Ведя Рипли по многочисленным коридорам и переходам, Клеменз невольно обратил внимание, как быстро бегали ее глаза. Как у очень нервного ребенка… или невиданного, очень умного хищника. Она замечала буквально все, тотчас реагировала на малейший звук. По изрядно потертому металлическому полу ее ноги ступали почти бесшумно. Подобранная Клемензом одежда была чуть маловата, но Рипли это обстоятельство, по-видимому, нисколько не смущало.

— Не знаю, как долго вы находились в состоянии гиперсна, но выходить из него так, как довелось вам, — чертовски неприятная встряска для организма. Не пугайтесь, если вам покажется, что я слишком пристально на вас смотрю. Имейте в виду, я не исключаю замедленных побочных эффектов и потому обязан наблюдать за вами. Так что, Рипли, давайте скорее приходите в норму.

Рипли резко остановилась:

— Откуда вы узнали мое имя?

— Оно было написано на изнанке ваших брюк, — ответил Клеменз и виновато улыбнулся. — Мы нашли и ваш медальон с личными данными. Он был настолько изуродован, что компьютер не смог прочесть почти ничего, но вашу фамилию он разобрал. К сожалению, почти все сведения медицинского характера оказались безнадежно стертыми. О многом пришлось лишь догадываться.

Рипли попробовала подвигать плечами, покачать головой.

— Кажется, вы поработали неплохо. Спасибо.

К немалому своему удивлению Клеменз почувствовал, что он немного смущен.

— Ерунда, ввести внутривенно раствор может любой болван.

Рипли усмехнулась:

— Не думаю. Мне кажется, это может сделать только высококвалифицированный болван.

Специально выделенная бригада с величайшей осторожностью опускала аварийно-спасательный корабль на поспешно сооруженный фундамент.

Видавший виды подъемный кран стонал от чрезмерных нагрузок, а стальные тросы жалобно скрипели. После закрытия шахт кран требовался очень редко, и оживить его было не просто. К счастью, механизмы работали исправно.

Корабль сразу привлек всеобщее внимание в комплексе. Впрочем, когда появились Клеменз и Рипли, о нем забыли. Рипли намного лучше удавалось делать вид, будто она не замечает мужских взглядов, чем заключенным пытаться не смотреть на нее.

— Что здесь было раньше? — спросила Рипли, поднимаясь вместе с Клемензом по трапу к искореженному кораблю.

— Раньше здесь добывали и обогащали руду, — коротко ответил Клеменз. — Главным образом металлы платиновой группы. Разумеется, руду перерабатывали тут же, это намного дешевле, чем отправлять ее на другие планеты. Насколько мне известно, в то время, когда было открыто это месторождение, цены на платину резко подскочили. Иначе Компания вылетела бы в трубу, сооружая такой огромный комплекс за миллиарды километров от мест сбыта. Здесь было богатое месторождение с очень высоким содержанием платиновых металлов.

— А теперь? — Рипли оставалась возле входного люка и стала внимательно осматривать поврежденный корпус.

— Теперь это по-прежнему собственность Уэйленд-Ютани, только комплекс законсервирован. Я не очень хорошо разбираюсь в тонкостях межзвездной торговли, да и вообще не замечал, чтобы здесь кто-то с интересом следил за повышением или понижением цен на сырье. Но, кажется, когда-то я слышал, что цена на платиновые металлы упала, а вместе с ней и спрос на руду.

Как бы то ни было, большую часть здешнего оборудования просто законсервировали: вывозить его отсюда на другие планеты слишком дорого. К тому же залежей руды тут еще достаточно, и если цены снова поползут вверх, уверен, Компания расконсервирует шахты и все прочее. Тогда нам придется куда-то переселяться. Нельзя же допустить, чтобы прекрасные, высококвалифицированные горняки общались с преступниками. Не хочу сказать, что кто-то из нас стал бы возражать против того, чтобы навсегда распрощаться с этими скалами. Смена обстановки всегда полезна. Кроме того, довольно трудно представить себе место хуже Фиорины.

А пока мы здесь вроде хранителей — присматриваем за всем добром Компании. Стараемся сделать так, чтобы машины можно было запустить сразу, как только это понадобится. Трудимся на благо правительства и Компании.

— Мне казалось, в таком месте через год-другой обязательно спятишь.

Клеменз рассмеялся.

— То же самое говорили некоторым из нас, когда отправляли сюда. Но я так не думаю. Надеюсь, если не все, то по крайней мере почти все из нас останутся в здравом уме. Если научишься думать о себе как о кающемся грешнике, а не закоренелом преступнике в заключении, то изоляция становится не таким уж тяжким испытанием.

— А женщины здесь были?

— Прошу прощения, лейтенант Рипли, но это заведение предназначено только для тех, у кого две разные хромосомы. То есть строго для мужчин.

Рипли кивнула и, нагнувшись, первой полезла в искореженный шлюз. Клеменз последовал за ней.

По сравнению с тем, что они увидели внутри, корпус корабля можно было считать почти нетронутым. Переборки оказались смяты и погнуты, приборы разбиты вдребезги, оборудование беспорядочно разбросано по полу. Все пропиталось густым запахом морской воды. Рипли замерла, не понимая, как кто-то или что-то — тем более она сама — могло здесь уцелеть.

— А где тела?

Картина разрушения потрясла Клеменза не меньше, чем Рипли. Он никак не мог себе представить, каким образом ей удалось отделаться ушибами и синяками.

— У нас есть морг. Добыча руды — такое занятие, при котором без морга не обойтись. Туда мы и поместили ваших друзей. Пусть лежат там, пока не прилетит бригада, которая будет заниматься расследованием. Может, через неделю…

— Там был еще андроид…

— Разбит вдребезги. — Лицо Клеменза исказила гримаса. — Его части валялись повсюду. Что смогли собрать, все выбросили на свалку. А капрала убила опорная перекладина: она ударила его в грудь и прошила насквозь. Даже если бы он был в сознании, все равно так и не понял бы, откуда пришла смерть. К счастью, скорее всего он не успел проснуться и даже не почувствовал боль.

— Что с девочкой?

Клеменз видел, что Рипли с трудом сдерживается, но, конечно, не мог знать, чего ей это стоило.

— Она захлебнулась прямо в своей капсуле. Не думаю, что в тот момент она пришла в себя. По крайней мере, ее смерть была более легкой, чем капрала. Я вам очень сочувствую.

Рипли выслушала Клеменза молча. Потом ее плечи затряслись, а по щекам потекли слезы. Но этим все и кончилось. Не было ни криков, ни рыданий, ни яростных проклятий в адрес несправедливой и безжалостной Вселенной. Малышка Ньют так и не дождалась своего счастья. Что ж, хоть умерла свободной. Утерев слезы, Рипли принялась рассматривать то, что осталось от капсулы для гиперсна. Лицевой щиток был разбит. Оно и неудивительно, подумала Рипли.

Вдруг она нахмурилась. Металлические детали под лицевым щитком имели какой-то странный оттенок. Рипли наклонилась и пробежала пальцами по пятнам.

Клеменз с любопытством смотрел на женщину.

— Что-нибудь интересное?

Рипли выпрямилась. Теперь это был совершенно другой человек. В ее голосе уже не слышалось ни печали, ни сожаления, ни той мягкости, которая чуть раньше бросилась Клемензу в глаза.

— Где она?

— Я же сказал, в морге. Вы забыли? — Клеменз сочувственно смотрел на Рипли. Уж не реакция ли это на какое-нибудь из десятка моих лекарств, подумал он, а вслух продолжил: — У вас типичная дезориентация. Добрая половина вашего организма еще не вышла из состояния гиперсна.

Рипли повернулась к Клемензу так резко, что тот вздрогнул.

— Мне нужно осмотреть то, что осталось от девочки.

— Что значит — осталось? На ее теле не было никаких повреждений.

— Никаких? Мне нужно увидеть ее. Я должна осмотреть ее сама, своими глазами.

Клеменз нахмурился, но решил пока воздержаться от расспросов. В лице Рипли, ее тоне было что-то такое… Одно Клемензу стало ясно: удержать ее не удастся никакими силами. Впрочем, на то и не было особых причин. Ему показалось, что желание Рипли увидеть труп вызвано совсем не чувством утраты и не стремлением проститься с близким человеком. Конечно, за такое короткое время невозможно узнать характер женщины, но назвать Рипли болезненно впечатлительной было никак нельзя.

Винтовая лестница оказалась узкой и скользкой, зато позволяла быстрей выбраться из помещения, где находился разбитый аварийно-спасательный корабль. Клеменз был уже не в силах сдерживать любопытство.

— У вас есть серьезные основания так упорно настаивать на осмотре тела?

— Мне нужно убедиться в причине ее гибели, — спокойно ответила Рипли. — Убедиться, что в этом не замешано что-то другое.

— Другое? — В иных обстоятельствах Клеменз почувствовал бы себя оскорбленным. — Мне очень не хотелось бы возвращаться к этой неприятной теме, но для меня совершенно очевидно, что капсула была разбита и девочка захлебнулась. — Клеменз с минуту помедлил. — Это была ваша дочь?

— Нет, — все так же спокойно ответила Рипли, — она не была моей дочерью. Моя дочь умерла много лет назад.

Все это время Рипли старательно избегала встречаться взглядом с Клемензом. Разумеется, подумал тот, она еще очень слаба, и ей приходится все внимание сосредоточить на узких ступеньках винтовой лестницы.

— Тогда зачем вам это нужно?

Вместо ответа Рипли сказала:

— Хотя она и не была моей дочерью, но я очень дорожила ею. Вы думаете, я хочу видеть ее труп? Я предпочитаю помнить ее живой. Я бы ни о чем вас не просила, если бы это не было так чертовски важно для меня самой.

Клеменз хотел было переспросить, но счел за лучшее промолчать. Он уже понял, что Рипли относится к числу таких людей, из которых против их воли не выдавишь и слова. Лучше набраться терпения и подождать, когда она сама все расскажет.

Клеменз открыл дверь и первым вошел в морг. Он набрал код замка, и из стенной ниши бесшумно выкатился длинный ящик. Рипли подошла к Клемензу, и они долго смотрели на крохотное тельце.

— Дайте мне несколько минут. Пожалуйста, подождите.

Клеменз молча кивнул и направился к приборной панели морга у противоположной стены. Время от времени он поворачивался и окидывал Рипли беглым взглядом. Та была готова разрыдаться, но сдерживала себя и тщательно, сантиметр за сантиметром, и умело обследовала труп девочки. Когда Клеменз решил, что прошло достаточно времени, он присоединился к своей пациентке.

— Все в порядке? — спросил он.

Клеменз ожидал кивка, печального вздоха, возможно, чего-то другого в этом роде, и ответ Рипли застал его врасплох.

— Нет. Необходимо вскрытие.

— Вы шутите, — Клеменз даже не пытался скрыть удивление.

— Ни в коей мере. Вы полагаете, что я способна шутить в таких обстоятельствах? Необходимо выяснить истинную причину ее смерти. — Взгляд Рипли был холоден.

— Я же вам объяснил: она захлебнулась, утонула.

Клеменз начал было убирать ящик на место, в стенную нишу, но Рипли остановила его.

— Я в этом не уверена, — сказала она и тяжело вздохнула. — Я настаиваю на том, чтобы вы произвели вскрытие.

Клеменз недоуменно смотрел на Рипли, он не верил своим ушам.

— Послушайте, мне кажется, вы еще не вполне оправились от потрясения. Половина вашего организма еще не очнулась от гиперсна.

— Видите ли, — парировала Рипли тоном, не допускающим возражений, — у меня есть очень веские причины обращаться к вам с такой просьбой. Я настаиваю на вскрытии.

— Не хотите ли поделиться со мной этими "очень вескими причинами"? — сдержанно поинтересовался Клеменз.

Рипли заколебалась.

— Разве недостаточно моей просьбы?

— К сожалению, недостаточно. Боюсь, что такое объяснение, как "просьба близкого друга покойной" не устроит инспекторов Компании. Вам придется придумать более веское основание. — Клеменз выжидающе замолчал.

— Хорошо, — сказала наконец Рипли. — Опасность заражения.

— Заражения чем? — моментально среагировал Клеменз.

Рипли была явно сконфужена.

— Я не врач. Вам видней.

Клеменз покачал головой.

— Повторяю, вам придется придумать что-нибудь более убедительное.

— Холерой, — нашлась Рипли. Она смотрела прямо в глаза Клемензу. Ее решимости можно было позавидовать.

— Это несерьезно. За последние двести лет ни разу нигде не сообщалось ни об одном случае заболевания холерой. Валяйте, расскажите еще что-нибудь. У нас любят посмеяться. Может быть, оспа? Лихорадка денге?

— Я же сказала — холера. Я входила в состав отряда, который подверг ядерной бомбардировке планету Ахеронт. Там экспериментировали с разными мутантными штаммами бактерий и вирусов. Считалось, что эксперименты проводятся в надежно изолированных помещениях, что они совершенно безопасны. Возможно, вы слышали, что Компания интересуется и такими проблемами. Инфекция вырвалась наружу и… распространилась по планете. Этот штамм был особенно вирулентен, и эффективного средства против него не существовало. Сдержать распространение инфекции тоже не удалось, хотя такие попытки предпринимались.

— Значит, вы сбросили ядерную бомбу? Признаться, радикальный способ борьбы с эпидемией. Конечно, до нас доходят не все новости, но, мне кажется, о таком происшествии мы бы узнали.

— Вы в этом уверены? У меня такое впечатление, что вы работаете не на нашу Компанию. Впрочем, не исключено, что весть о ядерной бомбардировке докатилась и до Фиорины. Начальник вашей колонки не произвел на меня впечатление чрезмерно болтливого человека. Возможно, он все знает, но решил, что распространять такие сведения среди заключенных ни к чему.

— Может быть.

Клеменз был вынужден признать, что Рипли поколебала его уверенность и пробудила любопытство. А что, если Эндрюз и в самом деле скрыл эту новость? Разумеется, начальник колонии и не обязан держать заключенных в курсе всех текущих событий.

Но холера? Мутантный штамм или немутантный, все же рассказанная Рипли история казалась слишком неправдоподобной. А если она говорит правду и тело девочки таит заразу, перед которой они окажутся бессильными?..

А может быть, рассуждал про себя Клеменз, это полуправда. Не исключено, что опасность эпидемии и в самом деле существует, а вся история с холерой придумана для отвода глаз. Очевидно одно: Рипли уверена в том, что для вскрытия имеются веские основания. Она — человек военный. К черту, решил Клеменз, какое мне дело до этих тонкостей?

Рипли молча ждала, не сводя глаз с Клеменза.

Какого черта, подумал он.

— Как вам будет угодно.

После морга другие помещения заброшенного, полуразрушенного комплекса казались светлыми и радостными, словно альпийский луг в разгар весны. В кабинете аутопсии вдоль одной из стен выстроились шкафы из нержавеющей стали; на некоторых из них сохранились таблички с кодовыми обозначениями. Кафельные плитки пола потрескались, а местами были совсем выбиты. Конечно, отремонтировать пол нетрудно, но ни у кого не было ни запасных плиток, ни нужного инструмента, ни желания заняться ремонтом.

В центре кабинета под мощными лампами стоял блестящий светло-кремовый стол. Клеменз надел халат и маску и наклонился над уже подготовленным к вскрытию телом девочки. Сделав скальпелем первый разрез, он на секунду выпрямился, чтобы вытереть пот со лба. Такими вещами он не занимался давным-давно, но дело было не только в длительном отсутствии практики — он не мог бы объяснить даже самому себе, почему согласился на вскрытие.

Хирургическая пила легко и бесшумно разрезала крохотную грудную клетку.

— Вы уверены, что вам необходимо присутствовать при вскрытии? — спросил Клеменз у внимательно наблюдавшей за каждым его движением Рипли.

Она не ответила и по-прежнему сосредоточенно и хладнокровно следила за операцией. Она сумела подавить все чувства, ей ничто не должно было мешать. Клеменз пожал плечами и продолжал вскрытие.

С трудом просунув руки в только что сделанный разрез, он глубоко вздохнул, напрягся и раздвинул грудную клетку, обнажив ее полость. Потом принялся сосредоточенно исследовать внутренние органы, то наклоняясь над вскрытым телом совсем низко, то склоняя голову на бок, чтобы рассмотреть тот же орган под другим углом. В конце концов он распрямился и расслабил уставшие пальцы.

— Ничего необычного, — сказал он. — Все, как и должно быть. Внутренние органы на месте. Никаких симптомов заболевания, никаких признаков инфекции, даже ткани не обесцвечены. Я особенно внимательно осмотрел легкие. Если они чем-то и отличаются от нормы, то только необычной развитостью. Как я и предполагал, они заполнены жидкостью. Уверен, анализ покажет, что это океанская вода Фиорины. Для холеры состояние несколько необычное, вы не находите?

Клеменз сделал еще один разрез сбоку, осмотрел его и снова поднял голову:

— И здесь ничего. Вы удовлетворены?

Рипли отвернулась.

— Ну, а теперь, поскольку я не совсем идиот, может, вы мне скажете, что вы хотели обнаружить?

Рипли не успела ответить. Дальняя дверь кабинета резко распахнулась и с грохотом стукнулась о стену. Не потрудившись закрыть ее за собой, в кабинет вошли начальник колонии и его заместитель. Эндрюз был приветлив менее обычного.

— Мистер Клеменз.

— Слушаю, господин начальник, — корректно, но без должной почтительности отозвался медик.

Рипли с интересом наблюдала за начальником колонии и заключенным. За ничего не значащими короткими фразами нетрудно было угадать давнюю неприязнь.

— Полагаю, вы еще не знакомы с лейтенантом Рипли, — нашелся Клеменз.

Рипли показалось, что вопреки своему желанию Эндрюз чуть дольше, чем следовало, задержал на ней восхищенный взгляд. Впрочем, тут же его внимание привлек операционный стол, и он повернулся к фельдшеру:

— Мистер Клеменз, что здесь происходит?

— Вы совершенно правы, сэр, — счел нужным вмешаться Эрон, повторив слова и даже тон своего начальника: — Мистер Клеменз, что здесь происходит?

— Прежде всего я рад вам сообщить, что лейтенант Рипли чувствует себя намного лучше. Как видите, физически она вполне здорова.

Эндрюз не попался на удочку, и несколько обескураженный Клеменз продолжал:

— Во-вторых, в интересах безопасности населения планеты и охраны его здоровья я провожу вскрытие трупа ребенка.

— Без моего разрешения? — почти прорычал начальник колонии.

Нисколько не испугавшись, Клеменз ответил коротко:

— Я считал, что вскрытие нельзя откладывать.

Брови Эндрюза поползли вверх:

— Мне-то вы этого не рассказывайте, Клеменз. Чего-чего, а времени у нас на Фиорине с избытком.

— Я хотел сказать, что лейтенант Рипли была обеспокоена возможностью заражения трупа мутантными болезнетворными организмами.

— Это правда? — Начальник колонии бросил вопросительный взгляд на Рипли, которая пока молча следила за разговором.

Женщина только кивнула, не вдаваясь в словесные объяснения.

— Оказалось, что все в порядке, — вмешался Клеменз. — При вскрытии не обнаружено совершенно никаких отклонений от нормы, никакой патологии, никаких признаков заражения. Я был убежден, — сухо закончил он, — что, знай вы об опасности, приказали бы мне действовать немедленно. Этим и объясняется мое желание сразу же приступить к вскрытию.

У Эндрюза, подумала Рипли, все на лбу написано — все, что его беспокоит и мучит.

— Хорошо, — сказал наконец начальник колонии. — Все же, думаю, было бы намного лучше, если бы лейтенант Рипли не разгуливала перед заключенными. Несмотря на их полумонашеский обет. А мне доложили, что именно это она и делала в течение последнего часа. Надеюсь, вы понимаете, лейтенант Рипли, я ни в коей мере не хотел вас оскорбить. Мое предложение продиктовано исключительно заботой как о вашей личной безопасности, так и о спокойствии в колонии.

— Я хорошо понимаю, — чуть заметно улыбнувшись, пробормотала Рипли.

— Не сомневаюсь, — сказал начальник колонии и снова повернулся к Клемензу. — Было бы также неплохо, если бы вы постоянно информировали меня обо всех изменениях в состоянии здоровья лейтенанта. Я обязан вносить соответствующие сведения в отчет. Или я прошу слишком многого?

Рипли сделала шаг вперед:

— Нам нужно кремировать тела.

Эндрюз нахмурился.

— Чепуха. На льду они сохранятся до прибытия бригады, которая будет заниматься расследованием. Тогда нужно будет оформлять какие-то документы. У меня нет на это полномочий.

— Кремировать… было бы неплохо заполучить право делать это самим, сэр, — хихикнул всегда готовый угодить начальнику Эрон.

— Послушайте, я прошу вас не о каком-то одолжении, — сказала Рипли, — и моя просьба никоим образом не связана с моими… личными переживаниями. Речь идет об охране здоровья всего населения планеты.

Рипли выжидающе смотрела на Клеменза, а тот поймал себя на том, что, уже давно пытается разгадать причину ее непонятного беспокойства и даже страха.

— Лейтенант Рипли опасается, — вступил он в разговор, — что пока мы не кремируем тела, опасность распространения инфекции будет сохраняться. Да, я сказал, что по моим данным труп безопасен и не несет никаких признаков заражения. Но вы же понимаете, насколько совершенны имеющиеся в моем распоряжении приборы и насколько высока моя репутация как специалиста в области космической медицины.

Эндрюз согласно кивнул, и Клеменз продолжал:

— Поэтому, если я утверждаю, что труп не представляет собой опасности с точки зрения распространения инфекции, это еще не значит, что так оно и есть. Мне представляется наиболее вероятным, что ребенок просто захлебнулся, но без квалифицированной судебно-медицинской экспертизы сказать это с полной уверенностью невозможно. Я не боюсь показаться непоследовательным и думаю, что было бы крайне неразумно не учитывать малейшую возможность распространения мутантного вируса внутри комплекса. Полагаю, что и члены бригады по расследованию не будут обрадованы, узнав о таком развитии событий. Это может заставить их держаться подальше от планеты, а мы ведь очень дорожим нашими редкими гостями, или я не прав? Я уж не говорю о том, что вспышка эпидемии, из-за которой космическим десантникам пришлось бомбить Ахеронт, изрядно попортила бы ваш послужной список, не так ли? Но, конечно, это только в том случае, если вы останетесь в живых и будет смысл беспокоиться о вашей репутации.

Теперь Эндрюз окончательно растерялся.

— Но замораживание трупов должно гарантировать безопасность от любых вирусов.

— Не обязательно, — возразила Рипли.

— Откуда вы знаете, что не гарантирует?

— Речь идет о сложных биоинженерных мутациях. А откуда вы можете знать, что замораживание обеспечит безопасность от таких вирусов?

Начальник колонии беззвучно выругался, а на его лице отразилось еще большее беспокойство.

— Сейчас в комплексе находятся двадцать пять заключенных. Они присматривают за комплексом и всем, что тут имеется. У каждого есть Y-хромосома. Тут собрались воры, насильники, убийцы, казнокрады, поджигатели, торговцы наркотиками, растлители малолетних… в общем, отбросы общества… — сказал он и помедлил, давая Рипли возможность переварить все сказанное. — Правда, здесь эти подонки стали верующими. Может показаться, что теперь они превратились в ангелов, но я придерживаюсь иного мнения и не считаю, что они вдруг стали совсем ручными. Тем не менее я не отрицаю благотворный эффект веры и поэтому стараюсь не оскорблять их религиозных чувств. Они с благодарностью воспринимают мою терпимость, а взамен я получаю гораздо более спокойную обстановку, чем можно было бы ожидать в таком обществе.

Мне не хотелось бы нарушать установившийся порядок. Я не хочу, чтобы в нашем тихом болоте поднялась буря. И я категорически против того, чтобы здесь шаталась женщина, пробуждая в заключенных мысли и воспоминания, которые ценой таких усилий удалось стереть из их памяти.

— Конечно, — согласилась Рипли. — Тем более, что все это, как вы сказали, ради моей же безопасности. Но хотя вы, по-видимому, придерживаетесь иного мнения, я должна добавить, что я тоже в какой-то мере представляю себе те проблемы, которые возникают у вас в связи с моим пребыванием на Фиорине.

— Вот именно.

Эндрюз даже не счел нужным скрывать свое удовлетворение тем, что Рипли, очевидно, согласилась выполнить его требования. Или, иными словами, не усложнять жизнь начальнику колонии. Он повернулся к Клемензу:

— Мистер Клеменз, разработать регламент кремации поручается вам.

Эндрюз уже собрался уходить, но Клеменз задержал его:

— Одну секунду, начальник.

— В чем дело? — остановился Эндрюз.

— Когда все будет сделано, должен ли я представить вам подробный отчет об обстоятельствах и времени кремации? Я имею в виду — для вашего официального отчета.

Эндрюз глубокомысленно поджал губы.

— Это необязательно, мистер Клеменз. Достаточно устного сообщения. Об остальном я позабочусь сам.

— Как скажете, начальник, — чуть заметно усмехнулся Клеменз.