Платон стоял на верхней ступеньке и устало опирался на холодную каменную стену. Часто и устало дышал, всё тело при каждом ударе сердца пульсировало болью. Голова кружилась. Ноги подрагивали, это была самая меньшая из бед. Молодой человек озадаченно огляделся. Нда… А как же проход открыть?

Никаких кнопок, ручек или рычагов строители не предусмотрели. Он повертел перед глазами захваченный у Молчана меч. Это не Киркелин, им проход не прорубить. Тело немного остыло, боль поутихла. Теперь чувствовалась усталость. Платон сел прямо на каменный пол и прислонился к стене спиной.

Как там обычно бывает с тайными ходами? Хитрый камень надавить, или отстучать на двери комбинацию ударов. Рычаг повернуть… Нет здесь никаких рычагов. И вместо двери маленький простенок, чуть отличающийся по цвету от остальных стен.

Он смотрел вокруг себя и вдруг вспомнил фильм, который видел ещё в прошлой жизни. Про голливудского археолога. Ещё, помнится, посмеялся, что после этого Индианы Джонса уж точно не останется никаких памятников старины. Всё разрушит в погоне за сокровищами. Когда это было-то? С момента переноса прошло почти два года. Кино видел года три назад. А кажется, будто целая жизнь прошла.

И здесь, в непонятном, гротескном и непохожем на привычную Москву, мире Платон наконец-то почувствовал себя полноценно живущим. Он нашёл свою любовь, он нужен. И относятся к нему, как к мужчине. Здесь это не просто слово. Мужчина в местном обществе, это тот, кто принимает решения и несёт ответственность. Взять хотя бы Фёклу Марковну. Взрослая женщина, боярыня, то есть из высшего круга. А нет, когда припекло, с удовольствием спряталась за мужскую спину.

А Беляна? Такого чистого и откровенного чувства не найти в прошлом мире. Да, произошло какое-то недоразумение. На что-то Владигор осерчал. Но теперь-то точно остыл. Когда закончит с кардиналом, надо будет вернуться в Калач и поговорить с ним. Не бегать по-дурацки от проблемы, а пойти ей навстречу и решить.

Организм, наконец, успокоился. Сердце стучало мерно, без вспышек боли по телу, дыхание выровнялось. Платон тяжело поднялся на ноги. Где там секретный рычаг? Смирнов только сейчас обратил внимание, что в проходе откуда-то льётся тусклый свет. Не видно никаких ламп или окон, но можно легко различить каждый камень. Конечно, читать при таком освещении не получится, а вот стенки двигать…

Он подошёл к простенку и попытался сдвинуть его в сторону. Бесполезно. А вот в другую каменная плита пошла. С тихим рокотом стена ушла вправо и молодой человек совсем уже было шагнул в образовавшуюся щель, но упёрся во что-то тёмное. Пощупал рукой. Ковёр. С той стороны на стене, прикрывая вход, висит ковёр.

Он отодвинул край и вошёл в ярко освещённую комнату. Пришлось зажмуриться, свет сильно ударил по глазам.

– Доброй ночи, молодой человек, – раздался красивый низкий голос.

Его обладатель явно привык говорить на публику. Поставленное звучание, правильные слова, а главное, уверенный тон. Платон проморгался и, наконец, смог оглядеться.

Судя по обстановке, он попал в спальню. Большая, высокая кровать под балдахином посередине комнаты, сундуки вдоль одной стены, стол с мягким креслом возле другой. А прямо перед ним стоял кардинал Мазарин. Непохоже было, что появление ночного гостя его разбудило. Кардинал был одет в длинную белую рясу, украшенную редкими чёрными вертикальными полосами. Такое же оформление Смирнов видел в кирхе. Тоже, белые стены и тонкие чёрные вертикальные полосы.

В руке хозяин спальни держал гротескно большой пистолет.

– Обратите внимание, молодой человек, – он приподнял оружие. – Это немного не такое оружие, что было у волчонка. Здесь, если вы заметили, два ствола. И оба заряжены не дробью, а пулями. Так что ваш гарбизон на этот раз не поможет.

Слова будто проходили сквозь сознание. Платон слушал, понимал, но думал о совершенно другом. О том, что неплохо бы сейчас завалиться на эту роскошную кровать, раскинуть руки-ноги и подрыхнуть часиков пять. А лучше десять. О том, что белая одежда на кардинале выглядит довольно стильно…

– Вы правильно сделали, что пришли. Не стоило только выбирать такой экзотический путь, – продолжал Мазарин. – Я в любом случае планировал встретиться с вами.

И снова слова шли насквозь. Платон слушал, будто в полусне. Рука с мечом безвольно повисла, а собеседник непрерывно что-то говорил. Дальше, кажется, они куда-то шли, то спускаясь по лестнице, то открывая какие-то двери. Кардинал пару раз просил Смирнова то придержать ручку, то пройти вперёд. И что удивительно, молодой человек не задумываясь, выполнял все требования.

Замолчал Мазарин только в большой, круглой комнате, освещённой висящими на стенах факелами. Едва стихла речь, Платон начал приходить в себя.

Стены каменные, на них тяжёлые кованые светильники в виде факелов. Пол из крупных каменных плит. А на стенах…

– Да, молодой человек, – подтвердил невысказанную мысль кардинал.

– Это пропавшие?

– Можете назвать их и так.

Наконец, тело отходило от расслабленности, в кончиках пальцев закололи иголочки. Ещё секунд десять, и можно кинуться с мечом.

– Но поверьте, – продолжал Мазарин. – Судьбе этих девушек можно только позавидовать. Это же величайшая честь – отдать жизнь во имя бога. Послужить, так сказать, очистительной жертвой. А мученическая смерть, она, знаете ли, оставляет за гранью все земные грехи. Человек, принявший такой финал, уходит ярко.

– Но…

Смирнов с удивлением разглядывал висящие на стене доски. К каждой была прикреплена красивая женская голова. Их явно как-то обработали. Сделали что-то вроде чучел. У каждой красивая причёска, красные, зовущие губы, улыбка, открытый, смотрящий в самую душу взгляд. Насколько извращённым должно быть сознание этого дьявольского таксидермиста, чтобы сделать такое…

Платон повернул голову. На стене слева чернела уродливая борозда, пропаханная не иначе, как очередью из тяжёлого пулемёта. А в конце борозды торчала прямо из стены очень знакомая рукоять. А над ней точно такая же доска, только пустая.

– И снова поражаюсь вашему вниманию. Верно. Это место было подготовлено для вашей знакомой. Но она решила всех обмануть. Наивная. Ещё никому не удавалось обвести вокруг пальца бога.

Платон попытался ударить кардинала мечом, но с ужасом только сейчас заметил, что, меча в руке нет. Да и сами ладони оказались крепко связаны одна с другой. Гипноз какой-то.

– Ну где ты ходишь? – раздражённо, совершенно другим голосом проговорил Мазарин.

Сзади что-то буркнули, Платон хотел обернуться, но…

Раздалось заунывное пение и снова все чувства и порывы пропали. Осталось лишь одно желание спать. За спиной тянули на три голоса песню с непонятными, но такими правильными и самыми нужными в этот момент словами.

От пения становилось легко на душе, уходили проблемы. Больное тело, связанные руки, убитая в собственной постели Катя, всё становилось мелким и далёким.

Беляна, Платон с трудом протолкнул сквозь наваждение мысль. Зацепился за неё. Он должен. Должен уничтожить это порочное гнездо. Гнездо. Уютное, сплетённое из веток, выстланное мягким пухом… лечь в него, свернуться калачиком и спать… спать…

Он посмотрел на кардинала. Тот долго рылся в складках своего хитона, наконец достал необычный нож с двумя параллельными лезвиями.

Мысли текли в голове Смирнова, совершенно не оставляя никаких желаний. Нож достал. Жёлтый. Похоже, золотой… Каждая мысль несла в себе оттенок безразличия. Нож. Ну и что. Зарежет ведь, а у него даже руки связаны. Ну и что.

Единственным желанием, которое как-то воздействовало на разум было желание спать. В углу очень удобный круглый чёрный жернов. Хорошо бы улечься на него и расслабиться. И тогда точно никакие проблемы не достанут.

Платон поймал себя на том, что мелко, едва перебирая ногами, потому что лень шагать, движется в сторону космически чёрного алтаря. Впереди, чуть правее стоят трое служителей и старательно поют песню на незнакомом языке. А напротив них, с каменным ножом в руке кровожадно усмехается жрец. Дорога к спасительному алтарю лежит как раз между ними. Сейчас Платон незаметно проскользнёт и уляжется в гнездо. В безопасное, спасительное местечко…