23
Вот что было в бумажном пакете, который мне передал Тоби:
4 кассеты с «Реквиемом» Моцарта
1 записка.
Я улеглась на кровать и прижалась ухом к стене. Когда мы с Гретой лежим в постелях, наши головы находятся рядом. Если бы нас не разделяла стена, мы лежали бы бок о бок. Я долго прислушивалась и, когда убедилась, что Грета спит, открыла рюкзак и высыпала кассеты на постель. Я узнала их сразу.
Это были те самые кассеты, которые Финн купил в «Тауэр Рекордз» на Четвертой улице. Мы ходили туда вместе и взяли сразу четыре разные версии моцартовского «Реквиема», чтобы послушать и решить, которая из них лучше. Я даже не знала, что существует несколько версий, пока Финн меня не просветил.
Он сказал, что мы будем слушать и выбирать «вслепую», не зная, где чье исполнение. Сперва мне эта идея не понравилась. Я боялась, что не замечу разницы, все версии будут звучать для меня одинаково, и я выставлю себя полной дурой в глазах Финна. Но, как оказалось, боялась я зря.
— Ты удивишься, какие они все разные, — сказал Финн с лукавой улыбкой, и я ни капельки не сомневалась, что он прочитал мои мысли.
Мы сели в такси и поехали к Финну домой. Финн заварил чай в своем русском чайнике с медведями и вынес в гостиную огромную миску красных фисташек. Отодвинул кофейный столик к стене, и мы легли прямо на пол, на мягкий турецкий ковер. И стали слушать.
Две первые версии были настолько разными, что я растерялась и даже слегка разозлилась. У них были совсем непохожие концовки, и позже Финн объяснил мне, что Моцарт умер, не успев закончить «Реквием», и люди до сих пор спорят, какие именно части остались незавершенными и каков был его замысел. Но меня это не убедило. Для меня это было не то. И остальные две версии тоже были значительно хуже, чем «наша» старая — та, которую мы слушали чаще всего, — о чем я и сказала Финну.
Он, похоже, расстроился. Погладил меня по плечу и сказал, что понимает, о чем я. Обычно та версия, которую слушаешь первой, на всю жизнь остается самой любимой.
Еще в пакете лежала записка. Вот что там было написано:
«Дорогая Джун,
если ты это читаешь, значит, мы с тобой встретились на станции, и я очень благодарен тебе за это. Спасибо, что пришла! Честно признаюсь: я заглянул в пакет. И когда увидел эти кассеты, мне вдруг подумалось, что есть так много всего, что ты знаешь о Финне, а я нет. И много всего, что знаю я, но не знаешь ты. Мы можем столько всего рассказать друг другу… Но потом я подумал, что этого, может быть, и не случится.
Если тебе интересно продолжить общение, все осталось по-прежнему. Тот же адрес, тот же номер телефона. Адрес и номер Финна. Я почти никуда не хожу. Я всегда дома.
С любовью,
Тоби».
Прочитав записку, я вытряхнула из рюкзака все деньги, которые дал мне Тоби. Там были самые разные банкноты: по доллару, по пять, по двадцать и даже несколько — по пятьдесят. Всего 763 доллара. Я в жизни не держала в руках столько денег. Я себя чувствовала воровкой, укравшей эти деньги. Хотя нет, не воровкой, а скорее — соучастницей. Потому что настоящим вором был Тоби.
Я собрала все: кассеты, записку и деньги, — и спрятала в коробку в самом дальнем углу шкафа, вместе с чайником и первой запиской от Тоби. Потом легла и попыталась заснуть. В постели было тепло и уютно, а главное — обыкновенно, что особенно радовало после такого насыщенного, долгого дня, может быть, самого долгого дня в моей жизни. У меня было странное чувство, что сегодня я получила неопровержимое доказательство: каждый день длится по-разному, и у каждого времени есть свой вес. И мир состоит из множества разных миров — если ты хочешь, чтобы он был таким.
