Глава одиннадцатая
Они лежали под насыпью в высокой траве, в сорока метрах от массивного холма, заросшего лесом. Буйная растительность покрывала не только вершину и склоны, кусты теснились у подножия, росли неодолимой стеной. Из растительности на холме преобладали хвойные – корявые ели, пышный можжевельник. Замаскированная колея упиралась в ворота. Их заметили только вблизи. Массивное арочное перекрытие, бетонные столбы. Стальные ворота по цвету сливались с фоном горы и почти не выделялись. Со «стрехи» свешивались густые вьюны – часть из них высохла, другие зеленели и цвели. Возникало подозрение, что этими воротами давно не пользуются.
Вдоль холма вилась тропинка. Справа виднелась бетонная пристройка, затянутая обветшалой маскировочной сетью, она фактически вгрызалась в холм. Слева среди буйных зарослей тропа поднималась по спирали, и виднелся край бревенчатой постройки.
Павел, закусив губу, пополз вперед. Если здесь и был объект, то с южной стороны холма он выглядел полностью заброшенным. Группа ползла следом. Тревога! Немецкая речь ударила по ушам! Он распластался в траве, вытянул назад руку с оттопыренной пятерней. Все застыли. Как бы пригодились сейчас маскировочные маскхалаты, но кто же знал? Впрочем, трава, где они лежали, неплохо маскировала. Справа из-за холма показались трое. Немцы, черно-серые маскировочные комбинезоны, щегольские полусапожки, каски, утянутые защитными сетками. Судя по всему, это был патруль, курсирующий по неизменной тропе. Павел, не дыша, следил за ними. Молодые мужчины, гладко выбритые, но с каким-то сероватым оттенком лиц. Они прогулочным шагом шли друг за другом, держа автоматы на груди, и негромко переговаривались. Порывы ветра доносили лишь отдельные слова. Солдат сетовал, что уже четыре месяца не видел свою красотку Гертруду, но вроде с ней все в порядке, осталась в Кельне, где сейчас американцы. А янки, в отличие от русских, относятся к немцам как к людям. Так и подмывало засучить рукава и объяснить «товарищу», что он немного не прав…
Они прошли мимо ворот, увлеченные беседой, стали карабкаться по серпантину на холм. Павел смотрел им вслед с легким непониманием. Что это было? Словно где-нибудь под Киевом в 41-м или под Ржевом в 42-м. Ходят, посмеиваются, ничего не боятся. Им забыли рассказать, что кончилась война, что они проиграли и вокруг на многие сотни верст – советская зона оккупации? Новое «горное» обмундирование сил специального назначения, новые автоматы. Данные изделия под названием «StG-44» назывались автоматическими штурмовыми винтовками и существенно отличались от «легендарного» «МР-40». Их приняли на вооружение только осенью 44-го – оснащались элитные подразделения. Дальность ведения прицельного огня составляла 800 метров. У оружия имелся деревянный приклад, непривычная затворная рама. К оружию крепился 30-мм гранатомет. Немецкие оружейники придумали к штурмовой винтовке даже специальную насадку на дульную часть, меняющую траекторию пули на 30° и позволяющую вести стрельбу из укрытия.
Павел обернулся. Товарищи недоуменно пожимали плечами. В принципе, видали всякое. Подумаешь, немцы из «прошлого» в глубоком тылу советских войск. Теперь уже никакой здравый смысл не позволил бы оперативникам покинуть это место! Павел показал знаками: двое на «стрем» – влево и вправо, третьему – бдеть во все органы. Звягин, пригнувшись, побежал направо, залег в траве у поворота. Котов зигзагами припустил за ушедшими эсэсовцами, прижался к обрыву под тропой. Павел пополз к воротам. Стальная конструкция действительно смотрелась солидно, но ею уже давно не пользовались. Мощные ворота надежно перекрыли арочный проезд. В них не было ни калитки, ни просвета. Сталь проржавела, покрылась волдырями. Ворота смотрелись монументально, похоже, толщина стали была отменная. Насыпь с заваленными рельсами упиралась в ворота. Завеса из можжевельника и вьющегося хмеля их неплохо маскировала. Слева от ворот, между каменистым подножием и кустарниковой «горкой», проглядывала еще одна тропка. Павел, поколебавшись, устремился в просвет и через несколько шагов уперся в небольшую забетонированную площадку с вентиляционным люком! Створ перекрывала квадратная решетка с навесным замком. Судя по виду этой конструкции, к ней давно не подходили. Вот и пригодилась односторонняя кирка с короткой ручкой, которую он зачем-то таскал с собой! Заостренный шип идеально поместился в скобу замка. Он резко нажал, уперев обух в решетку, и скоба вывалилась из замка. Тем же шипом приподнял решетку, перехватил ее руками, отвел в сторону, после чего присел на корточки и дважды изобразил уханье совы. Первым на зов прибежал Котов, за ним Звягин. Последним прибыл лейтенант Окулинич. Все четверо сидели на корточках возле люка. Лучик света от фонарика бегал по замшелым кирпичным стенам, по вбитым в кладку скобам. Вертикальная шахта была неглубокой, виднелся бетонный пол, покрытый слоем пыли. Под горой, которая, безусловно, служила вершиной «айсберга», находился некий секретный объект. Возможно, недействующий, но именно он три с половиной месяца назад приютил пропавший поезд. Колодец являлся составной частью вентиляционной системы объекта. Павел извлек компас, сориентировался. Посмотрел на часы – день еще в разгаре.
– Я слышал, любопытной Варваре на базаре нос оторвали? – задумчиво вымолвил Звягин. – Или нет?
– Мы обязаны провести разведку, – прошептал Павел. – Неволить не буду. Желающие могут остаться или возвращаться к дрезине.
– Что-то не хочется, товарищ капитан, – подумав, заявил Окулинич. – Любопытно же… Сколько, говорите, там золота?
Остальные заулыбались. Кладоискатели хреновы! Можно подумать, им что-то причитается с этого золота!
– Мы ненадолго, – предупредил Павел. – Зайдем, посмотрим, что это за хрень, – и обратно.
– Конечно, – кивнул Звягин. – Сдается мне, там целый гарнизон непуганых фрицев. Было бы странно вчетвером брать их штурмом.
– Ну, не знаю, пролезем ли мы там… – задумчиво почесал нос Котов. – Но попытка не пытка, верно, командир?
– Окулинич, как самый тощий, – вперед! – скомандовал Верест. – Внизу не разговаривать, не шуметь. Фонарями пользоваться в меру. Котов, идешь последним, положишь решетку, как было.
В подземелье было душно, сыро, пахло чем-то сернистым – как и в любой уважающей себя преисподней. Но вентиляционные отдушины немцы проектировали грамотно, не допуская обвалов и прочих закупорок. Вертикальный спуск вывел в шахту, обложенную изоляционным материалом. Чувствовался сквозняк, как-то странно сопутствующий духоте. Оперативники кряхтели, зажимали носы. По шахте двигались вприсядку, ползли на корточках, молча перемещаясь в восточном направлении. Фонари озаряли косые распорки из стального профиля, бетонный потолок. Все сделано на совесть, добротно. Поворот на север, проеденная ржавчиной крышка в стене, а дальше дорогу перегородила решетка, за которой был намертво вмурован крупный промышленный вентилятор!
Оперативники разочарованно запыхтели и отползли, глухо чертыхаясь. Крышка в стене привлекла внимание. Павел поддел ее кайлом, стал отгибать. Хрустнул примитивный замок, «дверца» отворилась. За крышкой открылась еще одна шахта, выложенная кирпичом. Высота – не больше восьмидесяти сантиметров. Шахта тянулась вдаль, свет от фонаря размывался, упирался в темноту.
– Спустимся в канализацию, – пояснил Верест. – Объект, похоже, старый, в начале войны строили, или еще раньше. Возможно, секретный завод. Неизвестно, работал ли он или недоделанный, но канализацию должны были построить в первую очередь. Давайте все за мной…
Снова ползли, испуская приглушенные непечатные обороты. Предположение о канализации оказалось верным. За поворотом шахта резко пошла вниз, уперлась в очередную дверцу, с которой справились совместными усилиями. Сырость, заплесневелые ступени, где-то капала вода, пробивая толщу стен. Потянулись трубы, обернутые изоляцией, массивные вентильные устройства. Попискивали крысы, словно в соседнем параллельном мире. Пролаз расширился, образовалось что-то вроде соединительного узла, в который сходились трубы с нескольких направлений. Павел задумался, выбираться за пределы канализации смысла не было.
– Командир, кажется, сюда, – позвал Котов из темноты. – Здесь узкий проход, ступени вверх…
Долгие ступени, обычная простая дверь…
Оперативники по одному просочились в темный коридор, прижимаясь к стенам. Подземелье кончилось, они находились наверху, в одном из запутанных переходов объекта. Погасив фонари, прислушались. Доносился невнятный гул – это мог работать генератор. И еще… Они не поверили своим ушам. Где-то очень далеко, за толщами стен играла музыка, пел мужской хор! Кто-то в этом подземелье, похоже, развлекался патефонной музыкой. Комментировать не стали. Не только советскому человеку песня строить и жить помогает. Павел рискнул включить фонарь, осветил компас. Магнитная стрелка сошла с ума – колебалась в диапазоне 180°, показывая то на север, то на восток. Словно забыла, где этот чертов север! Магнитная аномалия в центре горы? Ощущения подсказывали, что надо двигаться влево. Фонари включали только перед бросками, намечали участок и перемещались туда. Снова коридоры, потом пахнуло свежим воздухом…
Они выползли из коридора, прижались к бетонной стене. Гул приблизился, а звуки музыки пропали. Несколько минут терпеливо ждали. Потом Верест включил фонарь, и обнаружилось, что они лежат в тоннеле, по которому проложены железнодорожные рельсы! Полотно было рабочим! Рельсы еще не проржавели, шпалы не прогнили. Но стоило убедиться, что это именно тот самый путь. Павел глухо скомандовал, и Окулинич пополз вправо, периодически включая фонарь. Вскоре он вернулся, возбужденный, но деловитый.
– Командир, это тот самый путь. Тоннель уходит вправо, пространство позволяет пропускать стандартные вагоны… Я уперся в ворота – те самые, но с другой стороны. Это метрах в семидесяти отсюда, тоннель пуст…
Оперативники припустили короткими перебежками. Необходимость в фонарях пропала. Пространство расширялось, в его глубинах находился бледный источник света. В конце тоннеля пришлось ползти, чтобы не выдать себя. Тоннель выходил в растянутый подземный цех, по центру которого были проложены рельсы. Высокий потолок, разомкнутое пространство, разделенное простенками высотой в полтора метра. Источник гула находился где-то под ногами. Источник света – в глубине цеха.
Цех был ПУСТ.
Здесь не было никакого поезда с 300 тоннами золота. Свободный рельсовый путь, упирающийся в дальний конец цеха. А на том конце, насколько хватало зрения, не было никакого тоннеля!
– Командир, что за хрень? – зашипел Звягин. – Ты куда нас привел, Сусанин несчастный?
– Мужики… – прошептал из шпальной решетки Котов, – путь-то нормальный, его поддерживают в рабочем состоянии. Костыли забиты, стыки не разболтаны, весь крепеж на месте… Я по юности работал в путевой бригаде у себя на Брянщине, понимаю, о чем речь…
– Заткнитесь все! – приказал Верест. – Слушаем, смотрим…
В огромном зале теплилась какая-то жизнь. Мерцание расползалось по дальней оконечности цеха. У стен стояло оборудование, зачехленное брезентом. За простенками выделялись верстаки, стеллажи с деталями и инструментами. Из зала доносились приглушенные голоса, что-то лязгало. Тянуло сквозняком. В дальнем краю колыхались сумрачные тени. Может, вернуться? – мелькнула капитулянтская мысль. Нет уж, отставить, капитан, слишком далеко зашли…
Капитан принял решение ползти по рельсам. Путь был утоплен в пол – его обрамляла бетонная отбортовка. Они поползли колонной – как червяки, перетекая со шпалы на шпалу. Монотонный гул начинал раздражать. Призрачные тени шевелились в полумраке. Ремонтно-инструментальный цех, предположил Павел, или что-то в этом роде. В этом городище в «лучшие» времена могли собирать реактивные фаустпатроны, или те же современные штурмовые винтовки, или… да что угодно! Это не имело сегодня никакого значения…
На освоение растянутого пространства ушло не меньше десяти минут. В этот цех легко вместился бы состав. В конце помещения было темно – все освещенные участки остались сзади. Над полотном красовались задвинутые железные ворота. Сколько же подобных ворот построено в этом «промышленном» подземелье? Стена, у которой они лежали, не казалась сплошной, в ней имелись проходы. Один из них – фактически рядом, в восьми метрах. Павел лихорадочно размышлял. Рабочие остались сзади, они заняты, можно рискнуть. Что за воротами? Не выходит в лоб, придется «огородами»…
За проемом, куда он с интересом посматривал, похоже, была лестница. Раздался шум, заскрипели ступени, послышался сдавленный смех.
– Рудольф, ты пьян, иди, проспись, – резко бросил немец. – Я зайду за тобой через час, ты должен быть трезвым. Соберись, Рудольф, ты расклеился, как последняя тряпка. – Он оттолкнул кого-то от себя, выругался.
– Курт, я не пьян, это мое нормальное состояние… – промямлил его спутник. – Да, я позволил себе немного коньяка…
С лестницы продолжало доноситься нетрезвое ворчание. Павел молчал. Остальные тоже помалкивали. Тянулись секунды – медленно, невыносимо. Наконец оба удалились, каждый в свою сторону. В цехе стало тихо. «Пошли», – прошептал Верест, первым оторвался от шпальной решетки, бесшумно перемахнул через борт и заскользил к проему…
Им удалось незаметно выскользнуть на лестницу. Еще один коридор, озаренный мглистым светом. Несколько дверей. Тут находились жилые помещения. Перед глазами вдруг замаячила спина мужчины в офицерском мундире. Он запнулся о порожек, выругался и потащился к ближайшей двери – без головного убора, в расстегнутом кителе, из-под которого торчала майка. За ним тянулся резкий запах алкоголя.
Мужчина доволокся до двери, ввалился внутрь. Четыре тени пересекли коридор, проскользнули за ним. Офицерский «кубрик» был крохотным, одноместным. Суровый германский минимализм – откидная койка вдоль серой стены, тумбочка, два стула, шкаф. Офицер не стал заморачиваться закрытием двери. Доплелся до стола, посреди которого стояла недопитая бутылка, и присосался к ней. Он ни разу не обернулся. Сделал шаг к кровати, рухнул на нее, испустив многострадальный стон, и захрапел как хорек. Оперативники переглянулись. В комнате горела лампа в двадцать ватт, озаряя спартанскую обстановку, фотографию белокурого семейства, офицерскую фуражку на крючке. Котов, замыкающий процессию, осторожно прикрыл дверь, поколебавшись, щелкнул шпингалетом. Павел рывком перевернул офицера, уткнувшегося в подушку, и поморщился – в одной петлице красовалась «мертвая голова», в другой – древнегерманские руны «зиг» в виде молний. Рыжий, опухший, под глазами черные круги. Погоны штурмфюрера – невелика птица. Но лучше такой, чем никакого…
Павел пальцами сжал горло спящему. Тот задергался от нехватки кислорода, выпучил глаза. Второй рукой Верест зажал ему рот. Офицер изогнулся дугой, стал колотить руками – словно сдающийся борец на татами. Имелся шанс, что от подобного обращения он немного протрезвеет. Павел ослабил удавку, убрал руку ото рта. Воспаленные глаза немца вертелись, как разогнавшаяся карусель.
– Фамилия, должность! – сурово потребовал Верест.
Пьяница не мог понять, спит он или уже проснулся. Может, это кошмарный сон? Он выплюнул ругательство, дернулся, махнув рукой. Кажется, сообразил. Павел успел отпрянуть, иначе получил бы звонкую оплеуху. Ах ты, гад! Он ударил немца по скуле, тот откинул голову. Пришлось добавить, чтобы не заорал. Как воздух, требовался «язык», но это тип оказался таким непонятливым и строптивым! Он вертелся, как веретено, дрыгал конечностями. Улучил момент – взвизгнул, за что и получил особо, хрустнул сломавшийся зуб. Верест схватил его за грудки, сбросил с койки на пол. Немец тяжело дышал, молитвенно смотрел в потолок, раскинув руки. Сил сопротивляться у него уже не было.
– Ты можешь сохранить себе жизнь, герр штурмфюрер, если будешь с нами откровенен, – негромко проговорил Павел. – Представься, сообщи, что находится на данном объекте. Что охраняет СС, сколько людей на объекте?
– Кто вы? – прохрипел немец.
– Это неважно, мимо шли.
И вдруг этот странный тип начал смеяться! Сначала мелко, еле слышно, потом все громче, ржал как конь, в полный голос. При этом изрыгал витиеватые ругательства, используя в полной мере возможности немецкого языка. Он обзывал склонившихся над ним людей грязными русскими свиньями, большевистским отребьем, вонючими недолюдьми, клялся, что до последней капли крови будет их уничтожать, расстреливать, резать – за родную землю, за Великую Германию, за высочайшую в мире гуманистическую цивилизацию, которая скоро расцветет и будет править недоразвитыми народами не меньше тысячи лет! Он говорил много, выразительно, но хоть бы слово по теме! Пришлось еще раз ударить по зубам.
– Вот сволочь! – не выдержал Окулинич. – Выходит, они нас к цивилизации приобщали четыре года?
– А ты как думал? – хмыкнул Звягин. – Это у них ценности такие европейские, высшая форма государственного устройства, расцвет цивилизации, а ты, тьма некультурная, так ничего и не понял. Командир, он же упертый, как бык, только время теряем, не понял еще?
Немец продолжал смеяться. Потом ему вдруг стало плохо, он напрягся, побагровел, закашлялся и сквозь кашель процедил:
– Я ничего не скажу, вонючие русские свиньи… Убейте меня, сдохнуть хочу…
Павел с досадой сплюнул, отвернулся. С этим «истинным арийцем», которому пропаганда Геббельса напрочь выела мозг, точно каши не сваришь. Идея с «языком» приказывала долго жить.
– Да уж, командир, тут срочно требуется санитарная обработка… – уныло пробормотал Окулинич.
– Котов, разберись, – бросил Павел. – Только быстро, не надо ему читать отходные молитвы…
У старшего лейтенанта жена с дочерью погибли в разбомбленном эшелоне под Смоленском. Он готов был убивать фашистов день и ночь. Немец хрипел, когда лезвие до позвоночника перерезало горло, тряслись конечности. Остальные терпеливо ждали. Эсэсовцев, в отличие от некоторых военнослужащих вермахта, за пленных не считали. Процесс их умерщвления не вызывал отторжения.
Справились и сами – через пень-колоду, но все же! В ближайшее время этого кренделя не должны хватиться. В коридоре было тихо. Оперативники крались на цыпочках, уперлись в тупик, припустили в обратную сторону. Проход в конце коридора, еще один коридор… Шарахнулись в темноту «аппендикса», когда услышали немецкую речь! Несколько человек шли навстречу. С ними бы справились, но так хотелось как можно дольше сохранять «невидимость»! Все четверо прижались к стене. Мимо протопали трое, гремя оружием и амуницией, и растаяли в глуши коридоров.
Двинулись дальше – осторожно, навострив уши. «Население» подземного городища, похоже, было небольшое. Очередная дверь – и порывистый ветер чуть не стащил с головы натянутую на уши кепку…
Согнувшись в три погибели, они перебежали забетонированную площадку и залегли за невысоким каменным бордюром. За спиной – стальная дверь, под носом – каменная лестница с перилами, падающая вниз. У подножия кустарник, за ним – асфальтированная площадка, несколько одноэтажных кирпичных строений с маскировочными сетками на крышах. К подножию холма сходились две дороги – с востока и запада. Они петляли между камнями, терялись из вида. Глаза разбегались, здесь было на что посмотреть! Запертое урочище посреди Судетских гор, закрытая территория, обнаружить которую можно только с воздуха! Но небо над районом советские самолеты не патрулировали, и немцы чувствовали себя как дома. Хотя фактически они и были дома… За дорогой с запада на восток протекала небольшая горная речушка. Справа за карнизом нависшей скалы просматривался кусок железнодорожного полотна – он вытекал из горы и устремлялся к реке, через которую был переброшен основательный бетонный мост. Но рельсы на мосту разобрали, и по нему свободно мог перемещаться автомобильный транспорт! А за мостом рельсы терялись в гуще зелени, за которой возвышалась еще одна заросшая лесом гора. У Вереста вдруг нездорово застучало сердце. Объект оказался основательно растянутым, составлял «начинку» не одной горы, а как минимум двух. Расстояние между махинами было не меньше километра, их разделяла река. На той стороне тоже имелись дороги, они разбегались в обход горы. Сквозь шапки хвои просматривались строения.
Здесь вовсю бурлила жизнь! Вот так нахально, под носом у советского командования! Сколько же подобных тайн еще хранили в себе потайные уголки Третьего рейха? Под лестницей переминался часовой в форме воздушно-десантных войск, с маскировочной сеткой на шлеме. Двое военных без оружия перетаскивали ящики с тяжелой тележки к зачехленным штабелям с аналогичной тарой. Третий скатывал брезент с ящиков. За действиями этой троицы наблюдал приземистый унтер-офицер с кобурой на поясе. Поодаль стояли еще двое, что-то обсуждали – в черной эсэсовской форме, с автоматами «МР-40» на ремнях. На другой стороне площадки просматривалась еще пара часовых. Рядом с насыпью стояли зачехленные мотоциклы с люльками, средняя командирская машина «Хорьх-901», окрашенная в камуфляжные тона, отдаленно напоминающая советский «ГАЗ-64». В двигателе возился шофер. Павел озадаченно почесал ухо. Куда тут можно ездить? От горы к горе? Или объект еще крупнее, чем кажется?
За «Хорьхом» стояло еще одно «чудо» германской технической мысли – многоцелевой полугусеничный тягач «NSU НК-101» сверхлегкого класса – странная помесь мотоцикла и артиллерийского тягача. В маленьком кузове дожидались своей очереди на разгрузку черные оцинкованные ящики.
Послышался гул – и с левого берега на мост въехал несуразный автомобиль-амфибия, напоминающий корыто на колесах. С подобными штуками Верест сталкивался на Кавказе. Плавающие легковые автомобили, призванные заменить мотоциклы с коляской для разведывательных подразделений, – но и те и другие оказались малопригодными для условий Восточного фронта. Двигатель амфибии «VW-166» устанавливался в кормовой части корпуса. Кузов машины был цельнометаллический, герметичный. Машина могла перевозить не больше четырех пехотинцев с личным оружием, а если больше, то черпала воду, тонула. С бездорожьем эта штука справлялась, но на шоссе развивала небольшую скорость, то есть уходить на ней от погони крайне не рекомендовалось.
В машине находились трое солдат. Амфибия прогрохотала по мосту, спустилась с асфальтированной площадки. Медленно проехала мимо часовых на дальней точке. Пассажиры перекинулись с ними парой слов, приветливо помахали. Похоже, в этом урочище все друг друга знали. Она остановилась под горой, посреди стоянки, и из нее высадились военные в комбинезонах со штурмовыми винтовками. Двое в черном неспешно направились к ним.
– Командир, все это, конечно, крайне живописно, – проворчал Звягин, – но не грех бы это дело обойти и подумать, как переправиться через реку.
– Прикинем на себя наряд фашистского стрелка? – задумался Котов.
– Добровольно не отдадут, – усмехнулся Верест. – Да и сдается мне, товарищи офицеры, что гарнизон тут небольшой, все знают друг друга в лицо. Но к той горке у нас определенно интерес…
– Поезд там, товарищ капитан… – сглотнул Окулинич. – Мертвой бабушкой клянусь, он там… Загнали в самый край секретного объекта и перекрыли ему дорогу назад… Спрашивается, зачем?
«Чтобы свои по следу не пришли, – подумал Павел. – Успешная операция господина Леманна по изъятию немецких же ценностей…»
– Почему же река не представляет для них опасности? – задумался Звягин. – Ведь по реке можно проникнуть в самое логово…
– Версия крутых порогов тебя устроит? – ответил капитан. – Пороги на западе, пороги на востоке, никакое судно по реке не зайдет…
Все одновременно навострили уши. Потеряли бдительность, забыли, что это «общественное» проходное место! За спиной заскрипела дверь, раздалось покашливание. Отхлынули все разом, прижались к стене, но разве это спасет? Вышел автоматчик в каске и камуфляжной накидке, широко зевнул. Мясистая физиономия выглядела заспанной. Смена часового? Он уловил посторонних боковым зрением, начал выворачивать голову. Какая незадача, право слово! В удар кайлом расстроенный Павел вложил не только всю силу, но и всю душу! Он ударил точно в макушку, с мощным замахом. Заостренный шип пробил насквозь каску, расколол черепушку. Немец успел охнуть, растопырил пальцы и как-то даже присел. Удивленные глаза сбежались в кучку, хлынула кровь из-под шлема. Он повалился боком, тряхнул ногами.
Поздно, их заметили! Взвизгнул часовой у подножия лестницы, скинул с плеча автомат. Окулинич повалил его с первой же очереди. И воцарилось что-то несусветное. Оперативники бросились обратно к каменному заборчику, дружно залегли. Внизу бегали люди в форме, начали беспорядочно стрелять. Оперативники ударили залпом, кто из «ППШ», кто из «ППС». Павел оказался справа, выдернул гранату, бросил вниз. За ней еще одну – подальше. Взрывом разнесло мотоцикл, задница водителя осталась торчать из капота, но уже не подавала признаков жизни. Шквал огня сметал с открытой площадки все живое. Экипаж амфибии оказался расстрелян в считаные секунды. Выл подстреленный в живот раненый, царапал асфальт ногтями. Валялись мертвые тела с разбросанными конечностями. «Люди в черном» залегли за искалеченным тягачом, отстреливались из «МР-40». Безоружные «грузчики» опрометью бросились к штабелям, с которых живописно свешивался их товарищ с кровоточащей головой. Звягин срезал их одной очередью, оба покатились, как березовые чурки. Приземистый унтер-офицер исполнял какой-то дикий гопак, увертываясь от пуль, бил навскидку из служебного «вальтера». Физиономия его выражала панический ужас. Первая пуля попала ему в плечо, заставив завертеться юлой. Вторая перебила колено, и он повалился, выронив пистолет. Третья вошла в голову, избавив от мучений…
– Командир, что делать? – выкрикнул Звягин. Он отполз от загородки, менял магазин, лежа на спине. – Надо уходить…
Верест покосился на дверь, оставшуюся за спиной. Эх, не проворонить бы очередное нашествие… Окулинич опередил его, не вставая с пола, вытянул ногу, носком подцепил дверь, распахнул ее. В черное чрево подземелья полетела граната, рванула где-то на лестнице. Нормальная профилактическая мера, секунд двадцать есть в запасе…
– Нельзя нам обратно, мужики! – крикнул Павел. – Отрежут все выходы, останемся навсегда в этой горе! Вперед надо пробиваться! К амфибии!
Сказано – сделано. Все дружно перенесли огонь по людям в эсэсовской форме, засевшим за тягачом. Первый отвалился, взмахнув руками. Второй пустился наутек, отстреляв все патроны, – смешно, но ему удалось провалиться в «слепую» зону…
В безжалостной мясорубке уцелели только часовые на дальней стороне. Они залегли за камнями, стреляли короткими очередями. Окулинич первым скатился с лестницы, швырнул «лимонку», а сам предусмотрительно рухнул за мертвого десантника. Граната перелетела через амфибию, разорвалась с недолетом. Но охранники попрятались за камни. Покатились остальные – возбужденно кричали, прыгали через ступени. Запас гранат еще оставался, но хотелось бы тратить их разумно. От двух избавились, добавив дымовую завесу. Автоматчики пятились через дорогу, пытались раствориться в кустах. Котов первым запрыгнул в амфибию, взлетел на заднее сиденье, расставив ноги, принялся с высоты нашпиговывать кусты свинцом. В кого-то попал, судя по радостному смеху.
– Котов, кретин, ложись! – заорал Павел, запрыгивая на водительское место.
Влетели остальные, попадали на жесткие сиденья. Ключ остался в замке зажигания, двигатель работал, экипаж не успел по прибытии заглушить мотор.
– Куда едем, командир? – крикнул Звягин, скорчившийся на переднем сиденье.
– Кататься! – захохотал Павел. Азарт боя пьянил, выдувал остатки разума. Откуда-то стреляли, сохранились еще очаги сопротивления. Пули попадали в корпус амфибии. – Пробиваемся к той горе! – крикнул он. – Бросим машину в лесу, там есть где затеряться!
Вездеход уже катил со стоянки в обход штабелей. Не было времени огибать тела, прыгали прямо по ним. Мост совсем рядом, пронестись по нему – и ты уже на той стороне! Машина дребезжала, скрипели борта. Ей-богу, корыто на колесах! До моста оставались жалкие десятки метров, выезд был неплохо накатан. В кустах осталась огневая точка, но ее успешно подавляли Котов с Окулиничем. Павел обернулся. И как же вовремя, черт возьми! Со ступеней скатился рослый солдат, вскинул ручной противотанковый гранатомет и прицелился, прищурив левый глаз. Павел ахнул, вывернул руль влево. Амфибия резко ушла с дороги, граната просвистела мимо и взорвалась в начале моста, разнеся покрытие. Забились в падучей автоматы.
– Командир, ты куда?! – взревел Звягин.
К черту мост! По нему все равно не дадут проехать! На той стороне тоже посты. А вот если зайти с реки…
– Пригнитесь, мужики! – Амфибия резво запрыгала по бездорожью, направляясь к берегу. Верест утопил педаль акселератора, машина перелетела небольшой обрыв, плюхнулась на каменистый берег.
– Командир, мать твою, не дрова везешь! – разорялся Котов. – Без зуба же оставил!
Какой-то дикий хохот рвался из груди. Серьезный офицер из серьезной организации, а ведет себя… Ну, ничего, советская стоматология – самая передовая стоматология в мире!
«Корыто» вкатилось в текущую воду. Она подхватила амфибию, понесла на опору моста! Хреново потрудились конструкторы этой штуки: высоты бортов не хватало, ее края почти касались воды. Небольшая качка – и захлестнет, к божьей матери!
– А весла где?! – взвыл Окулинич, стреляя по берегу. Число желающих отправить их на дно кормить рыб явно прибавилось.
Снова выстрелил гранатомет. Рвануло в воде недалеко от берега. Верест потянул неприметную рукоятку. В кормовую часть был вмонтирован трехлопастный винт, обеспечивающий плавучесть. Посредством передач он соединялся с рулем. Котов сообразил, отцепил ремни, держащие винт в поднятом состоянии. Тяжелая конструкция плюхнулась в реку, и Верест налег на руль, обогнул бетонную опору моста, и амфибия, рассекая воду, устремилась к противоположному берегу. Свистели пули, что-то возбужденно кричал Окулинич, изводя боезапас. Амфибия двигалась рывками. Ее сносило течение. Три автомата долбили рядом с ушами, рвали в лохмотья барабанные перепонки. Пули плюхались в воду, стучали по корпусу. Берег был рядом – сложный, каменистый, здесь не выбраться, машина застрянет, надо чуть правее, где имелась хотя бы относительная покатость…
Положение создавалось критическое. Несколько человек уже бежали от «подгорного» цеха к мосту. Разместятся на переправе, начнут палить сверху – пиши пропало! Оперативники не жалели патронов, двоих или троих удалось срезать, остальные залегли…
Амфибия под проливным огнем с ревом вынеслась на берег. Покатый склон с буграми и трещинами – спасай же, полный привод! Двигатель работал на пределе, колеса прокручивались, вышвыривая глину. Медленно, предельно медленно… Рывок – машину вынесло на относительно ровный участок, она пробила кустарник, выпрыгнула на петляющую среди кустов дорогу. Огонь в тылу становился уже не актуальным, но тут откуда-то сзади из-за поворота с ревом вырулил мотоцикл «БМВ R-75» с двумя солдатами и «косторезом» в коляске. Пулеметчик долбил, не целясь, что-то вопил, разевая черную глотку!
Амфибия перенеслась через дорогу, и Окулинич с кормы метнул гранату. Взрыв прогремел перед колесами мотоцикла. Детина за рулем выжал тормоз, а уж после этого его напичкало осколками. Мотоцикл клюнул носом, взлетела задняя часть, и он закувыркался в пыли и пороховом дыму, теряя содержимое…
Амфибия рвала кустарник, прыгала по кочкам. Пошли деревья, приходилось лавировать между ними. Искомая гора была где-то рядом, пряталась за шапками зелени. Резкое торможение перед баррикадой из бурелома. Одолеть эту гору амфибия бы не смогла. Павел вывернул задним ходом, загнал ее в глухой кустарник. Ветки сомкнулись за кормой…
– Все из машины! – скомандовал он.
Старший лейтенант Котов попытался выбраться, схватился за борт, но тут же закачался, помертвев лицом. Как же теплилась в нем жизнь после двух попаданий в спину? Кровь расползалась по рабочему комбинезону. Он как-то неуверенно улыбнулся, отпустил борт и повалился с машины вниз головой. Ругаясь, все бросились к нему, перевернули. Он не дышал, глаза оставались приоткрытыми, источали пугающий холод. Поверили не сразу, как такое возможно? Звягин тряс его: Дима, подъем, ты чего, Дима? Растерянно посмотрел на командира, может, он чем поможет?
Словно серные пробки выбило из ушей! Мир снова взорвался, заискрил. Противник пешим порядком преодолел мост, рассыпался, чтобы прочесывать лес. Верест что-то хрипло командовал. Мертвое тело затащили в канаву, наспех присыпали ветками, травой и дружно бросились вверх по склону, пробиваясь сквозь колкий кустарник. Гора уже мелькала в прорехах листвы, туда должны вести рельсы, но не здесь, левее или правее…
Слева зарычал тяжелый грузовик, откинулись борта, из него высыпалась солдатня под гортанные выкрики: «Рассыпаться цепью! Приготовиться к бою!»
Они ускорялись, оставалась надежда, что облава пройдет южнее. Бежали, экономя дыхание, растянулись в цепь. «Огонь!» – надрывался офицер. Захлебывались автоматы. Пули сшибали ветки, бились в деревья. Охнул Окулинич, схватился за плечо, словно оса ужалила. Ноги подкосились, он повалился неловко, боком, стал отталкиваться ногами, чтобы привалиться к дереву здоровым плечом. Поначалу не поняли, ну, споткнулся человек. Потом Звягин, исторгнув витиеватую руладу, кинулся к товарищу, подхватил Рому за плечо, поволок дальше. Но это было глупо – Окулинич стонал, закатывал глаза. Пуля пробила плечо и застряла в мышечных тканях, заставляя зеленеть от острой боли.
– Леха, стой, брось… – хрипел он. – Брось, говорю, куда ты меня тащишь, не донесешь…
Хватило одного взгляда провести «диагностику»: ранение непростое, но ничего смертельного, если вовремя вытащить пулю.
– Мужики, уходите, на хрен… – выдавливал из себя Окулинич. – Где мой автомат, я задержу их, не поминайте лихом… Идите, командир, выполняйте задание…
Ага, сейчас, придумает же такое, герой недоделанный!
Совместными усилиями затащили Окулинича под корень вывороченного бурей дерева, засунули туда, стараясь не третировать пострадавшую конечность. Стали забрасывать сухой листвой, которой в округе было предостаточно.
– Приказываю жить, Рома… – прохрипел Верест. – И не дай тебе бог ослушаться, схватиться за оружие без видимой причины…
– Приказываешь долго жить, командир? – Лейтенант закатывал глаза, еще находил в себе силы шутить. – Ну, спасибо, какой ты добрый…
– Слушай внимательно. Лежи и не шевелись, мы позднее тебя вытащим. Не вздумай стрелять, орать героические лозунги. Прошло то время, парень, кончилась война, понимаешь? Тупо умирать после войны, ты же не хочешь посмертно прослыть тупицей? В общем, лежи, не рыпайся. Как пройдут немцы, достань аптечку, постарайся сам себя перевязать…
– Так заметят же меня, командир… – простонал Окулинич. – Под это дерево в первую очередь заглянут…
– Надеюсь, не заглянут. Мы отбежим вверх и поднимем стрельбу, пусть туда бегут, к тебе не сунутся… Все, коммунистический привет, товарищ лейтенант…
Они вдвоем понеслись вверх по склону. Подкашивались ноги, кашель рвался из горла. «Надо уходить… – стучало по мозгам. – Надо уходить отсюда, к чертовой матери, пока не растерял всех людей! В обход горы, на ту сторону…»
Отбежали метров на сто, стали остервенело палить в западном направлении. Выпустили по магазину, перезарядили, кинулись дальше и выбежали на открытое место. Так и есть – слева мелькнула дорога, вполне пригодная для движения большегрузного транспорта, клочок железнодорожной ветки, упирающейся в замаскированные ворота… С той стороны наступал противник! Лаял гортанный командный голос, потрескивали автоматы.
– За мной, Леха… Уходим вокруг горы.
– Понял, командир, мы справимся, – пробурчал бледный как мел Звягин.
Склон был уже рядом. Не так давно тут прошел камнепад, пустырь завалило расколовшимися булыжниками. Они бежали вправо, понимая, что затишье не вечно, скоро немцы появятся на расстоянии выстрела, начнется новый «раунд веселья»… Выскочили на тропу, предназначенную для патруля, проскочили кустарник, огромный каменный выступ в теле горы. Какая-то крупная нора в каменном «фундаменте» – высотой в полтора человеческих роста. Старая штольня, штрек, какой-то запасной выход из подземелья… Все пространство вокруг пещеры было завалено камнями, а над входом нависал тяжелый козырек. Спускаться в западню уже не прельщало, бывали там, спасибо… За спиной хлопали выстрелы. И не только за спиной! По тропе навстречу бежали несколько солдат! Тысяча проклятий! Оперативники заметались. Залегли за камнями, открыли беглый огонь. Рослый солдат, бегущий первым, повалился, всплеснув руками. Остальные посыпались с тропы, как горох, залегли и тут же начали снова стрелять. И сзади облава не молчала.
– Командир, нас в клещи зажимают! – в отчаянии крикнул Звягин. – Умираем, командир?
Ну, уж хрен, так не договаривались! Павел показал глазами, куда бежать, и оба покатились к пещере. Влетели в нее, задыхаясь от перевозбуждения, и упали на каменную «подложку». Проход шириной метра три под уклоном падал вниз, терялся в темноте. Пол был завален каменными обломками, с потолка свисали подобия сталактитов. Груда булыжников лежала у входа.
А немцы тем временем наседали. Их силы соединились в районе пещеры. Они ползли по склону вверх, в траве мелькали каски, обтянутые сетками, бледные лица. Их было не меньше дюжины, и неизвестно, что сзади. Если эта штольня соединяется с подземным городищем, а она не может не соединяться…
– Леха, огонь! – заорал Верест. – Покажем им, где раки зимуют! Путь дохнут, падлы!
Немцам оставалось пробежать метров двадцать. Они неслись, как на спортивных состязаниях. Оперативники ударили энергично, расточительно. Немцы падали, как подрубленные, пятеро или шестеро остались лежать, остальные пятились, прятались в траве. Звягин с искаженным лицом повернулся к Павлу:
– Что, командир, оттачиваем грани совершенства? Сейчас опять пойдут, не успокоятся…
Кто-то из лежащих в траве бросил «колотушку». Видно, каши мало ел – граната упала далеко, но как-то допрыгала, застыла перед входом в пещеру. Боеприпас взорвался под козырьком, осколки разлетелись верхом. Что-то затрещало, напрягся, прогнулся массивный козырек над входом в штольню, разбежались трещины по камню.
– Есть «лимонка», командир! – лихорадочно пошарив в подсумке, Звягин выхватил мощную оборонительную гранату. – Щас мы им запендюрим…
Он бросил «лимонку», и оба рухнули ногами к входу, закрыли головы. Взрыв был что надо, подземелье тряхнуло, что-то отвалилось от стен, покатилось по склону. Взрывная волна добила козырек! Усугубились трещины, и он стал разваливаться. Каменная масса хлынула вниз, закупоривая проход, пыль взметнулась столбом. На обратной стороне кричали и ругались, пялясь на препятствие, как бараны на новые ворота. А ведь действительно, фактически новые ворота! Правда, проход перекрыло не полностью – между сводом и грудой камня остался просвет порядка метра. Но ничего, пока по нему взойдут… Какая-то сила подбросила Павла, он выхватил из подсумка первую попавшуюся гранату, побежал к входу, выдернул чеку, швырнул гранату в просвет и тут же упал. Хлопнул взрыв на той стороне – просто чудная музыка для ушей!
Какая-то фора в запасе появилась, и они стали спускаться, держась за стены. Видимость быстро пропала, пришлось достать фонарики. Батарейки еще не сдохли, хотя изрядно подсели. Не сказать что они угодили во что-то древнее, никому не изведанное. Этой штольней пользовались – на полу была очищена от камней тропа, а по потолку тянулся провод с редкими лампочками. Но сегодня электричество не включали, видно, экономили энергию. Старая выработка изгибалась, входила в крутой поворот. Когда проход расширился, показалось ответвление, и Павел сунулся туда с фонарем – нет, тупик, прохода нет, глухой каменный мешок… В этот момент Звягин, сопящий в спину, и втолкнул его внутрь! Павел чуть не споткнулся и хотел уже ругнуться, мол, что за дела, товарищ капитан? Но Звягин прижал его к стене и зажал рот, одновременно отбирая фонарь. Послышался топот, бряцание амуниции. Мимо склепа вверх по склону пробежали несколько человек. Сунуться в склеп они не догадались. Павел прижал затылок к стене. Чудовищное везенье. Опоздай на полминуты – и зажали бы в такие клещи…
– Молоток, Леха, так держать…
– Рассчитаемся, командир… Ты совсем-то голову не теряй…
Топот постепенно затих, и они, выпрыгнув в коридор, устремились вниз. Поворот, еще один. Те, что сзади, ждать не будут, сообразят, когда встретятся с основными силами… Снова пошли ответвления, двери. Подземелье принимало относительно цивилизованный вид. Запахло канализацией, образовался сквозняк. Здесь все работало! Коридор, обычные «бытовые» двери, где-то попискивала рация. Они попятились, полезли в подвернувшийся люк, аккуратно притворив за собой крышку. Наверху слышались топот, громкие голоса – догнали, демоны! Ладно, пока еще сообразят, в какую дыру они провалились…
Спускаясь по скобам в темноте, старались не шуметь, даже не дышали. «Ползи за мной, командир», – утробно урчал Звягин, и они опять куда-то ползли, касаясь головами шершавого потолка. Съезжались стены, дышать становилось все труднее. Под боком гудели трубы, журчала вода. Бросало то в жар, то в холод. Пыль лезла в нос, приходилось его тереть, чтобы не чихнуть. Звягин что-то выкрутил перочинным ножом, пристроил на пол очередную решетку. Выбрались из норы, как тараканы, энергично работая всеми «лапками». Сердце вдруг остановилось, перехватило дыхание – изогнутый дугой тоннель! Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы, ехал поезд из Варшавы… – стучала в голове прилипчивая детская считалка. Не из Варшавы он ехал, из Креслау! Принесла же их нелегкая на тот же самый путь! Видимо, неспроста, раз боженька так хочет… Тоннель был пуст, справа поблескивал свет – выход из горы. «Рельсы-шпалы» убегали в темноту…
Они сидели на корточках, слушали. Справа, очевидно, усиленная охрана, но везде поставить людей фашисты не могут, их мало, а группа Смерш и тех проредила…
– Леха, запомним это место, – прошептал Верест. – Возможно, этим же путем придется уходить…
– Запомнили, – отозвался Звягин. – Решетка приставлена к стене…
Время превращалось в какую-то не линейную функцию. Скоро, видимо, должно темнеть…
Они скользили по рельсам, машинально подмечая, что тоннель расширяется и сложен он из толстых бетонных колец. Еще одно «бутылочное горлышко» – у стены возвышались штабелями два десятка громоздких ящиков. Они подобрались ближе, перебежали к штабелям. Странная конструкция, ящики оплетали провода, по стене змеилось что-то вроде бикфордова шнура. Ящики были открыты, их сверху прикрывал лишь брезентовый чехол. Павел вытянул шею, посветил фонарем. В горле пересохло, возникло желание отбежать. Но не поможет, если рванет, то половина горы развалится… Темные бруски лежали тесными рядами. В некоторые были вставлены взрыватели, от них тянулись провода. Динамит запатентовал некто Альфред Нобель в 1867 году, спасибо ему, конечно, огромное. Основное взрывчатое вещество при проведении горных работ…
Они вертели головами – и куда все подевались? Такую кучу взрывчатки обязаны охранять денно и нощно. Дефицит людей? Плевать на все, авось ничего не случится? Это свойственно, скорее, русским, чем немцам. Но факт оставался фактом – охраны не было.
– Стремно мне как-то, командир, – передернул плечами Звягин. – А где народ-то?
– Народ в поле, – буркнул Верест. – Нас ловят. Думают, что мы не здесь. Ну, удачи им…
Они поползли по пересохшей водоотводной канаве, проложенной вдоль стены. Освещение было условным, несколько слабых ламп на огромное подземное пространство. Вдруг волосы на голове зашевелились – перед ними на путях стоял ПОЕЗД…
