Четверг, 25 августа 2011 года
Я снова сижу в ярко-оранжевом самолете, лечу назад в Лутон. То есть не совсем лечу: мы уже сорок минут торчим перед выездом на взлетную полосу, и неизвестно, сколько еще так простоим. Кажется, не соблюдены «организационные меры безопасности полета», но наверняка это попросту означает, что недостает кого-то из экипажа. Все пассажиры как будто примирились с неопределенностью, кроме моего соседа, который ведет себя с нескрываемым раздражением. Ему, видите ли, не нравится, когда я случайно задеваю его локтем, печатая на своем ноутбуке, едва уместившемся на крохотном откидном столике. Подчеркнуто скрестив на груди мясистые руки, мой сосед уставился прямо перед собой. Может, этот же тип сидел рядом со мной, когда я летела из Лондона. Вполне возможно, что и самолет тот же, каким я прилетела сюда неделю назад: в салоне такой же тяжелый и застойный воздух.
Все вышло не так, как я планировала. Я не про задержку с отлетом, а про свой отъезд. Два дня назад я собиралась сменить дату вылета и побыть в общине подольше, но…
Впрочем, про вчерашний день и про то, почему я возвращаюсь домой сегодня, я напишу потом. Прежде всего надо дописать, чем кончилась история с Тессой. Осталось совсем немного, и я не успокоюсь, пока не поставлю точку.
Итак, я подробно рассказала полиции о своей роли в истории с Тессой и Адрианом. Последствия можно описать предельно кратко: их не было.
Мое дело не пошло в суд. Предъявить мне обвинения в виртуальном присвоении чужого имени не могли: привлечь к уголовной ответственности можно лишь в том случае, если самозванец использует чужое имя для домогательств или мошенничества с целью причинения ущерба конкретному лицу. Я же ничего подобного не совершала.
Тот факт, что тело Тессы не найдено, означал, что официально она числилась – и все еще числится – «пропавшей без вести», а не мертвой. Закон гласит: если один человек сообщает другому, что намерен покончить с собой, тот не обязан извещать об этом полицию, однако словом или поступком побуждать к самоубийству – противозаконно, и это можно расценить как подстрекательство или пособничество. В полиции на меня наседали с одним и тем же вопросом: не говорила ли я или не делала ли нечто такое, что могло быть истолковано как побуждение к самоубийству? Это исключено, отвечала я. Они прочесали все содержимое почтового ящика protess2010, но не нашли ничего, что указывало бы на нерешительность Тессы или на то, что я склоняла ее к самоубийству.
О том случае, когда она расплакалась, я не сказала ни слова.
Против меня сыграло то, что я получала от Тессы деньги. Но я предоставила полиции все квитанции и свои подсчеты, и следователь признал, что нажиться на сто семнадцати фунтах в неделю невозможно. В конце концов решили, что общество не заинтересовано в том, чтобы отдать меня под суд. В первую очередь полиции был нужен Адриан.
В последний раз его видели в аэропорту Гатвик, когда шумиха только-только началась. Оказалось, он очень умело запутал следы. «Красная таблетка» размещалась на сервере в Атланте, но при регистрации домена Адриан ввел ложные данные, и поиск по IP-адресу ничего не дал. Паспорт также оказался поддельным. Газетчики, конечно, взбеленились, возмущенные тем, на какие ухищрения пошел этот «гнусный» человек, чтобы его не поймали, тогда как речь шла о простой и разумной предосторожности с его стороны. Адриан знал наперед, что его осудят предвзято и даже не попытаются понять.
Его до сих пор не нашли, несмотря на то, что все газеты, как здесь, так и за границей, пестрят его фотографиями. Как поспешили отметить все новостные ленты, внешне он ничем не отличается от остальных полноватых, лысеющих мужчин среднего возраста, которых во всем мире не один миллион. «Дьявол в обличье консультанта из отдела бытовых электроприборов».
Тем не менее я недоумевала, почему Адриан не объявился и не предпринял попыток опровергнуть обвинения. К примеру, почему бы ему не разместить официальное заявление на сайте, зайдя через анонимный прокси-сервер, таким образом, скрыв свой IP-адрес и истинное местонахождение. Скорее всего, он посчитал эту затею пустой тратой времени, полагая, что осудившие его люди закоснели в своих предрассудках и держатся за них мертвой хваткой. «Умному с невеждами не о чем разговаривать». Не помню, где я это встречала, а доступа к «Гуглу» сейчас нет.
Итак, все единодушно решили, что Адриан – дурной человек, использующий в своих макиавеллиевских планах простодушных людей вроде меня. Даже Джонти так считает, хоть он, к моему удивлению, с пониманием отнесся ко всей этой истории. Я тысячу раз ему повторяла, что он не прав, но его не переубедишь, так что я оставила эту затею.
И в окончание всего я расскажу, как ездила к Марион. Через шесть дней после самого первого допроса в участке на Флит-стрит мне позвонила полицейский координатор, Шелли, сказав, что меня желает видеть Марион. Через два дня мне полагалось явиться в дом родителей Тессы в Глочестере. Сама Тесса называла дом поместьем, что неверно.
Шелли отвезла меня на служебной машине с гражданскими номерами. В дороге мы молчали. Я безучастно смотрела в окно. Когда машина свернула с автострады и поехала по проселку, я слегка запаниковала. Должно быть, я заерзала на своем месте и с трудом переводила дыхание, поскольку Шелли поинтересовалась, как я себя чувствую.
Вместо ответа я спросила, что сказала Марион, когда ей сообщили обо всем.
– Почти ничего. Для нее это стало потрясением, – вздохнула Шелли. – Постарайся отвечать на все ее вопросы.
Я не раз видела дом на фотографиях: особняк внушительных размеров с белеными стенами, по которым заплелись растения, напоминавшие аккуратные тонкие усы. Полукруглая подъездная дорожка усажена кустами, подстриженными в форме шара. У входной двери на цоколе стояла одна из скульптур Марион – железный кол с зубьями, похожий на грабли. Марион встретила нас на пороге. Наверное, Шелли известила ее, в котором часу мы приедем, а может, она простояла там все утро. На шее Марион красовалось ожерелье с бирюзовым кулоном. Она надела узкие красные брюки, и я невольно вспомнила о последнем письме, отправленном Тессе перед тем, как все раскрылось. В нем Марион сообщала, что собирается сделать операцию по удалению варикозных вен на ногах, хоть после этого ей придется носить брюки до тех пор, пока не сойдут швы. Интересно, подумала я, если она в брюках, значит, операция все-таки состоялась? Или она надела их просто так? Надо же, чего только в голову не приходит…
Шелли поздоровалась и представила меня. Марион, не проронив ни слова, с непроницаемым лицом оглядела меня с головы до ног. В ее чертах проглядывал облик Тессы: такие же скулы, тот же плоский нос. Марион исполнилось шестьдесят два года, она была намного старше мамы, но выглядела она так, будто ее собрали из более качественных материалов. Темные волосы спускались ниже плеч, словно она не дама в возрасте, а подросток. Кожа выглядела упругой и гладкой. Тесса говорила, что ее мать когда-то сделала подтяжку лица. Марион оказалась миниатюрной женщиной, руки у нее были совсем тонкие, не шире линейки.
– Я подожду в машине, – сказала Шелли и жестом велела мне войти в дом.
Марион, храня молчание, повела меня через увешанный картинами холл, где вдоль стен стояла старинная темная мебель, от которой исходил запах полироли. Ступая по деревянному полу, я вспомнила обрывок из очередного обвинительного письма Тессы: «Ты не позволяла прикасаться к антикварным безделушкам». Марион поспешно захлопнула приоткрытую дверь, но я заметила безобразный подъемник бежевого цвета, почти такой же, как мамин. В доме стояла тишина. Интересно, где Джонатан? Увижу я его или нет?
Марион привела меня в гостиную и жестом приказала сесть. Бледно-розовый диван казался таким хлипким, что, присаживаясь, я с опаской подумала, как бы его изящные ножки не подломились под моим весом. Марион расположилась в пяти футах от меня, в кресле с золочеными резными подлокотниками. В письмах она рассказывала дочери, как они с Джонатаном смотрят телевизор, но о присутствии мужа здесь ничто не говорило. Я представляла себе ортопедическую кровать, установленную перед телевизором, как когда-то у нас дома, но, очевидно, вульгарному пластику не место в этом музейном зале.
– Это ты притворялась моей дочерью? – произнесла Марион.
– Да, – сказала я.
– Это с тобой я говорила по телефону.
– Да.
– Но ты совершенно не похожа на Тессу.
Странно, с чего бы мне быть похожей на нее?
– Нет, – сказала я.
– Ты толстая.
– Да, – сказала я.
Повисла минутная пауза. До сих пор мне казалось, что лицо Марион ничего не выражает, но теперь смогла рассмотреть, как у нее подергиваются брови, будто она хочет, но не может поморщиться.
Я решила, что настал момент для заготовленной речи.
– Марион…
– Не смей обращаться ко мне по имени! – вставила она.
– Миссис Уильямс, Тесса обратилась ко мне за помощью потому, что не хотела, чтобы вы горевали. Она хотела избавить вас от страданий. Мне известно, что вас связывали непростые отношения, но я хорошо узнала Тессу. Понимаете, в глубине души она вас любила…
– Это с тобой я говорила по телефону, – прервала меня Марион.
– Да.
– Тесса просила тебя написать письмо? Где предложила начать все сначала, снова стать друзьями?
– Нет, – созналась я.
– В полиции говорят, вы с ней ни разу не встречались, – продолжала Марион.
– Нет.
– Почему же ты утверждаешь, что хорошо ее знала?
Я начала было объяснять, что мы подолгу разговаривали, что я прочла всю ее переписку, но Марион будто не слышала или не хотела слышать.
– Ты думала, что я смогу спокойно жить дальше, не видясь с дочерью?
– Тесса сказала, что вы будете опекать Джонатана, – ответила я, – и не сможете бросить его и отправиться в Канаду.
– Да, в ближайшие месяцы. Ну а потом? Как долго это могло продолжаться?
– Планировалось, что не более полугода, – ответила я.
– А потом что? – повторила она.
Я вспомнила слова Адриана в парке.
– Я должна была постепенно свести на нет все контакты… плавно повернуть затемнитель и погрузить ее жизнь в небытие.
Марион взглянула на меня, как на умалишенную.
– Мы все души не чаяли в Тессе, – медленно, четко произнесла она, словно обращалась к несмышленому ребенку. – Не только мы, но и ее друзья. У нее было много друзей. Тебе не пришло в голову, что кто-то захочет увидеться с ней или купит ей билет? А когда умрет ее отец? Ты решила, что Тесса не приехала бы на похороны?
– Нет, – едва слышно прошептала я.
– Ты недооценила, как ее обожали, – сказала Марион. – Возможно, тебе это невдомек. Шелли говорит, ты жалкое, несчастное существо – ни родителей, ни друзей.
Я неловко пожала плечами, едва заметно кивнула, и, к моему ужасу, на глазах выступили слезы. Я уставилась на темно-синий ковер, на котором виднелись хлопья чего-то белого, похожего на перхоть. Вспомнилось, что Тесса рассказывала, как Изабель, жена Уильяма, набрасывала на спинки кресел специальные чехлы, когда к ним приезжал Джонатан, чтобы от его жирных волос не засалилась обивка.
Марион снова заговорила, и ее голос зазвучал мягче.
– Как она познакомилась с тем типом?
– С Адрианом? Не знаю, – честно призналась я.
– Мне сказали, что ты его сторонница и попытаешься его оправдывать.
– Я действительно не знаю, – повторила я. – Я считала, что они познакомились на «Красной таблетке».
– На том сайте? – переспросила Марион. – Тессе это было неинтересно. Она не была… такой, как ты.
Пауза.
– У них была связь?
Меня чуть не передернуло от такого предположения, но я постаралась не подать виду.
– Я не знаю.
– А я-то думала, тебе все известно о моей дочери, – горько съязвила она.
В этот момент послышался звук откуда-то из глубины дома, напоминающий низкое мычание. Должно быть, это Джонатан, решила я.
– Извини, я сейчас вернусь, – сказала Марион, будто у нас тут светское чаепитие, и, выскользнув из гостиной в холл, громко позвала: – Элен!
Разглядывая картины на стенах, я узнала одно из полотен Тессы: размашистые красные мазки поверх концентрических зеленых кругов. Рядом висели фотографии молодой и очень эффектной Марион на фоне экзотического пейзажа – должно быть, где-то в Чили, и несколько детских снимков Тессы и Уильяма. Почти все я уже видела, кроме школьного портрета Тессы-старшеклассницы, с подведенными черным карандашом глазами и высокой прической. Она многозначительно улыбалась – так же, как и на фотографии с вечеринки, которую прислала самым первым письмом.
Вернулась Марион и уселась в золоченое кресло, положив ногу на ногу.
– Элен – это новая сиделка? А что стало с Кирсти? – спросила я.
Глаза Марион сузились.
– Не твое дело. Тебя не касается ничего, что происходит в этом доме!
Голос ее зазвенел. Она пыталась сжать кулаки, но ей мешали длинные ногти.
– Да как ты смеешь! Как ты смеешь! Тесса – моя дочь. Тебе никогда не быть такой! Думаешь, ты знаешь ее? Как бы не так! Ты ее совсем не знаешь. Тебе только так кажется. А я – знаю.
«Знала» – чуть не сорвалось у меня с языка.
– Ты не выразила ни малейшего сожаления о том, что натворила, – продолжала Марион. – Ни мне, ни кому другому. О том, что Тессу уже не вернуть. У тебя что, нет сердца?
– Я верю в право человека распоряжаться своим телом как угодно, в том числе…
– Замолчи! – пронзительно завопила Марион. – Замолчи, заткнись немедленно!
Она сникла, и на минуту наступила тишина. Больше чем на минуту. Марион аккуратно провела под веками пальцами с ярко-красными ногтями, утирая слезы, и вновь заговорила. Голос звучал тихо и собранно:
– В полиции сообщили, что она уехала в Испанию.
– Да.
– Где ее тело?
– Не знаю.
– Что она сделала с собой? Где она?
– Не знаю, – отвечала я.
– Я тебе не верю.
– Мы никогда не говорили об этом.
– Но я должна знать, – чуть слышно произнесла Марион, обращаясь не столько ко мне, сколько к себе самой. Затем она взглянула на меня и жестко приказала: – Уходи.
Я осторожно поднялась с дивана. Марион сложила руки на коленях и отвернулась, устремив взгляд на стену.
– Мне очень жаль, – пробормотала я, имея в виду, что мне жаль ее и ее горя, но я не жалею о том, что сделала. Я хотела уточнить это вслух, но передумала. Пройдя по начищенному холлу, я вышла из дома и села в машину к Шелли.
Через полчаса после того как мы отъехали, я заметила:
– Я ей не нравлюсь.
– Неудивительно, – отозвалась Шелли.
– Наверное, нет.
– Знаешь, – сказала Шелли, – она спрашивала, отправят ли тебя под суд.
– Должно быть, она осталась недовольна.
– Нет. Она не хотела, чтобы тебя судили.
* * *
Тогда-то я и задумала выяснить, что произошло с Тессой. Повернувшись к окну, я глядела на проносившиеся мимо машины, на долю секунды выхватывая лица сидящих в них людей, и вспоминала, как дергались брови на лице Марион, как она прошептала «я должна знать». Подумала об Испании, куда, как установил паспортный контроль, вели следы Тессы после «увольнения». Мне пришло в голову использовать накопившиеся у меня сведения о Тессе, чтобы разгадать план ее действий. Это, в свою очередь, поможет мне ответить на вопрос Марион.
После того как все вышло наружу, доступ к почтовым ящикам Тессы был закрыт, и я больше не могла работать с письмами. У меня оставались мои записи, память и интернет. Сузить область поиска удалось благодаря письму от знакомой, которая видела Тессу в Гранаде близ Альгамбры через десять дней после «увольнения». Тогда я решила, что знакомая обозналась, и больше не возвращалась к этому, но теперь инцидент предстал в новом свете.
Поначалу меня слегка ошарашила разница во времени: я-то полагала, Тесса покончит с собой точно в назначенный день. Но чем больше я раздумывала, тем более убеждалась, что между датой «увольнения» и окончательным «уходом» вполне мог быть какой-то промежуток.
Логично, что она предпочла провести последние дни в другой стране, где смогла бы самоустраниться, не рискуя быть опознанной. Испания освободила и обезличила Тессу, превратила в ту, которой нет. Тессе было бы вполне разумно провести несколько дней в одиночестве, примирившись с тем, что ей предстоит. Или, что не исключено, решить для себя, хочет ли она сводить счеты с жизнью.
Разумеется, хотя Тессу и видели в Гранаде, это вовсе не означает, что она там остановилась. Она могла приехать из любого уголка Испании и потом отправиться куда глаза глядят. Так что не стоило зацикливаться на Гранаде и ее окрестностях, как бы заманчиво это ни выглядело.
Куда бы она могла направиться? Главный критерий очевиден: туда, где живут по-простому, в согласии с природой. Этим я руководствовалась, выбирая Сойнтулу, полную противоположность Лондону. Скорее всего, Тесса остановится в каком-то символичном для нее уголке или же там, где гарантированно найдет тихую гавань. Итак, вероятно, что Тесса провела свои последние дни где-то в Испании, в хорошо знакомом ей месте.
Насколько мне известно, раньше Тесса не бывала в Гранаде, зато не раз проводила выходные в Барселоне и Мадриде. Погуглив, я решила, что вряд ли она отправилась бы туда теперь: застроенные, шумные города – неочевидное пристанище для тех, кто жаждет покоя. Однако поиск по запросу «тихое + уединенное + Испания» не принес желаемых результатов.
Наутро пришло прозрение – во всяком случае, так мне показалось. В какой-то момент, занимаясь поставленной задачей, я отвлеклась и задумалась о Конноре.
Полагаю, не стоит говорить, что мы с ним больше не общались. Через два часа после катастрофического объяснения он прислал одно, последнее письмо. Я нашла его в почтовом ящике Тессы, когда вышла из участка и включила телефон. После оказалось, что, как только меня отпустили, полиция поспешила закрыть доступ к почте Тессы и к ее странице на «Фейсбуке», но письмо Коннора я все-таки успела прочесть.
Он писал кратко и по делу:
«Давай договоримся. Ты не говоришь Кристине, а я не доношу на тебя в полицию. Идет?»
«Я уже все рассказала полиции сама, но Кристине ничего не скажу», – ответила я.
Я задумалась. Голова была забита вопросами. Почему он так поступил? Значили его слова хоть что-нибудь или он просто забавлялся, желая приятно и без последствий развеять скуку? Любит ли он Кристину? В конце концов я решилась.
«Откуда пошло “поцелуй меня”? Что это означает?»
Через тридцать секунд он ответил.
«Понятия не имею».
«То есть как это?» – переспросила я.
«Не знаю, и все. Тесса как-то обронила эту фразу, уже не помню, по какому случаю, и она прижилась».
И все. Его последние слова. Я никак не могла выбросить его из головы и вспоминала о нем одновременно и с грустью, и с яростью. В то утро я мысленно перебирала нашу переписку, уставившись на карту Испании, открытую в интернет-браузере, как вдруг меня осенило. От неожиданности перехватило дыхание, и я порывисто, точь-в-точь как персонажи в мультфильмах, села в кресле.
В самом начале переписки с Коннором я – то есть Тесса – отправила ему довольно шаблонное описание уклада жизни в Сойнтуле, как много там бывших хиппи, и так далее. «На острове потрясающая, непередаваемая атмосфера. Наверное, он расположен на одной из линий лей. Здесь я чувствую себя счастливой, словно впервые за долгое время могу свободно думать и дышать полной грудью». А Коннор ответил: «А почему в Канаде? Что-то похожее я слышал от тебя об общине в Испании. Ты бы могла хипповать и там, куда летают бюджетные авиалинии».
Тогда я не придала этому значения. Как я ни старалась, на начальном этапе проекта жизнь Тессы представлялась мне сплошным белым пятном. Я пропускала или игнорировала невнятные намеки, которые обрели смысл в дальнейшем.
Я мигом пришла в себя, тяжелые мысли о Конноре улетучились. Кажется, я нащупала ту самую нить, которая может привести меня к Тессе. К сожалению, чтобы выяснить подробности, придется связываться с Коннором, в то время как его последнее сообщение отбило у меня всякое желание с ним общаться. Но ничего не поделаешь.
Вкратце, официальным тоном я объяснила, что Марион, мать Тессы, поручила мне важное дело, для которого нужно разузнать все об «общине в Испании», упомянутой в одном из его писем.
Полезной информации в его ответе оказалось немного, но вполне достаточно.
«Когда мы с ней встречались, она рассказывала, что провела лето в какой-то общине хиппи, в горах недалеко от Гранады. Купалась голышом, укуривалась в хлам, сидя у общего костра, общалась с Матерью-Землей и обстоятельными смазливыми французиками, и тому подобное. Названия общины я не знаю».
К счастью, в окрестностях Гранады обнаружилась лишь одна известная община. Через полчаса у меня уже был билет на самолет. Остальное вы уже знаете.
Все стало на свои места. Мне хотелось в это верить. Но ничего не вышло. Да, кое-кто из тамошних вроде бы и видел Тессу прошлым летом, но как это подтвердить? И даже если бы мне удалось найти доказательства, все равно оставалось загадкой, куда она отправилась потом.
Теперь мне неловко оттого, что я отправилась на поиски Тессы исходя из таких необоснованных предположений. Если бы мой план поисков был программой, то при тестировании она бы дала сбой уже через две секунды после запуска.
Наконец-то мы поднялись в воздух. На взлете пришлось закрыть ноутбук; выглянув в окошко, я увидела под нами сплошную белую пелену, точно облака упали с неба на землю. Затем я вгляделась, и оказалось, что это – пластиковые теплицы, огромным белым пятном укрывшие землю от гор до самого моря.