20. ТОЧКА ОТСЧЕТА ДОСТИГНУТА

Секретарь вошел в дверь, которую распахнул перед ним солдат. На его распухших багровых губах играла холодная усмешка. Он поклонился полковнику, одновременно всем своим видом показывая, что не замечает Арвардана.

— Сэр, — сказал полковник землянину. — Я сообщил Верховному министру, что вы находитесь в крепости и рассказал, как вы сюда попали. То, что вас задержали здесь, — совершенно… э-э… из ряда вон выходящее событие, и я намерен освободить вас при первой возможности. Однако сейчас у меня находится джентльмен, который, как вы, вероятно, уже знаете, выдвигает против вас очень серьезные обвинения. В создавшейся ситуации мы вынуждены расследовать…

— Понимаю, полковник, — спокойно ответил секретарь. — Впрочем, как я уже объяснял вам, этот человек находится на Земле, насколько мне известно, всего лишь два месяца или около того, поэтому он не может разбираться в тонкостях нашей внутренней политики. Его знание Земли — очень ненадежная основа для любых обвинений.

Арвардан гневно возразил:

— Я — археолог, больше того, моя специальность — история Земли и ее обычаев. Я достаточно хорошо осведомлен о внутренней политике землян. Кроме того, я не единственный обвинитель.

Секретарь не счел нужным отвечать Арвардану ни в тот момент, ни позднее. Он разговаривал только с полковником.

— Среди обвинителей, — сказал секретарь, — был также один из наших ученых. Он уже почти достиг шестидесятилетия и, возможно, по этой причине страдает манией преследования. В компанию преступников входит еще один человек неизвестного происхождения, ранее отличавшийся крайним слабоумием. Все трое едва ли могут предъявить заслуживающие внимания обвинения.

Арвардан не выдержал:

— Я требую, чтобы меня выслушали…

— Сядьте, — холодно и почти враждебно прервал его полковник. — Вы отказались говорить со мной. Будьте же последовательны. Впустите парламентера.

Парламентером оказался другой член Общества древних. Лишь чуть заметное движение век выдало его чувства при виде секретаря. Полковник встал.

— Вы будете говорить от имени всех людей, собравшихся возле крепости?

— Да, сэр.

— Насколько я понимаю, эта незаконно собравшаяся и бесчинствующая толпа требует возвращения своего соотечественника?

— Да, сэр. Он должен быть немедленно освобожден.

— Конечно! Однако в интересах закона, а также в целях соблюдения порядка и уважения к представителям Его императорского величества на этой планете никакие переговоры не могут начинаться до тех пор, пока собравшиеся не перестанут угрожать вооруженным восстанием. Вы должны распустить своих людей.

В разговор включился секретарь.

— Брат Кори, — сказал он успокоительным тоном, — полковник совершенно прав. Пожалуйста, успокойте людей. Я здесь в полной безопасности, никому ничто не угрожает. Вы поняли? Никому и ничто. Клянусь честью Древнего.

— Хорошо, брат. Я счастлив, что вы в безопасности.

Парламентер вышел.

— Мы отпустим вас, как только нормализуется ситуация в городе, — заключил полковник. — Благодарю за содействие в разрешении конфликта.

Арвардан опять вскочил со стула.

— Я запрещаю! Вы хотите отпустить потенциального убийцу человечества и в то же время не позволяете мне связаться с прокуратором, на что имеет полное право любой гражданин Галактики, — крикнул он и в полном отчаянии добавил: — Неужели вы больше считаетесь с этим земным псом, чем со мной?

Не дослушав гневные, почти бессвязные выкрики Арвардана, секретарь сказал:

— Полковник, если так хочет этот человек, я охотно останусь здесь до решения моей судьбы прокуратором. Обвинение в измене и заговоре достаточно серьезно; даже подозрения, насколько бы необоснованными они ни были, лишают меня возможности работать на благо моего народа. Поэтому я буду только рад, если мне предоставят возможность лично доказать прокуратору, что во всей Галактике нет человека, более преданного Империи, чем я.

Полковник ответил строгим тоном:

— Сэр, я понимаю ваши чувства. Должен признаться, на вашем месте я скорее всего занял бы другую позицию. Сэр, вы можете служить примером для всей вашей расы. Я попытаюсь связаться с прокуратором.

Арвардан не сказал больше ни слова, и его скоро отвели в ту же камеру.

В камере Арвардан избегал взглядов друзей. Долго он сидел неподвижно и грыз пальцы.

Наконец Шект поинтересовался:

— Ну и как?

Арвардан горько покачал головой:

— Я почти все испортил.

— Что вы сделали?

— Не сдержался, оскорбил полковника, в результате ничего не добился… Шект, дипломат из меня не получился.

Потом Арвардан попробовал оправдаться:

— А что я мог сделать? — выкрикнул он. — Балкис разговаривал с полковником раньше меня, и я уже не мог доверять полковнику. А вдруг ему предложили жизнь в обмен на предательство? А вдруг он уже давно участвует в заговоре? Понимаю, это дикая мысль, но я не мог не учитывать и такую возможность. Все слишком ненадежно. Я требовал встречи с самим Энниусом.

Шект встал и заложил руки за спину.

— Так Энниус прилетит?

— Думаю, прилетит. Но только потому, что встречи с ним просил сам Балкис. Вот этого я уже не понимаю.

— Балкис сам просил? Значит, Шварц прав.

— В чем? Что сказал Шварц?

Упитанный землянин сидел на своей койке.

Все смотрели на него, а он пожал плечами и беспомощно развел руками:

— Я на минуту перехватил мысленный контакт с секретарем, когда его недавно вели мимо нашей комнаты. Сомневаться не приходится, он долго разговаривал с тем же офицером, что и вы, доктор Арвардан.

— Я знаю.

— Но в сознании полковника нет и намека на мысль об измене.

— Что ж, — печально заметил Арвардан, — значит, мои догадки были неверны. Когда придет Энниус, мне придется признаться, что я был неправ. А что с Балкисом?

— В его сознании я не нашел ни тени волнений или страха, там одна только ненависть. Теперь эта ненависть обращена главным образом против нас, потому что мы схватили и привезли его сюда. Мы жестоко ударили по его самолюбию, и он полон решимости рассчитаться с нами. В его сознании я не заметил грез. Он хочет один, без посторонней помощи сделать так, чтобы вся Галактика, не говоря уже о нас, была не в силах помешать осуществлению его планов. Пока он дает нам фору, вкладывает прямо в наши руки козыри, а потом с удовольствием сотрет нас в порошок и будет праздновать победу.

— Вы хотите сказать, что он способен рисковать своими планами, своими мечтами завоевания Империи только ради того, чтобы иметь возможность отомстить нам? Это безумие.

— Знаю, — без колебания ответил Шварц. — Он, и в самом деле, безумец.

— И он уверен в успехе?

— Да.

— Тогда, Шварц, нам нужны вы. Нам понадобятся ваши способности. Вот послушайте…

Но Шект, покачав головой, сказал:

— Нет, Арвардан, у нас ничего не получится. Когда вас увели, я разбудил Шварца, и мы обсудили положение. Надо признать, что он, очевидно, не в состоянии использовать все свои богатые возможности, о которых, кстати, мы имеем довольно смутное представление. Он может остановить или парализовать человека, даже убить его. Больше того, он может против воли человека сокращать или расслаблять его мышцы, но, к сожалению, этим его возможности исчерпываются. Шварцу не удалось заставить секретаря говорить, потому что он не смог подействовать на его мышцы, которые управляют голосовыми связками. Он не смог координировать движения секретаря так, чтобы тот был в состоянии вести автомобиль. Шварцу пришлось приложить немалые усилия, чтобы секретарь сохранял равновесие, пока мы шли к машине. Очевидно, что Шварц не сможет управлять Энниусом настолько, чтобы вынудить его, например, издать определенный приказ или написать нужное нам распоряжение. Видите, я тоже думал об этом… — Шект еще раз покачал головой и замолчал.

Тщетность усилий приводила Арвардана в отчаяние. Потом он вдруг забеспокоился:

— А где Пола?

— Она спит в алькове.

Арвардану очень хотелось разбудить Полу, очень хотелось… О, ему многое хотелось!

Арвардан взглянул на часы. Близилась полночь — значит, оставалось только тридцать часов.

Арвардан лег спать. Когда он проснулся, было уже светло. Больше его не вызывали, никто вообще не интересовался пленниками, и Арвардан почти потерял всякую надежду.

Арвардан посмотрел на часы. Полночь приближалась. Оставалось только шесть часов.

Арвардан недоумевающе и безнадежно огляделся. Теперь в крепости собрались все. Наконец прибыл сам прокуратор. Радом с Арварданом сидела Пола, ее крохотная теплая ладонь лежала на запястье Арвардана, а не сходившее с ее лица выражение страха и отчаяния больше, чем что бы то ни было другое, настраивало Арвардана против всей Галактики.

Возможно, думал Арвардан, все они, и в самом деле, заслуживают смерти. Как это глупо, глупо, глупо…

Арвардан почти не замечал сидевших слева от него Шекта и Шварца. Кроме них здесь Балкис, этот проклятый Балкис со своими распухшими губами и огромным синяком на щеке. Должно быть, подумал Арвардан, ему чертовски трудно говорить. При этой мысли губы Арвардана растянулись в злобной усмешке, руки сами собой сжались в кулаки, и даже его собственная перевязанная щека, казалось, успокоилась.

Лицом ко всем сидел нахмуренный Энниус, который никак не мог решить, чью сторону ему следует принять. В тяжелой бесформенной освинцованной одежде он казался немного смешным.

И Энниус тоже не умен, подумал Арвардан.

Он вдруг возненавидел всех этих имперских приспособленцев, которые мечтали только о спокойствии и легкой жизни. Куда подевались те, кто бесстрашно завоевывал Галактику триста лет назад? Куда?..

Оставалось шесть часов…

Энниус получил срочное сообщение из Форт-Дибберна восемнадцать часов назад и, отложив все дела и обогнув половину планеты, прилетел в крепость. Причины вызова были не совсем ясны, но тем не менее казались достаточно вескими. В сущности, рассуждал прокуратор, во всем этом деле нет ничего особенного, кроме досадного похищения одного из зеленорубашечников — яркой достопримечательности этой косной и суеверной планеты. Да и конечно же, еще эти дикие необоснованные обвинения. Очевидно, ничего такого, в чем сам полковник не мог бы разобраться на месте.

Правда, в этом деле замешан и Шект — не как обвиняемый, а как обвинитель. Это совсем непонятно.

Прокуратор смотрел на виновников конфликта и размышлял. Он отдавал себе отчет в том, что сейчас его решение может спровоцировать восстание, а в результате, вероятно, ослабить его собственные позиции при дворе Императора, разрушить надежды на карьеру… Насколько можно верить пространному рассказу Арвардана о каких-то штаммах вируса и о смертельно опасной пандемии? Если принять решение, полагаясь только на рассказ Арвардана, насколько убедительно можно будет объяснить свои действия правительству?

С другой стороны, Арвардан — очень известный археолог.

Прокуратор решил повременить с выводами и обратился к секретарю:

— Наверное, у вас тоже есть что сказать по поводу выдвинутых обвинений?

— До смешного мало, — уверенным тоном ответил секретарь. — Я лишь хотел спросить, есть ли у обвинителей какие-либо доказательства, подтверждающие их правоту?

— Ваше превосходительство, — подчеркнуто беспристрастно сказал Арвардан, — я уже говорил вам, что в день нашего ареста, то есть позавчера, этот человек сам рассказал нам о подробностях заговора.

— Возможно, Ваше превосходительство, — заметил секретарь, — вы сочтете нужным поверить этому обвинению, но, позвольте заметить, это всего лишь слова. По сути дела инородец может засвидетельствовать только один факт: насильно схватили меня, и опасности подвергалась моя жизнь, а не его. Теперь же я хотел бы, чтобы мой обвинитель объяснил, каким образом ему удалось выяснить все детали так называемого заговора всего лишь за девять недель, которые он провел на планете, тогда как вы, прокуратор, за долгие годы службы на Земле не нашли ничего порочащего меня?

— В словах брата есть логика, — неохотно согласился Энниус. — Как вы узнали о заговоре?

— Ваше превосходительство, — голос Арвардана дрожал от напряжения, — о заговоре мне сообщил доктор Шект еще до признания обвиняемого.

— Это так, доктор Шект? — прокуратор перевел взгляд на физика.

— Так, Ваше превосходительство.

— А как вы узнали о заговоре?

— Доктор Арвардан, — ответил Шект, — удивительно точно и подробно сообщил о планах использования синапсифайера и о предсмертных признаниях бактериолога Ф. Смитко. Этот человек тоже входил в число заговорщиков. Его признания записаны, вы можете ознакомиться с ними.

— Но, доктор Шект, предсмертные слова человека, который, как известно, находился в бреду, если доктор Арвардан верно нас информировал, стоят немногого. Нет ли у вас других, более веских доказательств?

Арвардан не сдержался и, стукнув кулаком по подлокотнику кресла, выкрикнул:

— Что это — судебное разбирательство? Кто-нибудь из нас нарушил правила уличного движения? У нас нет времени взвешивать все «за» и «против» на аналитических весах или измерять их микрометром. Повторяю, мы свободны в наших действиях лишь до шести часов утра. Значит, чтобы предотвратить страшную угрозу, в нашем распоряжении остается только пять с половиной часов… Ваше превосходительство, вы знали доктора Шекта и раньше. Разве он был лжецом?

Тотчас же Арвардана перебил секретарь:

— Ваше превосходительство, никто не обвиняет доктора Шекта в преднамеренной лжи. Дело всего лишь в том, что наш доктор стареет, последнее время его очень беспокоит приближающееся шестидесятилетие. Боюсь, что преклонный возраст и страх перед «Законом о шестидесятилетии» могли вызвать легкую шизофрению, самое обычное заболевание здесь на Земле… Посмотрите на него! Разве он выглядит как нормальный человек?

Конечно, Шект мало походил на нормального человека. Он был настолько потрясен последними событиями и приближающейся катастрофой, что его лицо постоянно было искажено от внутреннего напряжения.

Все же Шект заставил себя говорить обычным и даже спокойным тоном. Он сказал:

— Я мог бы заявить, что последние два месяца я постоянно находился под наблюдением Древних, что все присланные мне письма и мои ответы подвергались цензуре. Очевидно, однако, что такие жалобы легко объяснить той же шизофренией. К счастью, здесь присутствует Джозеф Шварц, тот самый человек, который добровольно согласился на синапсифицирование в тот день, когда вы, Ваше превосходительство, посетили мой институт.

— Помню, — сказал Энниус, немного обрадованный тем, что хотя бы на минуту удалось сменить тему. — Это именно тот доброволец?

— Да.

— Похоже, он не очень пострадал от этого эксперимента.

— Напротив, эксперимент пошел ему на пользу. Синапсифицирование оказалось необыкновенно удачным, возможно, потому что этот человек всегда обладал феноменальной памятью, о чем я в то время, конечно, не знал. Как бы то ни было, сейчас он приобрел уникальную способность проникать в мысли других людей.

Энниус, не вставая, вытянулся далеко вперед и в удивлении воскликнул:

— Что? Вы хотите сказать, он читает мысли?

— Это нетрудно продемонстрировать, Ваше превосходительство. Но я думаю, брат подтвердит мои слова.

Секретарь бросил на Шварца беглый взгляд, и на его лице отразилась неистребимая ненависть. Впрочем, ответил он довольно спокойно, почти без дрожи в голосе:

— Совершенно верно, Ваше превосходительство. Сидящий с ними человек обладает определенными гипнотическими способностями, хотя я не уверен, что это, и в самом деле, последствия синапсифицирования. Я хотел бы добавить, что его синапсифицирование не было зарегистрировано. Согласитесь, этот факт сам по себе в высшей степени подозрителен.

— Синапсифицирование не было зарегистрировано, — спокойно заметил Шект, — в полном соответствии с официальными распоряжениями Верховного министра.

В ответ секретарь только пожал плечами.

— Вернемся к сути дела и оставим эту нелепую перебранку, — властно сказал Энниус. — Так что с этим Шварцем? Какое отношение к делу имеет его способность читать мысли, гипнотизировать или делать что-то еще?

— Шект хочет сказать, — вставил секретарь, — что Шварц способен прочесть мои мысли.

— Это так? Ну так что же сейчас думает уважаемый Балкис? — поинтересовался прокуратор, впервые обратившись непосредственно к Шварцу.

— Он уверен, — ответил Шварц, — у нас нет никаких шансов убедить вас, что в этом, как вы сказали, деле правду говорим мы.

— Совершенно справедливо, — с издевкой заметил секретарь, — хотя для такого вывода иметь исключительные умственные способности не обязательно.

— Он думает также, — продолжал Шварц, — что вы — несчастный глупец и трус, что вы боитесь действовать, хотите только спокойствия и надеетесь лишь своей рассудительностью и объективностью победить землян. Поэтому вы глупец вдвойне.

Секретарь покраснел.

— Я категорически отрицаю такие инсинуации. Ваше превосходительство, это наглая, ничем не прикрытая попытка настроить вас против меня.

— Меня не так легко настроить, — возразил Энниус и снова обратился к Шварцу: — А что сейчас думаю я?

— Что даже если я способен читать мысли других людей, — ответил Шварц, — нет никакой гарантии, что я правдиво их перескажу.

Прокуратор удивленно поднял брови:

— Абсолютно верно, абсолютно верно. Вы поддерживаете обвинения, выдвинутые доктором Арварданом и доктором Шектом?

— Полностью поддерживаю.

— Понятно. И тем не менее, даже если все мы убедимся в ваших телепатических способностях, ваши показания не могут быть приняты во внимание ни одним судом, пока не удастся найти еще одного свидетеля с такими же способностями, но незаинтересованного в исходе дела.

— Речь идет не о юридических тонкостях, — снова, не сдержавшись, выкрикнул Арвардан, — а о спасении Галактики!

— Ваше превосходительство, — секретарь приподнялся в кресле, — я хотел бы сделать заявление. Я прошу удалить из зала этого Джозефа Шварца.

— Почему?

— Этот человек не только читает мысли, но и обладает способностью воздействовать на поведение людей. Я был схвачен только потому, что Шварц парализовал меня. Опасение, что он снова может попытаться сделать что-нибудь со мной или даже с вами, и заставляет меня выступить с этим заявлением.

Арвардан поднялся, собираясь возразить, но секретарь не дал сказать ему ни слова.

— Слушание любого дела, — закричал он, — не может считаться объективным, если в зале присутствует человек, способный благодаря своему особому дару незаметно влиять на сознание судьи!

Энниус быстро принял решение. Вошел солдат и увел Шварца, который не оказал ни малейшего сопротивления. Больше того, на его круглом лице не было заметно и следа возмущения.

Для Арвардана это было окончательным ударом.

Напротив, приземистый мрачный секретарь встал и минуту помолчал, переживая одержанную победу.

— Ваше превосходительство, — начал он серьезно, официальным тоном, — все утверждения доктора Арвардана основаны на показаниях доктора Шекта. В свою очередь источником сведений доктора Шекта является предсмертный горячечный бред одного человека. Обратите внимание, Ваше превосходительство, что все эти, с позволения сказать, сведения, все разоблачения не появлялись на свет до тех пор, пока Джозеф Шварц не был подвергнут синапсифицированию.

Возникает вопрос — кто же такой этот Джозеф Шварц? До его появления доктор Шект был вполне нормальным, спокойным человеком.

Вы сами, Ваше превосходительство, несколько часов разговаривали с ним в тот самый день, когда в институт привезли Шварца. Были ли тогда у него какие-нибудь психические отклонения? Сообщил ли он вам о заговоре против Империи? О каком-то бреде умирающего бактериолога? Разве он казался озабоченным? Или болезненно подозрительным? Сейчас он заявляет, что, следуя инструкциям Верховного министра, он фальсифицировал результаты испытаний синапсифайера, не регистрировал фамилии синапсифицированных. Он говорил вам об этом во время вашей первой встречи? Нет, он заявляет это только сейчас, после появления Шварца.

Повторяю вопрос, кто же такой Джозеф Шварц? Когда его привезли в институт, он не разговаривал ни на одном из известных языков. Это мы сами установили позднее, когда впервые усомнились в устойчивости психики доктора Шекта. Шварца привез какой-то фермер, который ничего не знал о нем, ни одного факта его биографии. Между прочим, нам тоже до сих пор ничего неизвестно.

Тем не менее этот человек проявил странные способности. Только силой своей мысли он может парализовать человека на расстоянии до ста ярдов и даже убить, если тот находится ближе. Я испытал это на себе: сначала он полностью парализовал меня, а потом управлял движениями моих рук и ног. При желании он мог бы управлять и моим сознанием.

Я убежден, что Шварц манипулировал и сознанием сидящих перед вами «обвинителей». Они заявляют, что я арестовал их, угрожал им смертной казнью, что я признался в заговоре с целью захвата власти во всей Империи… Между тем, Ваше превосходительство, задайте им только один вопрос: сколько времени они находились под влиянием Шварца, который способен внушать любые мысли?

Так не изменник ли сам Шварц? А если не изменник и не заговорщик, то кто же он?

Внешне спокойный и даже почти добродушный секретарь сел.

В голове Арвардана вихрем проносились тысячи мыслей.

Как можно возразить секретарю? Сказать, что Шварц — человек из прошлого? А какие у него доказательства? Сообщить, что он разговаривает на древнем вымершем языке? Но это может засвидетельствовать только он сам, Арвардан, а его сознание тоже, как утверждает секретарь, контролируется Шварцем. Да и вообще, как можно быть уверенным в том, что твое сознание свободно от постороннего влияния? Кто такой Шварц? Что убедило Арвардана в реальности плана завоевания Галактики землянами?

Арвардан попытался подойти к решению задачи с другой стороны. Почему он поверил в существование заговора? Ведь он — ученый и не должен принимать все на веру, а на этот раз… Он поверил словам Шекта? Поцелуям девушки? Или Джозефу Шварцу?

Ничего разумного в голову не приходило.

Решительно ничего!

— Так как же, — поторопил их Энниус. — Доктор Шект, вам есть что сказать? А вам, доктор Арвардан?

Воцарившуюся тишину неожиданно прорезал голос Полы:

— Почему вы задаете такие вопросы? Разве вы не видите — все, что сказано секретарем, — ложь? Разве вы не понимаете, что своим обманом он связал всех нас? Скоро мы все умрем, и я уже смирилась с этой мыслью… но мы могли остановить, могли остановить… А вместо того чтобы действовать, мы сидим и… и… говорим, говорим… — и Пола громко зарыдала.

Секретарь заметил:

— Итак, мы дошли до воплей молодой истерички… Ваше превосходительство, у меня есть предложение. Мои обвинители говорят, что все это — какая-то вирусная эпидемия и прочая выдуманная ими ерунда — должно произойти в определенное время, кажется в шесть утра. Я готов остаться в крепости еще на неделю. Если они говорят правду, то известия об эпидемии в Галактике дойдут до Земли через несколько дней. Если это и случится, вооруженные силы Империи все еще будут контролировать ситуацию на Земле…

— Действительно, выгодная сделка — Земля в обмен на всю Галактику, — пробурчал смертельно бледный Шект.

— Я ценю свою жизнь и жизни всех землян. Я буду заложником, отвечающим за нашу невиновность. Я готов немедленно информировать Общество древних о том, что добровольно остаюсь здесь на неделю, тем самым мы предотвратим возможные беспорядки.

Секретарь замолчал и скрестил руки на груди.

Энниус озадаченно посмотрел по сторонам.

— Я не могу не согласиться с таким предложением… — начал он.

Терпение Арвардана иссякло. Он встал и решительно направился к прокуратору. Никто так и не узнал, что он замышлял, а впоследствии и сам Арвардан не мог этого вспомнить. Как бы то ни было, у Энниуса под рукой оказался нейронный хлыст, и он им воспользовался.

В третий раз на этой планете Арвардан испытал нестерпимую боль и потерял сознание.

Пока Арвардан лежал без сознания, время атаки — шесть часов — наступило…