Глава 5
Гайифа. Трикала
400-й год К.С. 19–21-й день Осенних Молний
1
Осень рыдала изо всех сил, взбаламученные серые лужи ничего не могли отразить, мертвые листья липли к земле, от которой их не отодрал бы никакой ветер, только ветра не было, как и птиц. Непонятно с чего Карло пришло в голову, что мерзость завелась и принялась заживо жрать провинцию под синим летним небом, а сдохнет под дождем, причем очень скоро сдохнет!
Сквозь водяную завесу проступили долгожданные, стерегущие захваченный Фурисом постоялый двор пирамидальные тополя, а перед глазами Капраса совершенно не к месту встали их собратья у ворот, заботливо выкрашенных дорогой серебристой краской. Возле правого столба торчала одинокая мальва – на вершину длинного, в полтора человеческих роста, стебля присели две розовые бабочки. Совсем недавно у привратницкой были цветочные заросли, но осень и драка втоптали астры и сальвии в грязь. Заезжать в облюбованную смертью усадьбу новоявленному легату было в общем-то незачем, Карло и не собирался. И все же заехал.
– Началось здесь, – объяснил тогда Агас, – и кончилось тоже.
Обрушившиеся на Мирикию ливни не позволили бы поджечь даже солому, а убийцы торопились. Знай они, что Анастас – дезертир и подонок, может, и задержались бы, а так ни дом, ни достойный хоть бы и губернаторского хозяйства птичник даже не разграбили. Все было в полном порядке, лишь на покрывавшей аккуратную аллейку кирпичной крошке валялся сорванный вешателями с воротного столба изящный фонарь. Хозяйки любили свое именьице, похоже, больше им любить было некого.
Теперь женщины, чьих наследников еще предстояло разыскать, упокоились в ими же самими обсаженном цветами семейном склепе; парни легата, не предавшие ни Прибожественного, ни себя, легли на ближайшем кладбище, а сам Лидас в закрытом гробу ждал последнего императорского приказа. В новом партикулярном реестре сервиллионики получили наивысший разряд, и их посмертная судьба решалась в Паоне. Капрас надеялся, что лохматого гвардейца оставят там, где он погиб. Замысел маршала изрядно отдавал язычеством, но Карло твердо решил взять рыбомордую сволочь живьем и прилюдно вздернуть во время похорон.
Отправить дезертиров в Закат, а потом найти и выжечь разбойничьи гнезда стало для Капраса делом совести, но рухнувшая на голову прибожественность требовала немедленных и обязательных действий, в первую очередь – писанины. Рапорты в Паону на высочайшее имя и прибожественным кураторам провинций Карло с грехом пополам изобразил, как и тайное послание Баате. Оставались уведомления губернаторам и предназначенный для публичного зачтения рескрипт, но эту прелесть маршал решил перевалить на Фуриса. Кому, как не бывшему писарю, сообщить чинушам и обывателям о гибели Прибожественного сервиллионика, его последних распоряжениях и предательстве Анастаса? Ну и о согласии маршала Капраса принять на себя… нет, лучше не о согласии, а о готовности. Хотя готовность немедленных действий не подразумевает, а рыбину нужно выловить до получения ответа из Паоны, каким бы тот ни был!
Отделившийся от зеленовато-бурой изгороди патруль положил конец раздумьям, заодно малость приструнив засевшую в душе клыкастую ненавидящую тварь. Капрас кивнул мокрому, несмотря на кожаный плащ, сержанту и позволил рвущемуся в конюшню Солнышку ускорить шаг. У забора сержант заорал «Жаровня!», немного выждал и провозгласил «Перец!», на что изнутри ответили про горчицу и кардамон. Только после этого глухо стукнул запорный брус и створки ворот поползли в стороны. Сколь-нибудь серьезного врага трактирная фортификация бы не задержала, но резиденцию командующего теперь стерегли оставившие лишь узкий проход рогатки, а из глубины двора недвусмысленно таращились пушки. Лужа у ворот, само собой, была повержена, ливень пытался придать ей силы, но перед Фурисом пасовала даже осень. Дурацкая мысль вызвала улыбку, едва ли не первую за последние дни.
– Господин маршал, – штабной адъютант уже стоял на крыльце, а за его спиной виднелся Микис с двумя одежными щетками. – Разрешите доложить. За время вашего отсутствия ничего непредвиденного не произошло.
– Где Фу… – лучше по должности, – господин доверенный куратор? Найдите и пригласите.
– Слушаюсь. Господин маршал, в ваших комнатах произведены некоторые переделки.
– Хорошо.
Доверенный куратор времени и здесь не потерял. Спальню он всего лишь дополнил коврами, креслом и внушительной иконой, а вот кабинет приобрел отчетливо канцелярские черты. Не хватало только императорского портрета и герба, и вряд ли по небрежению. В том, что не касалось его прямых обязанностей, Фурис все сильней попадал под влияние отца Ипполита, а тот в своей нетерпимости к Оресту не уступал Турагису.
Карло успел выдвинуть и задвинуть ящики новой конторки и развернуть лежащую на столе подробную карту Мирикии, тоже новую. Доверенный куратор явился, когда маршал созерцал усевшегося на название ближайшей деревни павлинчика, рядом с которым красовалась каллиграфическая надпись «Ставка командующего».
– Разрешите вас приветствовать от имени вверенного вам корпуса. – Взгляд бывшего писаря шмыгнул к павлинчику, и Карлос понял, что лучше немедленно восхититься.
– У меня никогда не было подобного… помещения. Вы не забыли даже о карте!
– Я всего лишь должным образом исполняю свои обязанности.
– Временно ваши. Вы рождены для должности доверенного куратора Военной Коллегии!
– Я не исключаю, что со временем мои способности будут востребованы на иных должностях, – Фурис почти потупился, – но лишь после преодоления ниспосланных нам свыше испытаний. Вы одобряете меры, принятые для обеспечения безопасности штаб-квартиры?
– Еще бы! О брате Пьетро ничего?
– Делается все возможное.
– Не сомневаюсь.
Галлисы, к которым танкредианцы послали сразу же, о монахе даже не слышали, и у них никто не расшибался. В то, что Пьетро уволокли к каким-то другим Галлисам, никому в округе не известным, не поверила бы и жужелица, оставалось надеяться, что мародерам понадобился врач и, пока у мерзавцев есть раненые, смиренный брат в безопасности. Если у него хватит ума не обличать ересь и не пытаться удрать, а уповать на Создателя и своих, которые рано или поздно отыщут.
– Господин маршал, я взял на себя смелость подготовить ряд документов, оповещающих об имевшей место трагедии и воспоследовавшем за ней вашем вступлении в должность. Вы находите мои слова смешными?
– Не ваши… слова, – Капрас замахал рукой, – свои… намерения. Я прикидывал, как бы перевалить на вас составление этих кошачьих уведомлений, а вы… уже…
– Обязанности доверенного куратора канцелярии подразумевают подготовку соответствующих бумаг. Вопреки вашим опасениям, я выдержал их в эсператистском духе.
– Моим опасениям?
– Видимо, я неправильно истолковал определение «кошачий». Новые, спущенные из Паоны правила, к несчастью, еретичны.
– Вы все истолковываете правильно. – Карло глубоко вздохнул, унимая неуместную веселость, понял, что голоден, и вызвал дежурного ординарца. Оказалось, обед уже готов, мало того, Микис, узрев возвращение командующего, самочинно принялся сервировать стол. Парад совершенств продолжался.
2
Пьетро нашелся сам. Благочестивого брата словно в самом деле кто-то хранил! «Люди Галлисов» завезли его довольно далеко – дорогу клирик не запоминал, да и ехали какими-то проселками. Уже в темноте показался ничем не примечательный постоялый двор, один из проводников туда свернул, дескать, возьмет на всех перекусить и нагонит. Не нагнал. Второй назвал приятеля пьяницей, попросил подождать, повернул назад и тоже сгинул. Прождав чуть ли не до утра и поняв, что спутники не вернутся, Пьетро поехал вперед и выбрался-таки на тракт, где ему попался тугоухий болван, отправивший путника к каким-то Гагисам. Потеряв целый день и оказавшись не столь далеко от резиденции епископа, вымотанный дождем и бессмысленными разъездами парень решил навестить собратьев во Ожидании. Исполнив задуманное и немного отдохнув, он собирался вернуться к легату, но привезший распоряжения его преосвященства монах рассказал об убийстве. Пьетро предлагали дождаться задержавшегося в Тригаликах епископа, однако врач предпочел вернуться в корпус.
Появление монаха обрадовало всех, от доверенного куратора до Микиса, кроме того, это был след, пусть и остывший. Бросились искать загадочный трактир и даже нашли, – толку-то! Хозяин заведения уже уведомил власти о прикончивших друг друга проезжих, парням Василиса достались разве что пойманные лошади. Очень приличные.
«Рыболовам» повезло больше, отряд Анастаса обнаружился в многострадальной Кирке. Пойманный драгунами курьер вез в Паону столь чудовищный рапорт, что Карло счел правильным отправить его по адресу, сопроводив должными пояснениями. Обнаглевшая рыба сама лезла на сковороду, но огонь еще требовалось разжечь, пока же мерзавцы с удобством расположились в гарнизонной казарме, ввергнув Фуриса в нечто вроде исступления. Озверевший канцелярист жаждал крови, Карло тоже, но устраивать в центре передоверенной ему беднягой Лидасом провинции еще один бой маршалу не хотелось. Оставалось выманить уродов из города, что, поскольку Анастас объявил-таки себя прибожественным, проще всего было сделать при помощи поддельного приказа.
Капрас обдумывал пока еще смутный план, возился с текущими бумагами и, благо дожди иссякли, инспектировал зимние квартиры. Турагису маршал собирался написать сразу после инспекции, однако стратег напомнил о себе первым.
Время подходило к обеду, после которого Ламброс с Мидерисом затеяли первые стрельбы с новыми пушками. Артиллеристы жаждали похвастаться, Капрасу тоже хотелось увидеть что-то хорошее, и тут осунувшийся Йорго доложил о курьере из Речной Усадьбы.
– Давай, – распорядился Капрас, со школярской радостью отпихивая очередной канцелярский шедевр.
Адъютант исчез, и тут же в комнату вкатился приодевшийся Ставро. Теперь толстячок щеголял в белом мундире с двойной красно-желтой оторочкой, поверх которого напялил отличную кирасу.
– По воле стратега, – отчеканил он. – Ответ нужен немедленно. Стратег ждет.
– Хорошо, – заставлять бедолагу торчать навытяжку со втянутым пузом было жестоко. – Подожди в приемной или лучше пообедай.
– Стратег ждет ответа, – повторил Ставро, но убрался с готовностью. Карло подавил усмешку и взялся за послание. Турагис где-то разжился новым футляром, белым, с парой огненных коней, по криворукости художника сросшихся в одного, но двуглавого, и с огненным же вензелем. Рисунок изрядно напоминал кагетские росписи, и, очень похоже, выбирала его Гирени.
Письмо Капрас развернул, предвкушая приветы и новости о «патомке», но Турагис на сей раз был настроен отнюдь не игриво.
– «Молодец, что решился, – снисходил до похвалы неуемный старец, – а то я уже думал, пинать придется. Жду в гости, но, чур, не одного! Прихвати с собой роты три-четыре, хватит по разным курятникам сидеть. Погодка надолго наладилась, своей коленке я верю, так что устроим какой-никакой парадик с учениями. Чем лучших наградить, найду, не бедный, а после – праздновать. Что ни говори, удача, она от хорошего стола марширует, а нашей еще шагать и шагать.
К весне в здешних краях порядок наведем, жирок накопим, а осенью за Паонику возьмемся. Тебе есть за что с вонючек спросить, а мне и подавно, но сперва пусть шады Оресту лапы повыдергают, только сам о морисках не думай! Придет время, объясню я этому зверью, что им у нас, как и нам у них, делать нечего. Может, моя матушка, выбирая мне имечко, и погорячилась, но деваться-то некуда – нет у нас другого Сервиллия с мозгами, так что быть мне божественным, а тебе – моим доверенным стратегом. Ну а не выгорит – ни нам, ни павлину хуже не будет, некуда хуже.
Теперь о том, чего не отложишь. Поганому щенку – конец, но радоваться рано, если промешкаем, новый прискачет, так что отгуляем, парней наших перезнакомим и за дело! Гада, что при сервиллионике болтался, кончать надо быстро и со всем кублом. Приедешь, поговорим, как это обтяпать, чтобы лишних не положить. Кирка нам еще пригодится, война стоит дорого, сережек с колечками на всё про всё не напасешься, так что людишек беречь придется. Это Орест горазд обдирал своих по провинциям рассылать, а нам по-хозяйски прибираться нужно, аккуратно. Но и тянуть нечего, и так дотянули.
Да, чтоб не забыть, девчурке своей лекаря все же добудь. Не добудешь – отберу у епископа, Сервиллий я богоданный или кто?..»
3
То, что от перечитываний письма лучше не становятся, Капрас понял еще в Кагете над рассказом старого приятеля о гибели Задаваки. Вот и теперь можно было до одури разглядывать откровения Турагиса и злиться на его покойную мамашу, суть не менялась – застоявшийся стратег рвался в драку и видел только то, что хотел, то есть готовность маршала Капраса порвать с Паоной и перейти под командование местного Сервиллия. Доля вины была и на самом Карло, накатавшем столь пустое письмо, что его можно было заполнить чем угодно, вот старик и заполнил… Теперь оставалось лишь продолжить в том же духе, а именно радостно и предельно кратко сообщить о готовности промять своих людей и заодно обсудить дела. И все равно на первой фразе маршал застрял.
Испортив с полдюжины листов, Карло начал закипать. Каждое следующее начало оказывалось глупей предыдущего, а за неплотно прикрытой дверью, мешая сосредоточиться, пререкались какие-то бацуты. Упавшая на и без того нелепое «необычайно польщен высокой оценкой» клякса оказалась еще и пресловутой последней каплей. Отшвырнув перо, маршал рывком распахнул дверь в приемную и увидел пару адъютантских спин. Негодники развлекались, наблюдая за склокой в столовой, где отважный Микис загораживал маршальский стол от побагровевшего Ставро.
– … тля! – сжимал кулаки толстяк. – Я – доверенный помощник стратега!
– Это стол господина командующего, – шипел Микис, – твое место за столом для комнатных слуг. Ступай вниз!
– Я сяду здесь, дура ты худосочная!
– В ведро ты сядешь. Помойное. А ну пошел вон, пока не вывели!
– Меня?!
– А кого еще? Другой скотины сюда не вваливалось. Сказал бы кто твоему стратегу, пусть хлев затворяет, а то ходят тут… Пахнут…
– Шкуру б с тебя содрать!
– Руки коротки! Чем твой хозяин думал, когда такое чучело брал? Пальцы обкусанные, рубаха коробом. Хотя чего еще в такой дыре найдешь? Провинция…
– Мокрица! Никчема! Раздавлю…
– Это ты можешь! Сала – боров обзавидуется, и манеры те же.
Окажись поблизости сочинитель комедий, он бы замер от восторга, стараясь запомнить каждое слово и каждую гримасу, но Капрас пьесок не кропал.
– Молчать! – с непонятной злостью рявкнул маршал. – Устроили тут…
– Этот за чистый стол лезет! – Микис ткнул пальцем в подобравшегося Ставро. – Да еще и локти… Рассыплет все, а где сейчас мускатный орех взять? Кардамона нет, перец алатский кончается… Захолустье. Привыкли на одном имбире…
– Ступай прочь, – велел слуге Карло и обернулся к адъютантам. – Почему не прекратили?
– Господин маршал… – глаза Йорго предательски бегали, – мы… мы работали и не сразу… расслышали.
– Вымыть уши! Немедленно! И доложить об исполнении. Ставро, передашь стратегу, я исполню все его пожелания!
Вот как сказанулось, и писать не нужно!
– Стратег узнает обо всем, – толстяк был все еще хмур и красен. – О негодяе, которого вы держите.
– Поешь лучше, – отмахнулся Капрас, – и отправляйся.
– Я требую извинений, – Ставро уселся за спорный стол и спихнул какую-то крышку. Запахло лимоном. – Или эта гнусь будет мне прислуживать, или ей ошпарят руки. У меня на глазах.
– Чушь! – Маршал обернулся, адъютанты вопреки приказу были на месте. – Распорядитесь, чтобы Ставро и его охрану накормили. Само собой, не здесь!
– Я требую извинений! – уперся, видимо, укушенный Пургатом чудак. – От вас! За твоих мерзавцев спрос с тебя! И не думай, что стратег тебе спустит!
– Стратег не спустит тебе, – как мог спокойно сказал Карло. – Уймись.
Совет пропал зря, вернее, не пропал, а стронул лавину. Ставро не унялся, куда там, но Микис был забыт, настала очередь Турагиса.
– Да куда он без меня! – брызгал слюной расходившийся толстяк, никого не слушая и, похоже, не соображая. – Стратег, как же! Ни мозгов, ни денег, так бы лошадям хвосты и крутил… В приграничной дыре… Это я его к делу пристроил. Я, Ставро Зервас! Как скажу, так и будет. Старый пень за меня всех заживо сварит! И тебя с девкой твоей, то-то повеселимся…
– Йорго, – велел Капрас, – доставишь этого красавца в Речную Усадьбу, все расскажешь, а заодно передашь, что я принял приглашение стратега.
– Да, господин маршал.
– Выполняй.
– А ну стой! – Ставро вскочил, опрокинув стул, схватил тарелку, грохнул об пол, потянулся за следующей. – Придурок! Тыква мундирная!
– Разрешите взять драгун? – адъютант, молодчина, был спокоен.
– Бери, – сквозь грохот и звон разрешил маршал, – и дай пистолет.
Стрелять Карло не собирался, но взять в руки оружие захотелось.
– Сейчас, господин маршал. Только что зарядил… А ну, поставь!
Йорго всего лишь спасал алатский бокал, но беснующийся толстяк вздрогнул и замотал головой.
– Поставь.
– Слушаюсь…
Спасенный хрусталь вернулся на стол, а для разнообразия побелевший придурок таращился на пистолет в адъютантской руке. И дрожал.
– Господин маршал, – лепетал недавний храбрец, – простите! Я забылся… Сам не знаю, как вышло. Это от полнокровия, у меня полнокровие, а я выехал… Господин стратег мне доверяет, я не мог подвести… Я выехал, не поставив пиявок, и вот… Это дурная кровь, я бы никогда не осмелился! Я так предан господину стратегу! Он великий человек… Он победит морисков! Он и вы! Господин маршал, у меня был приступ… Я мог что-то сказать, что-то ужасное! Я не помню, что говорю, это от чрезмерности… Мне нужен лекарь…
– Позовите Пьетро, – поморщился Карло. – Нет, лучше отведите к нему этого… полнокровного.
– Господин маршал, вы меня прощаете? – толстяк торопливо поднял опрокинутый стул и принялся обтирать сиденье ладонями. – Прощаете?! Я болен… Я очень и очень болен. Сам не знаю, откуда взялась эта бол…
– Иди уже, – поморщился Карло. Ставро, пряча глаза, торопливо одергивал полы мундира. Делать в приемной больше было нечего, но маршал отчего-то так и стоял, держась рукой за дверной косяк, а потом раздался полный жути звук. Негромкий, низкий, рокочущий… У служебной дверцы рычала собака. Калган. Обычно приветливый пес вытянулся в струнку, обнажив клыки, и в его горле яростно клокотало.
– Вы… – на вцепившемся в ошейник Пагосе не было лица. – Вы, господин Зервас… были в усадьбе… Это вы увели Горту и Близняшу… Вы знали, где кто… Господин граф не продавал лошадей. Никому!
– Чушь! – вновь окрысился толстяк. – Бред!
Рычанье стало громче. Прежний мохнатый увалень исчез – вместо него скалился завидевший смертельного врага боец. Уже не просто скалился – пес бросился в комнату, рывком втащив за собой бледного, как полотно, хозяина. На лестнице что-то зазвенело, в дверном проеме мелькнул Микис. Любопытный балбес так и не убрался.
– Вон! – если Калган рычал, то Ставро лаял. – Дерьмо!
– Это вы!
– Выжил, да?! Выкормыш сучий!
– Прекратить! – Капрас понимал все меньше. – Бацута!
– Калган помнит… Помнит запахи… вы оставили запах… вы там были… С мародерами…
– Пагос, что ты хочешь сказать? – А ведь Пьетро говорил! Говорил, что в Речной Усадьбе нечисто, но чтобы этот тюфяк?!
– Господин маршал… – Парень обернулся на голос, но пес смотрел лишь на Ставро. Как на волка, крадущегося к загону с жеребятами. – Господин граф не продавал Горту! Ее хотели увести… Не вышло! Тогда… Калган! Калган, да стой же!
Посланец Бааты знал, что говорил! Саймуры не зря славились свирепостью, и зло они, похоже, помнили в самом деле. Пагос из последних сил, упираясь, удерживал рычащего зверя, и выглядел парень ошеломленным – похоже, любимца в таком расположении духа он видел впервые.
– Спокойно, – рявкнул Карло в первую очередь себе. – Пагос, я тебя слушаю.
– Господин маршал, вот этот господин… Он и его люди! Они крадут лошадей…
– Крадут?! Ублюдок, ты у меня сейчас… К своему графу жареному…
Белые глаза на красной роже, выхваченный нож, площадная брань, собачий рык, собственный голос, приказывающий уняться. Куда там! Косой, отпугивающий взмах руки, блеск широкого лезвия, рывок к двери. Выстрел и визгливый рев в ответ:
– Дорогу! Прикончу-у-у!!!
Голова, даром что маршальская, еще не понимает, тело само уворачивается от несущейся туши с клинком. Шпаги нет, зато у камина – кочерга. Схватить ее и обернуться – пара мгновений.
– Караул! Сюда!!! – Йорго с обнаженным палашом в руке загораживает начальство, но беломундирный ком злобы теперь катится назад, в столовую. Отлетает в сторону тяжеленный стул, что-то бьется, что-то просто звенит, а Ставро уже у окна. Багровые лапы сбрасывают фуксии, рвут занавеску, вцепляются в раму, сбоку стремительно вскидывается на дыбы что-то светлое.
– Назад! – Осаженный окриком и вытянувшимся в струну ремнем пес так и замирает на задних лапах. – Назад!
– У-убью-у-у! Пащенок!
Жаба с ножом оборачивается, она больше не хочет бежать, ей нужна кровь, кровь Пагоса. Это понимает маршал, это понимает Калган. Рычанье, новый рывок. Сейчас достанет, и отлично!
– Калган! Наза-а…
Бело-желто-красная туша, хрипя и суматошно дергаясь, сползает по простенку, сероватая обивка расцветает здоровенными красными пятнами, кагеты так рисуют пионы… Калган словно бы всхохатывает, смех переходит в скулеж и обрывается. Ставро, без сомнения, мертв, окно цело, горшки разбиты, рассыпавшаяся земля втягивает щедро разливающуюся кровь.
– Нож, – шепчет Йорго, – бросили… бросил…
Опомнившийся Пагос хватает собаку за ошейник, все еще качается шнур от занавесей, тень серой змеей ползает по морде покойника. В проеме кухонной дверцы – Пьетро, вызвали-таки; за плечом монаха упорный Микис, стоит, таращится, ни кошки не соображает. Везунчик он все-таки! Считай, второй раз заново родился…
– Господин маршал, прошу простить… Я… Калган…
Пагос, зажимая рот, бросается вон, следом, едва не сбив разинувшего рот слугу, летит пес. На чистом полу алеют следы, запах крови мешается с запахом лимона и каких-то приправ, на главной лестнице топают и звенят железом драгуны. Проснулись!
– Пусть станут здесь, – на то, чтоб вернуть кочергу на место, Карло хватило. – Конвою… из Речной Усадьбы пока ничего не говорить. Леворукий знает что… Пьетро, вы опоздали, ему уже пустили кровь.
– Это сделал я, – смиренный брат входит в комнату. – Калган имел полное право на месть, Ставро Зеврас в самом деле убийца и пособник убийцы, но следов от собачьих клыков на нем остаться не должно.