2

Далеко не лучшее время на этой явно не лучшей из планет во Вселенной. Порожденные неземными силами ветры Ахеронта беспрестанно обрушивались на безжизненную поверхность планеты. Ужасные вихри, казалось, родились одновременно со скалами. Морей здесь не было, но ветры и без их помощи сгладили бы рельеф миллионы лет назад, если бы из базальтовой коры глубинные процессы постоянно не воздвигали новые горы и плато. Война между ветрами и планетой ни на минуту не прекращалась.

До сих пор ничто не мешало ни ветрам, ни песчаным бурям. На Ахеронте властвовал ветер – властвовал долго, пока не пришли люди и не предъявили свои права на планету. Конечно, она пока оставалась прежней, на ней преобладал все тот же пейзаж – истерзанные скалы, еле различимые в желтоватой, пыльной атмосфере. Но как только преобразователи атмосферы завершат свою работу, все будет по-другому. Сначала изменится состав газовой оболочки – метан уступит место кислороду и азоту. Потом будут укрощены ветры, создан плодородный почвенный слой. В конце концов на планете установится мягкий климат, здесь будет царство дождей и снегов, а самое главное – зеленой растительности.

Такое наследство оставят жители Ахеронта будущим поколениям. Пока же они следили за работой преобразователей атмосферы и упорно боролись за то, чтобы мечты стали явью. В этом им помогали решительность, чувство юмора и весьма высокая оплата их труда. При жизни они не увидят, как по Ахеронту потекут молочные реки с кисельными берегами, – для этого человеческая жизнь слишком коротка. Зато Компания будет жить вечно; она-то и станет пожинать плоды труда первопроходцев.

Чувство юмора, без которого не обойтись инженерам космоса, обычно живущим в труднейших условиях, проявлялось во всем, и в частности в надписи, что красовалась на стальном щите, укрепленном на массивных бетонных опорах рядом с самым удаленным строением колонии:

Снизу какой-то местный шутник по собственной инициативе несмываемой краской приписал: «Желаю приятно провести время». Ветры не обращали внимание на это пожелание. Песок и щебень изрядно исцарапали и побили стальной щит, а первые на Ахеронте дожди, порожденные преобразователями атмосферы, внесли свой вклад в его оформление, окрасив в цвета ржавчины.

За этим щитом и начиналась собственно колония: горстка невысоких строений из металла и пластикрета, соединенных переходами, которые на первый взгляд казались слишком хрупкими, чтобы противостоять ветрам Ахеронта. По сравнению с окружавшими колонию скалами, изуродованными ветрами, и разрушающимися горами, строения совсем не впечатляли, но зато были почти так же прочны, как скалы, и намного более уютны. Они защищали тех, кто в них жил и работал, от ветров и пока еще слишком разреженной атмосферы.

Между строениями были проложены дороги. По ним на огромных колесах ползали вездеходы и другие машины; подобно клопам они то появлялись из подземных гаражей, то исчезали в них. На нескольких коммерческих зданиях мерцали неоновые огни, рекламируя немудреные, зато настоящие развлечения. Плата за вход была непомерно высокой, но никто не торговался. Там, где на счетах жителей числятся крупные суммы, всегда появляются ловкие дельцы, мечтающие о сказочных прибылях. Для Компании такие грошовые дела не представляли интереса, поэтому она охотно продавала лицензии всем желающим.

Сразу за постройками колонии возвышался первый преобразователь атмосферы с термоядерной энергетической установкой. Он непрерывно выбрасывал в атмосферу мощный поток переработанных газов. Твердые частицы и вредные газы сжигались или подвергались химическому расщеплению, а в тусклую оболочку планеты поступали кислород и азот. Технология преобразования атмосферы была проста, но требовала много времени и средств.

Впрочем, кто может сказать, дорого это или дешево, если речь идет о целой планете? В сравнении с другими мирами, преобразование которых тоже финансировала Компания, Ахеронт был не так уж и плох. Во всяком случае здесь уже имелась газовая оболочка, пригодная для преобразования. Куда как проще изменить состав уже имеющейся атмосферы, чем начинать все с нуля. К тому же на Ахеронте было почти нормальное тяготение. Истинный рай.

Огненное зарево, поднимавшееся над преобразователем атмосферы, делало его похожим на действующий вулкан, символ совсем иного мира. Для колонистов символы не утратили своего смысла и служили одним из источников шуток. Ведь люди решились лететь на Ахеронт не только потому, что здесь такой отвратительный климат.

Среди колонистов не было ни одного физически слабого человека с бледным, изможденным лицом. Даже дети тут выглядели вполне здоровыми, причем здоровыми духом и телом. Хулиганам здесь не было места. На Ахеронте с пеленок понимали необходимость взаимовыручки и поддержки. Дети здесь взрослели быстрее, чем их сверстники на Земле или других планетах с мягким климатом. И дети и их родители воспитывали самих себя, во всем полагаясь на собственные силы, но знали, что в трудную минуту каждый колонист всегда придет им на помощь. В этом смысле они не были первыми. Разница заключалась лишь в том, что их далекие предки, осваивая новые страны и континенты, передвигались в фургонах, а не летали в космических кораблях.

Они считали себя пионерами, первопроходцами. Эти слова звучат намного лучше, чем цифровой код специальности.

В центре колонии стояло сравнительно невысокое здание, в котором размещался центр управления. Постройка возвышалась над всеми сооружениями на планете, исключая лишь установки по преобразованию атмосферы. Снаружи здание казалось очень просторным. Однако внутри невозможно было найти и квадратного метра свободной площади. Все углы были забиты поставленными друг на друга приборами, которые заполняли и невысокое пространство под полом, где человек мог пробраться лишь ползком, и служебные проходы над фальш-потолками. И все же пространства катастрофически не хватало. Люди теснились, стремясь освободить больше места для компьютеров и другого оборудования. Попытки немедленно переносить всю информацию в память компьютеров явно были не очень успешными – повсюду громоздились кипы бумаг. Только что доставленное новехонькое оборудование быстро покрывалось царапинами, зазубринами и пятнами от кофе, что придавало ему домашний вид.

Обслуживали центр управления, а значит, и руководили всей колонией, два человека: директор-распорядитель и его помощник. Они были друг с другом на ты. На дальних планетах лишние формальности не в чести. Пока из чрезмерного почтения будешь вызывать кого-то, перечисляя имя, фамилию и звание, рискуешь затеряться, а то и погибнуть.

Их звали Симпсон и Лидекер. Трудно сказать, кто из них выглядел озабоченнее. Казалось, оба относились к числу тех людей, которые давно забыли, что значит хорошо выспаться. Лидекер был похож на злостного неплательщика налогов, лет десять скрывавшегося от настойчивой налоговой полиции. Крупный и физически очень сильный Симпсон смотрелся бы лучше за баранкой грузовика, а не в кресле руководителя колонии. К несчастью, он был не только силен, но и умен, и не смог вовремя скрыть это от своих начальников. На его рубашке вечно проступали пятна от пота.

Симпсон собирался уйти, но Лидекер успел его остановить.

– Слышал прогноз погоды на следующую неделю?

Симпсон жевал что-то ароматное, отчего его губы потемнели. Наверняка запрещенное, подумал Лидекер, но промолчал. Это личное дело Симпсона, а Симпсон – его шеф. К тому же Лидекер подумывал, не попросить ли ему немного жвачки взаймы. В колонии не поощрялись мелкие пороки, но если они не мешали работе, то с ними вполне мирились. Работать здесь и не сойти с ума – уже достаточно сложно, так что не стоило обращать внимания на мелочи.

– А что с погодой? – вопросом на вопрос ответил директор-распорядитель.

– У нас будет настоящее бабье лето. Ветер стихнет аж до сорока узлов.

– Отлично. Я куплю крем для загара и наконец-то выберусь из этого свинарника. Мне чертовски хочется увидеть здешнее светило во всем его блеске.

Лидекер с притворным неодобрением покачал головой:

– Вечно ты недоволен. Тебе мало знать, что оно пока на месте?

– Ничего не могу поделать с собой – я жадный. А что, по-твоему, я должен помалкивать и благодарить судьбу? Слушай, ты что-то замышляешь. Или просто твой очередной перерыв на кофе слишком затянулся?

– Это мое дело. Отвяжись. Пользуюсь каждой возможностью. По моим расчетам следующий раз мой звездный час наступит примерно через два года. – Он бегло просмотрел распечатку. – Помнишь, пару дней назад ты послал разведчиков на то высокое плато в районе Илиума?

– Да, конечно. Некоторые фантазеры на Земле считают, что там могут быть залежи радиоактивных минералов. Я поинтересовался, не найдутся ли у нас добровольцы, и один парень, Джорден, сразу вызвался. Я объяснил, что надо проверить – если он хочет, конечно. Может, еще кто-то отправился туда же по собственной инициативе. А что?

– Да тут один тип привязался. Маменькин сынок из исследовательской бригады. Говорит, он что-то нашел, и хочет знать, будут ли за ним закреплены права.

– Надо же, все стали юристами. Иногда я думаю, не переквалифицироваться ли и мне?

– Как? И разрушить столь загадочный образ? К тому же знаешь, тут спрос на юристов невелик. На своем месте ты заработаешь больше.

– Почаще напоминай мне об этом. Надеюсь, это поможет.

Симпсон покачал головой и повернулся к зеленому экрану.

– Какие-то умники сидят на Земле в мягких креслах и говорят: «Наблюдайте за этим ориентиром». Мы наблюдаем. Они не объясняют зачем, а я не спрашиваю. Я не спрашиваю, потому что ответ приходит через две недели и всегда один и тот же: «Не задавайте лишних вопросов». Иногда мне даже интересно становится, зачем мы вообще что-то делаем.

– Я же только что объяснил тебе. Чтобы получать деньги.

Помощник директора прислонился к панели.

– Так что же мне ответить этому парню?

Симпсон повернулся к экрану, который почти целиком занимал одну из стен. На экране компьютер начертил топографическую карту изученных регионов Ахеронта. Судя по ней, все эти регионы, вместе взятые, были весьма невелики, а самый безжизненный район Калахари по сравнению с Ахеронтом казался настоящим раем. Самому Симпсону редко приходилось бывать на поверхности планеты. Работа обязывала его постоянно находиться в центре управления, и это его вполне устраивало.

– Скажи ему, – ответил Симпсон Лидекеру, – я считаю, все, что он найдет, – это его собственность. Если у человека хватает мужества выбраться со станции, он заслуживает права распоряжаться по своему усмотрению всем, что обнаружит.

У шестиколесного вездехода с необычно широкими шинами были бронированные стенки и нержавеющий низ. Как и другие машины колонии, вездеход не обошли стороной капризы местного климата. Многочисленные металлические заплаты неопределенного цвета, сварные швы и клееные соединения превратили его когда-то идеально гладкую обшивку в затейливую мозаику. И все же он успешно противостоял порывам ветра и тучам песка, упрямо продвигаясь вперед. Для сидевших в кабине вездехода людей этого было достаточно.

Сейчас машина карабкалась вверх по пологому склону. Из-под толстых шин вздымались облака вулканической пыли, и ветер сразу же уносил их. Под колесами машины крошились выветренные песчаник и сланец. За бронированными стенками вездехода без устали ревел сильный западный ветер, рвавшийся в испещренные шрамами окна, чтобы ослепить и машину и тех, кто сидел в ее кабине. Но надежный двигатель и упрямство водителя вели машину вперед. Равномерное гудение мотора действовало на людей успокаивающе. На полную мощность работали воздушные фильтры, стараясь оградить неприкосновенный двигатель от пыли и песка. Машине чистый воздух был нужен не меньше, чем ее водителю и пассажирам.

От сурового климата планеты Рассу Джордену досталось меньше, чем вездеходу, и все же в нем безошибочно угадывался человек, который провел здесь срок не одного контракта. Несколько в меньшей степени это относилось и к его жене Энн. Зато двое их детей, которых немилосердно трясло на заднем сиденье кабины, выглядели не хуже, чем их сверстники на Земле. Непостижимым образом им удавалось ловко сновать между сиденьями, коробками с переносным оборудованием для отбора проб и при этом не разбиться о стены. Давным-давно их сверстники считали лошадь основным средством передвижения. Должно быть, детям, едва научившимся ходить, было трудно удерживать равновесие и в том и в другом случае.

Одежда и лица людей были в пыли, хотя кабина вездехода считалась герметичной. На Ахеронте от этого никуда не денешься. Как ни закрывай двери и окна, пыль всегда набьется в машины и строения. Одни из первых колонистов назвал этот феномен «осмосом твердых частиц» – введя таким образом скорее описательный термин, чем научный. Колонисты с более развитым воображением утверждали, что ахеронтская пыль обладает зачатками разума, умеет прятаться и поджидать, когда приоткроются двери и окна, чтобы в этот момент назло людям просочиться в помещения. Домохозяйки в шутку обсуждали, что проще и быстрее – выстирать или выколотить одежду.

Расс Джорден искусно управлял тяжелым вездеходом, объезжая валуны, выбирая места, где можно пересечь узкие расщелины плато. Его подбадривало не прекращавшееся ни на секунду попискивание локатора. Чем ближе подходил вездеход к центру электромагнитной аномалии, тем громче становилось попискивание, но Джорден не хотел приглушать сигнал. Этот звук казался ему приятнейшей музыкой и напоминал чем-то позвякивание старинных кассовых аппаратов. Джорден сидел за пультом управления, а за системой жизнеобеспечения вездехода следила его жена.

– Посмотри, какое мощное магнитное поле, – сказал Джорден и постучал пальцем по шкапе небольшого прибора справа от себя. – И все это мое, мое, мое! Лидекер говорит, что Симпсон согласен. Мы уже все оформили. Теперь у меня никто этого не отберет. Даже Компания. Мое, все мое!

– Дорогой, ты забыл, что половина принадлежит мне. – Энн мельком взглянула на мужа и улыбнулась.

– А половина – мне! – весело объявила дочь Джорденов Ньют, по-своему трактуя законы арифметики.

Ньют только исполнилось шесть лет, но на вид ей можно было дать все десять. У нее было больше энергии, чем у родителей и вездехода вместе взятых. Не отрывая взгляда от приборов, Расс Джорден беззлобно ухмыльнулся.

– Не слишком ли много у меня партнеров?

Девочка играла со старшим братом, пока тому не надоело.

– Папочка, Тиму скучно, и мне тоже. Скоро мы вернемся в город?

– Как только разбогатеем, Ньют.

– Ты всегда так говоришь.

Подвижная, как ящерка, Ньют вскочила на ноги.

– Хочу домой. Хочу снова играть в лабиринт чудовищ.

Тим повернулся к сестре.

– Играй сама с собой. Ты всегда жульничаешь.

– Вовсе и нет. – Ньют уперлась кулачками в бока. – Просто я лучше играю, а тебе завидно.

– Ни капельки не завидно! Ты прячешься в таких местах, куда мы не можем пролезть.

– Ну и что? Значит, я лучше играю.

Энн, оторвавшись от своих мониторов и регуляторов, бросила на детей строгий взгляд.

– Прекратите эти игры. Если я еще раз увижу, что вы играете в воздуховодах, я вас выпорю. Это не только нарушение правил колонии, но и очень опасная игра. А если кто-то оступится и упадет в вертикальную шахту?

– Мамочка, но мы же не такие дураки. Все дети играют, и пока никто не разбился. Мы очень осторожно. – Ньют снова улыбнулась. – А я играю лучше всех, потому что могу залезть туда, куда никто не залезет.

– Как червяк, – подтвердил Тим и показал сестре язык.

Ньют тоже высунула язык.

– Ага, ага! Завидно, завидно!

Тим хотел было схватить сестру за язык, но та с веселым криком успела нырнуть за громоздкий анализатор горных пород.

– Дети, послушайте меня. – В голосе Энн было больше любви, чем раздражения. – Ведите себя тихо хотя бы минуты две, хорошо? Мы почти все сделали. Скоро повернем домой и…

Вглядываясь сквозь ветровое стекло, Расс Джорден привстал. Забыв на время о детях, к нему присоединилась и Энн. Вездеход резко накренился влево, и она ухватилась за плечо мужа.

– Что там, Расс? – спросил Энн.

– Что-то там есть. Я увидел, когда на секунду прояснилось. Не знаю, что это за штуковина, но большая. А самое главное – наша. Твоя, моя, наших детей.

По сравнению с чужим космическим кораблем большой шестиколесный вездеход казался игрушечным. От кормы брошенного корабля поднимались две блестящие металлические ветви, полные изящества и в то же время вызывающие смутное беспокойство. Издали они напоминали простертые к небу руки мертвеца, навеки застывшего в этой позе. Одна рука была короче другой, но форма корабля не казалась от этого менее совершенной.

И конструкция корабля, и материал, из которого был сделан его корпус, оказались совершенно чужими для человека. Создавалось такое впечатление, что корабль не строили, а выращивали подобно дереву. Песчаные бури Ахеронта еще не стерли зеркальный блеск с его поверхности.

Джорден остановил вездеход.

– Нам здорово повезло. Энн, доставай комбинезоны и шлемы. Интересно, в нашем кафе могут синтезировать шампанское?

Его жена не сдвинулась с места, все так же недоверчиво рассматривая корабль сквозь прочное стекло.

– Расс, давай сначала осмотрим эту штуку, вернемся домой, все обсудим, а уж потом будем думать, стоит ли отмечать находку. Может, кто-то побывал тут до нас.

– Ты смеешься? На всем плато нет ни одного маяка, ни одного маркера. До нас здесь не было никого. Никого! Все это – наше! – возразил Расс и решительно направился в заднее отделение вездехода.

– Трудно поверить, чтобы такой огромный корабль сел на Ахеронт и за все эти годы никто его не заметил. Я уж не говорю, что при его посадке должна была бы вздрогнуть вся планета. – В голосе Энн все еще слышалось сомнение.

– Чепуха, – отозвался Джорден. Он уже надевал комбинезон, привычно щелкал замками, закрепляя герметичные соединения. Чувствовалось, что подобная операция для него не нова. – Попусту беспокоишься. Я могу назвать тысячи причин, почему его до сих пор не заметили.

– Например? – Энн отошла от ветрового стекла и неохотно взялась за свой комбинезон.

– Например, вот эти горы скрывают его от детекторов колонии, а разведывательные спутники в такой атмосфере, сама знаешь, бесполезны.

– А в инфракрасном диапазоне?

– О чем ты говоришь? Посмотри на этот корабль. Мертвее не бывает. Наверно, торчит здесь уже не одну тысячу лет. Да даже если бы он свалился только вчера, все равно инфракрасное излучение с этой части планеты до нас не доходит, потому что преобразователи, атмосферы выбрасывают слишком горячий воздух.

– Тогда каким же образом наши перехватили сигнал?

Энн закрепляла на поясе комбинезона необходимые приборы. Джорден пожал плечами.

– Откуда мне знать, черт побери? Если тебя это очень интересует, можешь спросить у Лидекера, когда вернемся. Самое главное, только нас, нас одних послали проверить, что это за штука. Нам здорово повезло. – Он повернулся к люку воздушного шлюза. – Пойдем, детка, взломаем сундук с сокровищами. Готов спорить на что угодно: в этом сундуке до черта стоящих вещей.

Постепенно энтузиазм мужа передавался и Энн, хотя уверенности у нее не прибавилось. Закрепив соединения в своем комбинезоне, женщина проверила комбинезон мужа, потом оба еще раз просмотрели снаряжение: кислород, приборы, инструменты, фонари, источники энергии. Закончив проверку, Энн отбросила лицевой щиток шлема и окинула детей строгим взглядом.

– Вы остаетесь в кабине. Я говорю серьезно.

– Но, мама, – жалобно протянул Тим, на лице которого было написано такое глубокое разочарование, какое может быть только у ребенка. – А мне с вами нельзя?

– Нет. Тебе с нами нельзя. Мы вернемся и все тебе расскажем.

Энн закрыла за собой люк шлюза. Тим сразу же бросился к ближайшему иллюминатору и прижался носом к стеклу. Сумрак планеты прорезали лучи фонарей, укрепленных на шлемах его родителей.

– Не понимаю, почему мне нельзя пойти с мамой и папой.

– Потому что мамочка так сказала.

Не зная, какую бы новую игру придумать, Ньют прижала лицо к соседнему иллюминатору. По мере приближения родителей к странному кораблю огоньки на их шлемах постепенно тускнели.

Кто-то схватил Ньют сзади. Она взвизгнула и быстро повернулась, чтобы дать отпор брату.

– Обманщица! – Поддразнил Тим сестру.

Он бросился искать убежище, а Ньют с воплями преследовала его.

Когда Расс и Энн вскарабкались по каменистому склону, над ними нависла громада чужого корабля. Оглушающе выл ветер. Тучи пыли затмевали местное светило.

– Не повернуть ли нам назад? – спросила Энн, разглядывая гладкую поверхность корабля.

– Давай сначала осмотримся, дадим этой громадине название. – Расс ногой отбросил лежавший на пути обломок вулканической породы. – Как тебе нравится «Страшилище»?

Расс повернулся к жене, и даже через шлем на его лице нетрудно было прочесть удивление.

– Эй, дорогая, в чем дело? Ты боишься?

– Конечно, боюсь. Мы собираемся войти в брошенный чужой корабль совершенно неизвестного типа.

Расс ободряюще похлопал Энн по спине.

– А ты думай только о кругленькой сумме, которая нам светит. Одна эта посудина, даже если она совсем пустая, стоит целое состояние. Это бесценная находка. Интересно, кто ее построил, откуда она прилетела и почему врезалась в эту забытую Богом кучу камней? – Расс с радостью и надеждой показал на темное отверстие в корпусе корабля. – Наверно, эта дыра образовалась, когда корабль шлепнулся. Давай посмотрим, что там.

Повернувшись к отверстию, Энн с тревогой осмотрела его.

– Не похоже, чтобы этот люк образовался при неудачной посадке. Расс, мне кажется, он сделан специально еще при строительстве корабля. Тем, кто конструировал его, углы определенно не нравились.

– Мне наплевать, что им не нравилось. Пойдем посмотрим, что там внутри.

По щеке Ньют Джорден скатилась одинокая слезинка. Она уже дано всматривалась в лобовое стекло вездехода. Наконец ее терпение лопнуло, она спустилась на пол и пошла к сиденью водителя, на котором спал ее брат. Ньют посопела, утерла слезы, чтобы брат не заметил, что она плакала.

– Тимми… Проснись, Тимми. Уже поздно, а их все нет и нет.

Тим несколько раз сонно моргнул, спустил ноги с панели управления и выпрямился, не вставая с кресла. Он рассеянно взглянул на встроенный в панель хронометр, потом через стекло всмотрелся в мрачный ландшафт. Несмотря на тщательную звукоизоляцию кабины, при выключенном двигателе даже сюда доносилось завывание ветра. Тим облизал губы.

– Все будет в порядке, Ньют. Папа знает, что делает.

В этот момент хлопнул наружный люк шлюза, потом открылся и внутренний, впустив в кабину пыль планеты и высокую фигуру в комбинезоне. Ньют вскрикнула, а Тим спрыгнул с кресла. Вошедшая Энн Джорден сорвала шлем и бросила его на пол, совершенно не заботясь о том, что может повредить находящиеся в нем хрупкие приборы. На ее шее вздулись вены. Она невидящими главами посмотрела на детей, быстро прошла мимо них к приборной панели, схватила микрофон и выкрикнула:

– Помогите! Помогите! Альфа один-ноль-ноль-ноль-два-четыре-девять вызывает центр управления Хадли! Повторяю, альфа…

Ньют почти не слышала голос матери. Стараясь закрыться от занесенной в кабину пыли, она прижала обе ладошки ко рту. За ее спиной отчаянно завывали воздушные фильтры вездехода, старавшиеся очистить кабину от пыли. Не отрываясь, Ньют смотрела в иллюминатор. На камнях неподвижно лежал ее отец. Каким-то образом матери удалось дотащить его сюда от чужого корабля.

Что-то закрывало лицо отца.

Это что-то было плоским, с множеством паучьих лап, покрытых панцирными щитками. На взгляд оно казалось очень сильным. Вокруг шеи человека обвился длинный мускулистый хвост. Больше всего оно походило на мутировавшего краба-мечехвоста с мягким панцирем. Его туловище равномерно поднималось и опускалось. Как насос. Как машина. Только это была не машина. С первого взгляда становилось ясно, что это какое-то ужасное, мерзкое живое существо.

Ньют снова закричала, и на этот раз ее крик долго не стихал в кабине вездехода.