Глава 17
На следующий день с дневной почтой Сабина получила записку, написанную все тем же, хорошо знакомым ей почерком. Не нужно было даже подниматься к Эскофье, чтобы узнать, что его в комнате нет.
«Машина прибудет в 19.00».
Обратный адрес был указан на конверте, но Сабина не знала, где это. Похоже, неподалеку от «Гранда», в дорогом жилом районе. И она ничуть не была этим удивлена.
А вот Бобо страшно удивился, когда утром, явившись в «Гранд», увидел, что у него на кухне сидит его обожаемый наставник.
— Мне нужно осмотреть твой дом, — сказал Эскофье.
— Что-нибудь случилось?
— Тебе сколько лет?
— Тридцать.
— Тогда, пожалуй, действительно случилось нечто серьезное.
День после грозы был холодный, а воздух чистый и прозрачный, отчего сияние небес казалось просто ослепительным. Мужчины, старый и молодой, шли по улице молча. Старый хоть и несколько неуверенно держался на ногах, но шел решительно.
Бобо жил один в высоком и узком, даже каком-то тонком доме прямо напротив отеля. Будучи директором ресторана, он вполне мог позволить себе столь респектабельное жилище. Но внутри все было очень просто и аккуратно. Впрочем, поскольку Бобо большую часть времени проводил в отеле, все оказалось покрыто толстым слоем пыли. Под кухню было отведено самое просторное помещение с веселыми желтыми стенами цвета подсолнечника, но беспорядок там царил отменный, да и заставлена кухня была изрядно. У одной стены стояла огромная черная плита, видимо, списанная из «Гранда» и занимавшая большую часть кухни. Плита обладала явными достоинствами — многочисленными конфорками и грилем. Медные кастрюли и сковороды свисали с перекладин под потолком вместе со связками чеснока, косами лука и пучками пыльной лаванды, явно повешенной сушиться несколько лет назад. На кухне имелись также большой кухонный стол с мраморной столешницей, маленький круглый столик, накрытый клетчатой скатертью, и два стула. Но в целом, если не считать гигантской плиты, эта кухня ничем особенно не отличалась от многих других кухонь Французской Ривьеры.
— Весьма банально, — сказал Эскофье, — но сойдет. А столовая?
— Если бы вы сказали мне, что мы ищем…
— Когда я это увижу, вот тогда буду знать. Итак, столовая?
В столовой были красные стены цвета зрелого перца. Эскофье провел рукой по стене и сказал:
— Это уже лучше.
В центре комнаты стоял широкий ореховый стол и двенадцать изящных белых стульев.
— Это мне от соседей досталось. Они в Испанию уехали.
— А что у тебя на чердаке?
— Пусто.
— Но все же романтично, надеюсь? Или я не прав? Романтично и необычно.
— Вы хотите посмотреть мой чердак?
— Естественно!
Винтовая лестница, ведущая на второй этаж, несколько смущала Бобо. Она была очень красива — изящно изогнутая, с перилами из розового дерева и достаточно широкая, — но настолько крута, что старику с ней, пожалуй, не справиться. И потом, на ней было темновато. Стены в коридоре имели тот же алый оттенок, что и в столовой; пол выложен терракотовой плиткой. Красные тона разбивал лишь ярко-зеленый кафельный плинтус да свет, падавший из узкого высокого окна на лестничной площадке второго этажа. Эскофье постоял у нижней ступеньки, посмотрел вверх и спросил:
— А что видно вон из того окна?
— Если подойти вплотную, то можно увидеть море.
— А если его открыть, можно ли услышать оркестр, играющий в «Гранде»?
— Конечно.
Эскофье минутку подумал.
— Та лестничная площадка, похоже, круглая?
— Да, круглая.
— И там, по-моему, вполне хватит места для столика? Того, что стоит у тебя на кухне?
— Значит, «La potée d’amour»?
Старик улыбнулся.
— Ну конечно. А ты думал, к чему я клоню? Накрой столик хорошей льняной скатертью. Тебе также понадобится тонкий фарфор, столовое серебро и свечи; они должны быть того же светло-серого оттенка, что и скатерть. Цвет очень важен. И, разумеется, раздобудь несколько кочанов капусты идеальной формы.
— Капусты?
— Да. Четыре или пять кочанов по меньшей мере. И помести их в терракотовые горшки.
— А как же potée d’amour?
— Для этого тоже капуста понадобится.
— Капуста? Вы уверены?
— В том, что касается романтики, я никогда не ошибаюсь.
Они вернулись на кухню. Эскофье сел за стол и стал писать: «Для начала возьми кастрюлю или даже горшок, глубокий и загадочный, положи туда телячьи голяшки и говяжью грудинку, залей холодной водой и посоли. Вари на маленьком огне примерно час. Сними накипь. Добавь специи — тимьян, петрушку, лавровый лист и перец горошком, а также луковицу, начиненную гвоздикой, и чеснок. Еще два часа вари на медленном огне. Потом снова сними накипь. Добавь мозговые кости, нежную молодую курочку, как можно нежнее, и полбутылки белого вина; ну и, разумеется, капусту, картошку, лук-порей и турнепс. И вари еще час на медленном огне».
Бобо внимательно перечитал рецепт и спросил:
— Так это же «Pot-au-feu»?
— Это основа империи.
— Обычная крестьянская еда.
— Я как-то приготовил pot-au-feu для Аделины Патти, величайшей оперной дивы. По ее просьбе. Прямо здесь, в «Гранде». Она попросила домашнюю еду — что-нибудь не слишком изысканное, не такое, как обычно едят богачи. Вот я и подал ей pot-au-feu с соусом из хрена, который отлично к нему подходит. Но я, конечно же, позволил себе маленький грех: дополнил это блюдо великолепным цыпленком, которого нашпиговал беконом и поджарил на вертеле над открытым огнем; а к цыпленку подал салат из цикория и листовой свеклы. А затем, разумеется, изумительное парфе, которое я назвал «Sainte-Alliance», потому что я использовал для него фуа-гра из Эльзаса и трюфели из Перигё. Примечательно, что точно такое же парфе я приготовил и в День перемирия — как бы Франция и Германия на одном блюде. Очень наивно и очень поэтично. А пир, устроенный для Патти, я завершил апельсиновым муссом с клубникой, пропитанной ликером «Кюрасао». Мы же не могли допустить, чтобы сама великая La Patti ушла голодной! И все же это была самая обычная домашняя еда, во Франции такую готовят в любом доме.
— Так ведь и я говорю, что рot-au-feu — это обычная домашняя еда.
Эскофье постучал себя по ноздре, гася раздражение.
— Сынок, ты что, так ничему у меня и не научился? Да. Это домашняя еда. А романтика — это всегда обещание. Или ты не согласен?
Теперь уже оба улыбались.
— Ты действительно совсем не умеешь обращаться с дамами, мой дорогой Бобо. И пока ты этому не научишься, великим шефом тебе не стать.
После того как в «Гранде» подали ланч, Бобо вернулся домой и перетащил свой круглый кухонный столик на верхнюю площадку лестницы, ведущей на чердак. Накрытый серой льняной скатертью, со столовым серебром и хрусталем, столик выглядел не менее романтично, чем столики в ресторане «Гранда». По совету Эскофье Бобо расставил на лестничной площадке красные глиняные горшки и поместил в каждый пышный зеленый кочан капусты. Сочетание цветов получилось очень ярким и в то же время интимным.
Затем Бобо принял ванну, хоть был и не вторник, расчесал усы и осторожно надел свою лучшую льняную рубашку, протерев тело сиреневой водой и тальком. Но думал при этом только о Сабине.
Накануне вечером она оставила его в полном смятении чувств, хотя, казалось, должна была бы страшно его раздражать своей манерой вечно высказывать свое мнение о еде и делать это достаточно настырно. С таким поведением дамы ему еще никогда сталкиваться не доводилось.
— Вы говорите, баклажан? Но у него же вообще нет вкуса!
— У этого кушанья вкус баклажана.
— Ерунда! Баклажан абсолютно безвкусный.
— Но если его поджарить…
— Тогда у него будет вкус растительного масла. А своего вкуса у него нет и в помине. Чеснок. Оливки. Помидоры. Вот они и придают баклажанам вкус. Чтобы баклажаны стали вкусными, им много чего нужно.
Они выпили пока что всего по бокалу шампанского, а он тем не менее чувствовал, что уже пьян ею. А может, просто взбешен?
— Ну а зеленая фасоль?
— Зеленые веревки!
Бобо и не заметил, когда официант успел убрать все с их столика. Не заметил он и того, что зал уже покинула последняя пара. В 11.30, согласно существующим правилам, ресторан полагалось закрывать.
— А как вам морской ёж?
— Грязная губка.
— Ничего подобного!
— Да нет, именно так!
— У него чудесный вкус, пряный и нежный, как сливки.
— А по-моему, это просто плевок океана.
Метрдотель принес свежие свечи, поставил их на столик, зажег, затем погасил свет в обеденном зале и ушел, заперев входную дверь. А они все не унимались.
— Ягненок?
— Там и есть-то нечего.
Бобо посмотрел на часы. Господи, уже почти час ночи! Кухня уже несколько часов как закрыта.
— Уже ночь, — сказала Сабина, вставая и даже не спросив у Бобо, который час. — Месье будет ждать, что ровно в два я подам ему его «эликсир». Ровно в два.
И она поблагодарила Бобо, пожав ему руку, чем напрочь лишила его сна.
— Откуда вы узнали? — спросил он у Эскофье на следующий день.
— Я всегда знаю.
В назначенное время неприметный «Ситроен», принадлежащий «Гранд-Отелю», всполз по извилистой улочке и остановился перед дверями его дома. Он выглянул в окно. Знакомый водитель приподнял шляпу в знак приветствия.
Сабина подняла голову, увидела, что он смотрит сверху, и улыбнулась. А у Бобо от волнения тут же вспотели руки.
