Глава 7
Четверг, ближе к вечеру
Маленький отряд двигался через погибший сосновый лесок, посаженный здесь давно, судя по высоте деревьев и количеству колец на поваленных стволах. Николай шел первым, как и приказали. Хотя было не очень приятно, что в спину ему дышит столько народу с автоматами, а сам он безоружен. Болела натертая нога – мозоль он получил во время прошлой вылазки, да так и не залечил.
Почва под ногами была влажной и зыбкой. Над землей поднимались гнилостные испарения. То и дело тишину нарушало нечто среднее между чириканьем и бульканьем.
Эта роща сильно давила на психику… Люди зябко ежились и подергивали плечами.
«Так зачем же я поехал? Вот уж точно говорят: дурная голова ногам покоя не дает». Бывший биолог думал о многом, но больше всего о том, что скоро получит ответы на свои вопросы.
Хотя, скорее всего, правда окажется банальной, как зубная боль.
«Там наверняка живут… или жили люди. Кто еще мог набить сообщение азбукой Морзе? И, скорее всего, эти люди ничего не знают о тех, кто приходил к нам ночью. А значит, эта маленькая тайна и нелепое приключение скоро закончатся. А потом люди полковника Бунчука объединятся с нами… или займут наше место, а мне придется вернуться в Мирный и прожить остаток дней, бранясь по пустякам с Мариной и заливая спиртом воспоминания о том, что у меня отняла разборка земных владык… А может, эксперимент пришельцев с другого края галактики, – размышлял Николай. – Уж не приснилось ли мне все увиденное на диске? Нет, и глаза, и следы, безусловно, были. Но те детали… Не дорисовало ли мое воображение то, чего я боюсь? Смерти в образе существа из потустороннего мира. Меньше надо пить».
Малютин уже начал думать о том, что а вдруг это он сам забрался тогда на козырек крыши и выбил ногами стекло, с третьей попытки. По крайней мере, остальные ему не до конца верили. Даже староста. А военные не верили и подавно. Он видел это по их лицам. По тому, как они выслушивали его и как кивали.
Они верили в существование любых мутантов, но не тех, кто способен на такое, довольно разумное поведение.
Когда лес расступился и впереди показался бетонный забор, они дали знать о своем приближении: по радио на УКВ-диапазонах и сигнальной ракетой, которая несколько минут висела в небе, так что не заметить ее мог только слепой. Простая вежливость и страховка от того, что по ним без предупреждения начнут стрелять из тяжелого пулемета, – на случай, если комплекс был обитаем.
Они миновали еще сто метров, и Малютин увидел доказательства того, что здесь проходили люди. Это были не отпечатки ног, нет, – их давно уничтожил бы дождь. В двух местах обрывки выцветшей ткани висели на деревьях, будто кто-то зацепился на бегу за острые сучья. Тут же в траве лежали клетчатая сумка и спортивный баул. В грязи на опушке застрял резиновый сапог, а чуть дальше – пара галош. Словно кто-то шел или бежал, не разбирая дороги, подгоняемый кем-то или чем-то.
– Все они шли здесь, – произнес Малютин и вспомнил вдруг, что так говорил голован Щекн-Итрч из книги «Жук в Муравейнике» братьев Стругацких на мертвой планете, жители которой сгинули неизвестно куда.
Сержант скептически пожал плечами.
Возле росшей на самом краю опушки развесистой березы бывший ученый наклонился. Судя по приметному выжженному следу, дерево было расколото когда-то ударом молнии надвое и отрастило себе две вершины. Ствол был покрыт уродливыми грибными наростами, похожими на осиные гнезда. В отличие от самой березы, которая погибла этой зимой, они были живы, и, когда Николай ткнул в один из них острым куском валежника, тот отозвался упругостью и выпустил наружу клейкий сок.
– Тьфу, дерьмо, – скривился Малютин.
Но даже не это привлекло его внимание, а камуфляжной раскраски кепка с какой-то надписью, лежавшая у корней.
Он поддел ее палочкой, словно боялся, что под ней окажется кишащая червями голова. Но там ничего не было. В глаза ему бросились буквы: «Оборон…»
«Оборонпром. Тот самый концерн, где работал пропавший строитель вертолетов», – догадался он.
– Смотрите сюда, – негромко произнес Боцман, указывая фонарем куда-то вверх. – Что же его туда загнало?
Там в развилке, наполовину скрытый ветвями, с высохшим перекошенным лицом и раззявленным ртом, полусидел-полулежал мертвец в камуфляже, не похожем на тот, в котором ходили военные. Только приглядевшись, Малютин увидел веревку, которой человек был привязан к стволу.
– Да явно не метафизическая тоска, – так же тихо ответил Николай. – Судя по лицу, он умер от обезвоживания.
Еще один труп, обглоданный до костей, лежал чуть дальше. Голова его была сильно повреждена – возможно, он был сначала затоптан, а потом, уже мертвый, – объеден. По его останкам нельзя было даже определить пол. И трудно было понять, встретили эти люди смерть в одно время или их гибель разделяли годы или месяцы. Тут понадобился бы опытный патологоанатом. И время, которого у них не было.
С этого момента оружие они держали наготове, а Малютин еще горше пожалел, что его оставили беззащитным.
– Волки? – предположил Габидуллин – то ли татарин, то ли башкир, – указывая на торчащие среди обрывков ткани ребра. – Или какие-то мелкие твари?
Проводник не ответил. Хотя вспомнил, что обычные волки им с самой войны не встречались.
Ему опять почудился шорох в лесопосадках. Он тщетно вглядывался в лабиринт стволов и ветвей.
Дальше попадались еще вещи, тряпье и отдельные кости – то ли человеческие, то ли звериные. Осмотревшись и убедившись, что никто не смотрит, Николай подобрал себе хороший охотничий нож в ножнах, наполовину скрытый хвоей. Ученый старался ступать осторожно, чтобы даже ветка не хрустнула, но остальные шли как бегемоты через бурелом. Ему это не нравилось, но он был не в том положении, чтоб давать им указания.
Погода начала портиться. Светлое пятно в небе, которое обозначало собой невидимое солнце, исчезло за тучами, и стало темно, как бывает осенью поздним вечером до наступления ночи.
«Только не надо еще одной грозы или урагана. Пожалуйста».
Теперь уже Николай сам убедился, что это место и есть второй объект со съемок беспилотника. Он вспомнил этот лес. А тогда, в Мирном, он просто выдал за знание свою догадку.
– Что-то мы отстали, – услышал он голос сержанта. – Надо догнать.
И в этот момент шорох раздался снова. Совсем рядом, за кустами малины. Странно, что большие деревья погибли, а этот колючий ягодный кустарник просто уснул на зиму. Вот только ягоды с него биолог летом есть бы не стал.
Сухие ветки заходили ходуном. Тот, кого они закрывали, был ниже обычного человеческого роста… А может, просто припал к земле, готовясь к прыжку.
Малютин попятился, на голом инстинкте закрывая рукой с ножом шею, и увидел, как из кустов высунулись лапы и легли сержанту на плечи – как в рекламном ролике, где большая овчарка играет с человеком, чтобы получить пакет с собачьим кормом. В ту же секунду зубы какой-то твари сомкнулись на горле бойца и вырвали ему трахею вместе с кадыком. Фонтан артериальной крови ударил в небо. А затем Николай увидел ноги в сапогах, исчезнувшие в зарослях растений, названий которых даже он, специалист по ботанике, не знал.
Боцман схватил автомат и начал заполошно стрелять по кустам короткими очередями. Продолжая отступать от зарослей, Малютин огляделся. В лесу, словно лампочки, загорались фосфоресцирующим огнем глаза – одна, другая, третья пара, – образуя дугу, в центре которой ему не повезло оказаться.
Выстрелы оборвались. Там, где был Боцман, уже не было никого, только колыхалась сухая трава.
«Плевать на Боцмана… Сытый голодному не товарищ, безоружный вооруженному не защитник. А мертвые вообще никому не нужны».
Ноги сами понесли Николая по радиусу проклятой окружности – лишь бы вырваться за ее пределы.
На его глазах еще один из солдат – он не понял, кто именно – был повален тварями на землю.
Теперь со всех сторон звучала стрельба – и одиночными, и очередями. Слышны были испуганные крики и чей-то заунывный вой.
– Отходим! К воротам! – перекрыл все мощный голос Токарева.
– Ну, сукины твари, капец вам! – На глазах Малютина один из бойцов припал на одно колено и застрочил по сходящимся огонькам, которых было не меньше десятка, из ручного пулемета.
Где-то громыхнул взрыв. Должно быть, метнули гранату.
Николай вдруг понял, что идет последним, и сердце его екнуло. Люди организованно отходили к бетонной стене, отстреливаясь и отбрасывая пустые магазины на ходу. Про него, похоже, забыли. Он был метрах в пятидесяти и еще не видел, чтобы хоть одна тварь упала, несмотря на то, что стаю щедро поливали огнем из «калашей».
Малютин пытался различить среди бойцов полковника или майора, но не смог. Стараясь не попасть на линию огня, он бросился догонять остальных.
Вдруг, как назло, его нога угодила в ямку, и бывший ученый потерял несколько драгоценных секунд. За это время ближайшая пара светящихся глаз быстро приблизилась на опасное расстояние. Это придало ему ускорения. Он рассмотрел существо достаточно хорошо, чтоб пожелать держаться от него подальше. Заорав, Малютин вскочил и понесся рысью, представляя, как хребет ему перекусывают острые, как нож гильотины, зубы.
– В бошки им стреляйте! В бошки! «Пятера» их не берет, не тратьте!
Орал майор, пытаясь руководить ходом боя.
Железные ворота с красными звездами и эмблемой лаборатории – змея обвивается вокруг чаши с ядом – были уже близко. И они были широко распахнуты.
Малютин попытался вспомнить, они закрыты были или открыты на записи с беспилотника. Тяжеловаты были створки для того, чтоб их распахнул ветер.
«А если там впереди и вправду люди? Но почему тогда никто не отреагировал на сигнальную ракету?»
Солдаты один за другим организованно вбегали в ворота. Наконец снаружи остались только четверо, включая Токарева и пулеметчика с ручным пулеметом Калашникова. Звук, с которым «работала» эта машинка, Малютин уже научился отличать.
Но вот стрельба прекратилась. Похоже, за ними больше никто не гнался. Твари отступили к лесопосадкам, а те несколько, что успели выбежать на открытое место, уже лежали – Николай видел несколько черных холмиков.
«Сколько же их отправилось к праотцам? Должно быть, им еще не встречались люди с таким оружием».
– Давай, заходи! – крикнули ему. – Или хочешь в лесу ночевать?
Стоило ему забежать в ворота, как створки захлопнулись за ним и лязгнул тяжелый засов. Никто не ломился с той стороны. Стена была высокая. Вряд ли такую можно было бы перепрыгнуть.
«Какой же я осел. А ведь я ходил в одиночку… не один раз, – пронеслось у него в голове. – Хоть и не в эти места. Но и там, где я был… меня могли десятки раз сожрать. Всевышний, почему у тебя такое чувство юмора? Или, может, их привлекли именно громкие звуки, а одиночный пеший путник такой реакции не вызывал?»
Наконец они позволили себе перевести дух. Территория центра была огромной и больше напоминала огороженный кусок дикой природы, чем парк или сад. Группа бетонных зданий стояла в его глубине. До ближайшего из них было метров сто.
***
Кроме Боцмана и Габидуллина никто не погиб. Псов, как они называли между собой таинственных существ, было убито как минимум четыре. Не такое уж плохое соотношение, если вспомнить, какие у этих тварей были прочные черепа.
Не прошло и получаса, как они услышали звук моторов и стрельбу из пулемета, а вскоре оба «Урала» подъехали к воротам центра.
Там тоже никто не погиб – их вовремя предупредили по рации. К моменту появления псов, застрявший грузовик уже вытащили из грязи, и все бойцы заняли свои места. Дальше защитить себя было делом техники. Только сейчас Николай заметил, что головной «Урал» – это не просто грузовик, а импровизированная боевая машина, на крыше которой был смонтирован пулемет на турельной установке.
С этой же машины сбросили тушу убитого зверя. Она приземлилась на бетонку с влажным «плюхом», и вокруг нее натекла лужа темной крови.
Бывший ученый тут же оказался рядом. Он пожалел только о том, что нечем было сделать фотографии.
Голова с короткими ушами смотрелась бы нестрашно, даже умильно, если бы не вытянутая, как у Чужого или насекомого, челюсть с огромными, не помещающимися во рту зубами. Спереди череп был страшно разворочен – калибр 12,7 мм не оставляет шансов, какой бы толщины ни была лобная кость.
У животного были длинные лапы, которые явно позволяли ему развивать огромную скорость при беге. Задние конечности были длиннее передних, а значит, оно прекрасно прыгало. В нем было явно больше центнера живого веса. В остальном оно было настолько необычным и завораживающим, насколько и отталкивающим. Черная маслянистая шерсть влажно блестела. Хвост был куцый, будто купированный. На брюхе виднелась голая проплешина. Приглядевшись, биолог заметил там соски: четыре пары. Значит, эти твари еще и размножались.
– Сука, – произнес Малютин.
– Еще какая, – сплюнул один из солдат. Это был водитель-механик головной машины. – Еле завалили.
Туша отвратительно пахла болотной тиной и какой-то кислятиной.
– Да я вообще думал, что все подобные симпатяжки вымерли еще в плейстоцене. Кого мы встретим в следующий раз, тираннозавра?
Надев перчатки, Малютин попытался изучить строение стопы твари, но в этот момент лапа ее дернулась, и коготь размером с карандаш чуть не пропорол ему руку.
Он отшатнулся.
– Осторожнее, – усмехнулся Токарев. – Пара человек на моей памяти уже кони двинули после такой царапины. А перед смертью распухли так, что глаз видно не было.
В это время к полковнику подошла делегация из трех бойцов, которых Малютин запомнил по их общению с Жиганом.
– Сергеич, надо бы вылазку устроить, наших забрать, – начал Якут. Насколько понял Малютин, он был в отряде одним из неформальных авторитетов. А еще его часто можно было увидеть рядом с майором.
– Да вы смеетесь, пацаны? – ответил Бунчук. – Нечего там забирать. Их уже переваривают. Смиритесь, ребята, и выпейте стопарик за помин души.
А ведь он не был единоличным командиром. Его приказы обсуждались и выполнялись, только если не противоречили общему мнению.
«Никакие они не солдаты, – подумал Малютин. – Уже давно. Просто такое же, как мы, сборище людей, объединенных только общим желанием – выжить. Но не солдаты. А уж хорошо это или плохо… черт его знает. С одной стороны… этот мир погубила именно иррациональная тяга людей в форме выполнять самоубийственные приказы. С другой – если они теперь не военные, то кто тогда? Могут быть и бандитами с большой дороги».
Майор с полковником что-то вполголоса обсудили. Судя по кивкам их голов, они пришли к общему решению.
– Значит так, – зычным голосом объявил полковник. – Не откладывая в долгий деревянный ящик… начинаем разведку. Новенький… и тебя это тоже касается.
«Да кто меня за язык-то тянул?» – подумал Малютин.
Хотя Николай подозревал, что его взяли бы в любом случае, даже если бы он не подписался на участие в экспедиции. Им нужен был его опыт.
Выкрикивая имена и фамилии, которые могли быть и кличками (Шульц, Серый, Карась), Токарев назначил двойки. За каждой двойкой закрепили одно-два здания, в которые надо было проникнуть и досконально их облазить – от крыши до подвала.
– Новенький… пойдешь один. В административный корпус.
Это был не вопрос. Это было утверждение.
– Ищите все, что похоже на радиоузел, – продолжал майор. – Любую радиоаппаратуру. Ищите все, что похоже на генератор, от которого этот узел может работать.
– Все, что ценное, тоже ищите, – добавил Бунчук. – Особенно жратву.
Малютину показалось, что полковник считает это направление их поиска самым важным.
– Ну хоть ружье-то дайте, – решил не молчать Николай. – Хватит и обреза. Того, который называли «Смерть председателя».
– И без ружья хорош, – хмыкнул Токарев. – Оно будет тебе только мешать.
– Вот это возьми, это лучше. – Полковник вдруг протянул Малютину пистолет Макарова, потертый, поцарапанный и довольно ржавый. Ученый сунул его в наружный карман. – Это ИЖ-71, с магазином на десять патронов. Но если увидишь что-то опасное… лучше беги быстрее.
– Да я мировой рекорд поставлю. Ладно, черт с вами. Если через три часа не вернусь, считайте меня птеродактилем.
Конечно, любимый пистолет ментов и охранников – это лучше, чем обрез на два патрона. Но Николай воспринимал их нежелание дать ему автомат или хотя бы винтовку – хотя оружия у них было полно – как красноречивый сигнал того, что он для них был просто чужак и расходный материал. Шахтерская канарейка. Лабораторная мышь.
«Ну ничего, гады. Посмотрим еще, кто из нас мышь».
И он зашагал по выложенной бетонными плитами дороге, ведущей к зданию, похожему на здание городского суда. Дорога здесь взбиралась на небольшой пригорок, и он почувствовал, что надо сбавить шаг. Старость не радость.
***
Он видел, что делали в это время остальные.
Назначив пары «добровольцев», командующие их маленькой армии вместе с пятью-шестью бойцами заперлись в сторожке. Разведчики же пошли по заданным маршрутам, медленно расходясь в разные стороны. Все-таки в их разбойной шайке приказ атамана и его шестерок многое значит. Шли они, понурив головы и чуть ссутулившись. Автоматы сжимали в руках так, будто в этом было их единственное спасение. Но они по крайней мере шли по двое – пока одного будут жрать, второй убежать успеет.
«Они боятся не людей. Не тех, кто может пустить пулю из окна или подкараулить с ружьем в коридоре».
Малютин их понимал. Он сам ежился от неприятного ощущения. И дело было не в «псах», вся схватка с которыми казалась ему теперь страшным и нереальным сном. Что-то другое нависало над ним, над ними всеми, – как висящий на ниточке меч царя Дамокла.
Все бойцы ПВО уже поняли, что людей в комплексе скорее всего нет. Но они боялись того, что было для них пострашнее выстрела снайпера.
А ведь ему было хуже всех… Он был один.
«Может, разделяться было не лучшей идеей? Но если держаться кучей, тут можно на месяц застрять. Но план работы на ближайшие несколько часов был задан… А значит, вперед».
По десятку признаков всегда можно отличить населенное место от ненаселенного. Как бы ты не прятался, знаки все равно будут: хоть окурок, хоть обертку, хоть гильзу, хоть царапину на стене обитатели обязательно оставят. А здесь, если судить по КПП, ничто не нарушало девственную неприкосновенность запустения. Может, они, люди, конечно, и не жили здесь, а приходили пару раз в год, чтобы отправить сигнал… Но это – пример натягивания совы на глобус. Слишком абсурдно, чтоб быть правдой. Скорее всего, те, кто послал последний сигнал, или умерли, или ушли отсюда еще в прошлом году.
«А если людей они не боятся… то кого?» – продолжал Малютин копаться в своих ощущениях, подходя все ближе к трехэтажному зданию. – Таких же «собачек» или другую фауну, облюбовавшую себе норку внутри?»
Начинался слабый дождь. Но Николай лишь затянул потуже завязки капюшона и прибавил шагу.
***
Несколько автобусов застыли на парковке у самого первого здания. Рядом валялись на земле черные пластиковые мешки. Распоров один из них найденным в лесу ножом, Николай обнаружил внутри папки с документами вроде бухгалтерских ведомостей, давно потерявших всякую значимость. Тут же валялись какие-то ошметки, которые могли быть раскисшим за много лет картоном. Казалось, из автобусов в последний момент выкинули часть вещей прямо в грязь.
Малютин вспомнил, что видел такие же «ЛиАЗы», выкрашенные в темно-зеленый цвет и наполовину сгоревшие, на обочине шоссе неподалеку. «Уж не отсюда ли они были?»
Он дернул водительскую дверцу одного из них. Та приржавела так, что открылась только с пятой попытки – да не просто открылась, а вывалилась, чуть не упав ему на ногу.
На всем здесь лежала печать отсутствия людей в течение целого демографического цикла.
Еще когда их отряд только пересек ворота, Малютин сразу опознал в этом комплексе то, что видел на видео. Но, чем ближе он подходил к первому корпусу, тем явственнее проступали отличия. С воздуха было не так заметно запустение, которое здесь поселилось. Не был виден растрескавшийся бетон, трава, год за годом прораставшая через асфальт, выпавшие стекла. И то, как от стен отходила пластами штукатурка, и то, как краска на металле запузырилась от прошедших лет или от пламени той еще вспышки. Ржавчина успела хорошо поработать над железом. Пахло плесенью и грибами.
«Вирусологический центр НИИ микробиологии министерства обороны РФ» – гласила табличка. Корпус номер № 1. Так что сомневаться не приходилось – они добрались до места.
Это здание было похоже на административное, и обломанный флагшток наверху, подтверждающий это, чуть покачивался от ветра. Оно было самым аккуратным – обшитым пластиком, и в нем было три этажа.
У самого здания он миновал еще один пост со шлагбаумом. Впрочем, этот шлагбаум было легко и объехать, и обойти. Он имел чисто символическое значение.
Куча знаков напоминала о том, что запрещены и проезд, и фотосъемка, и просто самовольное пересечение. Всем водителям предлагалось предъявить документы в развернутом виде.
***
Дверь корпуса была заперта на ключ. Обычный замок – не сканер сетчатки или отпечатков пальцев. Самый что ни на есть обычный.
«Но что в этом толку, если ключ взять негде? Тут и фомкой не справиться. Дверь солидная. Придется по-простому. Жаль, нет молота или просто молотка».
Он обошел вдоль здания и выбрал окно, не закрытое решеткой. Таких было всего два. С первого удара кирпичом стеклопакет не поддался – прогнулся, пошел трещинами, посыпались куски. Но со второго – стекло разлетелось вдребезги.
Очистив раму от осколков, бывший ученый, чувствуя себя не ночным вором, а героем «глубоких» фильмов того самого Тарковского, перелез на другую сторону. Тут же на него пахнуло затхлостью. Это был особый запах мертвого, давно брошенного, плотно закрытого жилища. В своих походах ему не раз приходилось заходить в такие дома.
Внутри все заросло старой паутиной, хотя ни одного живого паука Николай не увидел, только засохшие трупики. Вслед за ним через оконный проем в комнату ворвался ветер, поэтому болтаться этим обрывкам оставалось недолго.
Помещение, куда он забрался, было обычной подсобкой. Но и в фойе первого этажа тоже не нашлось ничего интересного. Только смятые стаканчики от кофе и пластиковые бутылки в мусорной корзине – вещи, которые приобретут ценность разве что в глазах археологов будущего.
Судя по слою пыли, тут уже двадцать лет никто не ходил. Сурово смотрели со стен портреты передовиков, отмеченных наградами, – солидные дядечки в пиджаках и белых халатах и желчные тетеньки, которым Малютин сразу вручил бы звание «синий чулок».
От его взгляда не ускользнуло, что окна заклеены крест-накрест. Это делалось, чтобы стекла не повышибало взрывной волной. Больше не для чего. Тут же в холле стояли дополнительные емкости с водой и ведра, а чуть подальше – ящики с песком. Некоторые поверхности были обработаны и покрашены негорючими составами. Тут явно выполнялись меры по приведению в готовность первой очереди, о которых он где-то читал.
С большого стенда говорили о чем-то давно забытом пожелтевшие объявления («Желающим получить детские путевки в санатории Черного моря обратиться к председателю профкома до 10.05.13), учили чему-то памятки, пугали строгими карами нарушителей правил распорядка выписки из каких-то важных приказов.
Было что-то очень болезненное для психики в чтении всех этих казалось бы ничего не значащих для него вещей. Что-то, от чего щемило сердце, почти как от созерцания того, что осталось от чужого быта в квартирах и домах обычных людей.
Отвернувшись от доски объявлений, он пошел проверять кабинеты, насвистывая на ходу что-то из Вагнера.
«Находясь в лесу, производите как можно больше шума».
Считалось, что соблюдение этого правила позволяло снизить риск встречи с медведем. В довоенном лесу. Было ли оно актуально сейчас?
Обойдя половину первого этажа, Малютин у лестницы, ведущей на второй, наткнулся на удобный диванчик. Тут он вспомнил, что у него есть с собой заначка. Вяленая рыба, которую ему дал Боцман, пока сам не стал чьим-то обедом. «Лучше съесть ее здесь, под крышей, где ни одна гадина не будет просить поделиться», – решил он. Эти четыре рыбины достались ему от бойца в обмен на редкие наручные часы производства Швейцарии, которые Малютин от нечего делать взял во время одной из своих вылазок. Должно быть, они были на солдате, когда того загрызли «псы».
Несмотря на прозвище, к флоту тот никакого отношения не имел, а рыбы наловил в каком-то из водохранилищ. Божился, что не в Химкинском, а в одном из тех, которые располагались подальше от столицы. Вроде это был карась, но даже Малютину, совсем не ихтиологу, было ясно, что нижняя челюсть у карасей так выдаваться вперед не должна, да и странные наросты вдоль туловища явно были лишними. «Карась-пиранья. Каранья? Пирась?»
Он выбросил кости двух чудо-юд в мусорную корзину в углу, как культурный человек, вытер руки тряпкой, глотнул воды из фляги и продолжил осмотр кабинетов.
