Глава 2

Свет, тепло и подрагивающее розовое пятно в центре, к которому отовсюду тянулись маняще вкусные запахи. Горизонт чуть качнулся и ушел вверх, превращаясь в узкую ленточку, а его место заняла плоская поверхность в коротких зеленых штрихах, на которых топтались небольшие белые шарики.

Неожиданно что-то коротко свистнуло. Один из «шариков» жалобно пискнул и обмяк, выдавив из-под себя темную липкую лужицу.

— Сколько тебе еще? Как же достал этот тупой фарм*! — усталый и раздраженный голос.

— Много. Давай, качайся*, живодер. У нас на сегодня только пушнина! — звонко рассмеялся второй.

Резкая, острая боль. Всё помутнело, окрасилось ярко-красным и ушло в черноту. Потом стало светлеть до холодной серой мглы, где слышался многоголосый неразборчивый шепот. Теперь виден только небольшой участок земли, где лежало несколько истерзанных пушистых комков с темными пятнами.

Я только что был одним из них!

Я? Кто говорит?

Так это же мысли. Невидимые, не всегда ясные, но порой очень громкие. Они возникают ниоткуда, кричат, а потом бесследно исчезают в пространстве… ума. Да, ума! Это то, что их воспринимает и осознает.

Вспомнил! Кажется, эти пушистые существа называются кроликами.

Неожиданно в поле зрения возник двуногий великан, которому, видимо, и принадлежал один из тех голосов. Я испугался, и мир сразу подвинулся, отодвигая от меня это страшилище.

Значит, всё неприятное можно толкнуть, отпихнуть от себя!

Легкое усилие и земля послушно заскользила мимо. Серая мгла расступалась, открывая незнакомый мир по кусочкам, но одновременно прятала в себе столько же сзади. Разум будто просыпался после долгого сна. У меня получалось думать всё яснее. Пространства для мыслей стало гораздо больше. Они приходили уже более сложными и разнообразными, путая и не давая отследить их все.

Стоп! Всё могло быть свовсем не таким, как поначалу выглядело. Похоже, земля неподвижна, и передвигаюсь по ней я, а не наоборот, как казалось мне раньше. Тогда лучше вернуться, чтобы в этом сумраке снова не выскочить на тех великанов.

Но на старом месте обнаружилось уже новое стадо пасущихся кроликов. Я не мог перепутать — после прошлой казни бурые пятна еще не успели высохнуть на траве. Как им удалось вернуться в цветной мир? Я пропустил что-то важное, и теперь мои братья по разуму эгоистично и равнодушно жрут траву без меня! Мне не выдали такого же нового тела!

Спокойнее, нужно сконцентрироваться. Где-то должна быть подсказка к загадочному круговороту кроличьей популяции.

Уфф!

Я испуганно всмотрелся в себя. Что это сейчас так сложно подумало? Я не вполне схватывал смысл собственной фразы. Схожу с ума, не успев толком появиться на свет? Или наоборот, вхожу в него? И кто же это так входит-выходит?

На этом месте мозг, видимо, заклинило. Пришлось взять паузу. Судороги рефлексии дергали словами и выражениями, которые доходили не сразу.

Подумаю-ка лучше о тех, кому принадлежат голоса. Во-первых, я понимаю их речь. Во-вторых, эти двуногие великаны явно лишены сострадания. Зачем им понадобились наши тела? И почему молчат мои братья и сестры?

Они даже не сопротивлялись, а ведь нас так много, что можно набрать целое войско! Я бы с удовольствием возглавил его, став полководцем пушистого воинства! Свирепым кроличьим царем, от имени которого сердца врагов трепетали бы и разрывались от ужаса!

Хмм… Кстати, как зовут царя-то?

Я этого еще не знал, но поразился собственной прозорливости и глубине мысли. Должно быть, мой ум проницателен, но пока еще туп. Тут же стало неловко и стыдно, словно внутренний свидетель обвинил обоих в глупости — меня и мой ум. Кстати, существуют ли они по отдельности и независимо друг от друга?

Что за мудрёная чушь теперь лезет мне в голову? Возможно, лучше подождать, пока мой интеллект созреет и наберет силу. И уж тогда здраво оценю ситуацию и пораскину мозгами. Впрочем, за меня это уже сделали, судя по состоянию трупика.

А вот сейчас прошла ирония или сарказм? Не помню точно, как это называется, но чувствую, что какие-то знания периодически всплывают из глубин памяти. А пока мой разум похож на плохо сыгранный оркестр, где время от времени просыпается очередной музыкант со своей партией.

Если не найду способ выбраться отсюда, а то останусь этой многомудрой пустотой навсегда, а перспектива застрять тут надолго мне не понравилась. Конечно, можно привыкнуть ко всему, но лучше сразу к хорошему. Яркие краски, слепящее солнце, простор неба, запах и вкус сочной травы гораздо приятнее шепчущей мглы.

Вплотную подплыв к одному из кроликов, я вдруг заметил, что его мех будто бы светится. Да, так и есть — слабое голубое сияние. Оно казалось прекрасным и загадочным маяком в измерении, наполненным лишь оттенками серого. Сколько их? Пятьдесят? Больше? В любом случае тот яркий мир намного светлее и богаче. Мне надо в него как-то вернуться.

Вдруг этот «маяк» — ловушка?

Некоторое время я сомневался. Внешний мир оказался жесток, а его уроки слишком наглядно болезненны. С другой стороны, что мне терять?

Я мысленно потянулся к таинственному свечению и тут же вывалился в черноту, где не было ни меня, ни времени, ни даже пространства. А потом она словно взорвалась, оглушив органы чувств яркими цветами, звуками и множеством запахов.

В прошлый раз мир выглядел обезличенным — я даже не выделял себя из единой картинки. Теперь же ум четко разделил ее на «меня» и «другое». И это двойственное мировосприятие оказалось практичным и одновременно пугающим.

Мир остался тем же самым, но воспринимался уже несколько иначе. Ум будто окрасил его в цвета собственных эмоциональных настроек, не все из которых были приятными. Недавняя тупость больше не защищала меня. Этот спасительный барьер растаял, позволив проявиться страху и недоверию.

Итак, у меня опять есть тело. И возможно, опять ненадолго. Великаны вернутся, принеся новую боль, и ее мучительное ожидание переживалось почти как физическое страдание. Я чувствовал себя словно отравленным страхом. Еще ничего не случилось, а мне уже было плохо. Возможно, неожиданно проснувшийся интеллект скорее проклятие, чем преимущество.

Я снова отметил в себе «кроличью философию», а ведь еще несколько минут назад в уме и слов таких не было.

К черту! Мне надоело бояться. Сомнения и неуверенность начинали бесить, и я решительно открыл глаза.

Да, всё та же белая шубка и влажный розовый нос. Ничего нового на этот раз не добавили. Втайне, я надеялся хотя бы на острые рога, чтобы дать отпор живодерам.

Осторожно пошевелив усами, я прыгнул и резко развернулся, вспоров землю когтями. Всё в порядке — тело исправно работало.

Людям (да, я вспомнил, как зовут этих мерзких двуногих), видимо, нужна моя шкура. Я бы отдал им ее, чтобы меня оставили в покое, но она не отстегивалась. Попробовать договориться или сразу бежать? А может, спросить взаймы у соседей? Вдруг этим жутким великанам хватит и хвостика?

Но мои собратья молчали и бесцеремонно толкались, наступая друг другу на лапы. Какой пустой и бессмысленный взгляд! В эти глазницы будто залили жидкое стекло с плавающим твердым зрачком. Там не было даже намека на мысль. На всякий случай я решил поздороваться, но получилось лишь приветливо хрюкнуть.

Никакой реакции. Никто даже не шевельнул ухом, продолжая выкашивать траву, будто ничего не случилось. Поразительно, но через несколько минут она вновь вырастала и, скорее всего, прямо вместе с этим кроликами. Видимо, по уровню интеллекта они были с ней почти одинаковы, а возможно, и вообще являлись единым объектом. «Трава-кролики», люди и я — уже трое. И болезненные отношения, связывающие нас в единый процесс, мне определенно не нравились.

Неужели тут всё так и работает? Что за чудовищная фабрика бесконечного воспроизводства кроликов, травы и страданий?

Еще непонятно, как всё тут устроено, но в этом цикле чувствовалась явная ненормальность. Я словно попал в кошмар, из которого надо срочно проснуться, пока меня не вписали в этот адский конвейер.

Нет, я не собирался мириться с местной традицией! Бездумно жрать, прядать ушами и покорно отдавать свою шкуру? Не дождутся!

Но что я могу сделать один и почему так отличаюсь от остальных кроликов?

Моя странная уникальность не давала покоя. Вдруг это только болезнь, а временная вспышка интеллекта — один из симптомов, от которого нас так эффективно лечат люди? Или наоборот — мои сородичи больны тупостью, из которой я едва вылез? Впрочем, вылез ли?

Собственная глупость всегда незаметна, но само направление мысли вселяло надежду. Прогресс есть, я определенно становлюсь умнее. Страх и запутанность почти исчезли. А вот что с родственничками?

Надо бы проверить их на «одушевленность» и попробовать добиться разумной реакции. Они жрут траву так же, как я. Но любое мое действие предваряет «волевой импульс». Значит, наблюдая такое же действие у других кроликов, можно предположить аналогичный «сознательный акт». Поэтому они должны быть разумны и среагировать хотя бы на хамство.

Забежав вперед, я повернулся к соседу хвостом и изо всех сил лягнул задними лапами.

Удар вышел удачным — кролик взвизгнул, кувыркнулся через себя и покатился, скрывшись за цветущими зарослями.

В два больших прыжка я обогнул куст, и застыл, пораженный — эта ленивая длинноухая тварь мирно жевала траву прямо там, где упала! Если бы она вдруг застряла в ветках вниз головой, то вероятно, продолжила бы жрать прямо по вертикали.

Проверка «на одушевленность» не сработала. Я где-то ошибся в расчетах и выводах. Думаю, если оторвать лапы, то этот кроль так же невозмутимо перекатывал бы откормленную тушу по полю. Неудивительно, что люди собирают с них шкуры, точно спелые ягоды. С другой стороны, неплохо, что вообще есть хоть кто-то разумный…

— Лапуля, я сдавать! — произнес всё тот же грубый и раздраженный голос.

Мои убийцы вернулись! Внутри похолодело. Мне захотелось вжаться в траву и превратиться в ничто. Сбежать бы в спасительное бесцветное измерение, не дожидаясь новой боли.

— Беги, мне еще штук сорок, — ответили за моей спиной.

И тут же меня дёрнуло. На мгновение мир расплылся и потерял резкость.

С трудом повернув голову, я увидел, что лапка держится на лоскутике окровавленной шкурки — стрела глубоко вошла в землю, перебив кость.

Я тихо захрипел, пытаясь убежать на трех ногах и, словно завязнув в трясине, неуклюже завалился на бок.

Нет, даже уползти не получится.

Зато теперь стало хорошо видно моего палача: короткая юбка из кроличьих хвостиков, широко расставленные серые глаза, высокие скулы. Красные волосы, забранные в пучок на затылке, открывали смешные оттопыренные ушки.

Очаровательная самочка — «Лапуля», как ее назвал дружок. Поразительно, но с земли эта юная особь казалась милой и совсем не страшной. Неожиданно, я вдруг отчетливо понял, что знал ее раньше. Но где и когда? Сейчас она жестокий охотник, а я маленький искалеченный кролик — как между нами могло быть хоть что-то общее?

Казалось, Лапуля тоже была озадачена, увидев осмысленный и полный страдания взгляд. Неужели не видно, что я не такой, как все? Хотя едва ли человеческая самка разбиралась в тонкостях мужской заячьей мимики. Да и белые кролики, отягощенные приступами рефлексии и склонностью к философии, тут встречались нечасто.

Надо показать, что я жив и умен. Ведь это первый контакт! Да встретятся кроличья и человеческая цивилизация!

Представляясь, я галантно приложил уцелевшую переднюю лапку к груди, но закашлялся кровью и эффект смазался.

— Ффся-яффыф! — вот и всё, что моя гортань смогла выдавить, оказавшись совершенно непригодной для членораздельной речи.

Оторопевшая девушка не смогла разобрать хрип, а вот необычный для грызуна жест, видимо, ее поразил — ее глаза расширились от изумления, едва не уехав на затылок.

Присев на корточки, Лапуля принялась недоверчиво меня рассматривать: осторожно потрогала шерсть, длинные уши, расправила слипшиеся от крови усы.

Любое движение великанши пугало, но я терпеливо ждал результата. Она должна понять, что перед ней величественный кроль, который столь же разумен, как и она, а может даже и больше! И ему невыносимо больно, черт подери!

Девушка беспомощно оглянулась, ища взглядом напарника, но тот еще не вернулся. Должно быть, процесс сдачи шкур «дядюшке Фарму» в самом разгаре.

Похоже, Лапуля колебалась, не зная, что со мной делать. В ее глазах ясно читалось недоумение и чувство вины. А может, просто переживала, что шкурка недотягивает до нужных стандартов.

Боль усилилась. Не выдержав, я грозно запищал и нервно отпихнул лапкой протянутую ко мне руку. Не пора ли этой дамочке извиниться?

Но мое возмущение девушка восприняла как мучительный стон. Сочувствующе скривившись, она потрясла головой, словно отказывалась верить невероятной картинке, а потом неуверенно достала из-за пояса нож.

Вот, тупица! Решила прекратить страдания? Пушистая юбочка уже есть, теперь на модный жакет шкурка понадобилась?

Теперь у меня был опыт удара задними лапами, и я хорошо понимал его эффективность. Пусть тело плохо слушалось, но на одно движение сил еще хватит. Надо только дождаться, пока лицо милашки окажется достаточно близко…

Рра-з!

Короткий вскрик и стук упавшего на землю ножа.

Удар получился не совсем точным, но когти глубоко располосовали щеку. Кровь брызнула и заляпала белоснежную юбочку.

Ага, получила? Надеюсь, ты станешь уродиной!

В следующее мгновение, ко мне полетел Лапулин кулак, но я уклонился и встретил запястье резцами. Зубы едва скользнули по коже, но хватило и этого. Девушка испуганно взвизгнула и взмахнула рукой, отправив меня по параболе в густой колючий куст.

— Смотри! Багнутый* моб! Сагрился* сучеёышь и кританул*! — истерично пожаловалось кому-то это чудовище.

— Не-е, они тут не агрятся*, - недоверчиво протянул подошедший спутник.

— Рарники агрятся всегда! Стой, куда пошел? Останови кровь!

— Не дергайся, достану аптечку.

— Осторожнее! Видишь, как руку прокусил! А лицо? Как мое лицо? Сильно задел?

— Эмм… Похоже, аптечка тут не поможет. Надо вернуться в деревню. По дороге расскажешь.

— Представляешь, какая хитрая сволочь? — Лапуля добралась-таки до моего тельца в шиповнике. — Я сразу поняла — знатная такая зверюга! А ведь как умно смотрел…

— Рарников тут никогда не было, — в тоне дружка отчетливо слышались нотки сомнения. — Но если и так, то лучше помалкивать. Потом вернемся, надо только вычислить, когда он ресается.

— Я же говорила! Смотри! Сетовые* перчаточки! Ой, именные! Глянь, что написано: «Родная Душа. Все не то, чем кажется…»! Дают бонус к разрывным ловушкам! — девушка даже захлопала в ладошки от счастья.

Перчаток я сроду не носил. Особенно сетовых. Висели на кустах рядом?

Да уж, «первый контакт» провалился, даже не начавшись. Я испускал дух на острых колючках и больше не чувствовал боли. Звуки медленно таяли, и вскоре меня вновь встретила чернота, а за ней и серая дымка над травой с клочками заячьего меха.

Братья, я отомщу за себя и за вас, но есть ли у меня хоть какие-то козыри?

Заяц обыкновенный, белый, пушистый, со склонностью к жору в непропорциональных для размера масштабах. Вероятно, рарник, но на боевых качествах рарность почему-то не сказывается. Безобидный на вид, сильный удар задними лапами, крупные передние резцы. Но враг не трава и спокойно терпеть укусы не будет. Только этого мало, добавить бы хоть что-то. Вонять, бодаться и грызть — еще, куда ни шло. Но с моим естественным вооружением получится только психическая атака — на задних лапах, в полный рост. Надежда лишь на то, что человек лопнет от смеха или разрыдается от умиления, дав себя загрызть.

Нет, я обязательно что-то придумаю! Ничего не забуду, за всё отомщу! Люди хотят войны и боли? Они это получат! Организую кроличье сопротивление, украшу себя от лапок до хвоста бусами из оттопыренных ушек юных дев в меховых юбочках, а по кустам развешу гирлянды человеческих скальпов!

Воображение не подвело, и картинка понравилась. Я представил, как Лапуля с дружком в слезах умоляют меня о пощаде. Им не будет прощения — они станут первыми жертвами во славу нового культа. Сделаю из их кожи большой барабан, звук которого будет вселять ужас во врагов заячьего рода!

Воодушевление и прилив сил вернули надежду и подарили смысл жизни. Как оказалось, я мстителен и кровожаден. И пусть мои соплеменники выглядят бездушной декорацией к зеленой лужайке. Возможно, их тупость только к лучшему — наверняка есть способ управлять ушастыми бездарями.

По крайней мере, в Тени болеть уже нечему. Кроме моей души, конечно. Если такая у кролика вообще есть. И разозлилась она сейчас не на шутку. Появилась интрига, а с ней интерес, азарт и нервное возбуждение. Мне нравился боевой настрой, но где-то на заднем плане все же маячила мысль, что лучше взять паузу и остудить пыл. Было бы унизительно закончить военную кампанию пушистой шкуркой на чей-то заднице.

Я — бессмертный, а значит, впереди бездна времени перебрать все мыслимые способы убийства двуногих. Испробую их все и научусь убивать! Боль — ничто! Меня устраивала цена, которую придется платить за ошибки.