Книга: Морской Ястреб. Одураченный Фортуной. Венецианская маска (сборник)
Назад: Глава 27 Отстоял свою честь
Дальше: Глава 29 Тучи сгущаются

Глава 28
Вопросы

Теми тремя, что спешили на помощь со стороны набережной, но не смогли помочь, были Ренцо со своим гондольером и Филибер, который стремился предупредить хозяина и был направлен сюда привратником Ка’ Гаццола.
Они прибежали к месту нападения на миг раньше группы с фонарем, приближавшейся с противоположной стороны и состоявшей из привратника посольства, его сына и секретаря Жакоба. Привратник был вооружен короткоствольным ружьем с раструбом, Жакоб тащил угрожающего вида саблю.
Виконтесса стояла на коленях в грязи около тела Марк-Антуана, в отчаянии стеная и умоляя его ответить. Она заметила Жакоба только тогда, когда он опустился на одно колено с другой стороны тела, в то время как Жак, сын привратника, держал фонарь.
Затем она почувствовала, как чьи-то сильные руки обхватили ее за плечи и стали поднимать. Купри, привратник посольства, пытался успокоить ее:
– Мадам! Мадам! Мадам виконтесса!
– Оставьте, оставьте меня! – прорыдала она в ответ. Все ее внимание было обращено на Жакоба, сосредоточенно осматривавшего Марк-Антуана.
Он слегка повернул тело, под ним стала видна лужа крови.
Осознав природу темного пятна, мерцавшего при свете фонаря, виконтесса издала протяжный вопль.
Низко пригнувшись, Жакоб прощупывал сердце Марк-Антуана и одновременно следил за его губами.
Она спросила его севшим голосом:
– Он… он?..
– Он не умер, гражданка, – степенно ответил молодой человек.
Виконтесса замолкла, словно боясь выразить радость, для которой, возможно, еще не было оснований.
Жакоб поднялся и взял руководство на себя.
Они расстелили плащ Марк-Антуана и положили на него раненого. Купри с сыном, Филибер и Ренцо, взяв плащ за четыре угла, понесли Марк-Антуана по переулку и через Корте-дель-Кавалло обратно в посольство. Виконтесса, с трудом передвигая ноги, шла следом, поддерживаемая Жакобом.
Они пристроили Марк-Антуана в привратницкой, после чего Ренцо с гондольером ушли. Жакоб велел им не рассказывать никому о том, что произошло. Молодой еврей никогда не терял головы и помнил, что молчание – самая безопасная политика при любых обстоятельствах.
Ренцо, однако, не считал, что должен утаивать что-либо от своей хозяйки. Когда служанка провела его к Изотте, он отдал ей записку Марк-Антуана и поведал обо всем случившемся. Она стояла перед ним, напряженно застыв, и не издала ни звука, но глаза на ее мраморном лице пылали, как два черных угля в костре. Ее вид напугал Ренцо, и он поспешил сказать, что мессер Мелвилл не только жив, но и, несомненно, поправится.
Слегка покачнувшись, она оперлась о стол, ожидая, пока пройдет охватившая ее слабость. Затем взяла себя в руки. Пиццамани были скроены из прочного материала, и Изотта, при всей ее внешней хрупкости, унаследовала свою долю фамильной прочности. С сухими глазами, она пугающе спокойным голосом стала спрашивать Ренцо, кто были напавшие на Марк-Антуана убийцы, однако он не мог сказать ей ничего определенного. В переулке было слишком темно.
Немедленные действия требовали немалого мужества, но пассивное ожидание было бы невыносимой мукой. Приняв решение, она отмела все соображения, которые могли бы задержать ее, и велела служанке принести ей плащ с капюшоном. Не заботясь о том, что мать, еще не ложившаяся, может обнаружить ее отсутствие и встревожиться, она выскользнула из дома в сопровождении Ренцо. Они пошли садом, чтобы не попадаться на глаза привратнику. Через садовую калитку, оставленную ими не запертой, они вышли на маленькую площадь, пересекли по мостику узкую протоку и оказались на широкой береговой полосе канала Сент-Джордж. Взяв гондолу, они направились к Мадонна делл’Орто.
В посольстве ее без всяких проволочек пропустили прямо к Лаллеману. Пораженный посол почтительно приветствовал ее в своем кабинете, служившем и гостиной.
В комнате он был не один. При появлении Изотты из-за письменного стола поднялись двое мужчин, с которыми он беседовал.
Одним из них был Вийетар, чей усталый взгляд несколько оживился при виде изящной молодой красавицы, другим был коренастый человек средних лет в черном вечернем костюме; его лицо одновременно излучало силу и доброту.
– Месье Мелвилл… здесь? – пробормотала Изотта. Затем, взяв себя в руки, она объяснилась более связно: – Я только что узнала, что произошло с ним. Он наш друг, большой друг…
– Я знаю, мадемуазель. – Лаллеман великодушно старался избавить ее от лишних объяснений. – Я понял это из записки, которую передал мне доктор Делакост. – Он взял со стола листок бумаги. – Это ведь вы ее написали, как я понимаю?
Посол протянул ей листок. Осознав происхождение бурого пятна на листке, Изотта на секунду прикрыла глаза.
– К сожалению, – вздохнул Лаллеман, – он не отнесся к предупреждению достаточно серьезно.
– А как… как он? – спросила она, в страхе ожидая ответа.
Лаллеман повернулся к врачу:
– Вы не скажете ей, доктор?
Приземистый доктор медленно приблизился к ней:
– Положение серьезное, но не дает повода отчаиваться. Абсолютно никакого повода. Я прямо готов поверить в чудеса. Можно подумать, что это его ангел-хранитель направил клинок именно таким образом. Основная опасность – ужасная потеря крови. Но я верю, что он восстановит силы.
Глядя в доброе, серьезное лицо доктора, она почувствовала некоторое облегчение.
– Мы позаботимся о нем, – сказал Лаллеман. – Он будет находиться у нас, здесь ему ничто не угрожает.
– А известно, кто это был? – спросила она.
Тут же прозвучал резкий голос Вийетара, приблизившегося к ним:
– Мне кажется, ваша записка с предупреждением прямо указывает на это.
– Вы имеете в виду инквизиторов? О нет, что вы.
– Но разве не так они поступают с теми, кого не могут по какой-либо причине арестовать? – упорствовал Вийетар.
– Этого не может быть. Я знаю точно, что они планировали только арест. Сам мессер Корнер, один из инквизиторской тройки, сказал это. И к тому же, месье, инквизиторы не убивают людей на улицах.
– Я остаюсь при своем мнении, – заявил Вийетар.
– Да нет же, вы ошибаетесь. Сегодня вечером инквизитор Корнер приходил к моему отцу и не только сообщил ему о предстоящем аресте, но и пригласил его на разбирательство, намеченное на завтрашнее утро, чтобы отец мог высказаться в поддержку месье Мелвилла.
– Вот видите, – сказал Лаллеман Вийетару. – Это не было попыткой ареста и сопротивлением аресту с его стороны. Я все-таки придерживаюсь своего первоначального заключения: это работа подлого барнаботто Вендрамина. Мерзавец не терял времени даром.
– Чья работа, вы сказали?
Она спросила это так резко и изумленно, что Лаллеман в свою очередь воззрился на нее с удивлением, прежде чем ответить:
– Вендрамина, Леонардо Вендрамина. Вы знаете его?
По ее лицу было видно, что она категорически отказывается поверить в это.
– О нет. Это тоже абсолютно невозможно.
– Вот-вот! – оживился Вийетар. – И я то же самое говорю. Вендрамин не посмел бы.
– Однажды он уже посмел.
– Да, но обстоятельства изменились.
– Вот как раз изменившиеся обстоятельства и позволили ему сделать вторую попытку, – проницательно заметил Лаллеман.
– О чем вы говорите? – спросила Изотта.
И тут она узнала от Лаллемана не только о первом покушении, но и о дуэли, на которой Вендрамин потерпел поражение. Лаллеман был не уверен – или притворился неуверенным – относительно причины поединка, но твердо знал, что он был спровоцирован Вендрамином.
– С учетом того, что этот барнаботто задолжал месье Мелвиллу порядка тысячи дукатов, я не могу отделаться от подозрения, что он пытался таким образом ликвидировать задолженность. Как видите, мадемуазель, я не слишком высокого мнения о месье Вендрамине.
Изотта стояла перед ними с совершенно потерянным видом и машинально теребила в руках перчатки. От этой привычки, проявлявшейся у нее в минуты душевного волнения, однажды уже пострадал ее веер. Наконец она спросила:
– А можно… Могу я увидеть его? Это возможно?
Лаллеман посмотрел на Делакоста, тот с большим сомнением выпятил губу.
– Я бы предпочел, чтобы его не… – начал он, но выражение ее лица заставило его смягчиться. – Я не хочу, чтобы его беспокоили, мадемуазель. Но если вы обещаете не задерживаться у него и не разговаривать с ним…
– Конечно, я обещаю, – выпалила она с жаром.
Делакост открыл перед ней дверь, и они вышли.
– Эта женщина, – произнес Вийетар тоном знатока, – не оставляет сомнений, что именно она, а не служебный долг является причиной дружбы Лебеля с семейством Пиццамани. Ее забота о нем наводит на мысль, что он, подобно своему патрону Баррасу, умеет сочетать дело с удовольствиями.
Лаллеман предпочел не развивать эту тему.
– Что будем делать с Вендрамином? – спросил он.
– Целесообразнее было бы считать ваши подозрения безосновательными, – ответил Вийетар со свойственным ему цинизмом, – по крайней мере до тех пор, пока у нас не будет доказательств обратного.
– С нас спросят за это очень сурово, если Лебель умрет.
– Да неужели я не понимаю? – отозвался Вийетар с раздражением. – Но что я могу поделать, если надо услужить Бонапарту? Разумнее было бы стоять на том, что это дело рук инквизиции. Это объяснение снимает с нас ответственность. Не пойму, зачем вы так откровенничали с этой Пиццамано. Я, как мог, старался вас остановить.
Тем временем наверху Делакост провел Изотту в комнату с пышным убранством, слабо освещенную единственной свечой, стоявшей на столике около кровати под балдахином.
Врач закрыл дверь и молча подвел Изотту к постели.
При виде лица на подушке она с трудом сдержала крик, так как ей показалось, что это лицо мертвеца. Глаза были закрыты, глубокие тени лежали на ввалившихся щеках и на висках. В спутанных черных волосах надо лбом блестел пот. Она с испугом посмотрела на доктора, но он кивнул ей с успокаивающей улыбкой.
Из-за кровати донесся шорох, и только тут Изотта осознала, что в комнате находится кто-то еще. Какая-то женщина поднялась на ноги и смотрела на них.
При этом шорохе веки раненого затрепетали, и неожиданно Изотта увидела, что он смотрит на нее. В первый момент глаза глядели с бессмысленным выражением, но затем в них стало просыпаться сознание, как разгораются угли, когда их раздувают. Марк-Антуан, наверное, приподнялся бы, если бы подскочивший Делакост не помешал ему.
– Изотта! – изумленно проговорил раненый, не веря своим глазам. – Изотта! – Голос отказывал ему. – Я получил ваше письмо… ваше предупреждение… Все хорошо. Все в порядке. – Речь его стала невнятной. – Я постараюсь… – Губы его продолжали двигаться, но никаких звуков не издавали.
Она придвинулась ближе к нему, но веки его медленно опустились, словно на них давила непреодолимая усталость.
Врач, приобняв Изотту, деликатно вывел ее из комнаты.
За дверью он еще раз постарался успокоить ее:
– Он очень слаб. Это нормально – он потерял много крови. Но у него сильный организм. С божьей помощью мы поставим его на ноги. Здесь он в безопасности, за ним заботливо ухаживают.
Перед глазами Изотты снова возникла фигура хрупкой женщины с приятным лицом и золотистыми волосами, стоявшей с другой стороны кровати.
– Кто эта женщина? – спросила она.
– Мадам виконтесса де Со.
– Виконтесса де Со? – переспросила она, и доктор не мог понять, почему в этом вопросе прозвучало такое недоверие.
– Виконтесса де Со, – повторил он и добавил: – Она будет ухаживать и присматривать за раненым сегодня.
И лишь теперь Изотта вспомнила, что в разговоре ее отца с Корнером упоминалось это имя. До сих пор она была уверена, что инквизитор повторял какие-то ложные слухи. Но оказалось, что такая женщина и в самом деле существует. Это было совершенно непонятно. Она вспомнила, что ее отец с уверенностью назвал эту женщину самозванкой. Однако Изотта видела ее воочию у постели раненого. Все это было необъяснимо и не давало ей покоя. Все так же недоумевая, она спустилась вместе с Лаллеманом в вестибюль, где ее ждал Ренцо. Лаллеман еще раз заверил Изотту, что ее друг Мелвилл будет в безопасности и что ему будет обеспечен хороший уход.
– У нас в посольстве приказы инквизиции не действуют. Так что даже в том случае, если они будут знать о его местонахождении, сделать ничего не смогут.
Но она заговорила не об этом.
– Дама, которая находится с ним, – виконтесса де Со?
– Да. Не удивляйтесь, что она здесь оказалась. Они были вместе, когда бандиты напали на них. А перед этим они ужинали у нас.
Она колебалась, думая, как лучше спросить то, что ее интересовало, и наконец задала вопрос:
– А виконт де Со тоже в Венеции?
– О нет, – мягко улыбнулся посол. – Будем надеяться, что он на небесах, мадемуазель. Виконту де Со отрубили голову в девяносто третьем году. Виконтесса вдова.
– Понятно, – протянула Изотта, и Лаллеману показалось, что камень свалился с ее души.
Назад: Глава 27 Отстоял свою честь
Дальше: Глава 29 Тучи сгущаются