ГЛАВА 7. ПЫЛЬ
Юра, открыв глаза, не сразу сообразил, где находится. Он сидел, откинувшись в кресле, тихо играла музыка, кто-то смеялся беззаботно и весело. Прошла стюардесса в форменном бордовом костюмчике, и лишь после этого память соизволила подсказать, что первокурсник летит на Марс.
- Ну ты и дрыхнешь, - с уважением заметила Тоня. - Я уж боялась, всю дорогу проскучаю одна.
- Да, что-то я отрубился. Сколько прошло?
- Больше трёх часов. Ты какой-то весь обалделый. Опять плохое приснилось?
- Угу, вообще мерзость. Казематы кирпичные или, может, бараки, точно не помню. Кровь растекается по полу...
- Чья кровь?
- Там старик лежит, мёртвый. И вроде как это я его... Причём, что самое жуткое, мне даже его не жалко... Да, теперь понятно уже - я в том мире не со стороны наблюдаю, а участвую непосредственно. Или, по крайней мере, смотрю глазами участника, чувствую то же самое, что и он. И с каждым разом, проснувшись, запоминаю больше и больше. Тот город во сне, он проступает резче, материализуется, что ли... Я, пока там нахожусь, забываю напрочь, что всё вокруг - нереально, но потом спохватываюсь... А пробуждаться трудно, меня это зазеркалье как будто держит, затягивает в болото...
Он прервался на полуслове - заметил, что её серые глаза, распахнувшись, наполняются страхом. Махнул рукой и сказал:
- Не обращай внимания, это я просто краски сгустил. Пойду освежусь по-быстрому и вернусь к вам, товарищ Меньшова, совсем другим человеком, честное комсомольское. Договорились?
- Куда ж я денусь?
Он выбрался из кресла и двинулся по проходу, разглядывая попутчиков. Группа подобралась разношёрстная - пара семей с детьми, несколько старшеклассников с учительницей, студенты, отпускники постарше и, конечно же, вездесущие подтянуто-бодрые пенсионеры, которым наскучило сидеть дома и нянчить внуков. Помаргивали экраны планшетов, народ лениво переговаривался и расслабленно улыбался - разительный контраст с туманно-дождливым сном, где рожи у всех такие, что хочется сплюнуть и отвернуться.
Шагнув в одну из туалетных кабинок, он уставился в зеркало и непроизвольно потрогал левую бровь. Пожалуй, даже не удивился бы, если бы обнаружил фингал, как привет из сонного царства. Но опасения не подтвердились - физиономия пребывала в сохранности. Приободрившись, Юра умылся и вернулся на место.
- Чем ты тут занималась, пока я дрых? Читала?
- Кино смотрела.
- Какое?
- Не поверишь - 'Гостью из будущего'. Захотелось вдруг почему-то. Детство заиграло, наверное.
- Ну а что, забавный фильмец. Кстати, вспоминаю сейчас - он, кажется, даже в моем зазеркалье есть.
- Что, прям точно такой же?
- Не знаю, при мне его не показывали, но в памяти почему-то осталось... Погоди, соображу сейчас...
- Ой, Юра, я зря спросила. Не вспоминай тот мир лишний раз.
- Не волнуйся, ничего страшного. Наоборот, даже интересно. Да, точно - мне там попалась газета с телепрограммой, и в ней мелькнуло название. Даже странно, как они, утопая в своей клоаке, умудрились такое снять.
- Это, наверное, потому что фильм такой... как бы сказать получше... универсальный, что ли? В том смысле, что его бы сняли в любой России, даже в самой кошмарной. Только не смейся - я понимаю, что пафосно звучит, глуповато. Просто я 'Гостью' всегда любила, чуть ли не с садика.
Она улыбнулась с лёгким смущением, взяла планшет с откидного столика и показала кадр, на котором остановила просмотр: Алиса парит над Москвой на одноместной фантастической 'черепашке'.
- Да я и не смеюсь, - сказал Юра, - Селезнёву все любят, тут не поспоришь.
- А ещё какие там фильмы есть?
- Конкретно - затрудняюсь сказать, но 'Отторжения' точно нету.
- Видишь, хоть в чём-то им повезло.
- Не говори. Но у них не очень-то и разгонишься - кинотеатры, по-моему, вообще отсутствуют, телевизоры совершенно убогие.
- А книжные магазины?
- Не обратил внимания. Зато водочные ларьки - на каждом шагу.
- И как же они до этого докатились?
- Я толком не разобрался. Там постоянно упоминается какое-то Обнуление - оно, насколько я понял, семнадцать лет назад началось. То есть настал двухтысячный год - и трындец, всё пошло наперекосяк, но почему так - фиг знает. Хотя и до этого жизнь там, похоже, была не сахар...
Бортпроводница прикатила тележку с прохладительными напитками, народ подставлял одноразовые стаканчики. Сидеть на месте всем уже надоело, в салоне зарождалось броуновское движение, благо проходы между рядами были широкие - не чета тем, что имелись в антикварных авиалайнерах, виденных Юрой по телевизору. Попутчики потихоньку знакомились. Ближайшими соседями первокурсников оказалась пожилая супружеская пара с Таймыра, объездившая уже почти всю Солнечную систему, - сначала в составе геологоразведочных экспедиций, затем в качестве туристов.
- Да, привыкли на старости лет к комфорту, - смеялся седой геолог, - чуть что - сразу нос воротим. Кресла давай помягче, гостиницу поуютнее...
- Экскурсоводшу посимпатичнее, - подсказала супруга.
- Ага, поехидничай. И как я тебя полвека терплю?
- Да уж, совсем замаялся, бедолага.
- Видали, молодёжь? Издевается. Это она, спасибо, хоть к пенсии поспокойнее стала, а в молодости - вообще спасу не было. Секретарь комсомольской организации в институте, всю плешь нам проела со своими собраниями. От энтузиазма чуть ли не лопалась. У вас-то сейчас с этим делом попроще стало? С комсомолом, я имею в виду?
- Да, наверное, - сказал Юра. - Взносы собирают, а так особо не достают. Даже установка такая есть - борьба с формализмом в идеологии. Чтобы, типа, народ заинтересовать, а не из-под палки и по бумажке.
- И как, получается у них?
- Ну... э-э-э... с переменным успехом. Я, честно говоря, этим особо не заморачивался, не отслеживал специально...
- Эх, ёлки-моталки, счастливое поколение. Попробовал бы ты, парень, раньше такое вякнуть - мол, 'комсомолом не заморачиваюсь'. На собрании бы расплющили в блин, а то и с института бы вылетел. Правильно я говорю, ехидина?
- Расплющили бы, - подтвердила та. - Тогда, ребятки, время было другое.
- А вы в какие годы учились? - спросила Тоня.
- В пятьдесят девятом поступили, - сказал ветеран-геолог. - Мы с ней одногодки. До сих пор вот не отлепимся друг от друга.
- Угу, - пробормотал Юра, - опять в пятьдесят девятом...
- Почему 'опять'?
- Простите, это я о своём. В последние дни постоянно эта дата всплывает - вернее, не дата даже, а конец пятидесятых вообще. 'Антиграв' изобрели и так далее.
- Это да, жизнь понеслась галопом. Думаешь, я, когда на геолога поступал, мог такое вообразить, что меня - не в тайгу, а в космос? Не сразу после института, правда, а чуть попозже, в семидесятых. Налетался и насмотрелся - теперь вот надеемся с ехидиной, что и до Первой Звёздной как-нибудь доживём. Говорят, уже скоро. Как считаете, молодёжь?
Он улыбался, глядя на Юру, но надежда в глазах была непритворной, словно старик и в самом деле рассчитывал получить от первокурсника подтверждение - да, дескать, доживёте всенепременно, и корабль с землянами на борту рванётся к сердцу Галактики...
- Чего ты, Паша, ребят смущаешь? - укоризненно сказала 'ехидина'. - Они-то откуда знают? Можно подумать, от них зависит, когда звездолёт построят.
- А что? - не сдавался её супруг. - Может, от них как раз и зависит! Может, вот они двое лет через пять возьмут и изобретут какой-нибудь гиперпривод...
- Голова садовая, чем ты слушал? Они совсем по другому профилю. Юра - историк, Тоня - филолог. А тебе гиперпривод вынь да положь.
- Ну, не обязательно напрямую, - несколько смутился геолог. - Как-нибудь косвенно поспособствуют. Это ж дело такое, общее...
- Извините, - сказал Самохин, - отлучусь ненадолго.
Снова пройдя между рядами кресел, он заперся в кабинке и подставил ладонь под струю воды - клеймо, проявившееся на коже, жгуче саднило. Боль отступала нехотя, толчками отдаваясь в предплечье; лишь пару минут спустя она наконец утихла, а рубцы побелели. Юра поднял взгляд и посмотрел в зеркало. Отражение казалось бледным и постаревшим, круги под глазами неприятно темнели.
Понял, студент? Народ на тебя надеется, не отвертишься.
Хотя отвертеться он, собственно, не пытается. Ищет подсказки даже во сне.
Кстати, а помог ли ему сновидческий 'якорь' - рисунок, нацарапанный накануне на дереве?
В принципе, да, помог, особенно поначалу - заснув, Юра оказался на той же улице. А вот дальше пошло уже какое-то непотребство - растёкшаяся кровища, драка в кирпичном блоке. И никакой информации, которая пригодилась бы теперь, наяву.
Впрочем, тут надо оговориться - сновидения, даже становясь чётче, всё равно содержат пробелы. Значит, 'якорь' нужен более сильный, чтобы увидеть целиком всю картину. Над этим нужно подумать.
Одно радует - при пробуждении он сегодня сразу перескочил из дождливого мира в явь. Не было промежуточной остановки с 'химерами'. Или они его потеряли? Хотелось бы в это верить.
А пока поглядим, что нам преподнесёт нагорье Фарсида.
С этой мыслью Самохин выбрался из кабинки.
Полет продолжался по расписанию - час проходил за часом, и пунктирная линия, отображавшая маршрут на табло, удлинялась, чтобы соединить ярко-синюю точку с красной. Звёзды в иллюминаторе надменно сияли.
- Товарищи пассажиры, мы готовимся к стыковочному манёвру. Займите, пожалуйста, свои места...
Пересадочный терминал на орбите напоминал абстрактную инсталляцию. Он заполошно мигал сигнальными огоньками, а под ним проворачивался розовато-охряный Марс в серых ссадинах каньонов и кратеров.
Внутри терминал оказался скучным и неуютным - тесные коридоры с белыми лампами, облицованные пластиком стены, люди в комбинезонах. Пестро одетые путешественники смотрелись тут как селяне с ярмарки, по ошибке забредшие в монастырь. Тот факт, что пребывание получилось недолгим, никого особенно не расстроил. Туристы погрузились в челнок, который, не тратя времени даром, окунулся в пыльную атмосферу.
Пыль душила планету самозабвенно и фанатично - клубилась гигантскими облаками, закручивалась воронками, гуляла вихрями между гор, мела позёмкой по каменистым равнинам. Из-за неё Юра толком не разглядел посадку. Челнок кое-как продрался сквозь пелену, завис над угольно-чёрным куполом и нырнул в открывшийся зев. Пассажиры ощутили мягкий толчок, и весёлый, почти мальчишеский тенор из динамиков доложил:
- Фарсида, конечная остановка. Приехали.
В салоне засмеялись, кто-то поаплодировал, а геолог-пенсионер одобрительно пробурчал:
- Дурью мается паренёк. Но посадил красиво.
Через переходник-рукав туристы попали в тесноватый, но светлый зал с искусственной атмосферой и гравитацией, где их встретила строгая сухощавая дама в брючном костюме. Оглядев новоприбывших, она произнесла не без некоторой торжественности:
- Товарищи, приветствую вас на базе 'Фарсида-Гамма'. Здесь расположен гостиничный комплекс с вашими номерами. План базы, информация о питании и других стандартных услугах, а также график экскурсий и коды экстренных вызовов сброшены вам на браслеты-коммуникаторы. Меня зовут Евгения Павловна, я куратор вашего тура. Обращайтесь, пожалуйста, если возникают вопросы. Первая экскурсия - в тринадцать ноль-ноль по местному времени, а пока - заселяйтесь и отдыхайте. Добро пожаловать!
Студентам достались одинаковые одноместные комнатёнки - или, если сказать точнее, отсеки, в которых едва помещались кровать и тумбочка. Зато имелись панорамные окна, и Юра несколько минут наблюдал, как между жилыми и рабочими куполами бродит очередной заплутавший смерч - подслеповато тычется в стены, истончается до прозрачности, но потом снова крепнет, подпитавшись пылью с сухого грунта, и удаляется восвояси. Звуки снаружи не доносились, но Самохин моментально дофантазировал, как пыльный бродяга подвывает и жалуется на скуку, царящую на мёртвых просторах под красноватым небом.
- Ну что, - сказал Юра, постучав к Тоне, - пошли исследовать территорию?
В гостиничном куполе, правда, не обнаружилось ничего по-настоящему интересного. Столовая со стойкой самообслуживания и кассой, кафе-бар с рядами бутылок, мини-спортзал, медпункт и несколько закутков, выполняющих роль гостиных, где стояли мягкие кресла, шахматные столы и громоздкие кадки с пальмами. Если бы не виды из окон, можно было бы без труда убедить себя, что находишься в земном пансионате средней руки.
Первокурсники вознамерились взять напрокат скафандры и прогуляться снаружи. Не тут-то было - снаряжение им не выдали, объяснив, что прогулки без сопровождающих лиц разрешаются только тем, кому исполнилось восемнадцать. Оскорбившись, студенты пошли пить кофе.
- Юр, я всё же слегка побаиваюсь. А вдруг ты на этой горе и правда найдёшь какой-нибудь, как ты выражаешься, артефакт? А он возьмёт и сработает?
- Мне, если честно, не очень верится. Но, согласись, проверка нужна.
- Да я-то согласна - прилетела же с тобой вместе. Но всё равно как-то...
- Вот скоро и проясним. Эта экскурсия у нас первая, гора тут недалеко.
- Да, точно. Не будем себя накручивать раньше времени.
Мандраж, однако, усиливался по мере того, как приближался срок. Наконец ожидание завершилось. Туристы, которых оповестили через браслеты, стали подтягиваться на склад, где выдавались пневмокостюмы - гибкие, почти не стесняющие движений, но всё же тяжеловатые из-за баллонов с газовой смесью. Впрочем, все помнили, что вне купола сила тяжести меньше, и надорваться никому не грозит. Цвет у скафандров был фиолетовый, а на плече у каждого алела нашлёпка - советский флаг.
До 'посадочной площадки пришельцев', которая приютилась на горном склоне и возглавляла список обещанных достопримечательностей, аэрокар добрался за полчаса. Кураторша известила:
- Прямо под нами - щитовой вулкан Павлинья гора. Его высота - четырнадцать, а диаметр в основании - более трёхсот километров...
С высоты Павлинья, вопреки роскошному имени, выглядела как засохшая коровья лепёшка - приплюснутая, коричнево-бурая с зеленоватым отливом.
- Справа - гора Аскрийская, слева - Арсия, а впереди вздымается могучий Олимп, высочайшая вершина планеты. Но к нему мы подлетим позже, пока же - совершаем посадку...
Ступив на поверхность, Юра наконец-то в полной мере прочувствовал инопланетность пейзажа. Юмористические сравнения выветрились из головы моментально. Пологий склон, покрытый застывшей лавой и припорошенный красной пылью, простирался вокруг, насколько хватало глаз: ни конца, ни края. Небо - линялый багрянец с проседью, бессолнечный жуткий свод. Люди - фиолетовые букашки, вши на складчатой шкуре окаменелого исполина...
Чтобы отвлечься от этих мыслей, Юра присмотрелся к деталям. Площадка, где приземлился аэрокар, располагалась на полукруглом выступе и была сравнительно ровной - но не настолько, чтобы сразу признать её чужим космодромом. На рекламных снимках, где подобрали удачный ракурс, она смотрелась более впечатляюще.
Отвесные стены в пределах видимости отсутствовали - если искать наскальные росписи, то разве что под ногами, разгребая вездесущую пыль. Можно провозиться весь год. Осознав этот факт, студент с далёкой Земли испытал разочарование пополам с облегчением. Оглянулся на Тоню - она развела руками.
Ветер на минуту затих, как будто взял передышку. Юра потоптался на месте, ощущая в теле неуютную лёгкость, - сказывалась слабая гравитация. Он понятия не имел, что следует делать дальше. Разве что пошутить?
Самохин присел на корточки и начертил в пыли окружность с крестом. Тоня, остановившись рядом, снисходительно похлопала его по плечу - остроумное, мол, решение, прямо аж дальше некуда. Он поднялся и улыбнулся.
А в следующую секунду склон ощутимо дрогнул.
***
Юра взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, но тут налетел проснувшийся ветер. Бешеный шквал ударил студента в грудь и опрокинул навзничь. Удар о землю получился неожиданно мягким - помогла та самая марсианская лёгкость, да ещё толстенный слой пыли.
Люди вокруг застыли в нелепых позах, как на стоп-кадре. Казалось, кто-то выключил для них время, и теперь оно текло лишь для Юры. Между статуями в скафандрах заплясало веретено новорождённого смерча - призрачно-зыбкое, ржаво-мутное, а из него появились безликие фигуры 'химер'.
Первокурсник лежал, затаив дыхание и не решаясь пошевелиться. 'Химеры' переходили от одного туриста к другому - всматривались пустыми глазницами, потом отворачивались и двигались дальше.
В двух шагах от Самохина один из безликих остановился и повёл головой, прислушиваясь к чему-то. Медленно опустился на корточки - неестественным, механически-отвратным движением, как марионетка, подвешенная на невидимых нитях. Вытянул руку и, по-прежнему глядя поверх лежащего, пошарил в пыли ладонью. Юра понял, что через миг 'химера' его коснётся, и попытался рвануться прочь, но недавняя лёгкость сменилась знакомой свинцовой тяжестью.
Фигура с пустыми глазницами замерла, как будто опять пыталась уловить какой-то далёкий звук. Теперь и студенту послышался чей-то голос, зовущий его по имени. Он напряг слух, потянулся мысленно сквозь пыльную мглу.
- Юра! Юра!
Чувствуя, как от напряжения едва не разрываются мышцы, он шевельнулся и повернул шею, чтобы увидеть, кому этот голос принадлежит. От 'химеры' не укрылось его движение - она опустила безглазый взгляд, уставилась на лежащего. 'Всё', - обречённо подумал тот, но ошибся. Отметина на руке полыхнула болью, и прямо под ним разверзлась земля. Самохин понял, что проваливается в яму, погружается в бездонный колодец, в багрово-серую пыльную глубину, а 'химера' осталась где-то там, наверху, на пологом склоне...
- Юра! Слышишь меня?
Он разлепил веки. Тоня, склонившись, вглядывалась в него, а вместо красноватого неба над ней был светло-бежевый потолок, и мягко горели лампы. Рядом с девчонкой стояла полноватая тётенька в крахмальном белом халате; в руке у неё был шприц.
- Он очнулся! - воскликнула Тоня. - Видите?
- Тише, девочка, тише, - сказала женщина, которую Юра назвал про себя врачихой, - я же говорила - ничего страшного. Полежит денёк и будет как новенький. Как вы себя чувствуете, молодой человек? Тошнота, головокружение?
- Нет, только слабость. Где я? И что случилось?
- Вы на базе, в медблоке. А случилось небольшое ЧП - к счастью, без серьёзных последствий. Какие-то неполадки с вашим скафандром - техники сейчас разбираются. Вы потеряли сознание, но вас занесли в машину и, естественно, сразу же вернули на базу.
- Ну вот, экскурсию всем испортил.
- Да, - улыбнулась 'врачиха', - они вам этого никогда не простят. Поймают и надают по ушам. Так что оставайтесь лучше в палате - отдыхайте и набирайтесь сил. А ты, Тонечка, следи, чтобы он тут не захандрил.
- Пусть только попробует.
- Вот и чудненько.
Властительница медблока вышла за дверь. Тоня, присев к Юре на кушетку, покачала головой и сказала:
- Самохин, если ещё раз так меня напугаешь, я лично тебя прибью.
- Буду иметь в виду. Но сначала давай, расскажи подробнее, что там было после землетрясения.
- Какого землетрясения?
- В смысле? Был подземный толчок, я упал, а потом уже пошёл всякий бред.
- Ты, по-моему, что-то путаешь. Никаких толчков я не помню. Ты начертил этот дурацкий знак, встал и сразу же опять завалился. Жуть - я тебя трясу, ты лежишь, а все вокруг бегают, суетятся...
- Блин, прости, что так получилось.
- А что там за бред, про который ты говорил?
Он заколебался - нужно ли ей рассказывать про 'химер'? Девчонка и так напугана, а теперь ещё, чего доброго, заподозрит, что у него - сдвиг по фазе.
- Юра, - сказала Тоня, заметив его сомнения, - мы же договорились. Вместе, так вместе. Или ты мне не доверяешь?
- Ладно, сама напросилась. Слушай.
И он пересказал ей свои предутренние кошмары, а заодно и разговор с комитетчиком, который, собственно, первым употребил это милейшее словечко - 'химеры'. Она не перебивала, только всё больше хмурилась, а когда он умолк, вздохнула и промолвила:
- Да уж. Значит, в Комитете правда считают, что ты влияешь на 'чудеса'? А эти безликие хотят тебе помешать?
- Вот ты сейчас это вслух сказала, и я понимаю - да, звучит нелепее некуда. Но по факту всё, кажется, так и есть.
- И что ты собираешься делать?
- Ни малейшего представления. Надеялся, что во сне увижу подсказку, но пока - ничего толкового. Может, в следующий раз.
В дверь постучали, и в палату шагнул ещё один посетитель - лет тридцати на вид, рослый, спортивный до отвращения, с ясными голубыми глазами. Прямо-таки богатырь с лубочной картинки или с плаката: 'Вступай в ряды ВКС!' Самохин вспомнил, что видел этого типа среди остальных туристов.
- Привет, ребята. Не помешаю?
- А вы кто? - неприязненно спросил Юра.
- Меня зовут Николай. Вы на Земле общались с моим коллегой.
- А, ну понятно, я мог бы сам догадаться. Значит, следили за мной?
- Ну почему же сразу 'следили'? Просто держались рядом на всякий случай - и, как видите, мера оказалась нелишней. Без неожиданностей, к сожалению, не обошлось. Как ваше самочувствие?
- Врач сказала, жить буду. Давайте, может, сразу по существу? И не смотрите на Тоню, она всё знает.
- Да, - подтвердила та, - не уйду, даже не надейтесь.
- Мы так и предполагали, - кивнул Николай, - тем лучше. Тогда спрошу прямо в лоб. Вы, Юрий, начертили знак на земле. Успели почувствовать или, может, увидеть что-нибудь, прежде чем потеряли сознание?
- Вы про ваших 'химер'?
- Они не наши, а вовсе даже наоборот. Вы это, по-моему, и сами поняли. Кто-нибудь из них сумел прикоснуться к вам?
За прошедшие дни первокурсник уже привык к абсурдным вопросам и ситуациям, поэтому честно порылся в памяти, поморщился и ответил:
- Нет, не прикасались. Я услышал, как Тоня меня зовёт, и проснулся.
- Отлично. Вы просто молодец, Антонина, - сказал гость без тени улыбки. - Теперь, Юрий, постарайтесь припомнить, о чём вы думали в тот момент, когда рисовали символ. Какой у вас был настрой?
- Это принципиально?
- Да. Прошу вас, подумайте.
- Ну, я прилетел, чтобы устроить эксперимент...
- Вы верили, что получится?
- Не особенно. А когда на площадку вышел, вообще промелькнула мысль, что ерундой занимаюсь. Ну и нарисовал в шутку этот круг.
- В шутку, значит, - посетитель вздохнул (как показалось, немного разочарованно). - То есть вы всё ещё сомневаетесь, что происходящее с вами - вполне серьёзно? Даже теперь, угодив в медпункт?
- Мне сказали - это случайность, с пневмокостюмом какой-то сбой...
- Верно. Но почему именно теперь, именно у вас? Над этим вы не задумались?
Юра хотел язвительно возразить, что в последнее время только и этим и занимается - ломает себе мозги, обдумывая подобную хрень; и что доблестная 'контора', коль скоро ей нужна помощь, могла бы объяснить всё, как есть, без намёков и недомолвок; в противном же случае он, Самохин, не ударит больше палец о палец. Но Николай, опередив его, произнёс:
- Впрочем, сейчас вам лучше отдохнуть. До свиданья, ещё увидимся.
Дверь за ним закрылась. Тоня покачала головой:
- Ну и жук.
- Не говори. Подбодрил, называется, пациента.
Юра взял телепульт. На местном канале снулый от недосыпа прораб педантично перечислял, какие материалы должны вот-вот подвезти, чтобы сдать-таки к юбилею новый купол на базе 'Фарсида-Бета'. Самохин страдальчески застонал, надавил на кнопку-переключатель и попал на тридцать девятый выпуск 'Ну, погоди!' - волк, напялив скафандр высшей защиты, гонялся за зайцем в поясе астероидов.
- Пускай лучше мультики, - сказала Тоня. - Оставь.
Вернулась 'врачиха', и Юра сразу спросил, можно ли ему прогуляться - хотя бы до кафе-бара. В ответ услышал - да, можно, но чуть попозже, а пока что лучше поспать. Ему скормили таблетку, и он через несколько минут ощутил, как тяжелеют веки.
Сон и в самом деле получился целебным - без кошмаров и картинок из зазеркального Медноярска. Проснувшись, Юра посмотрел на часы и обнаружил, что уже вечер. Тони в палате не было - видно, ушла к себе, чтобы не мешать. Умывшись, он почувствовал бодрость и зверский голод.
В голове тоже прояснилось, и Самохин припомнил свой разговор с богатырём Николаем. Два вопроса не давали покоя. Почему тот так заинтересовался, с каким настроением Юра начинал свой так называемый эксперимент на горе? И кто вывел из строя пневмокостюм, если сбой и правда не был случайностью? Опять безликие виноваты? Если так, то паршиво. Получается, их активность переходит из сна в реальность, и тогда уже действительно не до шуток...
Но есть всё равно охота.
Он вызвал Тоню через браслет; они вдвоём спустились в столовку, однако та оказалась уже закрыта. Пришлось перебазироваться в кафе. Самохин набрал себе бутербродов - с красной рыбой, салями и ветчиной. Ел так, что за ушами трещало, а верная спутница, сидя напротив, тихо посмеивалась.
- Приятного аппетита, ребятки.
Он поднял голову - рядом стояли пенсионеры-попутчики.
- Спасибо, - сказала Тоня, - садитесь с нами.
- Напугал ты нас, Юра, днём, - призналась 'ехидина'. - Хоть и сказали сразу, что сильно не пострадал, но всё равно волнение было.
- А вообще, - сказал её муж, - надо местным по шапке дать за такие вещи. Тем, кто за технику безопасности отвечают. Ума не хватает скафандры подготовить нормально?
- Экскурсию совсем отменили? - спросил совестливый Самохин.
- Не волнуйся, на завтра сдвинули - сначала Олимп, потом равнина Эллада и полярные гейзеры. Послезавтра - терраформационная башня, куда ж без неё, ну и каньонный пояс. А больше тут и смотреть особенно не на что, пыль сплошная.
- Неправильный ты, Паша, геолог, - попеняла ему супруга, - тебя должен каждый камешек восхищать, а ты ноешь.
- Надоели мне эти камни, столько перевидал - на три жизни хватит. Да и вообще, поугас в народе энтузиазм. Мне приятель из Космофлота рассказывал - соискателей стало меньше. То есть конкурс-то всё равно - будь здоров, но уже не сравнить с тем, что в наше время.
Юра подумал - ну да, всё из той же оперы. Солнечная система уже приелась. Может, из-за того, что досталась слишком легко, буквально свалилась в руки? Люди натешились халявной игрушкой и теперь возжелали большего.
- Павел Александрович, - попросил он геолога, - представьте, пожалуйста, такой расклад - годы проходят, а Первую Звёздную так и не объявляют. Как полагаете, какая будет реакция?
- Плохая реакция будет, парень. Помаринуемся в собственном соку и протухнем, как те консервы в банке. Вони будет на три парсека вокруг, уж поверь мне на слово.
Юра медленно поставил чашку на стол и уставился в противоположную стену. 'Протухнем в банке', ну да. Консервированное солнце - метафора из дождливого сна, казавшаяся нелепо-бессмысленной, обрела неожиданное прочтение.
Ему очень ясно представилась запаянная круглая крышка, на которой нарисовали крест для наглядности.
Весёлые огоньки кафе-бара потускнели и выцвели, в спину дохнуло холодом, и Самохин машинально оглянулся на дверь, а когда снова повернулся к столу, собеседников уже не было. Да и остальные посетители куда-то исчезли; столешницы и барную стойку запорошило пылью. В стене зиял огромный проем, за ним виднелась безжизненная равнина, по которой бродили смерчи. В проёме возникли три безликих фигуры-марионетки, шагнули внутрь...
- Юра! - Тоня дёрнула его за рукав. - Снова спишь на ходу?
- Прошу прощения, задумался.
- И что надумал? - поинтересовался геолог.
- Пора гиперпривод изобретать, иначе точно протухнем.
Все посмеялись и снова принялись обсуждать скорректированную программу экскурсий, лишь Тоня иногда украдкой бросала обеспокоенный взгляд. Юра улыбался ей, прихлёбывал остывающий чай и чувствовал, как снова наваливается усталость. Хотелось закрыть глаза, но он боролся с этим желанием, помня, что сразу за гранью яви - ещё до входа в туманный город - поджидают 'химеры'.
Потом позвонила врач и попросила зайти в медблок. Студенты попрощались с геологами и побрели по гостиничным коридорам, то и дело кивая встречным: да, всё в порядке, спасибо за сочувствие; нет, не помер.
Врач заявила, что в эту ночь ему лучше оставаться в палате. Юра не возражал, лишь попросил снотворного - такую же таблетку, как днём, чтобы забыться без сновидений. Медичка нахмурилась, но таблетку дала. Тоня, пожелав спокойной ночи, ушла к себе, а он прилёг на кушетку и включил без звука телеэкран. Привычное мельтешение кадров успокаивало, позволяя удостовериться, что он всё ещё в правильном, неискажённом мире.
Жалюзи на окнах были закрыты, чтобы Марс своим пыльным глазом не подсматривал в чужие покои. Ночь опустилась на нагорье Фарсида, брезгливо растёкшись между вулканов.
Уже засыпая, Юра подумал, что эксперимент на горе нельзя рассматривать как безрезультатный. Вот только результат не очень обрадует товарища Фархутдинова и компанию - они-то ожидают чудес, а вместо этого получилось, что свистопляска с 'химерами' выходит на новый уровень.
***
Пробуждение было блёклым. Физически он чувствовал себя отдохнувшим, и 'химеры' ночью не потревожили, но возникло ощущение пустоты и нехватки чего-то важного. Это не была пресловутая тоска по берёзкам и голубому небу, ведь Землю он покинул совсем недавно и ещё не успел по-настоящему заскучать. Покопавшись в себе, Юра с удивлением обнаружил, что ему недостаёт свежих впечатлений из промокшего, озлобленно-нервного, но уже привычного зазеркалья. Как будто он, оставшись без порции сновидений, теперь испытывал некое подобие ломки.
Рассказывать 'врачихе' об этих выводах он, конечно, не стал. Она осмотрела его, подключив диагностический модуль, и констатировала - здоров как конь и готов к великим свершениям. Студент изобразил незамутнённую радость, поблагодарил и пошёл на завтрак.
Его приветствовали шумными возгласами, словно он вернулся из Первой Звёздной. Юра, улыбаясь, махал рукой. Потом все снова облачились в скафандры, погрузились в аэрокар, и тот поплыл над мёртвой планетой. Олимп, южный полюс, башня - туристы в течение дня побывали всюду, и всё в этот раз проходило гладко, без каких-либо технических сбоев. Экскурсанты, как и положено, восторженно ухали, снимали на планшеты каждую мелочь, и Самохин не отставал от них, попутно развлекая шутками Тоню, но его хандра так и не развеялась.
Чем ближе подкрадывался пропитанный пылью вечер, тем больше портилось настроение. Юру терзало нездоровое любопытство - что случилось по ту сторону яви за время его отсутствия? Жив ли ещё тамошний проспиртованный сыщик или уже валяется где-нибудь под забором с пробитым черепом? Да, посмотреть хотелось, но тут же вспоминались 'химеры', которые ждут добычу. И страх перед ними, стыдно признать, в конце концов перевесил.
После ужина Юра зашёл в медблок и попросил у 'врачихи' ещё снотворного. Та долго допытывалась, в чём дело, а он уверял - ни в чём: таблетка - просто на всякий случай, если вдруг замучит бессонница. Мужественно вынес очередной сеанс диагностики, наврал, что таблетку сразу глотать не будет, а сначала попробует заснуть так, и смылся, зажав трофей в кулаке.
И была вторая подряд ночь без сновидений и без 'химер', а потом - по уже накатанной колее - завтрак, полет, неумолчный говор экскурсоводши. Пейзажи сменялись, будто в калейдоскопе, но он едва их воспринимал, вспоминая дождливый город.
Лишь последний пункт экскурсионной программы немного растормошил Юру - система каньонов вблизи экватора. Если смотреть с большой высоты, казалось, что пьяный пахарь прошёлся здесь чудовищным плугом: кривые рваные борозды тянулись на тысячи километров, и эта бессмысленная, первобытно-дикая грандиозность не давала отвести взгляд.
Аэрокар с туристами сел на краю обрыва. На дне каньона горбатились рыжеватые дюны, в небе ползли болезненно-длинные белёсые облака. И глядя на всё это, Юра понял, что не пошёл бы в Первую Звёздную, даже если бы его вдруг позвали. Потому что есть сильнейшее подозрение - там, в окрестностях чужих солнц, ждут ещё более пугающие картины, по сравнению с которыми Марс покажется родным и уютным. И, может, даже неплохо, что теория относительности пока перечёркивает галактические планы крест-накрест?
Тоня, словно прочитав его мысли, шагнула ближе, прильнула, и ему показалось, что он чувствует тепло её тела сквозь толстую ткань скафандра, а губы девчонки за прозрачным забралом шлема прошептали: 'Завтра домой'.
Потом была прощальная вечеринка на базе - с музыкой и весельем. Даже строгая кураторша улыбалась, разом помолодев лет на десять. Первокурсники выпили по бокалу вина (им не продали бы, но выручили студенты постарше, которые были в группе) и смеялись вместе со всеми, и танцевали. Юра ждал, что хандра вот-вот оставит его, отползёт наконец в своё зловонное логово, но та упрямилась, упиралась, покусывала исподтишка. Стоило ему отвлечься от разговора, как свет тускнел, музыка крошилась на колючие взвизги, а в дальних уголках кафе-бара мерещились пыльные тени-призраки. Тоня окликала его, прикасалась ласково, возвращая чувство реальности, и всё опять шло по кругу.
Иногда его взгляд натыкался на Николая - тот держался поодаль, заигрывал с фигуристой рыжеволосой девицей и, кажется, вообще ни разу не вспомнил о первокурсниках. Эта комедия злила и раздражала Юру; хотелось подойти к богатырю и сказать, что Штирлиц из него - как из повидла пуля. И пригрозить какой-нибудь пакостью - например, что по возвращении в Медноярск он, Самохин, первым делом пожалуется в 'контору' на назойливую и некомпетентную слежку...
- Ну, ребятки, как вам экскурсия? - спросила жена геолога.
- Очень классная, - ответила Тоня. - И, главное, закончилась вовремя. Не представляю вообще, как здесь народ годами живёт. Я бы, наверно, через неделю уже свихнулась - всё такое чужое, жуткое.
- Понимаю тебя. Уж насколько я по молодости была непоседа, а и то бывало, если экспедиция долгая, такая тоска берет, что хоть плачь. Потом, правда, на Землю вернёшься, поваляешься на травке - и снова на приключения тянет.
- Ой, как же я вам завидую. В смысле, не приключениям вашим, а вот этой вот смелости - лететь в никуда, разведывать, изучать. Не то что я - трусиха никчёмная.
- Девочка, не болтай ерунды, - 'ехидина' рассмеялась, - всё у тебя будет, как надо. А пока - развлекайтесь тут, веселитесь, не будем больше вас отвлекать. Правильно я говорю, Паша?
Муж её, успевший, похоже, тяпнуть слегка сверх нормы, важно кивнул и дал себя увести. Тоня, проводив их взглядом, обернулась к Юре и улыбнулась. В её глазах отразились цветные искры, пляшущие под музыку, а может, то были отблески звёзд, и тогда он взял её за руку и потянул сквозь толпу к двери.
Свет в коридоре был приглушен, лестница уводила наверх, к гостиничным номерам. Тоня, встав на ступеньку выше, положила руки ему на плечи, он прижал её к себе, хрупкую и горячую, их губы встретились, и музыка, гремевшая до этой секунды рядом, откатилась, будто волна от берега, а они остались вдвоём, в ласкающей пустоте...
- Простите, что прерываю.
Юра, с трудом опомнившись, повернул голову. У прозрачной двери, за которой остался бар, стояла 'врачиха'. Удостоверившись, что сумела привлечь внимание, она сказала вежливо и спокойно:
- Юрий, уделите мне, пожалуйста, пару минут.
- Прямо сейчас? В чём дело?
- Не волнуйтесь, короткая процедура. Антонина, ещё раз прошу меня извинить.
Тоня шепнула: 'Я у себя', отстранилась и вспорхнула по лестнице. Когда девчонка скрылась из виду, он угрюмо полюбопытствовал:
- Доктор, вы издеваетесь?
- Нет, даже в мыслях не было. Пойдёмте в медблок.
В палате, усадив его на кушетку, она устроилась на стуле напротив и вгляделась в его лицо. Сказала:
- После недавнего инцидента меня попросили вас обследовать регулярно - как минимум дважды в день. И отслеживать возможные изменения. Кто именно попросил - вы, я полагаю, догадываетесь.
- Да уж, не бином Ньютона. Но сегодня уже два осмотра было.
- Верно. Вроде никаких отклонений. А вот позже, на вечеринке...
- Что?
- Вы как будто отключаетесь иногда, смотрите куда-то в пространство, пока подружка не растолкает. Меня это беспокоит.
- Просто занят своими мыслями. У всех такое бывает.
- Нет, Юрий, задумчивость выглядит по-другому. Не отнекивайтесь, пожалуйста, расскажите, как есть.
- Доктор, - сказал он, сдерживаясь, - может, не будем всё усложнять? Меня там девушка ждёт. А завтра я улечу, вздохнёте спокойно и всё забудете.
- Девушка не обидится, - врач ни на йоту не повысила голос, - я с ней поговорю. Вас же, Юрий, попрошу остаться в палате. Вы взрослый человек и поймёте - так будет лучше. Мера предосторожности. Я ведь не вижу целиком всю картину, а на вопросы вы отвечать не хотите. В общем, правильно вы сказали - не будем всё усложнять. Перешлю свои наблюдения товарищам на Земле, а дальше пусть они разбираются.
- Спасибо вам за заботу, - он постарался добавить в голос побольше яда.
- Не за что. Дать таблетку?
- Давайте, - буркнул Самохин.
Когда она вышла, он долго ещё сидел, уставившись на закрытую дверь. Прикидывал - может, тоже свалить? Ничего ведь не обещал. Но, во-первых, если он сейчас пойдёт к Тоне, то рискует там столкнуться с 'врачихой', а во-вторых, это будет слишком похоже на детский сад.
Снова навалилась усталость, будто он весь день таскал кирпичи. Юра, смирившись, налил воды, проглотил таблетку и лёг. Сон без сновидений накрыл его почти моментально.
Наутро, по уже установившейся традиции, настроение оказалось паршивым. Он хмурился и за завтраком, и при посадке в орбитальный челнок, и при переходе на межпланетник. С кислой физиономией проследил, как Марс, похожий на печёное яблоко, проваливается в черноту за кормой, и лишь после этого почувствовал некое облегчение. Тоня, следившая за ним искоса, сказала:
- Ну наконец-то. А то я всё боялась - укусишь.
- Тебя - не буду, не бойся, а этих бы покусал с удовольствием. Пусть их потом от бешенства прививают.
- Да ладно тебе, не так уж и плохо съездили. Все живы-здоровы, 'химеры' твои больше не появлялись...
- Не знаю, может, ты и права. И вообще, спасибо, что со мной полетела, иначе я бы вообще зачах за эти три дня. Какое сегодня, кстати, число?
- Пятое, воскресенье. Послезавтра на демонстрацию.
По мере того, как приближалась Земля, их - да и других пассажиров тоже - охватывало нетерпеливое возбуждение. Дом звал и манил. Когда пилот объявил о прибытии на платформу 'Центр-4', в салоне дружно захлопали. Юра и Тоня, простившись с попутчиками, нашли свой челнок и всё оставшееся время до пересадки простояли возле окна, за которым беззаботно вертелась голубая планета.
А в Медноярске на космодроме их встречал Фархутдинов.
- Не стоило беспокоиться, - сказал ему Юра и едва не добавил, что ни капельки не соскучился, но вовремя удержался.
- Я на служебном транспорте. Если не возражаете, Юрий, сначала подбросим даму.
До городишки, где жила Тоня, долетели за пять минут. Она попросила высадить её на стоянке маршруток - сказала, там должен встретить отец. Самохин поцеловал её на прощанье, пообещал завтра позвонить, а когда она вышла, спросил у Фархутдинова:
- Теперь что? Допрашивать меня будете?
- Потащу в кровавый застенок, - пообещал тот, не моргнув глазом. - Я, как вы понимаете, прочёл отчёты моих коллег и разделяю их беспокойство по поводу вашего состояния. Поэтому хотел бы предложить помощь, а именно - встречу с компетентным специалистом.
- Со специалистом? В какой же области, интересно?
- Вы несколько раз подряд просили снотворное. Понимаю вас - не хотите опять столкнуться с 'химерами'. Но, к сожалению, и в нашем... гм... основном деле прогресса за это время не наблюдалось.
- Я вам вроде не обещал чудес к определённому сроку.
- Верно, не обещали. Но мы, грешным делом, очень надеялись, а время потихоньку уходит. И вот теперь вдруг всплывает закономерность: есть снотворное - нет прогресса. Не хотите ничем поделиться, Юрий?
- Ладно, - устало сказал Самохин, - вы опять меня раскусили. Я вижу странные сны - в смысле, помимо тех кошмаров с 'химерами'. Из этих снов я пытаюсь извлечь подсказки, что делать дальше. Но сновидения прекратились, идеи не появляются.
Лицо комитетчика стало сосредоточенно-хмурым. Он сделал паузу, размышляя, потом произнёс:
- Напомню - я ограничен в своих возможностях. Хочу вам помочь, но способен сделать это лишь косвенно. Решение вы можете найти только сами. Однако наш спец - скажем так, психолог - мог бы проконсультировать вас по поводу сновидений, если вы, конечно, не против и намерены идти до конца.
- Да, намерен, - пробурчал Юра. - Пусть всё это кончится - и, желательно, поскорее. Везите к своему мозгоправу.
Машина села у комитетского здания; стоял уже поздний вечер, светились окна и фонари. Фархутдинов, успевший за время полёта написать кому-то через планшет короткое сообщение, повёл студента не в кабинет, а в другое крыло. Приоткрыл одну из дверей:
- Виталий Фёдорович, к вам можно?
Помещение слегка напоминало медпункт - кушетка, во всяком случае, здесь имелась. Хозяин же оказался дядей лет сорока пяти с незапоминающимся лицом и бледной улыбкой. После взаимных приветствий и представлений он сказал Фархутдинову:
- Спасибо, дальше мы сами.
- Если что - зовите, я у себя.
Психолог указал студенту на кресло:
- Прошу. Я ознакомился с материалами, Юрий, и у меня составилось впечатление, что вы не любите долгие предисловия.
- Терпеть не могу.
- Отлично. Признаюсь, в этом вопросе я с вами солидарен, так что перейдём сразу к делу. Если я правильно понял коллегу, вы видите некие интересные сны. Не откажетесь поделиться?
Самохин поведал о подгнившей версии Медноярска. Хозяин кабинета слушал спокойно, будто речь шла о самых заурядных вещах, и не встревал с вопросами, лишь потом поинтересовался:
- Значит, картины той жизни вас увлекают? Несмотря на некую мрачность?
- Ну, это вроде как научное любопытство. Я же историк.
- Понимаю. И сны появились только сейчас?
- Ну да, в эти дни. Вернее, первый намёк - ещё в сентябре, когда нам задали эссе в универе. Но в тот раз ничего почти не запомнилось - только общие контуры.
- В сентябре - то есть вскоре после того, как ваш дед отправился в рейс?
Юра почувствовал раздражение:
- Виталий Фёдорович, давайте без этих психологических подковырок. Ну да, я жил с дедом после того, как родители погибли в аварии. Он в эти годы работал на космодроме, не улетал с Земли. А тут я школу закончил, и его пригласили в рейс. Он сначала отказывался, но я ему сказал - соглашайся. Я уже не ребёнок, чтобы за мной присматривать. И если вы собираетесь выстроить на этом теорию...
- Простите, Юрий, но я всего лишь уточнил время, когда у вас появились странные сны. Эту нужно для дела.
Самохин ещё с полминуты сопел, взъерошившись, но всё же взял себя в руки:
- Ладно. В общем, сны стали чётче, когда на ладони появилась отметина. А снотворное их убило - забористая штука.
- Да, таблетки, грубо выражаясь, усиленные. Вне Земли кошмарные сны - не редкость, такие препараты нужны. Но давайте вернёмся к нашей проблеме. Вы ищете способ, чтобы лучше запомнить картины из зазеркалья. Так?
- И чтобы я проснуться успел, пока 'химеры' меня не сгрызли. Можете помочь?
- Постараюсь. Вы правильно рассудили, что во сне пригодится 'якорь', но, по-моему, нет нужды что-то изобретать специально. Ведь знак, который, в каком-то смысле, соединяет сон с явью, уже закреплён у вас на ладони. Сосредоточьтесь на нём, когда будете засыпать, а потом постарайтесь взглянуть на него ещё раз, как только окажетесь по ту сторону.
- Гм, пожалуй, звучит логично. Но как-то слишком уж просто.
- А сила - она всегда в простоте, - улыбнулся психолог всё так же бледно. - Когда будете готовы, попробуем.
- Давайте прямо сейчас, не хочу тянуть.
- Тоже правильно. Тогда занимайте место.
Самохин лёг на кушетку. Над изголовьем был закреплён прибор - нечто вроде массивного монитора на поворотном кронштейне. Виталий Фёдорович, пробежавшись пальцами по сенсорной панели, сказал:
- Я буду контролировать сон, чтобы вас вовремя разбудить.
Он повернул к студенту экран, на котором появилось изображение - красный круг со скрещёнными клинками. Та самая фотография со скалы.
- Слушайте мой голос, Юрий. Вы засыпаете.
