ГЛАВА 8. КОНСЕРВЫ
Марк проснулся.
В комнате было полутемно - дом стоял у кромки пригородного леса; худосочные грабы, ёжась, тянули к окнам свои озябшие пальцы. Сырость, настоянная на прелой листве, просачивалась в щели над подоконником.
Он осторожно выбрался из постели. Голова ожидаемо закружилась, но это была сущая ерунда по сравнению с предыдущими сутками, когда комнатёнка раскачивалась, как судовая каюта в шторм, стены таяли, обнажая изнанку мира, и с той стороны подступали тени. Марк отворачивался, не желая их видеть, но они терпеливо ждали у изголовья. Иногда он, не выдержав, оглядывался на них - и не мог толком рассмотреть, потому что вокруг дрожало пыльное марево, подсвеченное тошнотворным багрянцем. Он зажмуривался, утыкался лицом в подушку и час за часом лежал, вцепившись в диван, словно утопающий - в обломок разбитой мачты. Сон наваливался, но вместо облегчения приносил очередное облако пыли...
И вот теперь всё это наконец прекратилось.
Пол под ногами обрёл восхитительную устойчивость, а мебель уже не грозила перевернуться - два раскладных дивана, трюмо, потёртое кресло и циклопический ископаемый шифоньер, занимавший почти полкомнаты. На окнах - занавески из тюля и коричневатые шторы; и те, и другие раздёрнуты по углам в попытке нацедить с улицы ещё хоть немного света.
Эля, кажется, говорила, что ради экономии снимает однушку вдвоём с подругой, но та недавно обзавелась перспективным хахалем и дома появляется редко. Что ж, огромное ей за это человеческое спасибо.
Неожиданно зачесалась ладонь, и он машинально поглядел на неё. Круг с крестом, нарисованный ручкой несколько дней назад в качестве 'шпаргалки', уже совершенно стёрся, и всё равно возникло странное чувство, что знак - пусть даже незримо - до сих пор остался на коже; надо лишь внимательно присмотреться, и из памяти всплывёт нечто важное...
На кухне лязгнула сковородка, что-то зашипело призывно. Марк уловил чарующий мясной аромат и тут же забыл о каракулях на ладони. Давясь слюной, торопливо натянул джинсы, валявшиеся на кресле. Рубаха, правда, куда-то запропастилась; он даже заглянул под диван, но там обнаружилась лишь опорожненная водочная бутылка - одна из тех, что он притащил с собой.
Запах между тем дразнил всё сильнее. Поколебавшись, сыщик решил, что голое брюхо предпочтительнее пустого, махнул рукой и пошёл на кухню. Собственно, идти было всего ничего - три шага через лилипутскую прихожую-коридорчик.
Эля в шортах и маечке возилась у плиты - переворачивала котлеты. Заслышав его приближение, оглянулась, и на её лице отразилась нечто вроде радостного испуга. Сейчас, без косметики, она смотрелась чуть симпатичнее - не то чтобы превратилась в царевну-лебедь, но уже меньше напоминала бабу-ягу.
- Привет, - он опустился на стул.
- Привет, а я вот... - она смутилась, будто её застали за чем-то малоприличным. - Обедать будешь?
- Не откажусь. Ты сегодня не на работе?
- Сегодня выходной, воскресенье.
'Нехило', - подумал сыщик. Смешение ядов, похоже, аукнулось по полной программе - 'отскок' затянулся аж на три дня. И в памяти ничего почти не осталось, кроме проклятой пыли.
- Я тебя не сильно напряг? Не буйствовал?
- Н-нет, только стонал и бормотал постоянно. Я не поняла ничего - про клинки какие-то, про консервы. И, кажется, что-то про Марс ещё...
Он задумался. Пожалуй, в багряно-пыльном бреду и правда было нечто инопланетное, даже просматривались фигуры в скафандрах. Видимо, так его отравленный мозг пытался упорядочить глюки. Не надо, мол, удивляться, что в этот раз тени такие странные - просто они на Марсе. В отпуск полетели, ага...
- А сегодня, - продолжала она, - ты ночью затих совсем и задышал спокойно, ну я и решила - выздоровел. Сходила утром на рынок, мяса купила...
- Я тебе денег дам.
- Ты и так уже дал, в самый первый день. Сто баксов целой бумажкой - я разменяла, сдача осталась, принесу сейчас...
- Да не волнуйся. Зачем мне сдача? Давай лучше свои котлеты.
- Не спеши только, они горячие.
Орудуя вилкой, он подумал, что у хозяйки несомненный кулинарный талант, который не сгубила даже работа в приснопамятной 'Гравитации'. Котлеты были румяные, сочные и не жёсткие - в самый раз, особенно по контрасту с его стандартно-ублюдочным рационом.
- Ты мою рубашку не видела?
- Я её вчера постирала. Там грязь на пузе была, пятно здоровенное.
- А, ну да, - он припомнил драку с командиром 'пустышек', - это меня недавно по полу поваляли, а куртка была расстёгнута. Спасибо, Эля, ты меня выручаешь по всем фронтам.
- Ой, да ладно, - она хихикнула.
Он глядел на неё и думал - интересно, сколько ей лет? Двадцать, пожалуй, с небольшим хвостиком. То есть жизни до Обнуления она, по сути, не помнит, если не считать детсадовских впечатлений. Живёт себе и совершенно не удивляется, что мир ограничен барьером со всех сторон. Европа, Москва, Сибирь - для неё это лишь абстракции, как Тау Кита или Бетельгейзе.
- Ещё добавки?
- Куда мне, и так объелся.
Она включила газовую колонку и принялась мыть посуду, а он сидел, собираясь с духом: предстояло опять подстегнуть себя подземным токсином, чтобы расследование продвигалось быстрее.
Выйдя в прихожую, он достал из сумки свой арсенал. Прилепил к себе семя и несколько минут метался по комнате, пережидая, пока под кожей утихнет отвратительный жар. Когда сознание прояснилось, переместился в ванную и с наслаждением смысл с себя липкий пот.
'Трейсер' возвращался к работе.
- Уходишь? - спросила Эля, увидев, как он застёгивает рубашку.
- Вернусь ближе к ночи, - сообщил Марк, решив про себя: 'Наглеть - так наглеть'. - Ты ведь не возражаешь?
- А ты опять будешь...
- Не бойся, приду вменяемый и без водки.
Обозначив эту ослепительно-яркую перспективу, он кивнул на прощанье и шагнул за порог. Куда направляться дальше, было понятно - клуб 'Консервы', о котором давеча поведал Димон.
Водила-частник домчал до нужной улицы быстро. Правда, не смог подъехать прямо ко входу в клуб - там, дескать, параноидально узкий проулок, в котором не развернёшься, и вообще поставлен запрещающий знак. Ткнул пальцем, указав направление, и дал по газам, едва клиент выбрался из машины.
Сыщик, оставшись на обочине, огляделся. Тот самый проулок виднелся слева, через дорогу, а справа из-за деревьев стыдливо выглядывало заилившееся озеро, и, как ни странно, слышалась пение, сопровождаемое бренчанием гитары. Он невольно прислушался:
У обглоданного бока Змей-горы,
там, где мается и хнычет Ареал,
принимаю от змеи-судьбы дары,
как напутствия когда-то принимал.
Марк решил, что клуб подождёт, и пошёл на голос. Дорожка, выложенная щербатыми плитами, вывела его к берегу. Озеро морщилось от дождя, старые ивы склонялись прямо к воде, тихо гнил дощатый причал, где раньше - в позапрошлой, доперестроечной жизни - сдавались напрокат катамараны и лодки. Торчал покосившийся стенд: 'Купаться запрещено!', а чуть дальше - крошечная беседка, навесик с лавкой. И вот под этим навесом стоял, перебирая струны, мужик в зелёной армейской куртке. Вокруг кучковались слушатели с зонтами.
Мне подарены к познанию ключи
и к богатству позолоченный пароль,
слитки совести и славы кирпичи...
Только жаль, что всё умножено на Ноль.
Гитара смолкла. С другого берега озера донёсся вороний грай. Марк развернулся и зашагал прочь, а дождь, подстрекаемый ветром, зло плевал ему в спину. Снова хотелось выпить и поскорее оказаться в тепле.
Он перешёл дорогу, обогнул подгулявший клён, стоящий в обнимку с пивным ларьком, перепрыгнул через мутную лужу, поднял взгляд - и застыл, как вкопанный: прямо перед глазами алел сквозь дождливую пелену опостылевший косой крест, вписанный в окружность.
Лишь пару секунд спустя до него дошло, что это - всего лишь дорожный знак 'Остановка запрещена', о котором предупреждал водила. Хотя, конечно, стоило отдать должное той ядовитой силе, что вела его, Марка, к цели; более прозрачный намёк выдумать было сложно.
Вход в клуб обнаружился в торце кирпичного дома. Ступеньки, прикрытые козырьком, вели в полуподвал, над которым горела вывеска - стилизованная консервная банка. А у двери курили две барышни, одной из которых была светловолосая Римма - дочь Кузнецова, счастливая владелица 'Явы' и клиентка ООО 'Трейсер' в одном лице.
При виде Марка она удивлённо подняла бровь и сказала спутнице: 'Иди, я сейчас'. Та стрельнула в гостя коротким взглядом и послушно скрылась за дверью. Римма, сделав очередную затяжку, нейтрально осведомилась:
- Есть новости?
- Сколько угодно, - ответил он, - но они пока промежуточные.
- То есть работа ещё не выполнена? Предмет не найден?
- Нет, к сожалению.
- Зачем тогда пришёл? За вторым авансом? Денег больше не дам, учти.
- Я вообще-то не ожидал тебя встретить, но раз уж так вышло, будем считать, что это судьба. Не мешало бы пообщаться, накопились вопросы.
- Борзеешь, сыщик? - она прищурилась. - Впрочем, давай, рискни. Какие вопросы?
- Зачем ты ездила на Тепличную?
Мотоциклистка бросила окурок на землю и тщательно растёрла подошвой. Задумчиво огляделась, словно прикидывала, не пора ли позвать охрану, чтобы побеседовать с гостем в ином ключе. Поинтересовалась:
- А у тебя какая теория?
- Ты утверждала, что амулет украден, но сама, похоже, в это не веришь. Ездишь по городу, ищешь отцовские тайники.
- Предположим. Но тебе, по большому счёту, какая разница? Твоя задача не изменилась - найти предмет и принести мне.
- Разница есть. Ты знала, что в семейные разборки я не полезу, поэтому обманула меня, дала неверную вводную. Теперь меня из-за этого пытаются грохнуть.
- Сочувствую, - она пожала плечами. - Хотя вру, мне пофиг. Это риск, за который тебе платятся деньги.
- В данном случае риск непропорционален.
- Ладно, в чём-то ты прав, с моей стороны имела место некая недосказанность. В качестве компенсации накину ещё пять штук. Сразу предупреждаю - это последнее слово, торг неуместен, а соскочить даже и не пытайся. Хочешь прямым текстом? Изволь. Либо выполняешь работу, либо присоединяешься к своему компаньону. Как его там - Сурен, кажется?
Марк не стал объяснять ей, что и так не бросил бы дело на полпути, даже при всём желании. Пусть дамочка думает, что застращала его до колик. Спросил:
- Почему твой отец прячет от тебя амулет?
Она неожиданно усмехнулась:
- А ты, я смотрю, упрямый? Полезное качество, уважаю. Пошли тогда, что ли, внутрь, надоело мёрзнуть.
Он на мгновение заколебался. Положим, киллеров действительно посылает Кузнецов-старший. Вдруг кто-нибудь из них именно сейчас - по закону подлости - случайно заглянул в клуб? Вот это будет встреча, так встреча. Хотя, пожалуй, вероятность невелика, и можно рискнуть. Да и выбора особого нет, раз уж знак подсказал дорогу. А поджидать тут сыщика специально вроде бы не должны, ведь, исходя из формальной логики, у 'Трейсера' нет никаких причин сюда заявляться...
Рассудив так, он последовал за мотоциклисткой. Та небрежно кивнула охраннику - этот, мол, со мной, пропустить. Марк, войдя следом и оглядевшись, несколько удивился - он ожидал увидеть разноцветье огней, какой-нибудь стробоскоп или диско-шар, но в помещении царил ненавязчивый полумрак. Посетителей было мало, и походили они, скорее, на перебесившихся рокеров, чем на мажоров - пара-тройка в косухах, а остальные в обычных кожанках. Имелись диваны, столики и барная стойка.
- Рано ещё, народ не собрался, - сказала Римма. - А вообще, у нас тут, в основном, для своих, не для малолеток. И без понтов.
С этим она немного поскромничала - как минимум один 'понт' имелся, и весьма впечатляющий. Видеопроектор - компактный сундучок с тремя глазами-линзами - демонстрировал какой-то культовый вестерн с бескрайней прерией и хмурыми ковбоями в шляпах; негромко играла музыка Морриконе. Гости, потягивая пиво из горлышек, поглядывали на экран краем глаза.
- Ого, - сказал Марк, устроившись вместе с Риммой в углу, - а в Союзе такие проекторы выпускали? Я думал, вся эта фигня была импортная.
- Выпускали, как видишь. Батяня мой шарит в таких делах - технарь, до начала девяностых в НИИ работал. А как зарплату перестали платить, свалил и, так сказать, переквалифицировался. Он вообще мужик ушлый, непотопляемый. Особенно по нынешним временам...
- Чего ж ты тогда с ним ссоришься?
- Стареет, - хладнокровно пояснила мотоциклистка, - капризы появляются странные. Под восемьдесят уже, что ты хочешь.
- Погоди, а тебе сколько?
- Тридцать четыре. Поздний ребёнок.
Она поманила востроглазого типчика в чёрной майке, торчавшего возле стойки. Тот подошёл, вложил ей что-то в ладонь и ретировался. Марк разглядел тонкий лоскуток, похожий по виду на домашнюю пастилу.
- Хочешь? - спросила Римма.
- Не надо. На меня не подействует.
- А, ну да.
Сунув 'пастилу' в рот, она прикрыла глаза и откинулась на спинку дивана. Прерия на экране тем временем сменилась индустриальным пейзажем, и зазвучала щемяще-мрачная, прошитая металлическим лязгом тема из 'Терминатора'.
- Кайф, - сказала блондинка, - меня эта музыка прямо-таки уносит. Со школы ещё люблю - и фильм тоже. Тебе какая серия больше нравится?
- Вторая.
- А мне почему-то первая - пересматривала, наверно, раз тридцать. Почти как 'Гостью из будущего'...
И снова Марку почудилось, что с ним это уже было - и сам разговор, и люди, рассевшиеся поблизости, и приглушенный свет. Опять вдруг зачесалась рука, он потёр её и сказал:
- Странноватые у тебя параллели - Алиса и Терминатор.
- Ничего странного, - в её голосе появилась ленца, чуть заметная заторможенность; глаза были всё так же полузакрыты. - Оба фильма, по сути, на одну тему. О том, как мы вглядываемся в будущее, пытаемся там хоть что-нибудь уловить, замираем то в страхе, то в предвкушении. Потому что будущее - и жуткое, и прекрасное одновременно. Это как, знаешь, стереоскоп - две разные картинки сливаются и только после этого оживают...
- Хороший образ, - одобрил он, - но есть одна маленькая загвоздка. Я тоже, когда был молод, сидел и всматривался в будущее. Надеялся, что выйдет, как у Алисы, и боялся, что скатимся к Терминатору. Всё, как ты говоришь. А в результате получил Обнуление. Это и есть твой стереоскоп?
- Ну вот, всё опошлил, - она поморщилась. - Чем ты в тот год, кстати, занимался?
- Дописывал диссертацию на истфаке.
- Смешно. Но у меня смешнее. Я в МГУ училась на первом курсе - журналистка, блин, начинающая, акула пера. А на Новый Год приехала домой сдуру - родители упросили. Прикинь, если б не они, жила бы сейчас в Москве.
- Той Москвы, может, и нет давно.
С минуту они угрюмо молчали, потом Римма спросила тихо:
- А конкретно ту ночь ты помнишь? Ну, когда...
- Помню, - ответил он. - Такое разве забудешь?
***
- Ой, ну наконец-то! Надюша, Марк, мы думали, вы уже не придёте! Пятнадцать минут до Нового Года!
- В натуре, Марчелло, вы чё там, с дороги сбились? Заплутали в торосах?
- Да от Надькиных родичей еле вырвались, потом ещё такси дожидались...
- Дублёнка новая, Надь?
- Да, Ир, как тебе?
- Вау! Ты прям снежная королева!
- Ух, спасибо! Видели, кстати, сколько снега навалило? Как в сказке!
- Не говори! Давайте в комнату, сейчас садимся уже...
Стол, необъятный как палуба авианесущего крейсера, стремительно обрастал тарелками, блюдами и салатницами. Между ним и кухней метались барышни в последнем пароксизме энтузиазма, а парни, потирая ладони, приглядывались к бутылкам. Всего гостей было около дюжины, стоял гомон, да ещё поддакивал телевизор. В углу томилась пленная сосенка, скованная гирляндами.
- Блин, Ельцин сегодня задвинул - это вообще атас! Гундосил, гундосил, а потом вдруг: 'Я ухожу'. Это ж, блин, ё-моё...
- А я пропустил, как назло. То есть по радио-то слышал, но интересно бы на его физиономию глянуть.
- Сейчас стопудово повтор покажут.
- Слушайте, а серьёзно, чего он вдруг? С какого перепуга?
- Да фиг ли. Глаза продрал с бодунища и решил - достало, ну его нафиг...
- Не, пацаны, он хоть и алкаш, но ушёл красиво. Я аж зауважал напоследок.
- Странноватая логика. Если красиво ушёл, то всё остальное, что до этого было, уже, типа, не считается?
- А у тебя какие к нему претензии? Вот у тебя конкретно? Голодаешь? Бомжуешь? Вокруг посмотри! Стол, блин, чуть не ломится, бухла - хоть упейся...
- А что заводы стоят, тебя не смущает? Тот же авиаремонтный хотя бы?
- А чё ты мне про заводы? Ты за себя базарь, не переводи стрелки!
- Мальчики, - сказала Ира, - не ссорьтесь. И телевизор погромче сделайте, сейчас начнётся уже.
Южнокорейское чудо техники с плоским экраном и пугающе огромной диагональю предъявило 'гаранта конституции' зрителям. Тщательно причёсанный, но обрюзгший и постаревший, тот сидел, уставившись в камеру, на фоне ёлки и триколора с гербом. У орла на флаге виднелась лишь одна голова, другую же прикрывала (будто отсекала ножом) портьера - эта деталь почему-то бросилась в глаза Марку.
- Дорогие россияне, - сказал 'гарант', - осталось совсем немного времени до магической даты в нашей истории. Наступает двухтысячный год - новый век, новое тысячелетие...
- Магической? - пробормотали за столом. - Гэндальф наш, ёпрст...
- Между прочим, - тут же встрял кто-то, - двухтысячный год относится ещё к двадцатому веку, а не к двадцать первому. Если в строго математическом смысле...
- Слышь, академик! Люди не математику празднуют, а красивую дату, нули на календаре. Даже 'гарант' вон тебе объясняет - магия...
С экрана тем временем доносилось:
- Посмотрев, с какой надеждой и верой люди проголосовали на выборах в Думу за новое поколение политиков, я понял - главное дело своей жизни я сделал. Россия уже никогда не вернётся в прошлое. Россия теперь всегда будет двигаться только вперёд. И я не должен мешать этому естественному ходу истории...
- Блин, он это серьёзно? Союз уже расчленили, осталось Россию на лоскуты разодрать, на какие-нибудь удельные княжества...
- Заткнись, а? Дай дослушать.
Седовласый человек на фоне искалеченного орла тяжело вздохнул:
- Прощаясь, я хочу сказать каждому из вас - будьте счастливы. Вы заслужили счастья. Вы заслужили счастья и спокойствия. С новым годом, с новым веком, дорогие мои.
- Ой, мальчики, всё уже! Сейчас часы будут бить! Шампанское открывайте!
- Да погоди ты, три минуты осталось. Сейчас ещё новый выступит, который и.о.
Но пробка, оглушительно хлопнув, ударила в потолок, шипучее вино полилось на скатерть и на тарелки, девчонки радостно завизжали, и короткую речь свежеиспечённого президента никто толком не расслышал. А когда, наполнив бокалы, встали и опять обернулись к телеэкрану, уже зазвучал перезвон курантов. Стрелки на циферблате готовы были сойтись, нацелившись остриями в зенит. Камера медленно отъезжала, в кадре появились заснеженные еловые лапы, и гулкие металлические удары отсчитывали последние мгновения тысячелетия.
Одиннадцать... десять... девять...
За окнами бухнуло, расцвёл фейерверк - кто-то не утерпел.
Восемь... семь... шесть... пять...
Свет в квартире мигнул, телекартинка дёрнулась. Все недоуменно переглянулись.
Три... два...
Люстра погасла, гирлянда тоже, изображение на экране схлопнулось в точку. Под дырчатым кожухом телевизора что-то неприятно сверкнуло, запах жжёной пластмассы наполнил комнату. 'Мама!' - вскрикнули в темноте, рядом коротко выругались, а потом откуда-то (казалось - со всех сторон) пришёл отвратительно-тонкой писк, словно среди зимы налетела комариная туча. Люди зажимали уши, но тщетно - писк буквально ощущался всем телом, переходя в нестерпимый подкожный зуд. Кто-то шарахнулся, опрокинулся стул, разбился чей-то фужер.
- Да что ж такое?!
Истошный вопль как будто спугнул невидимых комаров - они заткнулись все разом, и повисла ватная тишина. Надя прижималась к Марку, а он бессмысленно шептал ей: 'Всё, всё'. Темень не была непроглядной - её разбавляли желтоватые блики с улицы.
- Серьёзно, чё за херня?
- 'Проблема две тысячи', по ходу. Компьютеры навернулись...
- Какие, нафиг, компьютеры?
- Автоматика на подстанции или хрен знает, где ещё! Я тебе чё - электрик?
Ирина, сидевшая у двери, выскочила в прихожую, выглянула на лестницу:
- Да, точно! Весь дом без света!
- В электросеть позвонить - пусть чинят.
- Гудка нет, странно...
- Спокуха, с мобилы сейчас попробую.
Все уставились на сотовый телефон с короткой антенной, владелец которого, хмурясь, давил на кнопки. А Марк, чьё место было возле окна, вдруг сообразил, что блики с улицы - это не фейерверки, иначе стоял бы грохот.
Оттянув полупрозрачную занавеску, он с высоты пятнадцати этажей посмотрел наружу.
Ночное небо над горизонтом светилось.
Это напоминало северное сияние, только цвет был тошнотный, охряно-глинистый. Гигантские сполохи, колыхаясь и нервно вздрагивая, бродили вдоль линии, где смыкались земля и небо.
Отсветы падали на заснеженные крыши и улицы, словно подачка городу, обесточенному от центра и до окраин. Мёртво чернели окна, сдохли все фонари, даже фары ни разу не промелькнули. Медноярск испуганно замер и затаился, лишь в частном секторе какой-то кретин, упившийся, видимо, до полной потери соображения, продолжил шмалять из ракетницы.
- Твою ж мать!
Марк обернулся на шум. Владелец мобилы брезгливо вытирал салфеткой ладонь, а сам аппарат валялся на скатерти, которую в этом месте густо усеивала не то буро-коричневая труха, не то ржавчина.
- Бляха, и телик тоже! Такая же хрень посыпалась, гляньте!
- Это уже перебор, реально...
- 'Проблема две тысячи', говоришь?
- Ребята, ребята! - всхлипнула миниатюрная брюнетка в блестящем платье. - Вы это специально, да? Розыгрыш такой? Пожалуйста, прекратите! Мне страшно!
Аркаша гаркнул:
- Так, всё! Ирка, тащи свечи. И тряпку. Не бздим, не дёргаемся - вытираем это дерьмище, ну и ждём, пока свет дадут.
- Думаешь, долго будут чинить?
- Да пофиг. Хавчик есть, вино, водяра - что ещё надо? Всё будет пучком.
- Не уверен, - заметил Марк, - в окно поглядите.
Сдвинул занавеску и отошёл, позволив остальным оценить картину. Тишина придавила комнату могильной плитой; на лица людей, стоящих у подоконника, ложился желтушный свет.
- Что это? - тихо спросила Ира. - Я не понимаю... Аркаша?
Но тот (кажется, впервые в жизни) не нашёлся, что сказать, лишь пожал плечами. А Надя подняла на Марка глаза и твёрдо произнесла:
- Я домой. Мама с папой, наверное, с ума сходят.
- Да, ты права. Пошли.
Огибая вместе с ней стол и выходя в прихожую, он подумал - хорошо хоть, его собственные родители уехали на праздники в Курск, к маминой сестре. Та их звала три года и, к счастью, всё-таки уломала, так что теперь они всего этого не увидят. А к их возвращению аварию (будем так её называть) наверняка уже устранят...
- Может, лучше тут посидите? Такси не вызвонишь, придётся пешком идти.
- Ничего, за полчаса дойдём. Или тачку поймаем.
Пожав Аркаше руку, Марк вместе с Надей вышел на лестничную площадку. Соседняя дверь была приоткрыта - из-за неё, держа восковую свечку, выглядывала толстая тётка:
- Вы не знаете, что случилось?
- Нет, извините.
Живой огонёк в руках у соседки дрожал от страха. Где-то внизу звучали гулкие голоса, меж лестничных маршей метнулся неуверенный луч фонарика. Ступеньки были кое-как различимы - можно спускаться.
На тринадцатом этаже у щитка возился расхристанный мужичонка. Показалось, что он проверяет пробки, но нет - мужик, подсвечивая себе зажигалкой, чертил что-то маркером прямо на металлической дверце. Марк присмотрелся - корявая двойка и три не менее корявых нуля.
Художник, похоже, был совершенно пьян - пошатывался и бормотал что-то себе под нос. Беглецы осторожно прокрались мимо и уже хотели продолжить спуск, когда он обернулся к ним, и Надя вскрикнула от испуга - его глаза были наполнены той же мерцающей грязной охрой, что они видели из окна. Мёртво осклабившись, он перечеркнул все нули крест-накрест и побрёл к одной из квартир.
Они пошли дальше - лестница казалась издевательски-бесконечной. На этажах открывались двери, выглядывали жильцы с фонариками и свечками, и Надя с Марком снова и снова отвечали: 'Не знаем, вообще не в курсе, без понятия, ни малейшего представления...'
Перед подъездом уже собралась толпа, тлели сигаретные огоньки; свежевыпавший снег превращался под подошвами в слякоть. Возбуждённые голоса перекрикивали друг друга:
- Какая, нахрен, нейтронная бомба? Какой ЭМИ? Киношек пересмотрели?
- Чё, самый умный? Ну давай, типа, просвети!
- Природная аномалия, понял? Единственное рациональное объяснение...
- Аномалия? Бермудский, мля, треугольник? А чё не летающая тарелка?
- Не, народ, я всё-таки думаю - теракт на подстанции...
- На небо посмотри, дятел! Тоже теракт, по-твоему?
- Товарищи! - возгласил какой-то дедуля в ушанке и старомодном пальто. - Давайте не будем паниковать! Наша задача сейчас - самоорганизоваться и при необходимости оказать посильную помощь подразделениям ГО и ЧС!
Дедулю обложили вежливым матом и загорланили с удвоенной силой. Марк и Надя не стали больше задерживаться и быстро двинулись к выходу со двора. В зазорах между домами всё так дрожал подсвеченный небосклон.
Улица просматривалась на километр и в ту, и в другую сторону. Никто не появлялся - ни скорая, ни аварийщики, ни милиция. Вдоль обочины застыли деревья, а снег на их ветках болезненно пожелтел.
- Смотри, смотри! - Надя дёрнула его за рукав.
К 'девятке', припаркованной у бордюра, брели два крепыша в долгополых солидных куртках. У одного в руках была бутыль с коньяком - он периодически к ней прикладывался, и его заметно штормило. Другой увещевал:
- В натуре, братуха, ну не быкуй, ну чё ты? Ты сёдня с обеда квасишь, давай лучше я за руль. Чисто не как предъява, а по-братски, ты ж меня знаешь. Я за тебя любого порву...
Марк с Надей переглянулись. Возникшая было мысль - набиться в попутчики - несколько потускнела. Крепыш с бутылкой тем временем, как ни странно, внял голосу разума. Шлёпнув компаньона по широкой спине, прогудел невнятно: 'Братан, красава...' И сунул ему в лапищу ключи.
Увещеватель заботливо усадил пропойцу на пассажирское кресло, сам влез на место водителя, вставил ключ в замок зажигания, повернул...
Крик прозвучал надсадно и жутко. Марк почувствовал, как волосы встают дыбом, а ум заходит за разум. Потому что картина, которая перед ним разворачивалась, просто не могла быть реальной.
Руль 'девятки' изменил форму - казалось, перед водителем распустился чёрный бутон с лепестками-щупальцами, и те, удлиняясь и обрастая шипами, в мгновение ока опутали человека, сдавили и вгрызлись в плоть. Подрагивая, они тянули из него соки, и он съёживался, как дырявый бурдюк.
Второй 'братан' несколько секунд таращился, пытаясь осмыслить происходящее, а потом по-бычьи взревел, выдернул из-за пазухи ствол, приставил его к рулю и несколько раз надавил на спуск. Гром прокатился по улице, вспышки озарили тесный салон машины, и щупальца, выпустив добычу, обмякли. У стрелка иссякли патроны, и он, не в силах остановиться, принялся лупить рукояткой, выкрикивая при каждом ударе: 'Подохни! Падла! Подохни!'
Марк, опомнившись, потянул Надю прочь. Они бежали, пока хватало дыхания; поравнявшись с автобусной остановкой, обессиленно упали на лавку. Перед глазами плыли круги.
- Этого не было, - сказал он то ли себе, то ли ей, - просто не было. Померещилось, ерунда...
Потом его стошнило на асфальт, и он, матерясь от стыда, полоскал рот снегом с газона, отплёвывался, а Надя сидела молча и неподвижно. Красные сполохи отражались в окнах многоэтажки напротив.
Поднявшись, он собрался сказать, что пора идти, и в то же мгновение ощутил подземный толчок - или, скорее даже, удар, будто кто-то сильный и злой долбил улицу изнутри.
Марк, замерев, прислушался. Удар повторился. Асфальт отчётливо захрустел, через дорогу наискосок метнулась тонкая трещина, и почудилось, что где-то там, в подземелье раздался горестный вздох.
- Сваливаем отсюда.
Они плелись по дороге; события последнего часа прокручивались в памяти, как шизофренический клип. И почему-то снова и снова вспоминался уполовиненный двуглавый орёл на гербе за спиной 'гаранта'.
В очередной раз оглянувшись на зарево, Марк заметил, что оно потускнело. Это было уже не сияние, а только тление, ослабевающее с каждой минутой.
- Ну вот, - сказал он, - скоро всё это кончится.
Над городом завыла сирена.
***
- Да уж, - сказала Римма, - не забудешь при всём желании. До сих пор перед глазами стоит...
А сыщик подумал - почти восемнадцать лет прошло, утекло сквозь пальцы. Такое чувство, что после последнего удара курантов время понеслось с удвоенной скоростью, словно включилась быстрая перемотка. В этом бессмысленном мельтешении растворились друзья, потерялась Надя, растеклись неопрятной лужицей юношеские планы, а вместо них в жизнь впитался подземный яд.
- Мой папаня в те дни домой почти не заглядывал, - продолжала мотоциклистка, которую 'пастила' сделала неожиданно разговорчивой. - Он, по ходу, сразу просёк, что надеяться не на кого. Всех местных припряг, которые с реальным баблом и со связями.
Марк усмехнулся - термин 'реальное бабло' после Обнуления обрёл совершенно буквальный смысл. Кто-то случайно обнаружил, что наличные доллары, коих в России к тому моменту было как грязи, теперь невозможно физически уничтожить. Даже сожжённые в прах банкноты исправно регенерировали, появляясь из ниоткуда, и Ареал получил платёжное средство, крепче которого в истории ещё не имелось. Куда там золотому стандарту...
- Я дома ревела за компанию с мамой (жизнь, типа, кончена, все дела), а батя, наоборот, аж помолодел, как будто давно о таком мечтал - чтобы не тупо бабки грести, а героически превозмогать пред восхищёнными взорами. Экзистенциалист, блин, со склонностью к нарциссизму, доброволец-многостаночник. В каждую дыру нос совал...
- Никто особо не возражал, насколько могу припомнить.
- Ну ещё бы. У ментов с вояками - своих проблем выше крыши, служебный транспорт не едет, оружие не стреляет. Мэр перед праздниками вообще в Швейцарию умотал - на лыжах кататься. Вот же скотина, а? Завидую чёрной завистью.
- Я слышал - в Австрию.
- Да хоть в Буркина-Фасо - мы-то все тут остались. Хорошо хоть, электричество починили. Отец, помню, объяснял - с гражданской техникой оказалось попроще, даже импортные узлы иногда опять запускались, если в единой большой системе с нашими, исконно-посконными.
Сыщик кивнул, раздумывая, правильно ли он поступает, слушая этот трёп. С одной стороны, бывали уже примеры, когда подсказки рождались из самого неожиданного контекста - взять хотя бы 'ПлодОвощТорг'. С другой - нельзя ли как-нибудь ускорить процесс? Задать, к примеру, наводящий вопрос, вернуть разговор к пропавшему амулету? Пожалуй, нет - такая прямолинейность только повредит делу, спугнёт благожелательную случайность.
- В общем, - сказала Римма, - я постепенно кое-как примирилась, перестала беситься. Но решила, что нужен такой оазис, где про Ноль ничто не напоминает. Где время законсервировалось. Ну и вот.
Она обвела рукой помещение, и Марк сообразил:
- Поэтому - клуб 'Консервы'? Это ты название придумала?
- Да. Клуб фактически мой - отец только денег дал, а сам ни во что не вмешивался. И интерьер я подбирала, и персонал.
- А гости? Люди твоего бати не заходят по стаканчику пропустить?
- Это ты к чему?
- Да вот думаю, как бы киллер случайно не заглянул.
- Не переживай, - она подмигнула, - если и заглянет, то прямо здесь валить не будет. Папахен знает - тогда я совсем обижусь.
- А, то есть вальнут уже за порогом? Ты меня обнадёжила. И, кстати, про твоего отца. Раз ты на него ещё не 'совсем обиделась', то, может, тогда и 'совсем помиришься'? Плюнула бы на этот ваш амулет и жила спокойно. Чего тебе не хватает?
Мотоциклистка повернулась к нему и некоторое время разглядывала в упор, потом произнесла ровным голосом:
- Даже и не надейся, сыщик. Не всё так просто. Или ты думаешь, у нас тут - как в мексиканской драме? Папа с дочкой поплачут, кинутся друг другу в объятия, и всё будет зашибись?
- Ну, а вдруг? Чем не вариант?
Римма зло рассмеялась. Ей, похоже, давно уже хотелось высказать накипевшее, но откровенничать было не с кем - слишком опасная и скользкая тема. Марк же, принёсший клятву неразглашения, подвернулся как нельзя кстати.
- Помнишь, я говорила, что мой папаша - непотопляемый? Так и есть, но только до тех пор, пока он сам не пожелает утопнуть. А всё к тому и идёт. Предмет, который ты ищешь, не просто исчез из дома - он перестал работать, я это чувствую! И не верю, что это кража, иначе все были бы уже в курсе, и на нас бы наехали по полной программе! Но прошло больше месяца - и ни одного наезда, ни единой предъявы. Внешне - всё гладко, дела идут...
- Так в чем проблема тогда?
- В том, что эта гладкость - только инерция! Ещё немного - и всё посыплется, но отец ничего не предпринимает. Он сложил лапки и готов умиротворённо пойти ко дну. Ладно, его выбор, как говорится, только меня тянуть за собой не надо! Я ещё побарахтаюсь! Понял, сыщик?
- А почему он, как ты выражаешься, сложил лапки?
- Вот сходи к нему и спроси - может, тебе расскажет. До объяснений с дочерью он как-то не снизошёл...
Она отвернулась и присосалась к пивной бутылке. Марк поднялся и сказал:
- Ладно, будет случай - спрошу. Если амулет действительно у него, то мы рано или поздно столкнёмся - при условии, разумеется, что меня до этого не завалят. Так что пойду работать, только в уборную загляну напоследок. Где она тут у вас?
Хозяйка ткнула пальцем в угол за стойкой - там обнаружился коридорчик с искомой дверью. Над раковиной висело мутное зеркало (мелькнула мысль, что могли бы подобрать поприличнее), и он долго всматривался в своё отражение. Двойник казался несколько изменившимся, но в чём именно эти изменения выражаются, никак не удавалось определить - то ли в глазах появилось нечто чужое, то ли у Марка просто шалили нервы.
Выходя, он столкнулся на пороге с каким-то небритым типом - а миг спустя разглядел в его руке пистолет.
Дальше раздумывать стало некогда.
Он вцепился в предплечье киллеру, не давая прицелиться, и они вывалились вдвоём в коридорчик. Марк, поднажав плечом, хотел припечатать убийцу к стенке, но тот был слишком массивный, как штангист-рекордсмен.
Сыщика опрокинули на пол; противник придавил его сверху, упёршись коленом в грудь. Ствол ткнулся Марку под подбородок. Киллер осклабился - история 'Трейсера' приближалась к бесславному завершению.
Раздался грохот.
Взгляд 'штангиста' потух, мышцы разом обмякли, и многопудовая туша навалилась на Марка, грозя расплющить в лепёшку. Лишь после этого сыщик с удивлением осознал, что до сих пор не умер. Хрипя от натуги и задыхаясь, он выбрался из-под пресса и поднял голову.
Римма стояла, подняв укороченный - будто игрушечный - пистолет, а в глазах у неё плескалась сладостная истома. Марк понял, что сейчас будет, и, чертыхнувшись, откатился к стене.
Мотоциклистка опять спустила курок, содрогнувшись в коротком чувственном спазме. Потом ещё один раз. Ещё. Пули впивались в мёртвого киллера, грохочущее эхо билось о стены, коридорчик наполнился едким дымом.
Она продолжала давить на спуск, даже когда патроны закончились; взгляд был по-прежнему затуманен. Подскочивший охранник деликатно - почти ласково - отобрал у неё оружие, и лишь после этого хозяйка клуба пришла в себя. Встряхнулась, огляделась и махнула рукой гостям, которые сбежались на шум:
- Всё нормально. Отдыхаем, не обращаем внимания.
Охраннику же вполголоса приказала:
- Входную дверь запереть. Никого не выпускать, не впускать. А Костика - за шкирку и ко мне, быстро.
Верный страж отогнал зевак и скрылся из виду. Марк, поднявшись на ноги, отряхнулся и пробурчал:
- Спасибо за помощь.
- Сочтёмся.
- Ты вроде обещала, что прямо в клубе валить не будут?
- Да, недооценила папаню.
Теперь она выглядела бодрой и посвежевшей - её, похоже, переполняла весёлая, деятельная злость. Подойдя вплотную к Марку, блондинка в коже, только что убившая человека, тихо, но внятно произнесла:
- Дальше делаешь только то, что я говорю.
Охранник притащил из зала давешнего востроглазого паренька, торговавшего 'пастилой'. Тот упирался и повторял: 'А чё я?', но, оказавшись рядом с трупом, притух. Римма ласково подбодрила:
- Ну, Костик, давай, излагай по пунктам. Или, думаешь, я не видела, как ты этому уроду кивнул, когда он вошёл? - она ткнула пальцем в убитого. - И как он после этого прямиком в сортир ломанулся?
- Может, его припёрло на улице, вот он и...
- Константин, - заметила Римма с интонацией Мэри Поппинс, - обманывая меня, вы поступаете некрасиво.
Дилер окончательно сник. Попросил:
- Ты, главное, не кипишуй, окей? Я ж это не из вшивости...
- Само собой. Исключительно из душевного благородства.
- Выхода не было, поняла? Он меня чисто конкретно за яйца держит... то есть держал. Сказал - звонить, если этот вдруг нарисуется, - Костик покосился на Марка. - Даже фотку его оставил, чтоб я не спутал...
Сыщик мысленно хлопнул себя по лбу. Ну да, его тут всерьёз не ждали и засад не устраивали, но на всякий случай подстраховались. А он, идиот, даже не подумал о такой элементарной подлянке, Пинкертон недоделанный...
Впрочем, справедливости ради, он не мог заранее знать, что клубом распоряжается Римма. Иначе худо-бедно сообразил бы, что папаша, с которым она поссорилась, держит заведение под особым контролем.
И вообще, козырь 'Трейсера' - не логика и дедукция, а нечто совсем иное. Трудно ожидать от того, кто три дня пролежал в бреду, кристальной ясности мысли...
- Мне лучше сваливать побыстрее, - сказал он, - пока другие не подтянулись.
- Других, скорее всего, не будет, - возразила мотоциклистка, - иначе наш - теперь уже мёртвый - друг притащил бы всех сразу. Может, не оказалось никого под рукой, а может, решил, что один управится. Сейчас подумаем, как быть дальше.
- А я? - подал голос дилер.
- А тобой, Костик, займусь отдельно. Только чуток попозже.
Востроглазого увели. Римма легонько пнула труп носком сапога и выдала в качестве эпитафии:
- Скотина ты, Санни, всё-таки. Хоть бы поздоровался для приличия...
- При чём тут сани? - не понял Марк.
- Да не сани, а Sunny. Солнечный. Погоняло такое.
- Постой, ты что - его знаешь?
- Само собой. Ещё до Нуля на отца работал - специалист по связям с особо борзой общественностью.
- А кликуха откуда? Более дебильную не придумали?
- Он с песенки пёрся от 'Бони Эм' - как нажрётся, начинает гнусавить. Из всего текста, правда, только одно слово и знал...
Сыщик, слушая, осмысливал ситуацию. Значит, у нас тут Солнечный в 'Консервах' - судьба продолжает шутить, но намёк, опять же, понятен. И, кстати, надо проверить одну догадку.
Стараясь не замараться в крови, которая уже растекалась по полу, он присел и взглянул на толстое запястье 'штангиста' - под ремешком часов обнаружилась та же самая буква 'тет', что и у мосластого в 'Гравитации'.
- Римма, что это за значок? Он похож на ваш амулет. Я так понимаю, это не совпадение? Семейное тавро?
- Звучит вульгарно, но да, что-то вроде этого. Знак верности, круче 'переводнушки', плюс ещё кое-какие функции.
- Не слышал про такое.
- Папашкино ноу-хау.
- И много народу с таким тавром?
- Единицы. Простым шестёркам его не ставят.
- Да, мощная штука. Имел удовольствие наблюдать...
Марк вспомнил, как за секунды иссохло тело в кафе. Теперь понятно, в чем тогда было дело. Тот киллер в ходе допроса, перестав соображать из-за яда, готов был выдать имя хозяина, но 'тавро' сработало как предохранитель. И пошли спецэффекты...
- Надо бы его обыскать. Может, подсказки будут.
- Распоряжусь сейчас. Иди пока что сюда.
Она отпёрла дверь в конце коридора - там оказалась тесная комнатка с зарешеченным окошком под потолком. Из мебели имелись стол, пара стульев, сейф и шкаф невыносимо канцелярского вида. Римма, впустив Марка, снова подозвала охранника и дала ему указания. Потом тоже вошла, закрыла за собой дверь и сказала:
- Значит так, Шерлок. Спасая тебя, я сожгла мосты, замочила отцовского порученца. Если у тебя вдруг были ещё сомнения, насколько я серьёзно настроена, то теперь они, надеюсь, развеялись. Следишь за мыслью?
- Стараюсь.
- Альтернатива простая - либо мы найдём то, что ищем, либо папаша меня посадит на цепь. В переносном смысле, естественно, но от этого мне не легче. Поэтому повторяю - отныне действуешь под моим наблюдением и контролем.
Он не успел возразить - охранник доставил вещи, найденные в карманах у киллера. Трофеи не особенно впечатляли - ТТ, ключи от машины, сигареты, зажигалка, пачка презервативов, портмоне с зеленью и невзрачная скомканная бумажка, которая на поверку оказалась билетом на электричку.
- Ну, сыщик, - спросила мотоциклистка, - что нам из этого интересно?
- Фиг знает. Билет разве что. Там станция указана?
- Только зона.
- Жаль. Но всё равно это единственная подсказка - надо на вокзал съездить.
- Какой смысл? Мы же не знаем, куда именно он катался.
- Обычная логика тут не действует, и вообще нет гарантии, что я там что-то найду. Но если нужен результат, то я должен действовать, как привык. Не будешь мешать - найду твою безделушку.
- Что ж, - сказала она с усмешкой, - раз даже папаня мой реально забеспокоился, значит, ты и правда что-то унюхал. Доверюсь профессионалу. Поехали на вокзал.
- Ты оставайся. Как будут результаты - я сообщу.
- Сказала же - только под моим наблюдением, спорить не о чем. Да, и вот, - она протянула ему пистолет 'штангиста'. - Дарю, забирай. Владелец сдох, ствол теперь без привязки, а тебе, я чувствую, пригодится.
Он вздохнул и напомнил:
- Римма, мне эта пушка - как рыбе зонтик, пользоваться всё равно не смогу. Это вы все кайф ловите от каждого выстрела, а у меня ощущения будут совсем другие.
- А, блин, каждый раз забываю, что ты у нас уникум. Ладно, с этим понятно. Сейчас отлучусь на пару минут - и поедем.
Хозяйка вышла. Сыщик, оставшись один, поворошил трофеи. Взял из кучи билет - и в очередной раз за день ощутил зуд в ладони. Поднёс её к глазам и с удивлением разглядел несколько красноватых рубцов, которые сложились в знакомый символ. Почудилось, что перечёркнутый ноль слегка повернулся, словно автомобильный руль, и вместе с ним совершил оборот весь мир вокруг Марка. Сознание уплыло.
