15. ЧИСЛЕННОЕ ПРЕВОСХОДСТВО СХОДИТ НА НЕТ
Арвардан и Шект встретились в дальней комнате на третьем этаже дома Шекта. Стекла в окнах комнаты были тщательно поляризованы, так что ни один посторонний взгляд не мог проникнуть внутрь. Пола осталась внизу, она устроилась в кресле и внимательно наблюдала за темной и пустой улицей.
Арвардану показалось, что за прошедшие после их первой неудачной встречи десять часов Шект изменился даже внешне. Он по-прежнему был осунувшимся и страшно усталым, но робость и боязливость уступили место почти отчаянной решимости.
— Доктор Арвардан, — очень уверенным тоном начал Шект, — прежде всего я должен извиниться за прием, оказанный вам сегодня утром. Я надеялся, что вы поймете…
— Признаться, сэр, я ничего не понял, но, кажется, сейчас начинаю понимать.
Шект сел за стол и жестом предложил Арвардану налить себе вина. Арвардан решительно отказался.
— Если вы не возражаете, я лучше попробую вот эти фрукты… Что это такое? Думаю, я никогда не видел ничего подобного.
— Это разновидность апельсина, — сказал Шект. — Насколько мне известно, этот вид растет только на Земле. С этих плодов очень легко снимается кожура.
Шект показал, как это делается, и Арвардан, с интересом вдохнув аромат плода, надкусил немного Отдающую вином мякоть. Минуту спустя он воскликнул:
— Доктор Шект, да ведь это настоящий деликатес! Земляне никогда не пробовали экспортировать эти плоды?
— Древние, — хмуро объяснил биофизик, — не поощряют торговлю с инородцами. Впрочем, и наши ближайшие соседи по космосу не горят желанием торговать с нами. Это только одна из многих наших трудностей.
Арвардан снова почувствовал раздражение.
Это величайшая глупость. Признаюсь, иногда я прихожу в отчаяние от невообразимо низкого уровня интеллекта людей, особенно когда приходится сталкиваться с какой-нибудь конкретной проблемой.
Шект пожал плечами с видом человека, которому терпеть глупости людей приходится всю жизнь.
— Боюсь, что это лишь небольшая часть общей почти неразрешимой проблемы негативного отношения к землянам.
— Эта проблема, — воскликнул археолог, — почти неразрешима только по той причине, что, очевидно, никто не хочет ее решать! Сколько землян ответили ненавистью к жителям всех других планет Галактики без разбора? Это почти эпидемическое заболевание — ненависть в ответ на ненависть. Действительно ли ваш народ хочет равенства и взаимного уважения? Нет! Большинство землян считает, что Земля должна быть единовластным правителем Галактики.
— Вероятно, многое из сказанного вами справедливо, — с досадой ответил Шект. — Не стану отрицать. Но дело не только в этом. Предоставьте нам возможность, и на Земле вырастут новые поколения, лишенные ограниченности сегодняшних правителей планеты, они действительно будут верить в равенство всех людей. Не раз власть на Земле была в руках ассимиляционистов, отличающихся терпимостью и верой в необходимость поиска компромиссных решений. Я — один из ассимиляционистов. Или, по меньшей мере, был им когда-то. Но сейчас Землей правят фанатики, крайние националисты, мечтающие о восстановлении прошлого величия Земли. Именно от них необходимо защитить Империю.
Арвардан нахмурился.
— Вы имеете в виду восстание, о котором говорила Пола?
— Доктор Арвардан, — мрачно сказал Шект, — нелегко убедить кого-нибудь в том, что Земля способна завоевать всю Галактику. Даже такое предположение должно показаться смехотворным, и тем не менее это так. Мне не дано быть отважным и смелым, я самый обыкновенный человек и очень хочу жить. Можете себе представить, насколько серьезным должно быть положение, чтобы я заставил себя пойти на измену Земле в тот момент, когда местная администрация уже не спускает с меня глаз.
— Что ж, — сказал Арвардан, — если положение настолько серьезно, мне лучше сразу выложить свои карты. Я помогу вам всем, что будет в моих силах, но должен предупредить: мои возможности не превышают возможностей обычного гражданина Империи. Здесь у меня нет никакого официального положения, я не располагаю влиянием ни во дворе Императора, ни даже во дворце прокуратора. Я всего лишь ученый и прилетел сюда с археологической экспедицией, преследующей только узкие научные цели. Поскольку вы готовы даже на измену Земле, не лучше ли сразу поговорить об этом с прокуратором? Вот он действительно сможет что-то предпринять.
— Именно этого я сделать не могу, доктор Арвардан. Меня об этом предупреждали Древние. Когда вы появились у меня сегодня утром, я подумал, что, может быть, вы пришли как посредник. Я подумал, что у Энниуса уже зародились какие-то подозрения.
— Возможно, он что-то и подозревает, хотя утверждать это я не берусь. Но, прошу прощения, я не посредник. Если вы сочтете необходимым довериться мне, обещаю передать все сведения прокуратору от вашего имени.
— Благодарю. Это все, о чем я хотел вас просить. И еще одно… воспользуйтесь всем вашим влиянием, чтобы уберечь Землю от слишком сурового наказания.
— Конечно.
Арвардан почувствовал себя неловко. В этот момент он был убежден, что имеет дело со старым эксцентричным параноиком, вероятно безвредным, но безнадежно свихнувшимся. Тем не менее ему ничего не оставалось, как выслушать и постараться — ради Полы — помягче разговаривать с этим безобидным сумасшедшим.
— Доктор Арвардан, — сказал Шект, — вы слышали о синапсифайере? Утром вы упомянули об этом.
— Да, слышал. Я прочел вашу статью в «Успехах физики», а позже обсуждал возможности прибора с прокуратором и Верховным министром.
— С Верховным министром?
— Ну да, конечно. Тогда я и получил рекомендательное письмо, которое вы… гм… боюсь, отказались прочесть.
— Искренне сожалею. Но я хочу, чтобы вы не… Что конкретно вы знаете о синапсифайере?
— Что это интересный, но неудачный эксперимент. Прибор предназначался для улучшения способности человека к обучению. Более или менее положительные результаты были получены только на крысах, но не на человеке.
Шект помрачнел.
— Да, конечно, из той статьи вы и не могли почерпнуть иные сведения. Она и предназначалась для того, чтобы подчеркнуть неудачные эксперименты и постараться скрыть положительные результаты.
— Гм… Довольно своеобразное понимание этики науки, доктор Шект.
— Согласен. Но, сэр, мне уже пятьдесят шесть, и, если вы хоть что-то знаете о законах Земли, вы должны понять, что мне осталось недолго жить.
— Вы имеете в виду «Закон о шестидесятилетии»? Да, я слышал об этом законе в сущности даже больше, чем мне хотелось бы, — Арвардан с отвращением вспомнил свой первый полет на земном стратолайнере. — Но я слышал также, что для некоторых, в том числе для известных ученых, делают исключения.
— Конечно. Однако окончательное решение принимают Верховный министр и Совет древних, это решение не может обжаловать даже сам Император. Мне сказали, что я могу получить право на жизнь только в обмен на то, что сохраню в тайне все сведения о синапсифайере и начну интенсивную работу по его совершенствованию, — сказал Шект и беспомощно развел руками. — Разве мог я тогда догадываться, к чему все это приведет, для чего будет использоваться синапсифайер?
— Для чего же он будет использоваться? — спросил Арвардан, извлек из нагрудного кармана пачку сигарет и предложил Шекту. Шект отказался.
— Если вы наберетесь терпения… Мои работы успешно развивались, и однажды я понял, что прибор уже можно испытывать на людях. Я синапсифицировал несколько биологов: я знал, что все они симпатизируют фанатикам, то есть экстремистам. Все синапсифицированные остались в живых, хотя у некоторых спустя какое-то время появились побочные эффекты. В конце концов одного из синапсифицированных привезли к нам на лечение. Я не смог его спасти. Но, умирая, он бредил, и я многое узнал из его бреда.
Приближалась полночь. Для Арвардана день неожиданно оказался очень длинным и загруженным, он устал и решил поторопить Шекта.
— Я хотел бы, чтобы вы быстрей добрались до сути дела.
— Еще раз прошу вас, наберитесь терпения, — сказал Шект. — Я должен объяснить все очень детально, иначе вы мне не поверите. Конечно, вам известны особые условия на Земле — я имею в виду повышенный уровень радиоактивности.
— Да, это мне прекрасно известно.
— А о влиянии высокой радиоактивности на состояние планеты и ее экономики вы знаете?
— Да.
— Тогда я не буду долго распространяться. Скажу только, что вероятность мутаций на Земле выше, чем на любой другой планете Галактики. Стало быть, утверждение наших врагов, что земляне отличаются от других людей, имеет определенную физическую основу. Точнее, мутации все же происходят сравнительно редко, и в большинстве случаев мутанты оказываются нежизнеспособными. Если в организме землян и произошли какие-то необратимые изменения, то они коснулись только внутренних биохимических процессов, позволивших нам выработать большую сопротивляемость по отношению к специфической окружающей среде. Так, земляне более устойчивы к воздействию радиации, у них быстрее заживают ожоги…
— Доктор Шект, все, что вы рассказываете, мне хорошо известно.
— Тогда не приходило ли вам когда-нибудь в голову, что мутациям должны подвергаться не только люди, но и все другие живые организмы на Земле?
Последовало недолгое молчание, потом Арвардан ответил:
— Признаться, нет, не приходило, хотя, конечно, теперь я понимаю, что это абсолютно неизбежно.
— Так оно и есть. Мутации происходят. У нас намного больше видов домашних животных, чем у жителей любой другой планеты. Тот апельсин, который вы с таким удовольствием недавно съели, тоже мутантный вид, не существующий более нигде в Галактике. Между прочим, именно по этой причине — хотя есть и другие причины, конечно, — мутантные апельсины не экспортируются. Инородцы относятся к ним так же подозрительно, как и к нам, а мы охраняем мутантные виды как некое сокровище, которое есть только у нас. Разумеется, что справедливо для растений и животных, остается справедливым и для микроорганизмов.
Только теперь Арвардан почувствовал, что в его сердце закрадывается тревога. Он уточнил:
— Вы имеете в виду бактерии?
— Я имею в виду все царство примитивных форм жизни — простейших, бактерий и даже белков, способных к самовоспроизводству, которых иногда называют вирусами.
— Так что же вы хотите сказать?
— Думаю, вы уже поняли, доктор Арвардан. Вы явно заинтересовались. Видите ли, среди жителей других планет широко распространено мнение, будто бы земляне несут с собой смерть, что связь с землянином означает гибель, вроде бы даже у них дурной глаз…
— Все это я знаю. Это обычное суеверие.
— Не совсем. И в этом самое ужасное. В основе этого суеверия, как и всех других, лежит крупица истины, как бы искажена и извращена она ни была. Понимаете, иногда землянин носит в своем организме какую-нибудь мутантную форму микроскопического паразита, который немного отличается от всех известных в Галактике паразитов и к которому поэтому инородцы могут оказаться восприимчивыми. Дальше, доктор Арвардан, вступают в силу обычные законы биологии.
Арвардан молчал.
— Иногда, конечно, заболеваем и мы, — продолжал Шект. — Время от времени в радиоактивном туманном облаке рождается новый штамм микроорганизмов. Тогда планету поражает эпидемия. Но вообще эта постоянная война между микроорганизмами и землянами идет с переменным успехом. Организм землянина в течение нескольких поколений вырабатывает средство защиты от новых штаммов бактерий и вирусов, и земляне остаются в живых. У инородцев такой возможности нет.
— Вы хотите сказать, — уточнил Арвардан, который вдруг почувствовал странную слабость, — что контакт с вами сейчас…
Арвардан отодвинул свое кресло и вспомнил о недавних поцелуях. Но Шект покачал головой:
— Нет, конечно, нет. Мы не создаем болезнь, мы просто являемся носителями бактерий. И даже среди нас переносчики опасных заболеваний встречаются очень редко. Если бы я жил на вашей планете, в моем организме было бы не больше бактерий, чем в вашем, потому что у меня нет особой предрасположенности к переносу опасных болезней. Даже здесь действительно опасен один из квадриллиона микроорганизмов, если не один из квадриллиона квадриллионов. Вероятность того, что вы сейчас опасно заразитесь, не больше вероятности попадания метеорита на крышу этого дома и оттуда на вашу голову. Но это верно только в том случае, если бактерии специально не отыскивают, не выделяют и не размножают.
Опять наступило молчание, на этот раз более длительное. Наконец Арвардан странно изменившимся голосом спросил:
— И земляне делают это?
Он уже не думал о паранойе. Он был готов поверить.
— Да. Правда, сначала это делалось с вполне невинными целями. Конечно, наших биологов преимущественно интересует специфика земных форм жизни. Так, недавно они выделили вирус обычной лихорадки.
— Что такое обычная лихорадка?
— Сравнительно легкое заболевание, эндемичное для Земли. Эта болезнь всегда с нами. Большинство землян болеет лихорадкой в детстве. Симптомы не очень болезненны: небольшой жар, быстро проходящая сыпь, воспаление суставов и губ, а также очень неприятная жажда. Обычно болезненное состояние продолжается от четырех до шести дней, после чего человек приобретает иммунитет к этому заболеванию. Я переболел обычной лихорадкой. Пола переболела. Но иногда появляется более опасная форма этого заболевания, которую называют радиационной лихорадкой. Вероятно, ее вызывает слегка измененный штамм того же вируса.
— Радиационная лихорадка… Я слышал о ней, — заметил Арвардан.
— В самом деле? Это заболевание назвали радиационной лихорадкой в силу ошибочного предположения, что человек заражается им, находясь в зонах с повышенной радиоактивностью. Действительно, если человек заходит в такую зону, он часто заболевает радиационной лихорадкой, потому что там вирус легче всего претерпевает мутации и превращается в опасные формы. Но все же болезнь вызывает вирус, а не радиационное излучение. В случае радиационной лихорадки первые симптомы появляются уже через два часа после заражения. Губы поражаются настолько сильно, что больной почти не может говорить, а через несколько дней он обычно умирает.
Теперь, доктор Арвардан, мы подходим к самому главному. Земляне приобрели иммунитет к обычной лихорадке, а инородцы таким иммунитетом не обладают. Изредка обычной лихорадкой заболевает кто-нибудь из солдат гарнизона Империи; инородец переносит заболевание так же, как землянин радиационную лихорадку. Обычно он умирает в течение двенадцати часов после появления первых симптомов. После смерти его кремируют только земляне, потому что любой солдат, приблизившийся к больному, неминуемо заболевает сам.
Как я уже говорил, вирус был выделен сравнительно недавно, лет десять назад. Как и большинство других фильтрующихся вирусов, он представляет собой нуклеопротеин, который обладает удивительным свойством концентрировать в себе необычно большое количество радиоактивных углерода, фосфора и серы. Когда я говорю «большое количество», то имею в виду, что пятьдесят процентов входящих в состав вируса углерода, серы и фосфора радиоактивны. Предполагается, что вредное воздействие вируса на организм человека связано не столько с токсинами, сколько с высокой радиоактивностью. Естественно, на землян, адаптировавшихся к гамма-излучению, вирус действует слабо. Первоначально вирус изучали главным образом с точки зрения механизма концентрирования радиоактивных изотопов. Как вы знаете, изотопы нельзя разделить химическими методами, для этого годятся только очень трудоемкие и длительные физические процессы. Не способен разделять изотопы и ни один живой организм, кроме этого вируса. Но вскоре направление исследований резко изменилось.
Я буду предельно краток, доктор Арвардан. Думаю, остальное вам уже понятно. Эксперименты проводили на животных, доставленных с других планет, но не на самих инородцах. Их на Земле слишком мало, чтобы исчезновение даже одного-двух могло пройти бесследно. Заговорщики не должны были допустить, чтобы их планы стали известны Империи. Поэтому группу вирусологов послали на синапсифицирование, после чего их работоспособность невероятно возросла. Именно они разработали новые математические подходы к решению проблем химии белков и иммунологии, что позволило им в конце концов получить искусственный штамм вируса, способный губительно действовать только на жителей других планет. Сейчас уже заготовлены тонны кристаллического вируса.
Арвардан растерялся. Он чувствовал, как у него по лбу и щекам стекают ручейки пота.
— Вы хотите сказать, — с трудом выговорил он, — что земляне намереваются заразить этим вирусом всю Галактику, что они готовятся к гигантской бактериологической войне…
— Которую мы не можем проиграть, а вы не можете выиграть. Совершенно верно. Как только разразится эпидемия, ежедневно будут умирать миллионы людей, и ничто не остановит смерть. Перепуганные беженцы понесут вирус с собой через космическое пространство; даже если вы попытаетесь взорвать зараженные планеты, болезнь тотчас же с новой силой разгорится на других планетах. У вас не будет ни малейшего основания подозревать землян. К тому времени, когда безмятежная жизнь на нашей планете покажется подозрительной, опустошения будут настолько велики, а отчаяние инородцев настолько глубоким, что их уже ничто не будет волновать.
— И в конце концов погибнут все? — мозг Арвардана отказывался представить весь ужас неизбежной катастрофы.
— Может быть, не все. Наша вирусология развивается по двум направлениям. Теперь у нас уже есть противоядие, разработана схема его промышленного производства. Это средство будет применяться, если какая-либо планета успеет сдаться на милость победителя. Кроме того, некоторые самые далекие уголки Галактики могут избежать заражения. Нельзя исключать и возможность одного-двух случаев естественного иммунитета.
Арвардан уже и не думал сомневаться в правдивости услышанного, ужасная истина одним ударом перечеркивала казавшееся непобедимым соотношение двадцать пять миллиардов к одному.
— Это преступление задумали не земляне, — голос Шекта был слабым и усталым, — а всего лишь кучка диктаторов, обозленных тем, что Галактика не принимает их как равных, одержимые безумцы, стремящиеся отомстить любой ценой…
Они начнут войну, и все земляне будут вынуждены поддержать их. Что им останется делать? Все земляне будут связаны порукой, и им придется довести это страшное преступление до конца. Не могут же они оставить нетронутой часть Галактики и таким образом допустить возможность возмездия?
Однако я прежде всего человек, а потом уже землянин. Разве ради благополучия нескольких миллионов должны умирать триллионы людей? Разве цивилизация, завоевавшая всю Галактику, должна погибнуть только для того, чтобы удовлетворить возмущение жителей одной планеты, каким бы справедливым оно ни было? И разве после всего этого что-нибудь изменится к лучшему? Реальная власть в Галактике все равно будет принадлежать тем планетам, которые располагают наибольшими ресурсами, — а у Земли их вообще нет. В течение одного поколения земляне могут даже быть правителями Трантора, но их дети уже будут транторианами и неизбежно станут смотреть на загнивающую Землю сверху вниз.
Кроме того, какой смысл человечеству менять тиранию Галактики на тиранию Земли?
Нет, нет… Должен быть другой выход, справедливый для всех, гарантирующий всем свободу и жизнь.
Шект замолчал. Спрятав лицо в ладонях, он медленно раскачивался взад-вперед.
Ошеломленный Арвардан почти не слышал последних слов Шекта. Он пробормотал:
— Ваш поступок, доктор Шект, — это не измена. Я немедленно отправлюсь на Эверест. Прокуратор мне поверит. Должен поверить.
Послышались быстрые шаги, дверь распахнулась, и на пороге показалась испуганная Пола.
— Отец… По аллее идут какие-то люди.
Лицо Шекта посерело.
— Доктор Арвардан, быстро, через гараж, — он сильно подтолкнул Арвардана. — Возьмите с собой Полу, а обо мне не беспокойтесь. Я их задержу.
Арвардан и Пола повернулись, но в дверях их уже ждал мужчина в зеленой одежде. Он недобро улыбался, небрежно помахивая нейронным хлыстом. Послышались удары возле главного входа, треск рухнувшей двери и топот ног.
— Кто вы такой? — попытался сопротивляться Арвардан и заслонил собой Полу.
— Я? — хриплым голосом переспросил человек в зеленой одежде. — Я всего лишь простой секретарь Его превосходительства, Верховного министра, — он сделал несколько шагов вперед. — Я вас уже устал ждать. Но не совсем. Гм, и девушка тут. Неосмотрительно…
Арвардан спокойно сказал:
— Я — гражданин Галактики. Сомневаюсь, что вы имеете право задерживать меня и даже входить в этот дом, не имея на руках соответствующего постановления властей.
— А я, — и секретарь легонько стукнул себя в грудь рукой, — и власть и закон на этой планете. Очень скоро в моих руках будут власть и закон всей Галактики. Между прочим, мы схватили всех вас, даже Шварца…
— Шварца? — почти в один голос воскликнули Пола и доктор Шект.
— Вы удивлены? Пойдемте, я провожу вас к нему.
Последнее, что запомнил Арвардан, была широкая улыбка секретаря. Последовал взмах нейронного хлыста, Арвардан почувствовал страшную боль и потерял сознание.