Глава 3

Я проснулся, почувствовав холод, и с удивлением обнаружил, что брюхо намокло, в норе влажно и душно, а сверху бежит тоненький ручеек. Придется долго чистить шкурку от грязи. Так наверху идет проливной дождь?

Вчерашний день был промозглым и хмурым, как раз под стать моему сегодняшнему настроению. Я в очередной раз прожил во сне свой первый день. Почему-то это воспоминание никак не отпускало меня, заставляя переживать его снова и снова.

«Зергель, а ты вот веришь в Черного Кроля? Веришь, что он такой уж умный?» — слова моих убийц огненными рунами отпечатались в памяти. Я никогда их не забуду. Выходит, случилось нечто абсурдное и неестественное — то, что никогда еще не случалось. Заячий разум не мог возникнуть ниоткуда, а это означало, что у меня есть какое-то прошлое. И оно наверняка отличалось от кроличьего настоящего.

Пока я пребывал в расслабленном полусонном оцепенении, разбудившая меня лужица превратилась в поток, устремившийся на нижние ярусы.

Да откуда столько воды? Так ведь и нору затопит!

Я не стал больше мешкать и полез наверх. Мое тело и так умирало неприятно часто и разнообразно, а утонуть в норе выглядело бы слишком экзотично даже для кролика. Вероятно, поэтому я подсознательно предпочитал спать в дупле на дереве.

Нет, это явно не дождь, а настоящее наводнение!

Поток усилился и забурлил, норовя подхватить и унести вглубь. Я захлебывался, лапы беспомощно скользили по мокрой глине, но упрямо толкали вверх — к пятнышку светлого неба.

Светлого? Значит снаружи не дождь. С севера поляну огибал ручей, но он совсем маленький и явно не способен превратить полянку в заливной луг. Возможно, где-то выше по течению у бобров разобрали плотину. Впрочем, пусть топит — не жалко. Этим утром я все равно собирался уйти.

Но уйти мне не дали, оглушив ударом дубины, как только я выскочил из норы.

— А Пуси-то не врал! Смотри-ка, сработало! — человек гордо расправил намокшие усы и поднял меня за уши, показывая невысокой полненькой женщине. В руках та держала шланг, из которого хлестала вода. Его второй конец вел к ручью, где у насоса копошился еще один охотник.

— Конечно, не врал, — довольно осклабилась толстуха, — не зря же старосте за патент заплатили. Режь быстрее, а то не терпится!

— Так думаешь, тот самый рарник? — усач недоверчиво повертел в руке мою обмякшую тушку. Она словно плакала, роняя грязные капли на землю.

— Кто же еще? Обычные кроли по норам не прячутся. Режь! Чую, эпик даст. А вечером повторим, как реснётся.

— А если рес раз в месяц? Тогда аренду спота и за год не отобьем…

— Не дрейфь! Лут с него шикарный! Видел, как в кабаке Пуси гулял? А кто ему язык развязал? — женщина демонстративно поправила полную грудь.

Мужчина тяжело вздохнул и достал из-за пояса широкий охотничий нож. Я обреченно закрыл глаза в ожидании казни.

Холодная сталь распорола мое горло, и грязная лужа под нами окрасилась кровью.

Опять Тень. Сколько можно…

Раскатали губу… Эти жадные ублюдки сами себя наказали. Их вложение не окупится. Рарного лута здесь больше не будет. Пусть качают воду хоть до посинения.

Чертыхаясь, я брел в серой мгле, но на этот раз уже не спешил показать себя миру. С меня хватит. Нельзя подолгу оставаться на одном месте и лучше забраться как можно дальше. Меня будут искать на соседних лужайках. Лучше умереть со скуки в Тени, чем еще хоть раз так тупо отдаться. Это чудовищный мир разделен на людей и кроликов, а я будто застрял между ними. Каким-то необъяснимым образом в теле жалкого грызуна заточен человеческий разум. Иначе как он понимает их речь? Я даже знаю, что такое «кабак» и как в нем «гуляют»!

Нельзя отчаиваться. Эта травоядная популяция слишком слаба. Надо искать дальних родственников. И хорошо бы они были настоящими хищниками. Люди не так сильны, но у них есть броня и оружие. К несчастью, мои нежные лапки его не удержат. Я ведь пробовал. Жаль, но естественным вооружением грызунов обделили. Природа пожадничала. На нас сэкономили!

Кстати, а ведь люди носят не только наши шкурки. На многих я заметил доспехи из толстой обработанной кожи, и она явно не заячья. Поблизости наверняка водится кто-то еще, так почему бы не поискать этого зверя?

В лесу было заметно темнее. Мне подходило любое направление, и я брел наугад. Хуже точно не будет. Стайки безмозглых сородичей остались далеко позади, носкучать по ним точно не буду. Нужны новые звери, чтобы проверить мою теорию одержимости, а из Тени мир просматривался всего на несколько метров. Вокруг могли пастись целые стада прекрасных и сильных существ, а я бы их даже не заметил.

Вскоре и лес остался позади. Я оказался на каменистом плато, зажатом между отвесными скалами. Безжизненный лунный ландшафт — тут не росло даже травинки. Шанс встретить здесь хоть что-то живое стремился к нулю.

Может вернуться? Кто способен выжить на этой голой и бесплодной земле?

Некоторое время я стоял, раздумывая. Словно почувствовав мои сомнения, один из камней шевельнулся, а потом притянул к себе десяток других чуть помельче. С легким постукиванием они взвились в воздух и там сложились, образовав грубый гуманоидный силуэт. То, что секунду назад выглядело безжизненным и хаотичным, вдруг оказалось подвижным и упорядоченным.

Пока я изумленно рассматривал странную конструкцию, внутренняя справочная подняла свои записи и уверенно классифицировала её, как «скального элементаля». Название вновь всплыло само, стоило напрячь память, хотя до этого я понятия не имел, что такие бывают. Мистический процесс «припоминания» более не удивлял, выглядя уже совершенно естественным и нормальным — точно так же, как муши из Тени или мое бессмертие. Обживая этот чокнутый мир, я всерьез опасался, что перестану замечать его странности. Должно быть, именно так психически здоровый человек привыкает к сумасшедшему дому.

Минутку! Вот откуда простой безграмотный заяц может что-то подобное знать? Пусть даже рарный? Вдруг я пациент психиатрической клиники, страдающий от неизлечимого нейродегенеративного заболевания, оживляющего мои фантазии?

Вот, опять! Еще одно мудреное слово! Эти ожившие каменные кирпичи могут и не выходить за пределы воспаленного мозга. Не лучше ли спокойно подождать санитаров, которые вытащат меня из собственных галлюцинаций?

А все свои ужасные смерти я тоже нарисовал сам? И кто тогда рисует художника?

Нет, лучше не усугублять ситуацию рефлексией. Оставлю всё на своих местах. Даже если этот мир нереален, то боль и страдания в нём настоящие.

Мужественно перетерпев философские спазмы в уме, я приблизился к элементалю вплотную, чтобы рассмотреть его ближе. Тварь тут же приглашающе подсветилась синим, словно только и ждала арендаторов.

Моя «мыслящая пустота» буквально взвыла от восторга, пусть и безмолвно. Значит, я — не кролик! Не жалкий и ничтожный грызун, обреченный безропотно поставлять шкурки для алчного человечества! Я могу быть кем угодно, приняв форму существа, в которое влезу! Пуси, Лапуля, Зергель, Мафа и та неприятная толстуха — ждите! Я всех вас запомнил и скоро вернусь. Обещаю: вы мне рады не будете!

Но едва потянувшись к элементалю, я вдруг передумал. Конечно, он выглядел внушительно и серьезно, но куда торопиться? Возможно, поблизости летают… драконы!

Хм… Интересно, что я про них «вспомнил». Понятия проявляется в уме раньше самих объектов. Возможно, он «перегрузился», а теперь восстанавливает данные после какой-то катастрофы. В кролике бездарно потеряна уйма времени, поэтому надо хорошенько подумать и осмотреться. Не век же формировать из себя ценности для дармоедов!

Аккуратно огибая бодро марширующих элементалей, я бродил по плато в поисках лучшего кандидата на заселение. Несколько попавшихся крупных жуков, мелких крыс и улиток всерьез не рассматривал. У живых камней есть явные плюсы: иммунитет к колюще-режущему холодному оружию, впечатляющий вес и потенциальная маскировка. Но заметны и минусы: хрупкость и медлительность.

Кроме того, появились серьезные сомнения в их когнитивных способностях. Я не заметил в элементалях ничего, хоть отдаленно напоминающее органы восприятия. Ни глаз, ни ушей. Есть ли там вообще мозг или то, что его заменяет? Вдруг каменное тело станет тюрьмой, а я превращусь в тупой кусок горной породы?

С другой стороны, длительное пребывание в кроличьем теле не сделало из меня травоядного идиота. Значит временные «апартаменты» не обуславливают свойства «чистого сияния разума», а вот психика неустойчива и подвержена влиянию внешних и внутренних факторов. Она на них реагирует, и ее состояние меняется ежеминутно.

Я злюсь на то, что причиняет боль и тянусь к тому, что кажется удовольствием. Меня кидает от ярости и жажды мести до псевдо-философии и рефлексии о сущности бытия. А если ум настолько изменчив, то где настоящее, истинное «я»? Какое из этих многочисленных и столь разных состояний считать «мной»?

К черту! Моя цель — месть! Размышления о «высоком» оставлю до лучших времен. Сейчас же хочется вернуть обидчикам боль и отчаяние, а заодно забрать лут, что из меня выгребли. И лучше всего прямо с их кожей!

Красочные фантазии всё еще будоражили воображение, когда клочья тумана вдруг предательски расступились, обнажив край пропасти. К сожалению, я заметил обрыв только когда полетел вниз. Закон тяготения работал даже для «мыслящей пустоты», но вот разбиться о скалы вдребезги она не сумела.

Мягко приземлившись в глубокий ручей, я завис в толще воды. Течение стремительно потащило между острых, как бритва утесов, но в бестелесном существовании есть свои преимущества. Вскоре мой «дух» вынесло на мель к светлому песчаному берегу. Здесь мелкий, как мука, песок переходил в плотный травяной газон, чуть дальше нырявший под зеленую стену джунглей.

Не успел я выбраться на пляж, как из тумана выпрыгнул двуногий жизнерадостный ящер: короткие передние лапки, саблевидные лезвия длинных когтей и острые зубы. От неожиданности я растерялся и отпрянул.

Идеальное и быстрое орудие смерти! Вот бы мне встретить Лапулю в таком роскошном наряде…

Эта милейшая тварь хищно оскалилась, беззвучно пробежав мимо, и через мгновение исчезла в серой мгле.

Вот кто мне нужен! Надо брать! Нельзя потерять такое сокровище!

Предвкушение скорой расправы грело мне сердце, и я поспешил по следам ящера. Далеко идти не пришлось. Через несколько метров цель нашлась под тенью гигантского папоротника. Кровожадная тварь откушивала еще живой косулей с влажными от слез глазами. Бедняжка слабо билась под чешуйчатой лапой, и рептилия неторопливо чавкала, наслаждаясь агонией жертвы. Казалось, на ее безобразной морде улыбались даже огромные бородавки.

Хочу такую!

Я радостно поспешил приблизиться к новому другу, предвкушая обкатку мощного, обвитого тугими мышцами тела.

Какое разочарование!

Вместо доброжелюбного голубого свечения в нем слабо пульсировало агрессивно-красное. Я раз за разом прошивал собой ящера, пытаясь найти в него «двери». К сожалению, их видимо надежно заперли изнутри. Чертова ящерица не собиралась или просто не могла пустить в себя.

Но почему? Чем это бородавочное страшилище отличается от кролика или элементаля?

Скрепя сердце, пришлось оставить тварь в покое. Видимо, есть свои правила и законы, о которых я еще не знаю. Что поделать… придется вернуться к уже проверенному варианту. Но элементали остались на плато, и туда предстояло как-то забраться.

Склоны утесов почти не отличались друга от друга, а Тень сильно ограничивала видимость, не позволяя двигаться по ориентирам. Прошло немало времени, прежде чем я понял, что давно заблудился. Без тела нет и физической усталости, но вспышки злобы и раздражение выматывали даже сильнее.

В воображении постоянно возникала Лапуля, с ехидным хихиканьем осыпающая меня ядовитыми стрелами. Казалось, их яд добрался даже до мозга, надолго отравив его ненавистью. Мучаясь от бессильной ярости, я попытался визуализировать и рассмотреть свой гнев, чтобы успокоиться.

Только после этого я перестал психовать и сразу же вспомнил принцип выхода из лабиринта любой сложности: надо идти, держась только одной стены. Это сработало — едва заметная тропинка нашлась.

Осторожно карабкаясь наверх, я вдруг понял, как рисковал. Из пропасти могло и не быть выхода, а ни умирать, ни лазить по отвесному склону «мыслящая пустота» не умеет. В такой западне бестелесный разум сидел бы веками, пока не спятил бы окончательно.

А вот и мои элементали!

Больше не мешкая, я торопливо растворил себя в синей вспышке, успев соскучиться по цветному и шумному миру.