Виконтесса де Со нанесла гражданину Лаллеману визит, преследуя двоякую цель. Расположившись в позолоченном кресле, она распустила дорогие меха, в которые была укутана как для красоты, так и для защиты от установившейся в Венеции холодной погоды. В обрамлении мехового капора с подвязанной под подбородком лентой из бледно-голубого атласа ее лицо с тонкими чертами и нежным румянцем было чудом соблазнительности.

Сидевший за своим столом Лаллеман, разглядывая ее с восхищенной улыбкой на широком крестьянском лице, спросил, чем он может быть ей полезен.

– Я хотела бы знать, долго ли еще мне надо держать на привязи этого Вендрамина?

– До тех пор, пока он мне нужен, дитя мое.

– Не могли бы вы сжалиться надо мной и приблизить окончание? Я смертельно устала от него.

– Помоги мне, Господи! – вздохнул Лаллеман. – Ваш пылкий темперамент делает вас капризной. Не забывайте все-таки, что в мои обязанности входит не развлекать вас, а руководить вашей работой.

– Моя работа носит слишком личный характер, чтобы целиком зависеть от официальных установлений.

– Но не следует забывать, что она и приносит немало. Вам весьма щедро платят за нее.

– Я не забываю об этом, но скоро все золото Французского банка – если оно там имеется – не вознаградит меня за страдания. Меня уже тошнит от этого идиота. Он не только невыносим, но и становится неуправляемым.

– Итальянский темперамент, дорогая. Приходится с этим считаться.

– Благодарю вас, Лаллеман. Но, знаете, у меня тоже есть темперамент. И чувства. Общение с этим типом оскорбляет их. Он никогда мне не нравился. Тщеславный самовлюбленный павлин. А теперь я начинаю ненавидеть его и бояться. Я жертвую очень многим на этой службе – пока что, слава богу, не жизнью. И я хочу знать, сколько еще мне надо терпеть. Когда вы собираетесь освободить меня от него?

Лаллеман перестал улыбаться и задумался.

– В данный момент мне не хотелось бы ничего менять – слишком удачно все складывается. Сам того не подозревая, он делает как раз то, что нам надо. Поэтому потерпите еще немного, моя дорогая. Недолго. Обещаю, что это не продлится ни на секунду дольше, чем нужно.

Она выразила недовольство. Лаллеман встал, обошел вокруг стола и потрепал ее по плечу. Он уговаривал ее, хвалил ее работу и раздувал угасающие угли ее патриотизма, пока она не смирилась.

– Ладно, – сказала она. – Еще какое-то время повожусь с ним. Но теперь, когда вы знаете, каково мне приходится, я надеюсь, вы не будете подвергать мое терпение слишком суровым испытаниям. – Погладив мех лежавшей на ее коленях необъятной собольей муфты, она заметила как бы между прочим: – Хорошо бы, если бы вы были более откровенны со мной, Лаллеман. Вы скрываете от меня кое-какие вещи, а это может плохо кончиться. Мистер Мелвилл давно работает на вас? – Она вскинула голову и посмотрела ему в лицо.

Лаллеман вытаращил глаза:

– Ничего себе вопрос!

Затем он поднял ее на смех:

– Типично женский способ проверить подозрение. Но не слишком ли оно несообразное для такой умной женщины, как вы? Мистер Мелвилл мой хороший знакомый, вот и все. Выбросьте ваши подозрения из головы.

– Вы хотите, чтобы я поверила, что в такое время, как сейчас, французский посланник в Венеции водит дружбу с англичанином? И он настолько близкий друг, что ему выдают политические секреты?

Лаллеман не на шутку рассердился:

– Какие политические секреты? – Вопрос виконтессы его встревожил. Он был осторожным человеком и старался, чтобы тайные агенты не были знакомы друг с другом, если в этом не было необходимости. А уж раскрыть Лебеля нельзя было ни в коем случае.

Ее откровенный рассказ о том, что поведал ей накануне вечером Вендрамин, несколько успокоил его. Он всячески постарался убедить ее, что подозревать Мелвилла нет оснований.

– Ах, это! Но в этом нет никакого политического секрета. То, что я сообщил Мелвиллу, никак не выдавало наших планов относительно лидера барнаботто. Мелвилл рассказал мне о покушении, организованном этим паршивцем, и о том, что он опасается за свою жизнь.

– Что-что?! – В ее голосе звенело возмущение, хорошенькое личико вдруг перекосилось в злобной гримасе. – Вендрамин не говорил мне об этом. Он сказал только, что Мелвилл действует на основе подозрений. А все, рассказанное Мелвиллом, – правда?

– Да. Несколько дней назад он подослал к Мелвиллу двух наемных убийц. Мелвилл с ними справился. Но подозревал, что это повторится, и сообщил мне об этом. Я смог предоставить ему очень эффективное средство защиты. Вот и все. Но почему это так вас волнует, дорогая?

– С какой стати вы решили защищать англичанина, никак не связанного с вами?

– Уф! Вы так настойчиво меня атакуете, что остается только сдаться. Поделюсь с вами секретом. Хотя пока что Мелвилл официально со мной не связан, я поддерживаю наше знакомство, так как думаю, что в скором времени он может мне понадобиться. Существует много способов использовать человека, не делая его своим сотрудником.

Объяснение было правдоподобным и вполне соответствовало методам Лаллемана, которые она хорошо изучила. Но оно почему-то возмутило ее.

– Знаете, Лаллеман, мне иногда становится тошно от вас и от ваших отвратительных интриг. Сидите тут в своем кабинете и плетете сети, как какой-нибудь жирный паук. Зачем затягивать в это болото такого достойного человека, как Мелвилл?

Лаллеман, нисколько не обиженный, рассмеялся:

– Вы просто увлечены этим Мелвиллом, моя дорогая! Минуту назад вы, казалось, были готовы убить Вендрамина. А теперь, похоже, хотите убить меня. И все эти страсти всколыхнул какой-то англичанин. Ведите себя осторожнее, Анна! Не давайте воли своему пылкому темпераменту!

– Не будьте скотиной, Лаллеман.

Но он, продолжая смеяться, отправился на свое место за столом. Его смех задел ее.

– Да, не будьте скотиной и не делайте гадких скороспелых выводов вроде того, что Мелвилл мой любовник. Вы ведь на это намекали, как я понимаю?

– Но почему же «гадких»? Мелвиллу можно только позавидовать. Если бы я был лет на десять моложе…

– Даже если бы вы были лет на двадцать моложе, это вам не помогло бы, так что не сокрушайтесь о своем возрасте. Вы слизняк, Лаллеман, слизняк с грязными мыслями. И вы только потеряете время, пытаясь привлечь Мелвилла к вашим играм. Вы его не знаете.

– Ну, вам, безусловно, лучше знать, у вас все преимущества. А я всего лишь паук и слизняк.

Его насмешливый тон привел ее в такую ярость, что она вскочила на ноги:

– Да, я знаю его. Я знаю его как честного человека, доброго, обходительного, внимательного и храброго. Я горжусь тем, что он один из моих друзей. А у меня их не так уж много. Он не такой, как другие, которые волочатся за мной, потому что я женщина, и от чьих галантных и льстивых ухаживаний меня воротит. Поскольку я якобы беззащитная вдова, они рассматривают меня как добычу и стараются заманить в силки своими тошнотворными потугами… Мистер Мелвилл единственный мужчина в Венеции, который искал моего общества и в то же время заслужил мое уважение, потому что не пытался затащить меня в постель.

– И этим тонким ходом сумел вас покорить.

Она посмотрела на него с жалостью:

– У вас не ум, а клоака, Лаллеман. Зачем я изливаю тут перед вами душу? Вам этого не понять.

– Будьте, по крайней мере, благодарны мне за то, что я оказал услугу вашему Галахаду.

– Я буду благодарна, когда вы избавите меня от этой свиньи Вендрамина.

Он ответил ей уже без грубоватых насмешек:

– Это будет скоро, дитя мое. Чуточку терпения. Оно будет вознаграждено. Вы знаете, что мы никогда не скупились.

Но она все же удалилась разгневанной.