спускаюсь еще на несколько пролетов, недоумевая, почему этим занимаюсь я, а не охрана.

– Есть там кто-нибудь? Вам нужна помощь?

Снизу доносится странный шорох, и я продолжаю аккуратно спускаться.

– Хеллоу?

Должно быть, он не знает английского. Наконец я различаю учащенное дыхание. Он прямо подо мной, нужно лишь повернуть за угол…

Я кричу. Он кричит.