41

В субботу, когда была назначена вечеринка, я решила сходить на репетицию. На всякий случай. А то вдруг Грета будет меня искать. У них шел генеральный прогон, от начала до конца, и мистер Небович был весь на нервах. Он психовал, раздражался, заставлял ребят повторять реплики снова и снова — до тех пор, пока не решит, что у них получается так, как надо.

— Джули, ты же у нас медсестра, — говорил он. — Что ты стоишь такая сердитая?! Сделай нормальное лицо. Так, ребята, собрались. Давайте работать. В полную силу. Сегодня нас смотрят люди из города, если кто вдруг забыл. — Он указал на два места рядом с собой, где сидели пожилой дядечка с импозантным широким галстуком и женщина с огненно-рыжими волосами. Я подумала, что, возможно, они из «Энни». Приехали посмотреть на Грету. Мистер Небович громко хлопнул в ладоши и объявил, что надо снова пройти всю сцену.

Я видела Грету, сидевшую в первом ряду. Все актеры, не занятые на сцене, сидели в зале и наблюдали за ходом репетиции. Мистер Небович всегда говорил, что актеры должны понимать не только собственные роли, но и всю пьесу целиком, и даже если ты в данный момент не играешь, ты все равно должен смотреть, как играют другие. Я думала сесть рядом с Гретой. Может быть, Тоби был прав. Может, она меня не ненавидит. Может быть, дело совсем в другом. Но потом мне представилось, как по-дурацки — и очень не к месту — я буду выглядеть среди актеров в первом ряду, и решила сесть сзади. И подождать выхода Греты.

В этот раз она была вовсе не так хороша, как тогда, когда я видела ее в последний раз. Тогда она даже не надевала костюм, но ощущение было такое, что она — настоящая Кровавая Мэри. Даже я временами забывала, что смотрю на свою сестру. Но в этот раз было иначе. В этот раз я видела именно Грету, которая явно проглядывала сквозь роль. И особенно, когда она пела «Веселую болтовню». Спела она безупречно, точно по нотам, и все же я не поверила ни единому слову. Мне показалось, что Грете хотелось скорее отыграть свой эпизод и уйти со сцены. Я потихонечку встала и вышла из зала. Как раз перед тем, как Нелли, которую играла Антония Сидель, запела «Dites-Moi» в последний раз.

Я спустилась в гримерную, где пахло прогорклыми сандвичами и не было почти никого, кроме двух девочек-костюмерш и парня, который расписывал декорации к спектаклю. Увидев меня, они на секунду умолкли, потом отошли в сторонку и продолжили свой разговор. Я не стала задерживаться — сразу же развернулась, поднялась по лестнице и встала у двери в подвал, привалившись спиной к стене и решая, что делать дальше. Мне вдруг стало так тоскливо и одиноко. Все вокруг были заняты делом, в котором я не принимала участия, я была здесь совершенно чужой и не знала, куда себя деть в ожидании вечеринки, на которую мне вообще не хотелось идти. На самом деле мне хотелось лишь одного: позвонить Тоби. Мне нечего было ему сказать. Ничего интересного. Но это казалось нормальным. Тоби был единственным человеком на свете, кому я могла позвонить просто так. Позвонить и вообще ничего не сказать. Я засунула руку в карман, надеясь, что там завалялась какая-то мелочь — сдача с тех денег, которые мне дают на обеды, — но не нашла ни единой монетки. И тогда я сделала лучшее, что могла сделать. Я пошла в лес.

В лесу было ветрено и по-весеннему сыро, но, как только я туда вошла, все печали и горести сразу же отступили. Я уже много дней не ходила в лес и почти забыла, как я его люблю. Сперва я просто бродила среди деревьев, не разбирая дороги, но потом попыталась «включиться». Мне хотелось иметь представление обо всем, что происходит вокруг. Хотелось знать наверняка: где, что и как. Я уже придумала план для вечеринки: я буду присматривать за сестрой и постараюсь как можно раньше уйти домой.

Я немного прошлась вдоль реки. Сейчас она текла быстрее обычного — из-за дождей и талого снега. Я не дошла до своего места у клена. Свернула чуть раньше и направилась к большому валуну на склоне холма неподалеку от школы. Я пыталась представить, что переношусь в Средневековье, но у меня ничего не получалась. Раньше всегда получалось, а в тот вечер — нет. Каждый раз, когда мне начинало казаться, что вот сейчас все случится, в голову лезли всякие разные мысли. Вспоминалась какая-то фраза Тоби. Или вопрос из «Тривиал Персьют». Или строчка из песни из «Юга Тихого океана». Как будто в голове что-то переменилось. Как будто какая-то часть моего ума — самая любимая часть — отмерла.

Я села, прислонивший спиной к валуну, достала из рюкзака сигареты и закурила. Я сидела там долго-долго, пока не стемнело. Пока просветы между ветвями деревьев и сами ветви не сделались одинаково черными. Мне было вовсе не страшно одной в лесу. Вечеринка — это ничто. У меня есть тайный друг в городе. Я курила сигареты и уже пробовала бренди. У меня в жизни есть кто-то, о ком надо заботиться.

Вызнав у Тоби, как называется его родной город, я пошла в библиотеку и нашла его в атласе. Первое, что я подумала: как же ему повезло! Его родной город находился прямо на границе природного парка Норт-Йорк-Мурс, знаменитых Йоркширских пустошей. «Грозовой перевал», «Джейн Эйр», «Таинственный сад». В голове не укладывалось, как можно было по собственной воле уехать из такого волшебного места. Финн писал, что у Тоби вообще никого не осталось, но он, должно быть, имел в виду, никого не осталось в Нью-Йорке. Потому что мне просто не верилось, что, кроме меня, у Тоби нет никого в целом свете. Я уже все решила. Я скажу Тоби, что хочу съездить в Англию. Хочу посмотреть на эту страну. Но смысл был в том, чтобы вытащить туда Тоби. Чтобы он вернулся домой. Я видела, каким счастливым он был в Лондоне — на той фотографии в спальне. Каким свободным, непринужденным и радостным. Надо было как следует все подготовить. Продумать все до мельчайших деталей. Позвонить в несколько мест. Найти паспорт. Дел была куча, но я твердо решила, что в этот раз сделаю все, как надо. В кои-то веки хоть что-то я сделаю правильно. И сделаю это для Тоби.

Я глубоко затянулась, так что в сгущающейся темноте оранжевый огонек на кончике сигареты разгорелся особенно ярко. Мне вдруг подумалось, что когда ты кому-то нужен, это придает сил. Когда у тебя есть какая-то цель, ты и вправду становишься крепче и увереннее в себе. Я чувствовала себя очень взрослой. Старше и гораздо умнее всех, кого знала. Я могла делать все, что угодно. Я могла все.

Вскоре ребята начали собираться на вечеринку. Они спускались с холма от школы. Я видела их, как пятна света, пляшущие в темноте наподобие светлячков. До меня доносился их смех. Потом кто-то споткнулся о корень и выронил фонарик. Я наблюдала за ними, прячась за толстым деревом.

Греты видно не было. Но я видела Джули, Меган и Райана. Они спускались по склону, обнимая друг друга за талию и выплясывая канкан. Я видела Бена в его широком плаще с капюшоном. Он шел в компании младших мальчишек из бригады осветителей. Были там и другие ребята, которых я не знала. Кто-то принес гитару, а кто-то пристроил на ветках дерева магнитофон и врубил его на полную мощность. Причем врубил самую тухлую музыку, какую вообще можно представить. Писклявую Тиффани с ее «Мне кажется, теперь мы одни».

Луна была просто огромной, и лес как будто сиял. В этот раз ребят собралось больше и все проходило разнузданнее и громче. Я наблюдала из своего укрытия, но Греты по-прежнему не было. Я даже подумала, что, возможно, я ее пропустила. Но тут увидела, как она спускается по склону. Он шла одна, ступая медленно и осторожно. В длинном черном пальто и ярко-оранжевом шарфе. Ее распущенные темные волосы рассыпались по плечам, а лицо было суровым и сосредоточенным, без тени улыбки.

Грета подошла к костру и достала из внутреннего кармана бутылку. Поднесла к губам, запрокинула голову и отпила сразу чуть ли не половину. То есть мне было не видно, сколько именно она отпила, но если судить по тому, как долго Грета держала бутылку у рта, она должна была выпить уж точно не меньше трети. Она ни с кем не разговаривала, и я подумала, а не подойти ли мне к ней, но решила еще подождать — посмотреть, что будет дальше. Я так пристально наблюдала за Гретой, что, когда Бен Деллахант легонько постучал меня по макушке костяшками пальцев, я вскрикнула от неожиданности и резко обернулась.

— Ты чего? — спросил он, отдернув руку.

— Ты меня напугал.

— Я уж вижу. — Он улыбнулся, указав пальцем в сторону костра. — Когда девчонки шпионят, они становятся очень пугливыми.

— Я не шпионю. Я обещала Грете, что приду на вечеринку. Но мне захотелось уединиться. Вот и все.

— Ну, да, — сказал он.

— Это правда.

Что меня раздражает в Бене: по отношению ко мне он ведет себя так, словно общается с маленькой девочкой. Как будто он взрослый, а я — ребенок.

— Ладно, давай заключим договор, — сказал он. — Я не выдам твое укрытие, а ты расскажешь мне, где это место с волками.

Мысленно я отругала себя за то, что вообще упомянула про волков в разговоре с Беном Деллахантом.

— А тебе зачем?

Он достал из кармана пару игральных костей странной формы и подбросил их на ладони.

— Для квеста. В «Драконах и подземельях». Плюс к тому эти новенькие ребята, они просто обделаются от страха, если я им скажу, что в лесу водятся волки.

У меня не было выбора. Надо было поскорее спровадить Бена и остаться одной. Мне надо было следить за Гретой. И я сказала ему, чтобы он шел вдоль реки до большого дерева с расщепленным стволом, потом поднялся на холм и спустился с другой стороны.

— Там ты их и услышишь, — сказала я.

— Круть. — Он улыбнулся и похлопал меня по плечу. — И знаешь… если ты вдруг передумаешь и захочешь сыграть… — Он вложил мне в руку одну из странных игральных костей. — В общем, подумай.

— Хорошо. Если вдруг — я тебе сразу дам знать.

Он улыбнулся, постоял так пару секунд, а потом резко подался вперед и поцеловал меня прямо в губы. И, прежде чем я успела хоть что-то сказать, Бен уже убежал. На бегу он придерживал двумя руками полы развевавшегося плаща и созывал остальных игроков громким и властным «командирским» голосом. Я даже не подозревала, что у Бена Деллаханта может быть такой голос.

Я стояла вся красная от смущения. Возможно, этот поцелуй вообще ничего не значил. Меня никто никогда не целовал со значением. По-настоящему. Но может быть, в этот раз… в виде исключения… Нет. Наверное, Бен просто пытался меня смутить. Я имею в виду, если кто-то и выглядит, как Королева волков из Запредельных земель, то это Грета. Под этой огромной и яркой луной Грета выглядела настоящей королевой — печальной королевой всего. Вот о чем я подумала, когда вновь обернулась к костру. Но Греты там не было.

Я спрашивала всех, кого сумела найти, не видел ли кто-нибудь Грету. Никто не видел. Райан сказал, что она была где-то здесь, как ему показалось, — пьяная в хлам. Но когда мы с ним говорили, он опирался на мое плечо, как будто сам еле стоял на ногах. Марджи сказала, что вроде бы видела, как Грета ушла наверх, к школе. Но она не уверена, Грета это была или кто-то другой. Я все равно решила проверить. Поднялась к школе, обошла здание кругом. Подергала дверь в гримерную. Дверь была заперта. Я заглянула в узкое окошко — в комнате никого не было.

Будь я умнее, я бы сразу пошла домой. Грета не стоит того, чтобы носиться за ней по лесам. Она прекрасно обходится без меня. И все-таки я не решилась уйти. А вернулась на поляну, где шла вечеринка, и села у костра, надеясь, что Грета все-таки появится.

Треск пламени, смех, приглушенные голоса, гремящая музыка в магнитофоне — все слепилось в рыхлый гудящий ком у меня в голове. Я зажала уши руками, и звуки затихли. Осталась только басовая пульсация музыки, но мне это даже понравилось. Я чувствовала себя невидимкой среди толпы.

Потом я увидела, как несколько ребят резко поднялись на ноги. И еще несколько, и еще. Уже в следующее мгновение все куда-то бежали и что-то кричали, но крики тонули в завывании сирен. Темноту разорвали сполохи красного и синего света от полицейских мигалок на школьной автостоянке. Ребята ударились в панику. В этот раз вечеринку и вправду устроили как-то по-глупому. Костер надо было разжигать подальше от школы. И не стоило так шуметь.

Ребята бросились врассыпную. Кто-то — в глубь чащи, кто-то — к опушке, граничащей с городом, где можно выйти из леса, минуя школьный двор. Кто-то поспешно закидывал костер землей, а я неслась со всех ног, пытаясь высмотреть в темноте Грету. Магнитофон так и остался забытым на дереве, и все это безумие происходило под музыку. Играла песня «Волдырь на солнце» — наконец-то хоть что-то приличное! — и ощущение было такое, что ты попал в эпизод из мультфильма в утренней субботней программе: дети в панике разбегаются кто куда, спасаясь от полицейских, которые гоняются за беглецами по лесу, светят фонариками и кричат: «Стой!»

Я пряталась за стволами, перебиралась от дерева к дереву, пока суматоха не улеглась. Когда все затихло, я углубилась еще дальше в лес. Я искала сестру. Фонарик мне был не нужен, потому что луна светила очень ярко. Сама не знаю, что меня подтолкнуло, но в какой-то момент я развернулась и, не задумываясь, помчалась туда, где в прошлый раз нашла Грету. В моем тайном месте.

Она как будто меня ждала. Как будто хотела, чтобы я ее нашла. Это не могло быть совпадением, она знала это место. И знала, что я его тоже знаю. Но я не поняла это сразу. Она лежала, зарывшись в листья, — как в прошлый раз. Но в тот вечер было теплее. Гораздо теплее, чем в прошлый раз. Грета лежала, свернувшись калачиком, под одеялом из мокрых листьев. Ее лицо, выбеленное лунным светом, казалось чем-то отдельным, никак не связанным с самой Гретой.

Я быстро разгребла листья. На этот раз я решила, что Грете придется идти самой. И не идти, а бежать. Я резко дернула ее за руку, пытаясь поднять и разбудить. Она открыла глаза и сонно уставилась на меня.

— Джун, — прошептала она. — Это ты.

— Вставай, Грета. Быстрее. — Я попыталась поднять ее на ноги, и у меня почти получилось.

— Нет-нет. Слушай. Тс-с. Джун, по-моему, я умираю. — Она сжимала в руке бутылку абрикосового шнапса. Недавно я видела эту бутылку: пыльная и позабытая, она стояла в глубине шкафчика, где родители хранят спиртное.

— Ничего ты не умираешь. Ты просто напилась. Вставай.

Она рассмеялась и закрыла глаза. Но через секунду открыла их снова и поднесла палец к губам.

— Мы же друзья, да?

— Если пойдешь со мной, — сказала я. — Мы будем друзьями, если пойдешь со мной.

И Грета пошла. Она держалась за меня и спотыкалась на каждом шагу, но все-таки шла сама. Я выбрала путь вдоль реки. Нам нельзя было возвращаться к школе — из-за полицейских. Пришлось идти через лес и выйти на Эвергрин-Секл, как в прошлый раз. Грета висела на мне, как тяжелый мешок, но в какой-то момент встала как вкопанная и отпустила мое плечо.

— Грета, пойдем.

Но она не двигалась с места.

— Помнишь салон красоты?

Я подумала: «Ну, вот опять! Я тащу Грету домой, а она предается воспоминаниям». Сперва я разозлилась. Не конкретно на Грету, а вообще на весь свет. А потом Грета взяла меня за руку и провела пальцем по каждому из моих ногтей.

— Помнишь, как мы тебе делали ногти из лепестков герани? — спросила она, и вся моя злость разом куда-то делась. Потому что я помнила, да.

Салон красоты — это была наша с Гретой игра, в которую мы играли, когда были маленькими. Когда еще были лучшими подружками. Мы с ней менялись ролями. Когда наступала моя очередь быть посетительницей, я садилась на траву на лужайке, а Грета собирала во дворе «материалы»: лепестки герани, белые пушинки посконника и крошечные дикие фиалки. Потом я ложилась на спину, раскинув руки, и сестра приступала к работе. Клала фиалки мне на веки, посыпала мои волосы пушинками посконника и прилепляла к ногтям на руках и ногах ярко-красные лепестки герани, тщательно подбирая их по размеру. Потом громко кричала: «Это надо заснять!» — и щелкала языком, изображая, что фотографирует меня невидимым фотоаппаратом, чтобы запечатлеть это мгновение навечно.

Потом я медленно поднималась, стараясь, чтобы вся эта красота не осыпалась. Обычно мне удавалось сохранить только «ногти» на ногах и пушинки в волосах. Но и этого было достаточно. Особенно мне нравились «ногти». Лепестки были и вправду похожи на яркий лак.

Стыдно признаться, но в последний раз мы играли в салон красоты, когда мне было одиннадцать, а Грете тринадцать. Мы обе знали, что давно выросли из этой игры — в то время Грета уже начала краситься по-настоящему, — но мы знали также, что нам она нравится и что, когда ты вдвоем с сестрой, можно дурачиться, и впадать в детство, и делать всякие глупости, не стесняясь и не стыдясь.

— Ложись, — сказала Грета.

Сначала я не поняла, но потом до меня дошло. Грета хотела сыграть в салон красоты прямо там, в лесу. Я потащила ее за собой.

— Еще чего!

— Ну, давай, Джун. Как раньше.

— Как раньше?! О чем ты говоришь? Ты же сама обозлилась. Сама все испортила. Все, что у нас было раньше!

Она ничего не сказала на это. Но убрала руку с моего плеча.

— Ты никогда не задумывалась, что у меня тоже есть сложности? — спросила я. — Что мне приходится как-то справляться… со всяким разным?

Грета уже опередила меня на пару шагов. Она обернулась и рассмеялась.

— Бедненькая мисс Сама Доброта. Вся в делах, вся в заботах, — сказала она. — Может, мне тоже пойти заразиться СПИДом? Тогда все будут со мной носиться, всячески меня лелеять и холить…

— Замолчи, Грета. Не надо.

— Тогда я буду достаточно интересной для тебя, Джун? Достаточно трагической? — Она одарила меня убийственным взглядом и рванула вперед, как будто вдруг окончательно протрезвела.

— Подожди! — крикнула я. Но она и не подумала остановиться. Мне пришлось бежать со всех ног, чтобы не потерять ее из виду. В бледном свете луны лес казался серебряным. Я боялась, что Грета свернет куда-нибудь не туда и заблудится и мне снова придется ее искать. Но мои опасения были напрасны. Она повернула именно там, где нужно, и вышла прямо на Эвергрин-Секл, где я наконец-то ее догнала.

Весь остаток пути мы прошли молча. Я смотрела на спину Греты. На ее длинные спутавшиеся волосы, в которых застряли комочки земли и клочки бурых листьев. Что происходит с моей сестрой? А если бы я не пришла за ней? Сколько времени она пролежала бы в этих влажных холодных листьях? И каково бы ей было проснуться одной, в темноте, в чаще леса под вой волков?

— Грета, ты должна мне сказать, что происходит. Ты меня правда пугаешь. Я все расскажу маме с папой. Если так пойдет дальше, придется им все рассказать.

Она обернулась ко мне и улыбнулась.

— Нет, не расскажешь. Мне тоже есть что рассказать. Рассказать им, что ты пропадаешь неизвестно где? Рассказать, что ты начала курить?

— Господи, Грета. Я же не из вредности это говорю. Я хочу как-то тебе помочь. Правда хочу. Что бы там ни было, я тебе помогу.

Мы как раз завернули в переулок между домами Олтов и Деронзи. Грета резко остановилась и присела на край тротуара. Я села рядом. Свет фонаря, стоявшего прямо над нами, заключил нас обеих в маленький желтый кружок, как бы отделив от всего остального. Грета посмотрела на меня усталым пьяным взглядом.

— Тебе правда страшно, Джун? Правда?

— Да. Конечно, мне страшно.

Мне показалось, что Грета сейчас заплачет.

— Это хорошо, — сказала она, а потом вдруг обняла меня. Обняла по-настоящему, крепко-крепко. От нее пахло спиртом и прелыми листьями, но за этими запахами все-таки ощущался нежный свежий аромат «Жан Нате». Она прошептала мне в ухо: — Мне тоже, Джуни. Мне тоже страшно. Я так боюсь…

— Чего ты боишься?

Она легонько погладила меня по щеке тыльной стороной ладони и прижалась губами к моему уху:

— Всего.