11
Уцелевшие собрались в конференц-зале. Их осталось немного, но настроение у всех было приподнятое. Диллон оглядел товарищей и, только убедившись, что все оставшиеся в живых здесь, начал говорить:1 Уцелевшие собрались в конференц-зале. Их осталось немного, но настроение у всех было приподнятое. Диллон оглядел товарищей и, только убедившись, что все оставшиеся в живых здесь, начал говорить:
— Возрадуемся, братья! Настал час ликования для нас и даже для тех, кто пал в этой битве с исчадием ада. Мы оплакиваем тех, кого уже нет с нами, и мы славим их храбрость. Они принесли в жертву свои жизни, и только благодаря этой жертве мы выжили. Кто возьмет на себя смелость сказать, кому из нас выпала лучшая доля, живым или павшим?
В одном мы уверены: павшие будут вознаграждены. Они уже в лучшем мире, потому что худшего мира, чем этот, нет во всей Вселенной. Они будут жить вечно. Возрадуемся! Те, кто пал смертью храбрецов, теперь свободны от оков, от бездумной жестокости общества. Общество бросило их, теперь они оставили общество. Они ушли в иной, лучший мир. Возрадуемся и воздадим хвалу Господу!
Заключенные склонили головы и негромко пробормотали молитву.
Рипли и Эрон наблюдали за ритуальной службой, проходившей в зале, со второго яруса. Оба только вернулись из душевой. Душ не восстановил силы, но хотя бы позволил смыть грязь, сажу и копоть. Под горячими струями воды Рипли испытала огромное удовольствие, ведь на этот раз она могла не оглядываться на задвижки и решетки вентиляционных отверстий.
— Что вы об этом думаете? — спросил Эрон, жестом показывая на молящихся заключенных.
Мысли Рипли были далеко, она лишь вполуха слышала и слова Эрона, и молитву.
— Не знаю, — сказала она. — Мне кажется, если это им доставляет удовольствие…
— Вы попали в точку. Эти выродки свихнулись со своей религией, зато ведут себя смирно. Начальник колонии и я придерживались одного мнения. Эндрюз часто повторял: это очень хорошо, что Диллон и его болваны помешаны на своей религиозной чепухе. Религия делает их более послушными.
Рипли бросила на Эрона равнодушный взгляд.
— Очевидно, сами вы неверующий?
— Я? Чтобы я встрял в такое дерьмо? Ни за что на свете. Да к чему мне религия? У меня есть работа. — Эрон на минуту задумался. — По моим расчетам спасательная бригада прибудет дней через пять. Самое большое — через шесть. Они откроют дверь, войдут в хранилище со смартганами и убьют чудовище. Верно?
— Компания связывалась с вами? — без особого интереса спросила Рипли.
— Нет.
Эрон чувствовал себя превосходно. Его вполне устраивало сложившееся положение. Из всей этой заварухи определенно должно было получиться что-то полезное для него самого.
— Сначала пришло только подтверждение. Что-то вроде: "Ваш рапорт получен". И все. Потом прислали более подробное сообщение. Там говорилось, что вы — очень важная птица. И опять никаких объяснений. Вообще-то Компания никогда не вводит нас в курс дела. Мы на самом краю света.
— Послушайте, — осторожно начала Рипли, — если Компания захочет забрать тварь на Землю…
— Забрать тварь на Землю? Вы шутите? Они же не сумасшедшие. Вашу тварь сразу же убьют.
Эрон нахмурился, потом мысленно пожал плечами. Иногда ему казалось, что он понимает эту необычную женщину с полуслова, но порой она выкидывала такое, что он начинал сомневаться в ее здравом рассудке.
А, черт с ней, подумал Эрон, ему не обязательно ее понимать, надо только смотреть за тем, чтобы с ней ничего не случилось. Этого требовала Компания. После гибели Эндрюза и поимки чужой твари Эрон сумел усмотреть в сложившейся ситуации кое-какие перспективы лично для себя. Теперь он — первый человек на планете и именно ему предстоит приветствовать представителей Компании и давать им объяснения. Недавние события и свою роль в них надо подать так, чтобы начальство его запомнило. Потом может последовать повышение по службе или, еще лучше, досрочный отзыв с Фиорины.
Приятная перспектива теперь казалась Эрону не такой уж несбыточной мечтой.
Но, честно говоря, после стольких лет верного служения Эндрюзу и событий последних двух дней любая награда и любое поощрение не будут чрезмерными.
— Эй, я вижу, вы это всерьез? Но почему? Из-за чего теперь переживать? Проклятая тварь в ловушке, из которой она никогда не сможет выбраться.
— Меня тревожит не чужая тварь, а Компания. Я уже дважды сталкивалась по этому поводу с директоратом Компании. — Рипли, наконец, повернулась к Эрону. — С того самого дня, когда мои друзья по экипажу «Ностромо» впервые обнаружили тварей, Компания спит и видит, как бы их заполучить. Для разработки новых видов биологического оружия. До чиновников не доходит, как опасны твари; понятия не имею, сколько и какого материала связанного с ними, они уже накопили. Я очень боюсь, что они могут в очередной раз попытаться забрать это чудовище на Землю.
Эрон смотрел на нее с таким неподдельным изумлением, что Рипли даже немного успокоилась. Похоже, теперь у нее появился хоть один союзник.
— Забрать с собой? Живое чудовище? На Землю?
Рипли молча кивнула.
— Нет, должно быть, вы все же шутите.
— Посмотрите мне в глаза, Эрон. Для меня чужие твари — не предмет для шуток.
— Черт побери! Вы действительно говорите серьезно. Но это же безумие. Тварь необходимо убить.
Рипли холодно улыбнулась.
— Вот именно. Если я правильно вас поняла, в этом вопросе у нас нет разногласий?
— Какие, к черту, могут быть разногласия? Вы совершенно правы, — горячо заверил ее Эрон.
Итак, Эрон на моей стороне, размышляла Рипли. Пока на моей стороне. У Компании есть множество способов поколебать уверенность человека, заставить его изменить свое мнение о чем угодно, в том числе и о самом себе.
* * *
В лазарете было тихо. Мир вернулся на горнообогатительный комплекс, хотя и не в души всех его обитателей. Эрона беспокоило, что после гибели Клеменза некоторые заключенные, появление которых на Фиорине было так или иначе связано с пристрастием к запрещенным лекарственным препаратам, отправятся в лазарет их разыскивать. Поэтому помощник начальника колонии послал Морса присматривать за аптекой, а заодно и за единственным пациентом лазарета.
Морс сидел на койке, увлеченно глядя на видеоэкран. Никогда не интересуясь играми и прочей безделицей, на Фиорине он не страдал от недостатка развлечений. Он был человеком не слов, а дела, по крайней мере в молодые годы. Правда, теперь активная жизнь осталась лишь в воспоминаниях.
Морс и Голик давно знали друг друга; они проработали бок о бок не один год. Тем не менее все еще спеленутый смирительной рубашкой Голик не только не поздоровался с товарищем, но, похоже, вообще не заметил его появления. Лишь несколько часов спустя он, наконец, оторвался от стены.
— Эй, Морс!
Не отрываясь от экрана, Морс отозвался:
— Значит, ты еще не совсем проглотил язык. Большой успех. Правда, и в лучшие времена тебе нечего было сказать.
— Слушай, брат, сними с меня эту штуку.
Морс недобро усмехнулся:
— Ого! Значит, теперь, когда ты запеленут, как рождественская индейка, я вдруг стал тебе братом? Стреляного воробья на мякине не проведешь. Ничего не выйдет.
— Перестань, Морс. Не будь таким злым. Эта рубашка чертовски неудобна. Дай мне немножко передохнуть.
— Ни хрена не выйдет. У меня приказ.
— Ну, Морс, я тебя очень прошу. Мне больно.
— Могу только посочувствовать. — Морс снова уставился на экран. — Когда Эрон скажет, чтобы я тебя выпустил, я это сделаю. А до той поры оставайся так. Мне не нужны лишние неприятности, особенно когда вот-вот должен прийти корабль Компании.
— Я ничего не делал. То есть, я понимаю, что был немножко не в себе. Черт, а кто бы на моем месте не свихнулся? Но теперь я в норме. Док привел меня в порядок. Спроси у него.
— Не могу. Док сыграл в ящик. Ты наверняка слышал.
— Ах, да. Конечно. Теперь я вспомнил. Плохо, очень плохо. Хороший парень, хоть и засадил меня в эту рубашку.
— Кончай болтать, — недовольно сказал Морс.
Голик продолжал свое:
— Ну, что я сделал? Нет, ты мне скажи, что я сделал?
Морс тяжело вздохнул, выключил видео и уставился на сумасшедшего:
— Не знаю, что ты сделал, но могу точно сказать, что собираюсь делать я. Как мне и приказано, я буду охранять твою задницу.
Голик презрительно фыркнул.
— Ты боишься этого слизняка Эрона?
— Нет, не боюсь, хоть он сейчас что-то вроде начальника колонии. Я просто не хочу, чтобы у меня были недоразумения с Диллоном, и если у тебя есть хоть немного мозгов, в чем я здорово сомневаюсь, ты тоже этого не захочешь.
Голик мрачно хмыкнул.
— Весь мой грех в том, что я рассказал про дракона. Про то, как он расправился с Боггзом и Рейнзом. Никто мне не поверил, но я не врал. Может, кого и нужно было связать, но уж меня-то — в последнюю очередь. Это нечестно. Ты же знаешь, что я правду говорю. Ты сам видел дракона.
Морс согласился:
— Будь я проклят, если нет. Ну и страшилище. Ох, огромное. И ловкое. Ох, ловкое. И премерзкое. — Морс даже содрогнулся. — Если уж умирать, то не дай Бог в его лапах.
— Клянусь, ты прав. — Голик безуспешно рвался из смирительной рубашки. — Слушай, развяжи меня. Ты должен меня развязать. А что, если та зверюга заберется сюда? Я даже убежать не смогу. Я для нее буду готовым завтраком.
— От тебя проку все равно не больше, чем от куска мяса. Сам видел не раз. Но сейчас-то это уже неважно, потому что страшилище сюда не заберется. — Морс гордо улыбнулся. — Мы его поймали. Я и другие. Надежно его упрятали. Представляю, как теперь оно там бесится! Когда придет корабль, с ним разберутся ребята из Компании.
— И правильно, — поспешно согласился Голик. — А я слышал, корабль прилетит уже скоро? Тогда в чем дело? Почему я должен болтаться в этом мешке? К тому времени, когда корабль выйдет на орбиту, руки у меня совсем онемеют. Нужно будет делать операцию. Слушай, Морс, ты же знаешь, операция или не операция, меня не возьмут на корабль Компании, а нового дока мы можем ждать месяцами. И все эти месяцы мне придется мучиться, а виноват будешь ты.
— Э, брось. Я на тебя смирительную рубашку не надевал.
— Не надевал, конечно, но ты же не хочешь меня развязать. А того, кто приказал меня связать, давно уже нет. Эрону на все наплевать. Он слишком занят той бабой-лейтенантом. Он хоть раз спросил обо мне?
— Нет, ни разу, — осторожно признался Морс.
— Вот видишь! — Голик даже раскраснелся, уговаривая Морса. — Морс, я тебя не выдам, от меня никаких неприятностей тебе не будет. Пока не придет корабль, я буду тише воды, ниже травы. Эрон даже не узнает, что ты меня развязал. Слушай, как человека прошу, развяжи. Я жрать хочу. Подумаешь, дел-то всего! Разве не я делился с тобой последней цыгаркой!
— Ну… да, делился.
— Ты же мне друг. Ты мне нравишься.
— Ладно, я тоже против тебя ничего не имею, — заколебался Морс, потом решился и выругался: — А, черт побери, почему бы и нет? Никто не заслужил, чтобы его держали связанным целый день, как последнюю скотину. Даже такой здоровенный дурак, как ты. Только обещай вести себя тихо. Не вылезай из лазарета, а то я потом хлопот не оберусь.
— Конечно, Морс. Как скажешь. — Голик повернулся спиной к Морсу, и тот принялся развязывать веревки. — Нет проблем. Верь мне, друг. Если бы ты оказался на моем месте, я тебя обязательно бы освободил.
— Да, но только я не настолько свихнулся, чтобы самому залезать в твой мешок. А все другие знают, что я в своем уме, — сказал Морс.
— Перестань, не смейся надо мной. А что, разве я говорю, как ненормальный? Конечно, нет. Надо мной все смеются только потому, что я много ем.
— Дело-то совсем не в том, что ты обжора, а в том, как ты ешь. Не научили тебя хорошо вести себя за столом. — Морс сам засмеялся собственной шутке и развязал последнюю веревку. — Ну, кажется, все.
— Слушай, друг, помоги мне вылезти. У меня руки так онемели, что я не могу ими пошевелить.
— Черт! Мало того, что меня поставили смотреть за тобой, так теперь я должен еще и нянькой быть.
Морс стянул с Голика смирительную рубашку. Голик, как мог, старался ему помочь.
— А куда упрятали зверюгу, ты не знаешь?
— В ближайшее хранилище отходов на пятом уровне. Знаешь, мы его так прижали! И надежно упрятали! — Морс с гордостью добавил: — На Ахеронте хваленые десантники ничего не могли сделать, а мы — запросто!
Голик торопился восстановить кровообращение. Он помахал руками в стороны на уровне своих широких плеч, потом стал ими вращать, постепенно делая все более и более широкие круги.
— Но зверюга еще жива? — спросил Голик.
— Да-а. Живучая тварь! Ты бы видел, как она искорежила дверь! Металлокерамическую дверь, понимаешь? — Морс восхищенно покачал головой. — Ну и сильна, сволочуга! Но мы ее все равно поймали.
— Мне нужно увидеть зверя.
Взгляд Голика был направлен мимо Морса, на что-то, известное лишь ему одному. Теперь лицо сумасшедшего выражало непоколебимую, спокойную решимость.
— Мне нужно его увидеть, — повторил Голик. — Он мой друг.
Морс осторожно отступил на шаг.
— Что за чепуху ты несешь? — сказал он и оглянулся на дверь.
Голик молниеносно сорвал со стены небольшой огнетушитель. У Морса округлились глаза. Он метнулся к двери, но… слишком поздно. Огнетушитель опустился ему на голову раз, другой, и Морс упал без чувств.
Голик задумчиво посмотрел на товарища и с искренним сожалением сказал:
— Извини, брат, но я боялся, что ты не поймешь. Цыгарками больше делиться не будем.
Он перешагнул через тело Морса и бесшумно исчез в коридоре.
