10
Луч прожектора погас, и Терри увидел давнишнего заводского сторожа, Пижона, поседевшего и худого. Тот сидел в деревянной будке размером с гроб и скручивал себе косячок. — Вот уж не думал, что снова тебя увижу, — сказал Пижон, пробегая кончиком языка по «Ризле» — бумаге для самокруток.
Пижон уже успел переодеться в свою полосатую пижаму. Вот почему его называли Пижоном — ради созвучия. Как только стрелки переваливали за полночь, он надевал свою пижаму, доставал «Олд Холборн» и готовился, как он сам это называл, «хорошенько вздремнуть».
— Я-то думая, ты летаешь по свету с этими психами-наркоманами.
— Летал на прошлой неделе, — ответил Терри. — А они там?
Еле уловимая улыбка.
— А где же еще им быть?
Терри вошел в здание завода. Было так странно оказаться здесь снова, посте всех этих месяцев, проведенных им в редакции «Газеты». Он осмотрелся. В здании, которое напоминало собой гигантский ангар для авиатехники, было тихо. Повсюду змеями извивались конвейерные ленты. Терри думал, что больше никогда сюда не вернется. Но, оказавшись здесь, он испытывал необъяснимое чувство комфорта.
В здании было темно, лишь на втором этаже мерцали флюоресцентные лампы. Отдел обработки данных не закрывался никогда.
Всем остальным — на ликероводочном заводе, в офисах — по наступлении шести часов вечера выдавали бесплатный джин и советовали валить домой через тридцать минут. Но молодежь, которая обслуживала монолитный заводской компьютер, работала круглые сутки, сменяя друг друга через каждые двенадцать часов, с восьми вечера до восьми утра. И все это делалось на желудок, полный джина.
Компьютерный оператор — это казалось Терри современной и высокоинтеллектуальной профессией, но было обыкновенным физическим трудом для ребят, которые закончили среднюю школу. Ребят вроде самого Терри — неугомонных и не желающих работать в обычных офисах, ребят, которым хотелось, чтобы мир заткнулся и оставил их в покое.
Должность компьютерного оператора подразумевала то, что вы проводили на заводе ночи напролет, меняя гигантские катушки пленки и диски размером с крышки от мусорных баков и скармливая металлическому принтеру величиной с автомобиль всякие чеки на получение денежного содержания, раздаточные ведомости и описи. Преимущество такой работы заключалось в том, что вас никто не контролировал. Вы могли делать все, что хотите.
Терри взбежал по металлическим ступенькам наверх, в крошечную комнатку, заваленную вещевыми мешками, остатками пищи и напитков, и через стеклянную перегородку, у белой массы компьютера, увидел их.
Питера, помешанного на музыке парня с прыщавой кожей и длинными каштановыми волосами, — он был в группе вместе с Терри, был его первым другом на заводе.
Кишора, пакистанца, который хотел быть программистом, но никак не мог найти фирму, которая предоставила бы ему шанс попробовать себя.
И Салли Жу — настоящее имя Жу Зий, — нахмурившись, она стояла рядом с Кишором и внимательно смотрела на сообщение, которое вылезало из телетайпа на клавишной панели. Терри и забыл, как сильно он когда-то любил это лицо. Как же он мог забыть это?
Салли подняла глаза и, увидев его, покачала головой и отвернулась, скрестив руки на худенькой груди. Затем из-за перегородки выскочил ошарашенный Питер, с разметавшимися волосами, хохоча во весь голос.
— Не могу поверить — что ты здесь делаешь? Ты должен быть — ну не знаю — на гастролях с Брюсом Спрингстином или «Син лиззи», к примеру?
Кишор тоже вышел из компьютерной комнаты, застенчиво улыбаясь, а за ним появилась Салли — с видимой неохотой. Ее руки были по-прежнему скрещены на груди. Всем своим видом она словно говорила, что однажды Терри уже подвел ее и больше такого шанса ему не представится.
— Ты выщипываешь брови, — сухо заметила она, — Выглядит глупо.
И как он мог отпустить эту девушку? Как мог быть таким непреклонным и таким глупым?
— Привет, Сал, — произнес он.
— Девушка взяла выходной? — поинтересовалась Салли с издевкой. У нее был классический акцент китаянки, рожденной в Британии. Чистый кокни, но с проблеском Каулуна в некоторых гласных.
Терри пожат плечами. Он хотел казаться самоуверенным, но ему было искренне жаль себя. Как бедняге Рокки Бальбоа, не понятому целым миром.
— Какая девушка?
— Может, она тебя бросила? — предположила Салли. — Я завязал с женщинами, — ответил он.
Питер восхищенно засмеялся.
— Еще бы, все эти поклонницы! Дружище, да ты, наверное, не щадил себя!
Салли улыбнулась. У нее были шокирующе белоснежные зубы, а глаза — цвета тающего шоколада.
— Да, она определенно его бросила.
— Ты, наверное, столько всего видел! — Питер уселся на стол и захлопал в ладоши. — Концерты в Америке! Эксклюзивные прослушивания в студиях, заваленных наркотой! Закулисные дебоши! Гастрольные автобусы, где передают по кругу «Куэрво голд» и чистое колумбийское вино! Поклонницы! Поклонницы! Поклонницы!
— Перестань пошлить, — потребовала Салли. Она всегда была блюстительницей нравов. По крайней мере, на людях.
— О господи! — Кишор залился ярко-алым румянцем, и Терри вспомнил, что разговоры о сексе всегда смущали парня. Но Питер был скабрезнее их всех, вместе взятых. Он содрогался от восторга, потирая руки.
— Расскажи нам все!
— Ну, — начал Терри, — я видел, как писает женщина.
Питер сконфуженно улыбнулся.
Это случилось в одну из первых недель его работы в «Газете», когда Терри поехал в гастрольный тур с «Линирд Скинирд». В этот тур его отправил Кевин Уайт в качестве наказания за то, что Терри принимал амфетамин прямо в офисе, — или скорее за то, что умудрился попасться на глаза одной из уборщиц. Его первый проступок в «Газете». Но Терри понравилась музыка — барное буги в эпических масштабах — и сами музыканты — семейство пьянствующих парней и девушек с юга страны. Тогда он еще не свыкся с мыслью, что ведет такую жизнь, и каждый новый день сулил ему новые приключения.
Терри оказался в чьем-то номере — одном из тех переполненных гостиничных номеров в разгаре пьянки, как бывает на гастролях, и разговаривал с одним из музыкантов, стоя на пороге ванной комнаты, потому что больше стоять было просто негде.
Бэк-вокатистка группы — невысокая и симпатичная — продефилировала мимо них, задрала юбку, спустила трусы и с шумом помочилась. У Терри отвисла челюсть, хотя он и пытался проявлять полное безразличие, словно всю жизнь только и смотрел на писающих женщин. А ведь это, вероятно, был даже не ее номер.
Питер смотрел на него в полной растерянности.
— Но… я имел в виду, я думал, ты, должно быть, знаком со звездами. Но… ты встречал — я не знаю… Мика Джаггера. Кейта. Роттена. Спрингстина. «Клэш». Дебби Харри. Дебби Харри, мать ее!
Терри задумался. Да, он и в самом деле встречал этих людей.
— Но тебе кажется, что ты их всех уже хорошо знаешь! — воскликнул он. Питер был явно озадачен. — Ты провел столько времени, размышляя о них, слушая их музыку, — продолжал Терри, — поэтому, когда ты, к примеру, встречаешь Джаггера, тебе кажется, что ты с ним уже давно знаком. Но вот писающую женщину я никогда раньше не видел. Ухмыльнувшись, Питер шлепнул Терри по руке, словно тот просто дурачился.
— Кто-нибудь, налейте ему чаю! — Питер взял банку с безалкогольным напитком. — Или у нас где-то вроде оставался джин-тоник, если ты хочешь чего покрепче.
Терри улыбнулся. Вот чем они всегда заливались перед тем, как идти на работу, — джином с «Тайзером». Доводя себя до полного отупения к началу двенадцатичасовой смены. В «Газете» этого бы просто не поняли. Им никогда не понять, что это была за работа. Люди работали здесь не ради самовыражения, не ради отдачи, не ради всех этих пресловутых ценностей среднего класса. Вы работали здесь, чтобы выжить, — единственная причина, по которой вы это делали, и иногда скука была настолько невыносима, что вам нужно было умертвить часть себя, чтобы пережить очередную смену.
Было трудно бодрствовать до восьми утра, особенно когда вы знали, что в этот момент другие ребята вашего возраста гуляют по городу или спят в теплых постельках, а с полным желудком джина вперемешку с «Тайзером» бодрствовать было даже труднее.
Терри вспомнил еще одну вещь, которая сильно осложняла им жизнь, — усыпляющие мелодии, которые передавали по радио в долгие предрассветные часы. Одна мелодия в особенности — от нее у Терри закрывались глаза, падала на грудь голова, а вместе с головой падало настроение — песенка, которая звучала так, словно ее исполнял хор, погребенный под лавиной валиума.
«Ка-пи-то-лий… ночь поможет пережить — такова была песенка, под которую их всегда вырубало — Ка-пи-то-лий… ночь поможет пережить».
Но сегодня репертуар радиостанции был совершенно иной. Сегодня по радио крутили одного только Элвиса. Из крохотного транзистора доносилась мелодия «Короля-креола». Питер сделал погромче.
— Слышал об Элвисе? — спросил он.
Терри покачал головой.
— У мер в Мемфисе. Сердечный приступ, говорят. Сорок два года. Трагично, приятель. Ты знаешь, это он все начал.
Терри был в шоке. Он внезапно понял, почему его не заметили скорбящие Теды. Но ему тогда и в голову не пришло, что умер Элвис Пресли. Элвис был одной из тех фигур, которые всегда оставались на заднем плане вашей жизни и, как вы полагали, останутся там на веки вечные.
Когда Терри был еще ребенком, Элвис, казалось, играл на зрителя — эдакий Ширли Бэсси рок-н-ролла, размашистые шоу-жесты и длинные бессмысленные баллады. Но сейчас, в вечер смерти Элвиса, слушая «Короля-креола» по Столичной радиостанции, Терри ощущал в его музыке чистое, нерафинированное, волшебство. Неожиданно на Терри нахлынула волна горя. Слезы подступили к глазам, и он поспешно их вытер. Наверное, все это из-за «спидов».
— Как поживает «Лэнд-ов-Мордор»? — спросил он. — Запланированы концерты?
«Лэнд-ов-Мордор» были группой Питера. Терри однажды видел их на заводской дискотеке по случаю Рождества. С их двадцатиминутными гитарными партиями и распевами об эльфах они загубили вечеринку практически на корню. Только яд в бутербродах мог подействовать хуже.
Питер помрачнел.
— Никому больше не нужен интеллектуальный рок. Ты только послушай, что говорят о Клэптоне. Им нужна новизна. — Питер с упреком покосился на торчащие иглами волосы Терри. — Вся эта чушь, которая тебе так нравится. Ну, знаешь — двухминутные песенки о мятежах и соцпайках. — Он вдруг просветлел. — Но если ты сможешь написать о нас очерк…
Терри сделал вид, что серьезно над этим думает.
— Я поговорю с редактором раздела концертов, — солгал он.
Кишор протянул Терри стаканчик из полистирола, в котором бурлила коричневая жидкость, и он благодарно улыбнулся, хотя и знал, что пить это варево просто невозможно. Насколько он помнил, все, что выплевывал заводской автомат, выглядело одинаково. И эти кипящие помои напомнили ему о других вещах — о том, как он доливал джин в полупустую банку с «Тайзером», кока-колой или «Таб», спорил с Питером о «Пинк флойд» и Джимми Пейдже, а Кишор рассказывал ему о письмах, которые подсовывали в газетный киоск его родителей в Ист-Энде. О ночах, которые он проводил с Салли, свернувшись в ее спальном мешке на полу одного из опустевших офисов, когда их сменяли Питер с Кишором, и ее тело было таким стройным и теплым. Это он помнил явственнее всего. Поцелуи с привкусом джина, искрящиеся карие глаза и ощущение этого теплого стройного тела.
— Вот, — Салли протянула ему чашку от своего термоса. На поверхности ароматной жидкости плавали несколько листочков. — Это не то, что ты любишь. Не «Брук Бонд» в пакетиках. Это китайский чай.
Терри поставил полистироловый стаканчик и взял чашку у Салли из рук.
— Мой любимый, — сказал он, и она посмотрела на него так, словно не верила ни единому его слову.
Затем клавиатура вдруг выбила очередное сообщение, и они оглянулись. Катушки перестали вращаться.
— Нужно заменить пленки, — сказала Салли. — Пошли, Кишор.
Салли с Кишором вернулись в комнату к компьютеру. Терри давно уже ждал, пока они уйдут.
— У тебя есть? — спросил он Питера.
Питер в замешательстве улыбнулся. Словно Терри сказал нечто, чего он уж никак не ожидал.
— И ты меня об этом просишь?
— У меня все закончилось, а мне нужно слегка взбодриться. Немного «спидов». Каких-нибудь стимулирующих таблеток, «блэк бомберз», например, без разницы.
Терри знал, что Питер иногда покупал по полграмма амфетамина по шесть фунтов, когда «Лэнд-ов-Мордор» устраивали репетиции в гараже его родителей. Но Питер явно полагал, что Терри снабжал «дурью» наркодилер Кейта Ричардса. Или Кейт Ричардс собственной персоной. — Но… а как же все эти рок-звезды, все эти группы, с которыми ты тусуешься? У них, должно быть, полно этого добра! А как же секс, наркотики и рок-н-ролл?
«Ка-пи-то-лий, — внезапно заныло радио. — Ночь поможет пережить…»
Терри заклевал носом. Эта проклятая песня! За стеклом Салли с Кишором наматывали чистую пленку на гигантские белые слябы. Терри устало вздохнул.
— Я мру, как муха на стекле. У тебя есть что-нибудь?
Питер выглядел смущенным.
— Все, что у меня есть, — это немного «Про-плюса», — извиняющимся тоном ответил он. И внезапно оживился. — Но мы можем сделать вот что — мы можем измельчить его и нюхать!
— «Про-плюс»? — Терри не удалось скрыть свое отвращение. — Его можно в любой аптеке купить. Ты думаешь, что Кейт Ричардс и Джонни Роттен отовариваются в «Бутс»?
Выражение лица Питера было застывшим, словно маска.
— Я не знаком с Кейтом и Джонни. Тебе видней.
Терри сделал большой глоток из банки «Тайзера», ощущая приторно-сладкий вкус алой жидкости и убийственную крепость джина. «Про-плюс»! Как можно так опускаться? Следующее, что он будет курить, — это шкурки от бананов!
Но вслух он сказал:
— Ладно, пошли. — И помог своему старому приятелю искрошить маленькие желтенькие таблетки в пыль.
Салли с Кишором вернулись в офис.
— Только не говорите, что собираетесь вдыхать это через нос. — Салли уставилась на них в полнейшем неверии.
Но Терри ничего не сказал, он даже не посмотрел в ее сторону — он внимательно наблюдал за другом, который аккуратно измельчат «Про-плюс» донышком термоса в желтый порошок.
— Ах, секс, наркотики и рок-н-ролл — мечтательно произнес Питер. — Расскажи мне все, Терри.
Руби Поттер.
Ее имя приводило Леона в полный восторг. И у него в голове роились мимолетные образы из возможного будущего.
Руби Поттер. Руби Пек. Миссис Руби Пек. Миссис Руби Поттер-Пек. Леон Поттер-Пек. Чета Поттер-Пеков. Смотри, вон идут Поттер-Пеки!
Но… Вне «Голдмайн» с его красочной светомузыкой, в беспощадно режущем глаза освещении пирожковой Леон узнал, что у самой прекрасной девушки на свете уже имеется личная жизнь.
— Можешь позвонить ему, если хочешь, — подсказала ее толстая подружка, выудив пирожок с заварным кремом из коробочки на столе. У Леона чуть не выскочило из груди сердце. — В конце улицы есть телефонная будка. Давай — почему бы тебе ему не позвонить? — Но я не хочу ему звонить. — Руби посмотрела на подругу с вызовом.
«Данкин Донатс» был освещен ярче, чем камера пыток, и троица сидела за пластмассовым столиком, зачем-то привинченным к полу. Леон был вынужден устроить себе допрос с пристрастием. Некоторые вопросы не давали ему покоя.
Например, о ком они, черт побери, разговаривают? И кем приходится Руби этот поганец? И какой, ох, какой же он идиот! Как он мог вообразить, что такую девушку, как Руби Поттер, мог заинтересовать парень вроде него?
Но когда он взглянул на нее, все это перестало иметь значение. Леон посмотрел на Руби с ее шоколадным пирожным, и она улыбнулась ему, и мир наполнился смыслом. Все плохое улетучилось, и Леон растворился в мгновении блаженства.
— Не понимаю, почему ты ему не звонишь, — пробубнила Джуди, вытирая крем с губ. — Ты же хочешь это сделать.
Леон счел это положительным знаком — что Руби дружила с девочкой с нарушениями веса. Какое у нее, должно быть, доброе сердце! При такой-то жирной подруге! Какая Руби, должно быть, чуткая и глубокая — ее не волнует нечто настолько тривиальное, как внешность. Она прекрасна изнутри настолько же, насколько прекрасна снаружи. Леон со вздохом ткнул пальцем в свой пирожок, а затем слизал с кожи малиновый джем.
Они не спрашивали его, чем он занимается. Это казалось ему странным, потому что в мире его родителей — и даже в «Газете» — с этого начинался любой разговор. А чем ты занимаешься? Но Руби и Джуди выросли в иной ипостаси рабочего мира. Леон бы и не узнал, что Руби была парикмахершей, если бы она так долго не рассуждала о преимуществах и недостатках «Золотой осени».
— Я пишу о музыке, — сообщил он им, надеясь произвести на них впечатление, — На самом деле я и сегодня работаю, — Леон попытался придать своим словам оттенок значимости. «Вы просто не представляете, насколько я занят!» — Не хотите сходить на концерт? Я должен сегодня пойти на концерт одной группы.
— Концерт? — нахмурившись, повторила Руби, таким тоном, словно это были не Лени и «Рифенштальз», а Джо Лосс с оркестром. Леон надеялся, что Руби сможет пойти с ним. Он надеялся, что эта ночь будет просто замечательной. Но его профессия, казалось, ее только озадачила. Сходить на концерт?
— Значит, ты можешь достать билеты на концерт «Куин» в Уэмбли? — В голосе Джуди появился интерес.
Леон попытался скрыть свое презрение. Ему это не удалось.
— Возможно. Но с чего мне это делать?
— Потому что Фредди Меркьюри — просто гений! — злобно выкрикнула Джуди. — Ты придурок извращенный!
Руби с грохотом опустила на стол пирожок.
— Джуди!
А какое у нее чувство такта! И это словно освещает изнутри безупречные черты ее лица. Вне сомнения, она бросила школу в пятнадцать, и у нее никогда не было того, что отец Леона называл «его преимуществами». Но в характере Руби Поттер было больше благородства, чем у любого из тех, кого он знал.
— Ну и кого же ты знаешь? — спросила Джуди вызывающе.
Леон набрал воздуха в грудь.
— Боба Марли. Патти Смит. Джо Страммера. Пола Веллера. Пита Шелли. Фила Линотта. Джонни Сандерса. «Серых крыс».
— А «Аббу»?
— Нет. «Аббу» не знаю.
Джуди отвернулась с презрительным смешком.
— Да никого он не знает.
И тогда Леон увидел их. Дэгенхэмских Псов. Их было двое, по одному на каждой стороне улицы. Сверкая бритыми черепами, они шли по направлению к «Данкин Донатс» и играючи метал и друг другу крышку от мусорного бака. Один из них поймал крышку, встал поустойчивее и со всей силы швырнул ее своему товарищу. Крышка просвистела у того над головой и с грохотом влетела в оконное стекло прямо над их столиком.
Джуди вскочила, визжа и матерясь, а Руби выронила из рук пирожное. Псы восторженно загоготали и подошли к окну, потирая ширинки и делая непристойные жесты. Леон нырнул под стол, опустившись на ладони и коленки. Из-под стола он видел ногу Джуди, яростно топочущую. Леон оставался под столом до тех пор, пока не услышал, как Псы забрали свою крышку и, хохоча, удалились.
Нашел! — воскликнул Леон, смущенно вылезая из-под стола. — Мою линзу. Все нормально. Я нашел свою контактную линзу. — Девушки молча наблюдали за тем, как Леон вставляет воображаемую линзу в глаз. Затем он усиленно заморгал. — Вот так гораздо лучше.
— Смотри, Руби!
Джуди показала рукой на автомобиль, притормозивший у обочины. Машина была битком набита опрятными, гладко выбритыми юнцами. Тучный детина в футболке с коротким рукавом и клетчатых брюках на манер принца Уэльского вышел из машины и завернул в «Данкин Донатс». Широко улыбаясь, он подошел к ним и присел на краешек стола.
— Ну и ну. Малышка Руби Поттер. Не верю своим глазам!
Перед Руби лежало недоеденное шоколадное пирожное. Юнец в футболке подобрал пирожное со стола и запихнул себе в рот.
— Поганый молокосос!
Джуди ударила его по бледной безволосой руке. А юнец устроил настоящее представление, якобы наслаждаясь вкусом пирожного, причмокивая, облизываясь и потирая свой плоский живот.
— Растай! — прошипела Джуди.
— Сдуйся! — рявкнул он на нее.
— Мечтай! — отозвалась она.
— Любуйся!
— Не обращай на него внимания, Джуди, и он уйдет, — повелительным тоном сказала Руби.
Юнец захохотал и наклонился к Руби.
— А где же сегодня Стив? — спросил он заговорщическим шепотом.
Руби достала из своей сумочки маленькое круглое зеркальце и сделала вид, что всецело поглощена собственным отражением, демонстративно перекладывая пряди волос. — Не знаю, мне все равно.
Парень хихикнул, так, словно знал ужасную правду. Леон слабо улыбнулся. Этот тип даже не потрудился заметить его существование.
— Хочешь, мы тебя подбросим? У нас там «эскорт», — Парень оперся о стол, ухмыляясь, всеми порами тела выделяя фальшивую симпатию. — Не волнуйся. Стив все поймет.
— Мне все равно, что там поймет Стив! — Руби повысила голос.
Леон готов был расплакаться. Я должен был предвидеть это. Стив. Вероятно, у всех действительно хороших девушек есть бойфренд по имени Стив, который может свернуть тебе шею.
— У кого это у нас? — вдруг поинтересовалась Джуди. Леон мог поклясться, что ее весьма заинтересовало предложение парня.
— Ты и сама знаешь. Рон. Альфи. Лурч.
Руби с Джуди закатили глаза и переглянулись.
— Эти сопляки, — фыркнула Джуди.
— Нас не нужно подвозить, — заявила Руби. — Эту проблему мы уже решили.
Леон вдруг осознал, что девушка мило ему улыбается. Интересно, что это может значить? Его охватила паника. Она же не думает, что он на машине?
— Делай как знаешь, дорогая, — бросил парень, по-прежнему излишне самоуверенным тоном, хотя Леон мог поспорить, что он был разочарован. — Если передумаешь — мы снаружи.
Он легко спрыгнул со стола, все еще ведя себя так, словно Леон был невидимкой. И Леон подумал — почему ее окружают все эти ужасные типы? Я должен спасти ее. Они не проявляют к ней уважения, они не заботятся о ней так, как она того заслуживает.
— Он скажет Стиву, что видел тебя, — мрачно предупредила Джуди.
Руби засмеялась, в ее глазах пробежала лукавая искорка.
— Он может говорить Стиву все, что угодно.
Но Джуди все явно представлялось в мрачном свете.
— Стив выйдет из себя… Ты идешь одна в «Голдмайн»… — На этом месте она бросила недвусмысленный взгляд на Леона. — Хорошо проводишь время…
— Так ему и надо, — отозвалась Руби, и Леон увидел, что эта девушка способна быть жестокой. Красивые, должно быть, все такие, подумал он. Они делают что хотят.
Затем девочки направились к выходу, и Леон поплелся за ними. Прямо у «Данкин Донатс» был припаркован «форд эскорт» канареечно-желтого цвета. В машине сидели четверо парней, все в майках с коротким рукавом, все торчали из окон и нагло ухмылялись. Никто из них до сих пор не остриг волосы. По радио играла Донна Саммер — «I Feel Love». Леон поспешно осмотрелся — ему хотелось удостовериться, нет ли поблизости Дэгенхэмских Псов. Но они давно ушли, вне сомнения решив присоединиться к раздраю в «Вестерн уорлд». Посреди дороги валялась забытая крышка от мусорного бака.
— «У-у-у, так хорошо, так хорошо, так хорошо, так…»
— Еще пассажиры, прошу, — выкрикнул самый высокий из юнцов. — Динь-динь! Это, должно быть, был Лурч. Джуди наклонилась к окошку, но Руби держалась поодаль. Она явно ждала от Леона каких-то слов. А он лишь беспомощно смотрел на нее.
— Где твое авто? — спросила она наконец.
Он развел руками.
— Я не… У меня нет…
Джуди повернулась к нему — руки на бедрах, крошки пирожного на губах.
— У тебя нет машины? Тогда как же нам до дома добираться?
Леон повернулся к Руби. У него кружилась голова. Он, скорее всего, никогда больше снова ее не увидит.
— Прости, — пробормотал он.
Джуди уже забиралась в желтый «эскорт», протискиваясь на заднее сиденье между двумя парнями. Они дружно приветствовали этот маневр одобрительными возгласами. Донна Саммер была уже на грани оргазма.
— Ну давай, Руби! — позвала Джуди.
Но Руби покачала головой и отвернулась, скрестив руки на груди. Юнцы подождали немного, а когда убедились в серьезности ее намерений, «эскорт» лихо тронулся с места в фонтане искр из-под колес и звуков песни Донны Саммер. Леон мельком посмотрел на Джуди. Та салютовала ему двумя пальцами.
— Что мы будем делать? — спросила Руби. — Как я доберусь домой? — И затем она впервые заметила шрам на его лице. — Что случилось с твоим лицом?
— О. — Он прикоснулся к щеке. — Это я в субботу. В Левишэме. Ну, знаешь — демонстрация.
— Ах, Левишэм. Да, мой отец там тоже был. Протестовал и все такое. Он серьезно относится к этим вещам. Прямо как ты.
И Леон не осмелился спросить. Он не осмелился спросить самую прекрасную девушку на свете, на чьей стороне был ее отец.
Ничего. Ниче-го.
Только облеплены крошками «Про-плюса» ноздри, а нервы дрожат от кофеина. Терри с Питером смотрели на Сатли и Кишора, которые меняли катушки пленки по другую сторону стекла. — оба заняты, как портовые рабочие во время стоянки судна.
— Все равно это уже когда-то было, — сказал Питер.
Терри уставился на него. О чем это он?
— Вся эта новая музыка. Весь этот вздор о новом поколении! «Студжиз» и «Эм-си-5» сделали это первыми. Еще даже до них это делали! В первом альбоме Хендрикса. «I Don't Live Today»… А потом он умер. Джими умер. — Питер хлебнул выдохшегося «Тайзера» и теплого джина. — Все, что эти группы делают. — все уже делали до них.
Терри взорвался:
— Но не мы! Не я! Черт! Ненавижу, когда люди так говорят!
Он вскочил на ноги. Он устал уже слушать подобную чушь. Устал слышать, что ничего не произошло с шестидесятых. Терри не был молодым парнем десять лет назад — он был еще ребенком. А через десять лет он уже не будет молодым — он будет взрослым мужчиной. Это было его время. Сейчас. Сегодня. Прямо здесь. Но всегда находился какой-нибудь урод, который старался все испортить.
— Я заколебался кланяться в ноги всем этим старым мудакам, которым далеко за тридцать! Думаешь, что Джонни Роттен доживет до сорока? Думаешь, Роттен превратится в Дес О'Коннор? Какая разница, делал ли это кто-нибудь до нас — мы еще этого не делали!
Питер фыркнул.
— Знаешь, что я тебе скажу, — давай стащим джина?
Терри не думал долго.
— О’кей, точняк. Давай сопрем джина.
В нижних ящиках офисных столов всегда находились случайные бутылки джина. Это было единственным, что можно было украсть на этом заводе. Терри с Питером бродили по темным помещениям, заглядывая в ящики столов, пока не нашли то, что искали. Бутылка была уже наполовину опустошена. Какой-нибудь бедняга клерк наверняка нажирался в обеденный перерыв. Питер открутил крышку у бутылки и сделал большой глоток.
— У тебя остался «Тайзер»? — спросил Терри.
Питер покачал головой, сделал еще один большой глоток из бутылки и поморщился с отвращением.
— Терпеть не могу эту дрянь.
— Да. — Терри забрал у него бутылку. — Хуже напитка нет на свете.
Леон, стоял перед запертыми дверьми «Рыжей коровы», полушепотом матерясь. Он опоздал на шоу Лени и «Рифенштальз». На несколько часов.
— С виду закрыто, — крикнула Руби с заднего сиденья черного автомобиля.
Леон попытался что-нибудь разглядеть через пыльное стекло, но знал, что это было бессмысленно. Он пропустил концерт. Из-за девушки. Из-за того, что танцевал.
И он знал, что это было серьезной ошибкой. Пока уборщицы или трезвенники из «Кантри мэттерз» вас не засекут, никого не волновало, чем вы занимались в «Газете». Кевину Уайту было все равно — хоть ты ширяйся с самим Кейтом Ричардсом, кури с Питером Тошем или нюхай амфетамин с Сидом Вишесом. Никого это не волновало — если вы делали свою работу.
Но какой бы наркотик ни плавал по вашему организму и какая бы рок-звезда ни синела в вашей квартире, Уайт и другие заправилы ожидали, что вы сдадите работу вовремя. Невзирая на хаос и неумеренное потребление химикатов, в «Газете» существовала жесткая трудовая этика. Работа должна быть чистой, нужной длины и сдана в указанный срок. Единственные вещи, к которым в «Газете» относились серьезно, — это музыка и сроки.
— Ты выходишь или как, приятель? — спросил таксист.
Но есть и положительный момент во всем этом, подумал Леон, — я уже знаю свое отношение к Лени и «Рифенштальз». Мне ведь и не обязательно увидеть эту безмозглую корову в ботфортах, чтобы понять, что она мне не нравится. Итак, что мешает мне написать о концерте, которого я не видел? Я же все равно не совру. Я знаю, о чем писать!
Леон повернулся к такси и прекрасному личику Руби. Он был снова счастлив. Ему казалось, что он наконец становится настоящим журналистом.
Действительно большой проблемой являлся пенис Дэга Вуда.
Терри видел его — эту исполинскую торпеду, которая была словно создана для съемок в порнофильме. Гигантский набалдашник преследовал Терри даже во сне и наполнил его навеянные «Про-плюсом» грезы тревогой и мучительным страхом.
Терри имел удовольствие лицезреть чудовищного зверя уже через некоторое время после знакомства с Дэгом. Великий человек сидел во главе длинного стола в одном из ресторанов Западного Берлина. Он чертил загогулины на льняной скатерти черным фломастером.
После того как ему представили Терри, Дэг вызвал того на гонку по улицам Берлина. Сначала Терри в замешательстве уставился на Дэга, гадая, серьезен ли он. А когда понял, что тот был серьезен как никогда, согласился. Терри знал, что у него просто не было выбора. Итак, парочка оставила всех в ресторане и припустила по пустым улицам полночного города. Они бежали так быстро, как могли, но на полпути к «Хилтон» Дэг сказал Терри, что все нормально — им не нужно больше бежать, и Терри знал, что он прошел некий важный тест.
Затем Дэг принялся расспрашивать Терри о новой музыке, о том, что происходит в Лондоне, чего ему ждать и чего будут ждать от него слушатели. Только впоследствии, когда Терри чуточку повзрослел, он осознал, что Дэг Вуд был просто напуган — он боялся, что не сможет оправдать ожидания толпы, боялся, что разочарует всех этих нецивилизованных детей, которые ждали его в Лондоне, Глазго и Ливерпуле. — Должно быть, это все-таки здорово, — вздохнул Питер, уставившись в бутылку с джином. Она была почти пуста. — Зависать со всеми этими рок-звездами…
Терри с Питером сидели на столах в крошечной комнатке, апатично передавая друг другу бутылку, наблюдая за тем, как работают Салли с Кишором. По радио передавали Элвиса — тот угрожал кому-то расправой. Это была композиция о сильном мужчине. Вот напасть.
Возможно, это правда, подумал Терри. Возможно, ничего нового не появлялось под солнцем и каждое поколение наряжалось, и принимало позы, и заявляло, что круче их только яйца, а в действительности они лишь повторяли то, что уже когда-то было сделано.
— Халявные пластинки, халявные концерты, — сказал Питер. — Что за жизнь у тебя, Тел!
Терри горько усмехнулся.
Тебе лучше держаться подальше от всего этого, дружище.
— А это что еще за завихрень? — Питер сверкнул глазами. Он поднялся, покачнувшись, и придвинулся к Терри настолько близко, что тот ощущал металлический запах джина у него изо рта. — Огромная волосатая завихрень!
— Правда в том, — начал Терри, зная, что это последнее, в чем он признается, и последнее, что захочет услышать Питер, — правда в том, что все это далеко не так, как думают люди.
Терри взял бутылку, глотнул и почувствовал, как его желудок выворачивает наизнанку.
— Эти рок-звезды — они только притворяются твоими друзьями. — Он вспомнил, как Билли Блитцен отвел его в сторону на репетиции в Ньюкасле. Вспомнил других хороших музыкантов — Джо Страммера. Джонни Сандерса, Фила Линотта. — Может быть, одного или двоих можно считать настоящими друзьями — если повезет. Но в большинстве своем они просто… они тебя используют. Они хотят попасть на страницы «Газеты». Вот и все. Какой у нас тираж? Четверть миллиона еженедельно? Ну конечно, они, черт их побери, с нами любезны! Но все это яйца выеденного не стоит! И ты думаешь, они счастливы? Музыканты? Команды? Они все напуганы! Молодые боятся, что никогда не выйдут в люди, а старики боятся, что всему придет конец!
Ведущий гитарист и главный композитор группы «Лэндов-Мордор» выглядел раздавленным.
— Тогда все это… никуда не годится, — бессвязно произнес Питер, взяв бутылку и залив все, что в ней оставалось, себе в горло. Когда он увидел, что джин закончился, он еще какое-то мгновение рассматривал зеленую бутыль, а потом швырнул ее об стекло, отделяющее офис от компьютерной комнаты. Салли и Кишор испуганно отскочили, стекло разбилось, а Элвис все пел и пел, и в его голосе вибрировала радость.
У Питера в руках был чей-то термос, которым он изо всех сил долбил по оставшимся панелям стекла, пока они не треснули, не разбились, не разлетелись на мелкие осколки. Терри смотрел на друга, посмеиваясь и не веря глазам своим, Салли кричала «Питер!», а у Кишора был такой вид, словно он вот-вот заплачет.
Затем Питер влетел в компьютерную комнату и принялся вырывать катушки и швырять их в проем разбитого окна — в полете катушки разматывались, и за ними тянулись ленты сверкающей коричневой пленки, — а Питер лягал громадные белые обелиски сандалиями, корчась и хромая от боли, отчего Терри смеялся еще сильнее.
Салли обхватила Питера руками за талию, пытаясь оттащить его от компьютера и звала Терри на помощь.
— Мы же все без работы останемся!
Кишор стоял в офисе, причитая что-то об одной-единственной ступеньке до программиста, шаге, который ему теперь никогда не удастся сделать, и Терри перестал смеяться, потому что внезапно все кончилось — ураган, бушевавший внутри Питера истощил себя, и тот устало пинал монолитные шкафы с пленками и этим только причинял себе боль, и все это уже не казалось таким смешным, как раньше. А Терри просто не мог вынести того, что Салли была так сильно огорчена. Затем в дверном проеме появился Пижон, моргая на свет, в пижаме, со шваброй в руках.
— Ах вы, недоноски! Вам лучше убрать все к утру, или вас вышвырнут отсюда к чертовой матери!
— Убрать? — крикнула Салли. — Как нам все это убрать, старый болван? — Она запустила в Пижона сломанной катушкой, и глянцевая коричневая пленка затрепетала в воздухе. — Он же тут все сломал! Посмотри на это!
Вспотевший и потрясенный, Питер вернулся в офис через дверь — хотя в этом не было необходимости, он мог пройти и там, где раньше было стекло.
— Ну что ж, — Терри спрыгнул со стола и забрал швабру у Пижона из рук, — за дело!
Все взгляды устремились в его сторону.
Салли рассмеялась и покачала головой.
— Ты не можешь приходить сюда просто потому, что твоя новая жизнь не сложилась! Ты разве не знал? — Она положила руку Кишору на плечо. — Не плачь, Киш. Мы скажем им — ну, я не знаю, что мы им скажем. Здесь были грабители. Вандалы.
— Но они в это никогда не поверят! — выкрикнул Кишор, заламывая себе руки, — Они поймут, что это наша вина!
Питер сел на пол и закрыл лицо руками.
Салли мягко забрала у Терри швабру.
— А сейчас тебе лучше уйти, — сказала она.
