Глава тридцать шестая

– Не могу поверить, что ты обедала с Дэвидом.

Мер смотрит, как он вышагивает по коридору, и качает головой. Мы направляемся в противоположную сторону, на физику.

– С Дэйвом, – поправляю я. – А что? Он классный парень.

– Если только тебе нравятся грызуны, – вмешивается Сент-Клэр. – Как думаешь, ему не тяжело жевать с такими торчащими вперед зубами?

– Я знаю, что он тебе не нравится, но можно ведь не грубить.

Я решаю не упоминать про то, что мы сами обсуждали наши не особенно идеальные зубы. Последние несколько недель выдались ужасными. Мы с Сент-Клэром все еще друзья – в теории, – но между нами все остается по-прежнему, и стена стала еще выше и крепче, чем после Дня благодарения. Она настолько огромная, что ощущается почти физически, не позволяя нам сблизиться.

– А зачем? – подозрительно спрашивает Этьен. – Вы что, уже встречаетесь?

– Ну конечно, мы назначили первое свидание сразу же после того, как Дэйв предложил мне руку и сердце. Я тебя умоляю. Мы просто друзья.

Мер ухмыляется:

– Дэйв не хочет быть просто другом.

– Эй, не напомнишь задание по литературе? – спрашиваю я.

– Анна-темаменятельница, – по-доброму подкалывает меня Рашми. После того знаменательного разговора во время завтрака нам стало легче общаться.

– Я не меняю тему. Просто не расслышала, что нам задали.

– Странно, – подначивает Сент-Клэр. – Я собственными глазами видел, как ты записывала задание.

– Неужели? – ехидно спрашиваю я.

– Да, – с вызовом отвечает он.

– Ой, ребята, да ладно вам, – говорит Мер.

Друзья уже устали от наших ссор, хотя и не знают деталей ситуации. Меня это вполне устраивает.

– Анна, нам задали написать сравнительное эссе по двум рассказам из «Кухни». Вспомнила?

Конечно же я помню. Я очень ждала этого задания. Мы только что закончили изучать творчество японской писательницы Бананы Есимото, моей любимой писательницы на данный момент. Обе ее истории о душевной боли и потерях, но они пронизаны… теплотой и романтикой. И я поневоле задумываюсь о творчестве отца.

Он тоже пишет о любви и смерти. Но в его книгах сплошная сопливая мелодрама, Есимото же описывает процесс выздоровления. Ее герои тоже страдают, но возвращаются к жизни. Учатся любить заново. Ее истории более сложные, и это вызывает уважение к ее героям. Они страдают в начале и середине книги, но не в конце. Это положительный опыт.

Надо отправить отцу экземплярчик. И счастливый конец подчеркнуть красным карандашом.

– Может, поработаем над заданием вместе? – спрашивает Сент-Клэр. – Сегодня вечером?

Он пытается вести себя как друг, но в его голосе боль. Это уже не первая попытка наладить со мной отношения, но я все равно продолжаю его отшивать.

– Не знаю. – Я само ехидство. – Мне нужно снять мерки на свадебное платье.

На лице Сент-Клэра разочарование, однако я почему-то не испытываю должного удовлетворения. Ну и ладно.

– Конечно, – говорю я. – Это было бы… неплохо.

– Да, кстати, я хотела одолжить у вас тетрадь по математике, – вмешивается в разговор Мер. – По-моему, я кое-что пропустила. У меня сегодня голова вообще не варит.

– О! – восклицает Сент-Клэр, словно только что заметил Мер. – Да-да. Можешь взять тетрадь и присоединиться к нам.

Рашми усмехается, но ничего не говорит.

Сент-Клэр поворачивается ко мне:

– Так тебе понравилась книга?

– Да. – Между нами возникает неловкость. – А тебе?

Сент-Клэр на мгновение задумывается.

– Больше всего мне понравилось имя автора, – в конце концов произносит он. – Ба-нах-на.

– Ты неправильно произносишь, – говорю я.

Он нежно меня подталкивает:

– А мне так больше нравится.

– Олифант, что ты ответила на девятый вопрос? – шепчет Дэйв.

У нас неожиданная контрольная. Успехи у меня не слишком хорошие, поскольку спряжение глаголов не мой конек. С существительными дела получше. Но глаголы? Ах, если б только можно было всегда использовать настоящее время.

Я убеждаюсь в том, что профессор Жиллет занята, и лишь тогда поворачиваюсь к Дэйву.

– Я не знаю, – шепчу я, хотя на самом деле знаю ответ. Просто терпеть не могу списывающих.

Дэйв растопыривает шесть пальцев, но я снова качаю головой. На этот вопрос я действительно не знаю ответа.

– Месье Хиггенбаум!

Мадам Жиллет направляется к нам, и Дэйв напрягается. Она вырывает контрольную у него из рук, и не нужно хорошо знать французского, чтобы понять ее слова. Парень попался.

– И вы, мадмуазель Олифант. – Мадам Жиллет вырывает и мой листок.

Это нечестно!

– Но…

– Я не одобряю списывание. – Преподавательница хмурится так недовольно, что хочется спрятаться под партой. Она возвращается обратно в центр класса.

– Что за черт?! – шепчет Дэйв.

Я шикаю на него, и Гильотина резко оборачивается.

– Месье! Мадемуазель! Я, кажется, ясно сказала – никаких разговоров во время тестов.

– Извините, – говорю я.

Дэйв возмущается – он-де ничего не говорил. Самый глупый поступок, какой только можно представить, потому что его было слышно на весь класс.

В итоге профессор Жиллет выгоняет нас из класса.

Не могу поверить. Меня никогда не выгоняли с уроков. Гильотина приказала нам ждать окончания урока в коридоре, но у Дэйва другие планы. Он на цыпочках отходит от двери и машет мне рукой, предлагая последовать за ним:

– Пошли дойдем до лестницы, там можно поговорить.

Но я не хочу никуда идти. Хватит с меня неприятностей.

– Она ни о чем не узнает. Мы вернемся еще до окончания урока, – говорит Дэйв. – Обещаю.

Парень подмигивает мне.

Я качаю головой и все же иду за ним. Почему мне так трудно сказать «нет» симпатичному парню? Я жду, что он остановится у лестницы, но Дэйв движется к выходу. Мы оказываемся на улице.

– Хорошо, правда? – спрашивает он. – Кто захочет сидеть в четырех стенах в такой день?

Как же он меня бесит. Я бы предпочла остаться в школе, но прикусываю язык. Мы сидим на холодной скамейке, и Дэйв треплется то ли о сноубординге, то ли о лыжах, то ли о чем-то еще. Я не слушаю. Я думаю, позволит ли профессор Жиллет переписать мне контрольную, не выглянет ли в коридор. Беспокоюсь, что попаду в еще большие неприятности.

– Знаешь, я даже рад, что нас выгнали.

– А? – Я наконец обращаю на Дэйва внимание. – Почему?

Он улыбается:

– Я все никак не мог застать тебя одну.

И потом – вот так вот – Дэйв наклоняется, и мы целуемся.

Я. Целую. Дэйва Хиггенбаума.

И это… приятно.

На нас падает тень, и я отрываюсь от его губ, которые становятся все более настойчивыми.

– Черт, мы пропустили звонок? – спрашивает Дэйв.

– Нет, – отвечает Сент-Клэр. – У вас еще пять минут на лобызания.

Я резко отодвигаюсь. Какое унижение!

– Что ты здесь делаешь?

За Сент-Клэром появляется Мередит со стопкой газет. Она ухмыляется:

– Мы можем задать вам тот же вопрос. Мы здесь по поручению профессора Хансена.

– О! – восклицаю я.

– При-и-ивет, Дэйв, – тянет Мер.

Дэйв кивает в ответ, но смотрит на Сент-Клэра. Лицо его непроницаемо.

– Неважно! Можете вернуться к тому… чем занимались. – Глаза Мер сияют, когда она берет Сент-Клэра за руку. – До встречи, Анна! Пока, Дэйв!

Сент-Клэр засовывает руки в карманы. Он уходит, так и не посмотрев мне в глаза, и у меня внутри все переворачивается.

– У этого парня какие-то проблемы? – спрашивает Дэйв.

– У кого? У Этьена? – Я и сама не поняла, что назвала его по имени.

– Этьена? – Он приподнимает брови. – Я думал, его зовут Сент-Клэр.

Я хочу спросить: «Тогда почему зовешь его тем парнем?» Но это грубо.

Я пожимаю плечами.

– Кстати, а почему вы все время вместе? По нему сохнут все девчонки вокруг, хотя я вообще не понимаю, что в нем такого особенного.

– Ну, он забавный, – отвечаю я. – И просто хороший парень.

Хороший. А Сент-Клэру я сказала, что Дэйв хороший парень. Да что со мной такое? Как будто Дэйва можно сравнивать с Сент-Клэром! Однако Дэйв выглядит недовольным, и мне неприятно. Нечестно вот так делать Сент-Клэру комплименты в присутствии Дэйва. Особенно после того, как мы целовались.

Дэйв засовывает руки в карманы:

– Пора возвращаться.

Мы поднимаемся наверх, и я представляю профессора Жиллет: она поджидает нас, точно разъяренный дракон, и дым вырывается из ее ноздрей. Но коридор пуст. Заглядываю в окошко классной комнаты и вижу, что преподавательница закругляется. Она замечает меня и кивает.

Не могу поверить.

Дэйв был прав. Она так и не поняла, что мы уходили.