Глава 1

Я кролик. Милый, белый и миролюбивый, как считали мои жертвы. Правда, чуть позже они понимали, как сильно ошибались. И тогда их самоуверенность сменялась растерянностью и изумлением. Да, внешне беззащитный зверёк умел огрызаться, хотя поначалу его атаку даже не воспринимали всерьез. Но я был очень серьёзен, и вскоре растерзанные человеческие останки живописно украшали полянку.

Думаю, у меня был свой стиль — внутренности и мозги, аккуратно развешанные на кустарниках, создавали камерную атмосферу ужаса и отчаяния. Это было как раз то, что здесь постоянно испытывали мои ушастые братья и сестры. И я старался донести это жутковатое переживание до людей как можно более доходчиво.

Я не считал себя маньяком, но у меня были веские причины старательно имитировать людоедство. Пушной промысел на лужайке шел почти круглосуточно. Кролики уничтожались в промышленных масштабах, а ведь я считал себя царьком этого умилительного, но бесконечно глупого народца. Всего за несколько часов охотник истреблял сотни моих подданных, набивая безразмерные рюкзаки убитыми зайчиками. Ни один из них не просил пощады, ни один не пытался дать сдачи. Бешеная плодовитость, жалобное выражение смазливой мордочки и несколько нерешительных прыжков в сторону — вот и всё, что моя раса могла выставить против острых стрел и клинков.

«Фарм-спот» — так называли люди эту поляну. «Мой дом» — так называл её я. И к несчастью, в нем давно и прочно обосновались незваные гости. Они приходили за нашими шкурками, которые видимо сдавали в ближайшей деревне. По крайней мере, тяжелые сумки с добычей охотники всегда относили туда, а назад возвращались уже налегке и с глуповато-удовлетворенной ухмылкой.

Иногда им улыбалась удача, и тогда окрестности оглашал восхищенный вопль, а из мертвого кролика торжественно извлекалось что-то ценное. Эти посмертные мешочки назывались «лутом», хотя я никогда не видел, что бы мы съедали нечто подобное. Как они вообще образовывались в наших телах? Для меня это оставалось загадкой. Впрочем, в этой длинноухой голове и так роилось слишком много вопросов.

Как получилось, что в родном стаде больше нет ни одного разумного кролика? Почему мои братья и сестры рождаются, живут и умирают тупыми как пробки? И, наконец, главное — почему я бессмертен?

Подсказок у меня не было, и под вечер накатывала тяжелая рефлексия о суете и тщетности кроличьего существования. Какой в нем вообще смысл? Сначала он вроде бы был, но в последнее время я всё больше в нём сомневался. Сколько людей не убивай, меньше их не становится — упрямые двуногие приходили сюда снова и снова. И тогда пришло понимание, что они столь же бессмертны, как и я сам, а это означало, что кровавый конвейер никогда не закончится. И все же в моей заячьей душонке жила надежда, что когда-то он сломается навсегда.

Разумное существо всегда будет избегать опасного места, и мне приходилось специально мучить своих жертв, чтобы они рассказали всем остальным о своей страшной участи. К сожалению, страх хорошо работал только в теории, а на практике людей на моей поляне становилось всё больше. Бывало, мучительно умерев утром, они возвращались уже вечером. И, как правило, не одни, а с вооруженными до зубов дружками.

Видимо, я что-то не понимал. Вокруг так много безопасных лужаек, переполненных тучными стадами безобидных зверьков. Но именно моя пользовалась особой популярностью. Это наводило на мысль, что люди искали особого кролика. Неужели им так нравился риск или всё дело в мести?

В любом случае не я начал эту войну. Капитуляции от меня не дождутся. Жаль, только, что по одному враги ходят всё реже. Ничего, я терпелив, упрям, осторожен и хорошо подготовился. У меня была уйма времени для создания невидимой, но отлично укрепленной крепости.

На лужайке стояло высокое и старое дерево, под которым так любили отдыхать живодёры после утомительного и скучного фарма. Методичное истребление беззащитных зверюшек не требовало героизма или отточенной техники боя. В нем не было ни азарта, ни особого удовольствия: два-три удара на автомате, нагнуться, подобрать, закинуть обмякшее тельце кролика в сумку, найти взглядом следующего. Скорее всего, люди даже не предполагали, что мы чувствуем боль, а возможно, им было просто всё равно.

Смыв кровь с натруженных рук, двуногие чистили оружие, и вяло травили байки, которые я с удовольствием слушал в уютном дупле прямо над ними. Оно находилось чуть ниже ветвей, но достаточно высоко, чтобы не заподозрить в нем логово кролика. Возможно, где-то и существует наша древесная разновидность, но с моими-то лапами вскарабкаться наверх по коре невозможно.

К счастью, дерево было старым и полым. Жуки-точильщики выгрызли его изнутри, и ход в дупло вел по стволу прямо из разветвлённого лабиринта, который я долго выкапывал под лужайкой. Длинные извилистые норы вели в бесчисленные кладовые, и большинство из них были ловушками для надоедливых охотничьих собак, досаждавших время от времени. Ни одна из шумных коротконогих тварей наверх не вернулась, а судя по выражению лиц их хозяев, стоили они очень недешево.

Сейчас же, я спокойно дремал в своём логове, вполглаза наблюдая за очередным кроличьим геноцидом, который с раннего утра устроили пять человек. Они почти набили свои рюкзаки до отказа, когда к ним присоединился шестой. Парень сильно отставал по добыче и отчаянно пытался догнать трудолюбивых коллег, умерщвляя нашего брата с удвоенной скоростью.

— Эй, Пуси! Хватит, мы все под завязку. Уходим! — устало махнул рукой один из охотников.

— Еще бы десять минут, чтобы норму добрать! Штраф же будет! — взмолился тот, вытирая со лба капли пота и засохшую кроличью кровь.

— Темнеет, а имперский скупщик ждать не будет. Сбросит цену на всю партию разом. Так идешь или нет?

— Нет. Я догоню. Две «заточки»* достал — только-только попёрло! Ах, твою же… — Пуси зло чертыхнулся, выдирая из колючих кустов очередной трупик.

— А как же Черный Кроль? Не боишься?

— Очень смешно, — угрюмо кивнул он. — Да я только рад буду. Продам историю репортерам и навсегда забуду этот грёбаный фарм!

Как я понял из разговоров, Черным Кролем тут называли меня, хотя моя шкура была белой как снег. Чистота, плотность и качество меха опасно выделяли из толп соплеменников, но большинство из них погибали раньше, чем успевали испачкаться. И все же главное отличие между нами было в заячьих мозгах. А скорее, в их полном отсутствии. Думаю, исправно работали они лишь у меня, а у всех остальных только муляж. Иначе как объяснить их непроходимую тупость?

Впрочем, некоторые проблемы возникали и в моей собственной голове. Иногда казалось, что в нее подселили голодных и кровожадных демонов. Как раз сейчас они возбужденно скребли изнутри черепную коробку, требуя жертвы. И этим тихим вечером у меня было, что им предложить — алчный охотник остался один. Скормлю им этого недотёпу.

Только не спешить! Ошибиться нельзя, иначе меня опять прихлопнут, как муху. В последнее время люди вели себя умнее, и хороший шанс выпадал редко. Я успел поднатореть и закалиться в гуманоидно-кроличьем противостоянии, но боевой опыт достался дорогой ценой. Прежде чем убить своего первого человека, я испробовал все мыслимые виды атак, так и не создав действительно опасной для него ситуации.

Пришлось смириться с унизительным фактом — в открытом бою у мелкого, и приятного во всех отношениях грызуна, нет ни единого шанса против двуногих. Он не способен прокусить даже легкий доспех, не говоря уж о том, чтобы повредить жизненно важные органы.

Но однажды мне повезло — удалось занести в рану инфекцию.

В тот раз враг лишь почесал покрасневшее место, выпил какое-то зелье и спокойно продолжил свой фарм. Но я увидел перспективу — настоящий прорыв в кроличьих биотехнологиях!

Да, у меня нет смертоносных когтей и клыков, которые бы могли разорвать врага в клочья. Но есть ум и, скорее всего, он не уступал человеческому. Я прекратил яростные, но бессмысленные лобовые атаки, сосредоточившись на подборе ингредиентов для яда. Он не обязательно должен мгновенно убивать наповал. Достаточно парализующего эффекта, чтобы жертва не успевала позвать на помощь и дойти до деревни. Понятно, что этот подлый способ убийства работал только на одиночках. К хорошо организованным группам лучше вообще не соваться.

Спустившись, я поспешил в одну из подземных камер, где заботливо припас человеческую ступню. Уже с омерзительным сладковатым душком — как раз сегодня дозрела. Ненавижу мазать этой дрянью резцы, но другого способа победить я пока не придумал.

Конечно, одного трупного яда тут мало. Приходилось жевать пушистую черную плесень со стен нижнего яруса, а потом еще и, морщась от омерзения, облизывать мрачную жабу, что живет глубоко под корнями. После каждой такой процедуры эта гордая тварь подозрительно косится, ожидая логичного, по ее мнению, продолжения. Но лапку и сердце я не предложил бы этому чудищу даже за самый смертоносный яд во вселенной.

Слизь мандрагоры была финальным штрихом рецепта, которым я по праву гордился. Найти редкий животрепещущий корешок оказалось непросто. Сорняк вырастал в полнолуние, причем только под свежим висельником. Пришлось подвесить на дереве одного из соплеменников, из-за чего меня долго мучили угрызения совести.

Веревка нашлась у одной из моих жертв. К несчастью, поднять человеческий труп не получилось даже с помощью блока. Его я выточил, точно бобёр, и едва не стер до корней зубы.

С трудом выкопав отчаянно упиравшийся корень, я решил не прибирать за собой. Вдруг получится если не перевоспитать, то хотя бы разжалобить живодёров?

Наутро они пришли и с удивлением обнаружили, что несчастный кролик повесился, а потом продолжили фарм, как ни в чем не бывало. Жестокие и бездушные существа! Я так не увидел в их холодных глазах слез раскаяния.

Вот… наконец, всё готово. На зубах горчит смертоносная смесь, которую осталось только занести в рану. Рецепт этого сложносоставной гадости подбирался долго и довольно болезненно. Как ответственный и порядочный кроль, я все эксперименты проводил на себе, из-за чего несколько раз добросовестно сдох в мучениях. Но итоговый результат того стоил. В конце концов, кто лучше травоядных знает всё и о траве, и о ядах?

Выпрыгнув из дальней норы, я смешался со стайкой родственников, мирно стригущих траву на полянке. Жертва сильно спешила, двигаясь по легко предсказуемой траектории даже для кролика. По моим расчетам Пуси найдет меня сам.

В случае поражения терять особенно нечего — к любой боли можно привыкнуть, а после смерти я возрождался как феникс. Эта партизанская война была своеобразным вызовом жестокому миру, где я искал своё место. И сейчас оно среди угнетенных собратьев, поставляющих собственный мех городским модницам.

Жаль, но я так и не придумал, как использовать останки моих собственных жертв. Разве что натянуть человеческую кожу на бубен и, завывая, носиться с ним по поляне, отваживая незваных гостей. Хотя если их не страшит невероятная боль, то не испугает и полное отсутствие музыкального слуха, а воинственная песня сумасшедшего кролика только привлечет толпы туристов.

Думаю, я хорошо изучил людей. Особенно то, как они ведут себя на заготовке пушнины. Как правило, охотник всегда выбирает самые плотные кроличьи стайки. Ему просто лень тратить энергию на каждого из нас по отдельности. Техника боя на фарме скупа, однообразна и эффективна — ни одного лишнего движения. Приоритет отдается ударам, наносящим урон по площади, а зона поражения зависит от вида оружия.

Пуси использовал небольшую дубину, чтобы не портить шкурки, размазывая по траве лопоухую жертву. Обычно он задевал от трех до семи кроликов в зависимости от их скученности, и я четко понимал, где должен находиться в момент удара.

Цепкий взгляд живодёра шарил по земле, точно прожектор. Наконец, он нашел и мою группу. Как и ожидалось, её сочли вполне достойной для бездонного рюкзака. Осталось только не зевнуть нужный момент — ошибка могла стоить собственной шкуры.

Внимательно отследив замах, я сдвинулся за мгновение до удара.

Пора!

Сверкнув в лучах уходящего солнца, дубина со свистом прочертила воздух. Взметнулись комочки земли и шерсти, брызнула кровь, несчастные зверьки коротко взвизгнули. Меня не задело, но я закатил глаза и артистично дрыгнул лапкой, изображая агонию.

Не обращая внимания на предсмертный хрип, Пуси деловито и молча закидывал еще живых кроликов в сумку. Когда дошла моя очередь, я открыл глаза и, повернув голову, посмотрел на убийцу — холодным ясным взглядом.

Человек вздрогнул от неожиданности, отшатнулся и инстинктивно разжал руку, словно схватил ядовитое насекомое. Падая, я полоснул резцами по незащищенному перчаткой запястью, и отскочил в сторону, уже зная, что контратаки не будет.

Смертельно побледнев, охотник уронил сумку и тяжело осел. Яд действовал, но казалось, что Пуси это совершенно не беспокоило. Его глаза помутнели, но все еще следили за мной — спокойно и внимательно. Поразительно, но в них не было страха, совершенно естественного для человека в такой ситуации. Напротив, в них виделось любопытство и удовлетворение. Что-то пошло не так, но я никак не мог понять, что именно.

Человека начало ломать в судорогах. Резкое сокращение мускулатуры гортани не давало ему возможности крикнуть.

Обычно, в этот момент я подходил и, глядя убийце прямо в глаза, начинал неторопливо обгладывать ноги. Сильная боль являлась очень доходчивым аргументом. Яд свертывал кровь, поэтому самые выносливые еще жили, когда я подбирался к коленям.

Изумление, шок и обреченность — вот что всегда читалось на лице человека. Он не сразу понимал, что его жрут живьем. Таких как я, не существует в привычном для него мире. Ядовитых кроликов-каннибалов всегда считали фантастикой.

Строго говоря, людей я никогда не ел, складывая из их остатков зловещую горку. Выглядела она мрачно и очень наглядно, но почему-то никого не пугала. Напротив, эта ужасная «пирамидка» работала как рекламный плакат распродажи. После каждого убийства на лужайку прибегало еще больше народа, и приходилось весь следующий месяц не высовывать из дупла нос.

Но сейчас я ужасающе, вопиюще страшен! Так почему Пуси меня не боится?

Ветер внезапно сменил направление и принес новые запахи.

Чужие!

Принюхавшись, я решил отступить и, не теряя достоинства, попятился к ближайшей норе. Осталось всего несколько метров…

Сильный толчок!

Вспышка боли и меня подкинуло в воздух. Мои внутренности будто взорвались. Стрела прошила тело насквозь и, вырвав позвоночник, вышла с другой стороны — я даже не слышал ее свиста.

— Ну что я говорила? Вылез, как миленький! О, боги рандома*, подарите мне эпик*!

— Погоди ты с лутом! Дай противоядие, пока Пуси не помер!

— Да и черт с ним! Реснется в деревне. Это дешевле.

— Вот что ты за сука такая? Хрен мы без него поймали бы этого рарника*!

— Мы бы и так его выследили. Что за детский спектакль вы устроили! Мафа, хоть ты скажи ему! Зергель, а ты вот веришь в Черного Кроля? Веришь, что он такой уж умный?

— Почему бы и нет? Мы сюда целый месяц ходили, а…

Продолжение разговора я уже не услышал. Мир расплывался, звуки таяли, и меня потащило в бездонную мглу. Потом она расступилась и, светлея до серого, освободила место для Тени. Так я называл особое измерение, куда попадал после смерти — нечто вроде изнанки настоящего мира, откуда он выглядел бесцветным и тусклым.

Здесь у меня уже не было тела. Тут я просто сознающая точка, а скорее — мыслящая пустота. Найти и рассмотреть то, на что она опирается, так и не вышло. Сферическое зрительное восприятие позволяло видеть на пять-шесть метров, не больше. Дальше же всё скрывалось в беспросветном тумане, размазывающим мир до однородной серости, где лишь изредка вспыхивали яркие звездочки светлячков.

Порой, мне казалось, что говорю с ними. Иначе, откуда я мог знать, что это муши? Элементали Тени беспечно кружились в своих хороводах и напоминали призрачных фей, озорно принимавших самые разные формы. Мотылек, капля, крестик или сложный узор — среди них не было ни одной одинаковой.

Возможно, они даже говорили мне что-то, но их шепот был слишком слаб и сливался в монотонный тихий гул, в котором невозможно что-либо выделить и различить. И всё же, мне это иногда удавалось. Скорее всего, именно так я «вспомнил», как добыть мандрагору. Множество изредка всплывающих в уме знаний не могли возникнуть из «ничего».

Возможно, я сам один из муши, который почему-то вывалился из Тени в открытый цветной мир и ошибочно осознал себя кроликом. И когда чужая реальность огрызается иллюзией смерти, он возвращается в свой настоящий дом.

Какое-то время в Тени хорошо и уютно, но чуть позже всегда начинает расти беспокойство. И тогда меня будто переполняет энергия, заставляя спуститься в этот ад — мир охотников и жертв, невыносимых страданий и сомнительных удовольствий.

Да, я хорошо помнил рождение, но был уверен, что у него есть предыстория. Почему со мной это случилось? Кем я был до того, как родился?

Да, меня опять убили, но в этот раз я не испытал даже чувство досады — сам виноват. Враг оказался хитрее, а в моей бесславной кончине нашлись и свои плюсы. Теперь я знал, что люди считают смерть от моих лап естественной и нормальной. Убивай, чтобы не убили тебя — всё честно.

Из Тени хорошо видны довольные физиономии моих убийц. Жадно склонившись над трупом, они рассматривают «посмертный мешочек». Должно быть, там лежит нечто ценное. Глаза так и светятся счастьем.

Оказывается, дело не в мести. Только фарм и ничего личного. Как это раньше не пришло в голову? Необычный кролик, вот и лут необычный. А вот из людей никогда не выпадает подарков. Хотя алмазным когтям, стальным челюстям или ангельским крыльям, к примеру, был бы рад любой кролик.

Что за вопиющее неравноправие? Почему так несправедливо устроено мироздание?

Нет, оставаться на лужайке больше нельзя. Конечно, если нет желания продолжить генерацию сокровищ для алчных и страждущих. Рано или поздно они найдут логово и будут фармить меня по откату.

Нет, я не доставлю им этого удовольствия! Умирать неприятно, но еще хуже позволить себя использовать — признать и согласиться со слабостью. Ментальные раны гораздо страшнее физических и залечить их труднее. Ведь тело лишь механизм из мяса и костей — нетрудно подобрать новое. А вот собственный ум всегда с собой. Хотя неплохо бы найти пункт обмена и взять новую версию, чтобы так глупо не попадаться в ловушки.

Итак, придется оставить крепость врагу и заняться поиском новой. Жаль расставаться с деревом, но ничего не поделать.

Смерив торжествующих двуногих негодующим взглядом, я мысленно простился с родиной и решительно отправился в путь. Пересечь лужайку в Тени нетрудно даже без тела, а вот дальше начнется лес и с ориентацией сразу возникнут проблемы. К тому же, там можно и не встретить кроликов.

К процессу «одушевления» я успел привыкнуть и более не находил в нем ничего мистического. Хотя, скорее тут подошла бы «одержимость» — в выбранное тело вселялся невидимый «дух».

Я приблизился к потенциальному кандидату, оценивая его настроение и физическое состояние. Ошибка могла дорого стоить. Обживать тело больного или колченогого кролика — занятие малоприятное.

На первый взгляд всё было в порядке. Шкурка с готовностью подсветилась голубой аурой, словно приглашая зайти внутрь. Легкое мысленное усилие, и уже через мгновение я рассматривал лес из нового тела. К счастью, всё обошлось — «заселение» прошло без проблем. Мой кролик оказался в ясном уме и добром здравии.

На всякий случай я сделал два больших прыжка, чтобы протестировать крепость лап и гибкость суставов. И только тут до меня дошло, что наступила ночь. Впереди темнел лес, в кронах деревьев зловеще ухали птицы, а из-под коряги раздавался подозрительный шорох.

К сожалению, зайцы в самом низу пищевой цепи, а потому лучше отложить переезд на утро. Приключений на сегодня достаточно, а новые встречу уже со свежей головой и хорошо выспавшись.

Ближайшая к лесу нора была глубокой и сравнительно безопасной для того, чтобы дождаться рассвета. Положив уши на спину, я закрыл холодный нос лапами, но еще долго тревожно вслушивался, опасаясь облавы. Иногда люди фармили нас с фонарями.

Я всегда спал беспокойно и часто просыпался с поднявшейся дыбом мехом, а потом ничего не мог вспомнить. Не в этих ли кошмарах ключ к загадке? У любой аномалии всегда есть причины, а ведь какие-то из них породили разумного кролика.

В мыслях я часто возвращался к моменту рождения. Да, мир встретил болью и унижением, но стоило ли принимать его вызов? Зачем я позволил втянуть себя в эту войну? Меня не покидало ощущение, что я стал деталью колоссального невидимого механизма, который выращивает и одинаково равнодушно перемалывает в себе, как охотников, так и их жертв. Возможно, поэтому мой первый день так крепко отпечатался в памяти…