Глава 4
Уже больше недели прошло с тех пор, как Беляна выехала из дома, а она всё не переставала восторгаться.
Девушка впервые отправилась в путь одна, без тятеньки. Дядька Бравлин не в счёт, он всё-таки не родной. Сначала девушке всё казалось удивительным. Она раньше никогда не уезжала так далеко от дома, и с восторгом отмечала, что хоть края и чужедальние, а деревья, дорога, да и сами люди, всё такое же, как в Калаче. За всё время путешествия никто на них не напал, хотя Беляна в глубине души надеялась, что вот, выскочат из чащи тати, и придётся ей, как и всем, махать своим маленьким, почти детским, мечом, надевать броню и кричать, как дружина в атаке: «Хей! Хей!»
Демид со временем становился всё молчаливее. Как только покинули Наважино, мальчик болтал без умолку, постоянно показывал то поля, то луга, то отмечал что-то вроде «Вот! А вот тут неделю тому хромого Никифора чуть собственная корова не забодала. Он с охоты прямиком в стадо пришёл, вот она и взбесилась». А чем дальше отъезжали от его знакомых мест, тем молчаливее становился её спутник. Глядя на него и Беляна стала вести себя спокойнее, более рассудительно.
Ночевали обычно на постоялых дворах. Происходило это так. Жужа, самый молодой из дружины, обычно, как солнце начинало клониться к закату, отрывался от команды и мчался вперёд. Примерно через час-полтора он обычно возвращался и рассказывал, что за трактир впереди стоит, каков хозяин, сколько что стоит, да кто там остановился.
По его рассказу уже решали, останавливаться там, где указал Жужа, или отправлять его дальше. Пару раз отправляли.
Вот и сейчас девушка сидела в обеденном зале, за огромным, не меньше двух вёдер, чайником, оставшимся от общего ужина, и смотрела, как ловко и с любовью хозяин убирает со столов.
Для неё было странным, что многие местные жители на их пути приходили в трактир просто поужинать. Не тогда, когда они в дороге и готовить неудобно, а просто так. Они сидели, часто заняв все свободные места, показывали пальцами на Демида и приговаривали что-то вроде: «Смотри-ка. Такой молоденький, а уже драконобой». Трактирщик в таких случаях подходил к их столу и просил мальчика уважить публику и рассказать, как он победил змея.
Именно тогда Беляна узнала, чем отличаются правдивая версия и та, что для странников. Уж Демид не сдерживал свою фантазию. Там был и змей такой, что «сам Шатун, наипервейший в Сибири драконобой, и тот отказался, сказал, не по силам ему». И лютая схватка самого Демида с «другом моим и товарищем, Платоном» против дракона. Звон мечей, каменная чешуя, отменные франкские ругательства из уст говорящей твари. Много, о чём врал мальчишка, но в конце обязательно присутствовал целый ушат воды, которую он заморозил, а Платон, с подачи Демида, конечно, отправил «прямиком змеюке в жерло огняное».
Обычно кто-нибудь после этого рассказа требовал в подтверждение своих слов что-нибудь заморозить. Мальчишка в ответ хитро щурился и спрашивал: «А что дашь?» И таким образом за путешествие умудрился заработать целый полтинник.
Бравлин каждый вечер смеялся над рассказом Демида, предлагал ему идти в дружину коназа и заменить всё войско.
Сейчас уже посетители разошлись, ратники тоже поднялись на полатный уровень, и одна лишь Беляна задумчиво смотрела на точные, годами выверенные движения хозяина. Неожиданно он обернулся, посмотрел на девушку с широкой, добродушной улыбкой, чуть испорченной дыркой на месте одного зуба, и сказал:
– На три вещи можно смотреть бесконечно. Как огонь горит, как вода бежит, и как другие работают. Огонь есть. Я тоже без дела не сижу-то. Может, мне для тебя ещё и струйку пустить?
Беляна сперва смутилась, но потом рассмеялась.
– Хорошо у вас, – не в тему ответила она.
– Как везде, – пожал плечами хозяин.
Он очень непривычно говорил. Акцентировал в словах «о» так, что даже «а» в его речи звучали как «о». К тому же, почти после каждой фразы трактирщик добавлял «то», слегка его растягивая и зачем-то поднимая при этом голос. А привычка съедать в некоторых словах последнюю гласную, делала его речь смешной.
– На одной дороге стоим, оттого один на одного похожи-то.
Эта фраза звучала настолько непривычно, что девушка звонко рассмеялась. Теперь она даже жалела, что переговоры с хозяевами брал на себя шустрый Жужа. Надо же, каких интересных собеседников она всё это время пропускала.
– Я другое имею в виду, – пояснила девушка, больше для того, чтобы услышать ответ со смешным акцентом. – Когда я уезжала, няня плакала, причитала, что беспокойно на дорогах, разбойники озорничают. А мы едем уже третью седмицу и ничего. Потому и говорю, хорошо у вас, мирно.
Трактирщик долго смеялся, и только потом ответил.
– Милая, ты бы ещё пару полных десятков с собой взяла-то. Тогда бы не только мирно было, а ещё и пустынно. Да какой же тать на вас из леса прыгнет? Если только жить надоело-то. Девица с мальчиком верхами, да под хорошей охраной. Понятно же, что не казну княжескую везут. На вас нападать, как блох стричь-то. Суеты много, а шерсти нет.
Беляна поразмыслила над словами мужчины. Интересный он собеседник. А как смешно говорит? Блох стричь. Это же надо придумать. Она представила, как ловит блох с козьими ножницами в руке и снова засмеялась. Конечно, никто на них не нападёт. Дружина, да ещё и Демид.
– А мальчик ещё и драконобой, – задумчиво добавила девушка. – Его здесь, похоже, все знают.
Теперь расхохотался трактирщик. Он с размаху шлёпнул на стол тряпку, которой его протирал, сложился пополам, и долго ухал из-под столешницы. Наконец разогнулся, и Беляна увидела его пунцовое от смеха лицо. Ей стало непонятно и стыдно, и она почувствовала, как тоже краснеет.
– Никто его здесь не знает, – задыхаясь, пояснил хозяин. – Тут вам не ваше нагажено-то, или как там.
– Наважино, – машинально поправила девушка. – И оно не наше. Мы просто ехали мимо и забрали знакомого.
– Ну всё равно. Что ж думаешь, его здесь в лицо все знать-то должны? Мне Жужа ваш, когда постой бескорыстный выпрашивал, рассказал, что едет, мол, дочь самого коназа Владигора, а с ней юный драконобой-то, что в Наважине огромного змея победил.
– Бескорыстный? – глаза девушки прищурились.
– Ну да. Совсем-то я без денег не пустил, но половину скинул.
– И сколько мы теперь тебе должны?
Трактирщик замер, поняв, что влез не в своё дело.
– Да зачем оно тебе-то? Пусть, чай, мужчины делами занимаются. А тебе я, давай-то, байку каку скажу.
Беляна и сама поняла, что подняла ненужную тему. А хозяин тем временем продолжал.
– У нас-то скучно. И люди одни и те же, и разговоры изо дня в день одинаковые. Вот народ и стремится. – он усмехнулся. – Понимают ведь, что и змея, поди, не было, и мальчишка всё врёт, а всё одно, идут, даже за ужин готовы заплатить, лишь бы что новое.
– Змей был, – чуть слышно отозвалась девушка. – Мы как раз едем к тому, кто его побил.
– Так что же, ни при чём ваш рассказчик? – лицо трактирщика расплылось в презрительной улыбке.
– Я сама не видела, знаю только то, что люди говорят. А разговоры идут такие, что вместе они дрались. Так что, если и не сам побил дракона Демид, то помог уж точно.
– Ну хоть не зря народ деньги отдал, – облегчённо сказал трактирщик.
Утром Беляна спустилась из комнаты последней. Вся дружина стояла полукругом в обеденном зале, а перед строем, красный как варёный рак, переминался с ноги на ногу Жужа.
Девушка остановилась на верхней ступеньке, чтобы не мешать, но, похоже, всё уже кончилось. Бравлин огорчённо махнул рукой, отряд дружно повернулся и вышел на улицу. Жужа постоял и поплёлся следом. Трактирщик стремительно мазнул взглядом по спускающейся девушке и, сделав вид, что не заметил её, нырнул в кухню.
Во дворе все были в сборе. Даже кобыла Беляны перебирала ногами под седлом. Демид с гордым видом держал её под уздцы.
– Проснулась? – угрюмо спросил Бравлин. – Поехали.
Девушка хотела узнать, откуда такая спешка, но увидела, как вои дружно попрыгали в сёдла, и промолчала.
Через минуту постоялый двор остался за спиной. До Москвы оставалось почти двести вёрст.
Через пять минут неугомонный Демид не выдержал, подъехал к Беляне и вполголоса затараторил:
– А дядька Бравлин-то как с утра на Жужу ругался. Ты, говорил, жулик и тать. Тебя, мол, коназ на полное обеспечение взял, доверие оказал. В дружину, мол, принял, как порядочного. А ты его деньги воруешь.
Мальчишка стремительно оглянулся и продолжил.
– А ещё говорил, что мол, лучше бы отрока, ну, меня, то есть, на место Жужи принял, а его в отроки перевёл, коней чистить.
Он даже подпрыгивал в седле от возбуждения. Снова оглянулся, не слышит ли кто из дружинных, и продолжил.
– Беляна, а ты можешь коназа попросить, чтобы меня в дружину взяли?
– И не подумаю, – отрезала та. – Если воевода разглядит в тебе воя доброго, сам попросит. Ну а нет, так зачем я тяте родному буду зла желать?
– Вот ты… – он задохнулся от возмущения. – Да я! Я, если хочешь знать, брани совсем не боюсь. Меня вот только выучить бы мечному делу. Я тогда самым лучшим дружинником буду. Сама потом удивляться будешь, как мальчишка быстро повзрослел, да какой пригожий…
Он оборвал речь на полуслове, покраснел и как бы невзначай отстал. Через минуту его звонкий голос слышался уже возле Бравлина. Непоседа уговаривал того начать его обучение, чтобы к возвращению иметь ещё одного готового дружинника.
К стенам подъехали почти на закате. И очень удивились, увидев сидевшего рядом с караулкой Молчана.
– Привет, старый, – загудел Бравлин. – Ты, никак, нас поджидаешь?
– Здравствуй, Молчан, – подошла Беляна. – Ты Платона давно видел?
Десятник и сам выглядел не менее удивлённым. Он осмотрел подъехавших и задумчиво сказал:
– Где же вам остановиться-то всем в таком количестве?
– А сам где постой взял? – поинтересовался Бравлин.
Тот в ответ лишь махнул рукой. Подумал и задорно глянул на воеводу.
– А что? Не желаешь ли, воевода-батюшка, молодцов своих в нищенских хоромах поселить?
– Ты говори, да не заговаривайся, – грозно загудел Бравлин. – Какие ещё нищенские хоромы? Али мы на перехожих похожи?
– Не похожи, не сердись, – уже в голос засмеялся Молчан.
По лицу было заметно, что идею он продумал и теперь уверен в себе.
– Беляна, поселим тебя как царицу московской нищеты, – десятник усмехнулся.
– За что ты меня так, Молчан? Я тебя чем-то обидела? Тогда прости. Только скажи, чем.
Молчан открыл рот и некоторое время смотрел на конажну с великим удивлением. Потом низко ей поклонился.
– Вижу перед собой деву мудрую, – уважительно сказал он. – Выросла Беляна, слава богам.
– Ты не юли, Молчан, – напомнил о себе воевода. – Что за хоромы такие, что калики в них проживают?
– Есть такие на Москве.
– Ишь ты, «на Москве», – подивился Бравлин. – Совсем москвичом заделался?
– А то! – Молчан беспрерывно улыбался. То ли от радости, то ли от своей идеи. – Это вы приезжие. Понаехали к нам в белокаменную, житья от вас нет. Вежества не понимаете.
Он откровенно хохотал. Бравлин поначалу нахмурил брови, потом запрокинул голову и грохотнул тяжёлым смехом. Дружина вторила, не понимая.
Когда отсмеялись, воевода вернулся к разговору.
– Так что за хором? Куда ты нас определять собрался?
– Есть здесь одна банда, – задумчиво проговорил десятник. – Деньги с нищих собирают. Им всё равно не боле седмицы там находиться осталось, вот мы их раньше времени и попросим.
– О чём попросим? – не поняла Беляна.
– Место хорошим людям уступить. Бравлин, как твои молодцы, смогут в доме убраться? А то после побирушек там грязь, как в свинарнике.
– Легко! – воевода уверенно кивнул. – Вон, у нас Жужа до геройств всяческих оченно лют. И в этом примерном деле тоже первей других будет. Верно, Жужа?
Он обернулся и тотчас же из рядов дружинных воев раздался дружный смех.
Жужу десятник знал давно, хотя дружбы с ним и не водил. Да и никто, как ему казалось, особо не был близок с этим хитрым, себе на уме, парнем. Похоже, на чем-то его всё-таки поймали.
Молчана тронули за локоть. Он обернулся и увидел умоляющий взгляд Беляны.
– А Платона-то ты хоть видел? – тихо спросила девушка. – А то Москва, говорят, большая. Народа, тысяч сто. Могли и не встретиться.
– Видел. Но не разговаривал.
– А… как он? Как живёт? Всё ли у него хорошо? Не женился ли? Чем занимается?
Молчан усмехнулся в усы и положил девушке руку на плечо.
– Не волнуйся. Никуда твой суженый от тебя не денется.
