4
В пять двадцать вечера следующего дня мне стало окончательно ясно, что он не придет. Вот уже минут сорок я расхаживала из угла в угол, и в голову лезли самые разные мысли: что он передумал, или его вычислила Дороти, или на него вдруг напало чувство вины. Но вот раздался звонок в дверь. Я бросилась открывать. На пороге стоял он — с бутылкой французского шампанского и букетом лилий.
Извини, дорогая, — сказал он. — Застрял на встрече…
Я не дала ему договорить.
Ты здесь, — сказала я, хватая его за лацканы пальто и притягивая к себе. — А остальное не важно.
Часом позже, уже в постели, он вдруг спросил:
А что с шампанским?
Я осмотрела пол, заваленный нашей наспех снятой одеждой. Бутылка с шампанским лежала на боку, поверх пальто Джека. Рядом были разбросаны лилии.
Так вот где она приземлилась, — сказала я.
Он спрыгнул с кровати, схватил бутылку, содрал фольгу и извлек пробку. Пенный фонтан излился на нас обоих.
Здорово, — сказала я, слизывая капли с лица.
Извини.
Тебе повезло, что я тебя люблю, — сказала я.
Он вручил мне бутылку:
До дна!
Но у меня в доме есть бокалы.
Из горлышка, дорогая. Это по-московски.
Как скажете, камрад. — Я взялась за горлышко бутылки и сделала первый глоток. — Кстати, это французское шампанское и слишком дорогое, чтобы поливать им мою спальню. Сколько оно стоит — шесть или семь долларов?
А это имеет значение?
Если у тебя есть семья, которую надо содержать… тогда шесть долларов имеют значение.
Боже, какая ты ответственная.
Заткнись, — сказала я, взъерошив его волосы.
С удовольствием, — повиновался он и снова завалил меня на кровать.
Потом он лежал на мне, крепко обнимая. На какое-то время мы погрузились в блаженное молчание. Он первым нарушил его:
С той самой минуты, как я вышел отсюда вчера вечером, я не переставал думать о том, как снова сюда вернусь.
Я тоже считала часы.
Вчера я не мог заснуть до трех часов ночи.
Я тоже не спала.
Если бы я знал… меня так и подмывало позвонить тебе.
Ты не должен звонить мне из дома.
Не буду.
Если все это будет продолжаться, мы должны быть очень осторожны. Никаких телефонных звонков ни из дома, ни с работы. Звони мне с таксофона. И никакой переписки. Если я делаю тебе подарок, он должен остаться здесь. И никто никогда не узнает про нас. Никто.
К чему такая секретность?
Неужели ты думаешь, что мне по душе роль счастливой разлучницы? Или содержанки? La maitresse? Нет, так дело не пойдет, солдатик. Я буду твоей любимой. Но не хочу быть femme fatale. Я хочу быть с тобой… но не хочу страданий, которые обычно сопровождают роман с женатым мужчиной. Вот что я решила сегодня, в три часа ночи. У тебя будет своя жизнь. У меня своя. И еще у нас с тобой будет наша общая жизнь… о которой никто никогда не узнает.
Поверь мне, Дороти ничего не подозревает… хотя ее и заинтриговал новый запах моего лосьона после бритья.
Но я вчера не пользовалась духами.
Да… но по пути домой я зашел в аптеку и купил два пузырька лосьона «Меннен», побрызгался, прежде чем заходить в дверь… на случай, если твой запах еще остался на моем лице.
А зачем два пузырька?
Он полез в карман пальто и достал пакетик из местной аптеки.
Один для дома, один — сюда. Я еще купил то же мыло, дезодорант и зубную пасту, которыми пользуюсь дома.
Я настороженно взглянула на него:
А ты ловкач. Или у тебя уже богатый опыт походов налево?
У меня никогда не было ничего подобного.
Рада это слышать.
Я просто не хочу обижать Дороти.
Если ты действительно не хочешь обижать Дороти, тогда одевайся и уходи. Потому что ты обязательно сделаешь ей больно.
Нет, если она ничего не узнает.
Она узнает.
Только если я проколюсь. А этого не случится.
Что, ты такой умный?
Дело не в уме… здесь скорее желание уберечь ее.
Как говорят: то, о чем не знаешь, не причинит боли?
Нет… скорее так: я не оставлю ее… но и от тебя не откажусь. Конечно, тебе может не понравиться такая сделка.
О, так вот как это называется — сделка? По расписанию «с пяти до семи»? Ты ведь хорошо знаком с французской литературой, Джек. Кем я буду? Эммой Бовари?
Разве она не была замужем?
Тоuchе.
Сара…
И какая же я дура, что возомнила себя взрослой женщиной, когда на самом деле я… кто?., куртизанка… разве не так? Да, куртизанка, чей любовник-аристократ предусмотрительно оставляет в ее будуаре свой лосьон для бритья.
Повисло долгое молчание. Джек попытался обнять меня. Я уперлась ему в грудь руками и мягко оттолкнула.
Я не собираюсь в очередной раз становиться жертвой, — сказала я.
Я не обижу тебя.
Посмотрим. — Я бросила взгляд на часы. — Тебе пора домой, к жене.
Он не стал задерживаться.
Меня не будет в городе в понедельник и вторник, должен вернуться в Нью-Йорк в среду днем, — сказал он, надевая пальто.
Отлично, — сказала я.
Но если все пройдет удачно, то я смогу завершить переговори в Филадельфии пораньше и вернуться во вторник вечером… конечно, если ты не против ночного гостя.
Не знаю. Мне действительно нужно как следует обо всем подумать, Джек.
Сара…
И не забудь забрать с собой лосьон и зубную пасту. Я не хочу держать их в своем доме.
Я позвоню, — сказал он, целуя меня в лоб на прощание.
Но за выходные он так ни разу и не позвонил. Не позвонил он и в понедельник. Идиотка, идиотка, твердила я про себя. Ты сама оттолкнула его. К восьми вечера во вторник я уже была готова к худшему. Если ты действительно не хочешь обижать Дороти тогда одевайся и уходи. Потому что ты обязательно сделаешь ей больно. Какого черта я это сказала? Очевидно, само вырвалось, С чего вдруг я взъелась на этот дурацкий лосьон? Ведь мне следовало быть мудрой и чуткой, разве не так? Тебе пора домой, к жене. Он и ушел Домой. Навсегда.
И вот в восемь часов раздался звонок. Я бросилась к двери и со злостью распахнула ее. Джек был в своем темно-коричневом пальто и мягкой фетровой шляпе, из тех, что в почете у газетчиков. В одной руке он держал чемодан, в другой — букет.
Где ты был, черт возьми? — спросила я.
В Филадельфии. — Казалось, он несколько опешил от моего напора. — Я же тебе говорил.
А в субботу и воскресенье?
Дома, с семьей, как ты и просила…
Я прекрасно помню, что я тебе говорила. Но это не значит, что ты должен следовать каждому моему совету.
Он попытался сдержать улыбку:
Иди ко мне, психопатка ты моя.
Уже через несколько секунд мы оба были без одежды. Нам не удалось пробраться дальше ковра в гостиной. Когда я почувствовала, что вот-вот переполошу соседей своим криком, я впилась в его рот глубоким поцелуем. Потом мы очень долго молчали.
Здравствуй, — наконец произнес он.
Здравствуй, — рассмеялась я.
Четыре дня — это…
Слишком долго, — закончила я его мысль. — Даже не могу передать, как я по тебе скучала.
Никогда бы не подумал.
Не наглей, солдат.
Я поднялась с ковра и скрылась в спальне. Надела халат. Потом полезла в шкаф и достала хозяйственную сумку. Когда я вернулась в гостиную, Джек сидел на диване, натягивая нижнее белье.
Одеваться не обязательно, — сказала я.
Но я могу замерзнуть. У тебя что-то прохладно.
Это должно тебя согреть, — сказала я и достала из сумки большой пакет, упакованный в подарочную голубую бумагу от «Брукс Бразерс».
Подарок? — удивился он.
Надо же, а ты, оказывается, догадлив.
Он надорвал бумагу. И улыбнулся, тут же облачившись в голубой льняной халат, который я купила ему вчера.
А у вас есть вкус, мисс Смайт, — сказал он.
Тебе нравится?
Не то слово. «Брукс Бразерс». Высший класс. Теперь у меня такое ощущение, будто я ходил в Принстон.
Тебе идет.
Он вышел в прихожую и оценил себя в зеркале:
Да, определенно идет.
Я полезла в сумку и извлекла еще один пакет в оберточной бумаге.
Ты сумасшедшая?
Нет. Просто щедрая.
Слишком щедрая, — сказал он, целуя меня в губы.
Сначала посмотри, понравится ли.
Он открыл пакет. И расхохотался. Потому что увидел два флакона лосьона после бритья от «Касвелл Масси».
Два флакона? — сказал он, отвинчивая крышку одного из них.
Один будешь держать здесь, другой дома.
Он лукаво улыбнулся мне и глубоко вдохнул аромат.
Роскошный запах, — сказал он. — Это намек?
Да. От «Меннена» пахнет дешевкой.
Ах ты, эстетка. Халаты от «Брукс Бразерс», лосьоны от «Касвелл Масси». Следующий этап — уроки этикета.
Разве это плохо, что я покупаю тебе красивые вещи?
Он погладил мои волосы:
Нет, конечно. Я одобряю. Просто не знаю, как объяснить жене покупку нового лосьона.
Ты всегда можешь сказать, что купил его сам.
Но я из тех, кто никогда не потратит больше доллара на лосьон после бритья.
Так и быть, бруклинский мальчишка, подкину тебе идейку. Завтра зайди в «Касвелл Масси» — на углу Лексингтон и 46-й улицы — и купи своей жене флакончик их туалетной воды. Потом скажешь, что, покупая ей подарок, протестировал их лосьон после бритья и решил, что ты уже перерос «Меннен». Она одобрит, поверь мне.
Он плеснул лосьон на руку и растер по лицу.
Ну, что скажешь? — спросил он.
Я вплотную приблизила свое лицо к его лицу, потом начала целовать его шею:
Работает.
Ты просто прелесть. А у тебя портативная пишущая машинка?
Да я бы не сказала.
Он подошел к письменному столу и приподнял мой «ремингтон».
Нормально, донесу, — сказал он.
Я даже не сомневалась. Но зачем она тебе?
Есть идея.
Спустя два дня я ехала утренним поездом в Олбани вместе с Джеком. Мы зарегистрировались в отеле «Кэпитал» как мистер и миссис Малоун. Пока он встречался со своими клиентами, я сидела за столиком в нашем номере и печатала на своем «ремингтоне» очерки для колонки «Будней». Джек вернулся около пяти вечера, я раздела его за минуту. Через полтора часа он закурил и сказал:
Несомненно, это самое сексуальное из всего, что когда-либо происходило со мной в Олбани.
Надеюсь, — заметила я.
В Олбани было пятнадцать градусов ниже ноля, так что в тот вечер мы никуда не пошли и заказали еду в номер. На следующее утро Джек отважился выйти на улицу, чтобы встретиться еще с несколькими клиентами. Я пробежалась по центру города — и решила, что для Олбани этого достаточно. Я вернулась в наш номер, напечатала половину колонки про кино, а остаток дня убила на двойном сеансе в ближайшем кинотеатре, где крутили фильмы с красавчиком Виктором Матуре («Самсон и Далила» и «Вабаш Авеню»), В половине шестого я была в отеле. Я уже собиралась открыть дверь номера, когда услышала разговор Джека по телефону.
Хорошо, хорошо… я знаю, что ты злишься, но… что такого, если я задержусь еще на одну ночь?.. Да, да, да… ты права… но послушай, это не значит, что я хочу быть вдали от тебя… Ты же знаешь, что я тебя люблю… Послушай, лишняя ночь в Олбани означает дополнительные командировочные в десять долларов… Ладно, ладно… Я тебя тоже, дорогая… Скажи Чарли, что я люблю его… и да, завтра в пять, без опозданий… Хорошо, пока.
Я выждала мгновение, потом открыла дверь. Джек прикуривай сигарету и наливал бурбон в стакан для умывания. Он попытался выдавить из себя улыбку, но вид у него был напряженный. Я подошла к нему, обняла за шею и сказала:
Рассказывай.
Да ерунда.
И из-за этой ерунды на тебе лица нет?
Он пожал плечами:
Просто неприятный деловой звонок, вот и все.
Я отпустила его, прошла в ванную, взяла второй туалетный стакан, вернулась в комнату и тоже налила себе бурбона.
В чем дело? — спросил он.
Ненавижу, когда мне врут.
С чего ты взяла, что я тебе вру?
Просто неприятный деловой звонок. Я слышала, с кем ты говорил по телефону.
Что значит «слышала»?
Я стояла за дверью…
Подслушивала, что ли?
Просто не хотела заходить, пока ты говоришь с Дороти.
Или захотела послушать, о чем…
Какого черта я стала бы подслушивать, Джек?
Я не знаю. Ты же стояла под дверью…
Только потому, что мне не хотелось ставить тебя в неловкое положение своим внезапным появлением…
Извини, — вдруг произнес он.
Никогда не лги мне, Джек. Никогда.
Он отвернулся, уставился в мутное окно, за которым просту тусклые огни делового Олбани.
Я просто подумал… не знаю… наверное, тебе было бы неприятно узнать, что я поругался с Дороти.
Дурак ты, Малоун. Может, мне и не нравится то, что ты женат, но это твоя территория — и я вынуждена с этим смириться. Только пойми, что, если наши отношения будут продолжаться, тебе придется постоянно врать Дороти. Сможешь — отлично. Ну а если нет, я уеду сегодня же, последним поездом.
Он повернулся и тронул меня за руку:
Не уезжай.
И о чем был спор?
Она хотела, чтобы я вернулся домой сегодня вечером.
Значит, тебе следовало бы вернуться.
Но я хотел остаться здесь, с тобой.
Я, конечно, очень ценю это, но только если бы ты не начал врать мне, чтобы прикрыть ложь, припасенную для Дороти.
Я идиот.
Мне удалось улыбнуться.
Нет… ты женатый идиот. Так она заподозрила что-то?
Да нет. Просто ей одиноко. И я совсем запутался. Иногда мне так хочется, чтобы Дороти не была такой порядочной и понимающей. Если бы только она была сукой…
Тогда все было бы замечательно?
Я бы не чувствовал себя таким дерьмом.
Бедный ты, бедный: жена попалась не сука
А ты, оказывается, можешь быть жесткой, — сказал он.
Приходится. Нелегко любить человека, который разрывается между двумя женщинами.
Здесь другое. Тебя я обожаю.
Но с ней связан обязательствами.
Он пожал плечами. И сказал:
У меня нет выбора.
Итак, перед тобой дилемма. Вопрос в одном: ты собираешься оставить эту дилемму неразрешимой?
Что ты предлагаешь?
Организуй свою жизнь так, чтобы быть и со мной, и с Дороти. Разделяй мышление. Будь французом.
К ты сможешь это выдержать?
Не знаю. Время покажет. На самом деле меня больше волнует, сможешь ли ты это выдержать, Джек?
Я тоже не знаю.
Что ж, я попытаюсь, Джек. Если этот роман превратится в процесс самобичевания, я уйду. Я знаю предел своих возможностей. Так что тебе решать, любовь моя.
На следующее утро мы вернулись на Манхэттен. На Центральном вокзале он крепко прижал меня к себе.
В ближайшие несколько дней мне лучше побыть дома, — сказал он.
Наверное, да.
Могу я тебе позвонить?
Тебе обязательно нужно задавать этот вопрос?
Он коснулся моих губ поцелуем.
Люблю тебя, — сказал он.
Как-то неуверенно это прозвучало.
Тебе показалось.
Его не было слышно весь следующий день. И еще один день. И еще один. Вполне естественно, что его молчание довело меня до сумасшествия. Потому что оно могло означать только одно: все кончено.
Наступил и прошел уик-энд. В понедельник я весь день просиди ла у телефона, на всякий случай. Но он так и не позвонил. А во вторник, в половине седьмого утра, раздался звонок в дверь. На пороге стоял он. За его спиной я увидела такси, ожидавшее у подъезда. Его лицо просияло, когда я открыла дверь, хотя я была в ночной сорочке, да и вообще вид был заспанный.
Ты готова? — спросил он.
Где ты был, черт возьми? — сонно спросила я.
Все расскажу потом. А сейчас я хочу, чтобы ты оделась, собрала вещи…
Я никуда с тобой не поеду.
Все очень просто: нам забронированы билеты на поезд до Вашингтона, который отправляется в восемь сорок семь с Пенсильванского вокзала. Потом мы три дня живем в отеле «Мэйфлауэр» и…
Джек, я бы хотела получить объяснения…
Он поцеловал меня:
Позже, дорогая. Я еще должен забежать в офис до отъезда.
А кто сказал, что я еду? И какого черта ты вдруг решил преподнести мне такой сюрприз?
Потому что эта мысль пришла мне в голову десять минут назад. Поезд отходит с семнадцатого пути, Пенсильванский вокзал. Будь там не позднее половины девятого. В общем, у тебя полтора часа, чтобы собраться и доехать до вокзала.
Я не знаю, Джек.
Все ты знаешь, — сказал он, снова целуя меня. — Пока.
Прежде чем я успела вымолвить еще слово, он развернулся и поспешил к такси. Усевшись, он приоткрыл окно и крикнул:
Жду тебя.
Такси уехало.
Я вернулась в квартиру, Пихнула ногой стул. И приняла быстрое, но твердое решение: я не пойду на поводу у Джека и не брошусь за ним вприпрыжку — только потому, что он вдруг решил, будто я должна его сопровождать. Черт возьми, этот негодяй не звонил мне целых шесть дней. Так что и речи не может быть о том, чтобы я так быстро капитулировала перед ним.
Придя к такому решению, я пошла в спальню и упаковала чемодан. Потом прыгнула в душ, наспех оделась, схватила пишущую машинку и поймала такси, которое двигалось в сторону Вест-Энд-авеню.
Я приехала на вокзал за десять минут до отправления поезда. Как и договаривались, Джек ждал меня на платформе. Передо мной шагал носильщик, который вез на тележке мой чемодан и «ремингтон». Завидев меня, Джек снял шляпу и отвесил мне пышный поклон.
Я, должно быть, дура, что согласилась на эту авантюру, — сказала я.
Поцелуй меня.
Я чмокнула его в губы.
Ну это не поцелуй, — сказал он.
Прежде я хочу получить кое-какие ответы.
Ты их получишь, — сказал он, вручая носильщику чаевые.
Мы заняли свои места. Как только поезд тронулся, Джек предложил пройти в вагон-ресторан позавтракать. Мы заказали кофе. Джек вел легкую беседу — расспрашивал, как я провела последние шесть дней, какие фильмы смотрела, как продвигается работа и что я думаю насчет шансов Стивенсона против Айка, если они (как ожидалось) схлестнутся на выборах пятьдесят второго года. В конце концов все это мне надоело, и я прервала поток его красноречия:
Что это ты такой счастливый сегодня?
Да так, — сказал он и все равно не смог скрыть своей радости.
Может, объяснишь, почему пропал на шесть дней?
Конечно.
Принесли кофе. Мы молчали, пока официант расставлял чашки.
Что ж, продолжай, — сказала я.
Неизменная сигарета заняла свое место во рту. Закурив, он огляделся по сторонам, отметив, что в непосредственной близости от нас никто не сидит. Потом подался вперед и заговорщически произнес:
Я ей рассказал.
До меня не сразу дошел смысл его слов.
Что ты сказал только что? — спросила я.
Я ей рассказал.
Ты рассказал Дороти?..
Да. Я рассказал Дороти.
Я была потрясена.
Что именно ты ей рассказал?
Всё.
Всё?
Да, всё, — повторил он.
