Глава двенадцатая

Наконец его нашли, увидели своими глазами! Тяжелые бронированные вагоны, словно призраки, возвышались в полумраке. Какие-то номера на бортах, латинские буквы. Закрытые, опечатанные, по-прежнему сцепленные меж собой. Болтались только тормозные шланги…

В этом поезде было что-то мистическое, от него исходила какая-то дурная энергетика, от которой трепетала каждая клеточка организма… Павел старался не задумываться. Нет ни мистики, ни колдовства, ни какой-то всесильной магической силы, которую генерируют 300 тонн отборных ювелирных изделий и другие ценные вещи – предметы обихода, живопись великих мастеров…

Но что тогда ее генерировало?

Они ползли целую вечность. Вот и первый вагон. Локомотив отсутствовал, лишь 13 единиц подвижного бронированного состава. Часовых у поезда хватало, но они не видели ползущих по канаве…

Оборвался «отстойник». Снова сужение тоннеля. Здесь не было ни одной живой души. С севера просачивался бледный дневной свет – сумерки еще не уплотнились. И здесь возвышались штабеля с взрывчаткой! Ящиков было много, и в каждом плотными рядами лежали шашки с динамитом в бумажных упаковках-патронах. Провода, шнуры, капсюли-детонаторы…

– Зачем все это, командир? – зачарованно прошептал Звягин.

– Взорвут в случае опасности, – предположил Павел. – Гора обвалится с двух сторон, и никакая армия экскаваторов не расчистит эти завалы… Представляешь, какая над нами каменная мощь?

– Да сюда и экскаваторы доставить проблематично… Почему же не вывезли до сих пор?

– Как, Леха?

Он сам смутно понимал, почему не вывезли. Раньше свои мешали, теперь новые власти. Это ведь действительно не иголка! Даже по частям удалять эти ценности – нужна детально разработанная операция, с привлечением кучи ведомств, с полным исключением ошибки или нелепой случайности…

– Ты понимаешь, что оба арсенала должны быть связаны? – пробормотал Звягин, пробираясь вдоль стены. – Нет смысла взрывать один, оставляя другой. Резон есть только в одновременном подрыве. Впрочем, технически это возможно, скажем, детонация инициирует магнитный или радиосигнал, передающийся по проводам, или даже без проводов… Знаешь, командир, не хотелось бы мне оказаться заблокированным внутри этой горы…

И снова им повезло. Они выскользнули из тоннеля! Насыпь от подножия спускалась в скалы, пропадала за хаосом камней. Склон горы представлял какое-то нелепое нагромождение валунов, отколовшихся от скал, мощных мегалитов, иссеченных расщелинами. У насыпи стояла палатка, там мялись десантники при полной амуниции. Но удалось выскользнуть незамеченными, юркнули вправо, оказавшись на узкой тропке между валунами, двинулись вприсядку, чтобы не «светиться». Обогнули скалу, в изнеможении опустились на расколотую плиту. Как-то молитвенно посмотрели друг на друга, закурили. Потом перебрались чуть ниже, опустились за камни – на случай появления на тропе нежелательных личностей.

Объект действительно оказался растянутым в пространстве. Но места в горах хватало. Выезд из урочища наверняка контролировался. Еще один выход восточнее железнодорожного полотна. Он охранялся жиденькой цепочкой автоматчиков. Под горой на расчищенной площадке стоял командирский внедорожник, трехтонный «Опель» с зачехленным кузовом. Правее полотна в скалы убегала автомобильная дорога. В сотне метров просматривался шлагбаум, будка охраны, замаскированная под окружающую среду.

– Что там на севере? – спросил Звягин.

– Плохо представляю, Леха, – вздохнул Павел. – Параллельная железнодорожная ветка Лемберг – Красица. Местность не такая населенная, как в районе Креслау. Горы, озера, болота, несколько дорог, которые наши части могут и не контролировать. Заметил, состав стоит без паровоза? Он никуда не уедет, возможно, «железка» впереди заблокирована. Неодолимые технические трудности, понимаешь?

– С трудом, – признался Звягин. – Плохо, что у нас нет карт этой местности и хреново с проводниками. Ладно, выберемся к Креслау. Нам бы до ближайшего патруля доползти…

– Подожди, – напрягся вдруг Павел. – Что это?

Из подземного гаража, расположенного под горой, выехал легковой «бенц», остановился рядом с командирской машиной. Из подземелья потянулись люди. Они спешили, хотя и не бежали. Половина была в штатском. Мужчина в сером костюме тащил два тяжелых чемодана. Открыв заднюю дверцу, загрузил их в багажное отделение. Засеменил на водительское место, завел двигатель. Женщина в неприметном сером наряде вела за руку другую. Вторая была статная, фигуристая, держала осанку. Голова была обмотана платком. На ней было легкое драповое пальто. Сопровождающая открыла заднюю дверцу, дождалась, пока вторая дама сядет. Та повернула голову, прежде чем исчезнуть в салоне. Лицо было бледным, глаза потухшие. Возможно, она не хотела никуда ехать. Или спутники не устраивали. Но подчинялась, не оказывала сопротивления. Она казалась безучастной ко всему происходящему. Павел скрипнул зубами. Баронесса Луиза Шлессер, которую похитили из ее собственного замка! К машине подбежали двое особей мужского пола в серых костюмах, сели с двух сторон на заднее сиденье. «Телохранители». Последний пассажир – осанистый черноволосый мужчина среднего роста – не спешил садиться. Его терпеливо ждали. Мужчина что-то требовательно выговаривал двум офицерам СС, вытянувшимся по стойке «смирно». Офицеры пафосно отсалютовали: «Зиг Хайль!» Он небрежно кивнул, пожал им руки и зашагал к машине. Сел на сиденье рядом с водителем, стараясь не помять отглаженные брюки.

– Леха, мать его за ногу, это же гауляйтер Леманн… – Павел чуть не взвыл от досады. – Уйдет же, сука!.. Еще и бабу свою с собой тащит… Кстати, познакомься, это баронесса фон Шлессер. Значит, не забыл свою зазнобу, отправлял людей следить за ее замком, не совсем она ему оказалась безразлична…

– Мы можем что-то сделать? – покосился на него Звягин.

Машина уезжала. Как гауляйтер собирался покинуть охраняемый район – загадка. Но, видимо, знал, что делал. А золото не убежит, все инструкции он раздал…

– Да ни хрена мы не сделаем, – буркнул Павел. – Ладно, номер запомнили… Сообщим командованию, пусть свяжутся с американцами, может, удастся вернуть его обратно… Давай по тропе, Леха, шевелим булками. Спустимся с восточного склона…

Казалось, все неприятности остались в прошлом. Натруженной рысью оперативники бежали по тропе в обход горы. Тропа превращалась в петляющую змейку, которая непрерывно сужалась. Камни выстреливали из-под ног. На тропе возник завал в половину человеческого роста. Он перекрыл не только тропу, но и часть склона. Что-то мелькнуло впереди над тропой! Фигура воздвиглась над валуном и скрылась. Реакция отменная, и плевать на усталость! Верест толкнул Звягина, и оба упали за каменную баррикаду. Что-то чиркнуло по камню над головой, завыло в воздухе. Дьявол, пуля! Но звука выстрела они не слышали!

– Командир, ты что? – прохрипел Звягин. – Меня чуть не сплющило…

– Зато квиты… – Павел вертелся, высвобождая автомат. – Стреляют по нам, не чуешь?… Ногу убери – чего выставил?

Звягин охнул, стал подтягивать конечность, выставленную на тропу. Пуля щелкнула по камню, и они прижались к завалу, только так могли остаться в «слепой» зоне для стрелка сверху. По тропе им навстречу кто-то перебежал. И внизу покатились камни, там кто-то возился. Там целая команда! А если тот, что наверху, немного поднимется?

– Командир, что за хрень? – Звягин таращился на него мутными глазами.

– Не знаю, Леха, давай разбираться…

Верест сместился вбок. Что-то вроде амбразуры – узкая щель между камнями, в которую не пройдет даже ствол «ТТ», который он сжимал в руке. Пошарил в подсумке, извлек револьвер «наган» образца 1895 года, который хранил на крайний случай. Автомат отложил – только помеха в этом неудобстве. Звягин тоже выискивал позицию, куда-то полз. Пуля сбила камень с завала, и он прокатился по спине Звягина. Стреляли из отечественного оружия. Один из первых серийных «глушителей» в СССР назывался «БраМит», по имени его создателей – братьев Митиных. Громоздкая конструкция, но с задачей справлялась. «Глушитель» можно было накручивать на «наган», на винтовку-трехлинейку. Широкого хождения в Красной армии он не получил, но для спецподразделений был незаменимой штукой.

Павел видел, как из-за камня на тропе высунулся хмурый мужик со знакомой физиономией. Темная ватная безрукавка, серая кепка. В руке пистолет с глушителем. Он сделал знак кому-то слева, справа. Перебежал еще один: тоже в штатском, в пиджаке поверх залатанного свитера. Верест ругнулся про себя. Вот и появились, когда про них забыли, люди на загадочной второй дрезине…

– Вы кто такие, господа хорошие? – спросил он по-немецки. – Может, пора представиться? Вы «пасли» нас в городе, «пасете» за городом… Выяснили все, что хотели?

– Так точно, товарищ капитан, мы все выяснили, – оскалился небритый тип, с которым Павел сталкивался на Линдау и которого видел в трофейной легковушке напротив квартиры Беккеров.

– Вот падла фашистская… – сплюнул Звягин. – Смотри, как по-нашему наблатыкался…

– Падла фашистская? – удивился человек в штатском. – Ты подбирай выражения, контрразведчик хренов… Перед тобой майор Савельев, боевой офицер Красной армии, с 41-го в действующих войсках, прошел весь путь от Москвы до Берлина. Со мной такие же строевые офицеры, кавалеры орденов Славы и Боевого Красного Знамени.

Павел не удивился. Услышать что-то подобное он и рассчитывал. Только грустно стало от этих слов.

– Мы тоже, майор. И ты об этом прекрасно знаешь. Тогда какого хрена твои люди в нас стреляют?

– Извини, товарищ капитан, ничего личного, как говорится. Просто ты, твои люди, да и твое начальство попали под раздачу. Право сильного, слышал о таком? В общем, извиняй, ты проиграл. Маловато вас осталось, нет? Вроде четверо было. Не бережешь ты людей, капитан…

– Товарищ майор, мы сюда болтать пришли? – недовольно спросил кто-то справа. – Может, закончим уже?

– Ага, скоро закончим, – хмыкнул Савельев. – Кстати, Верест, не советую вам стрелять. Только высунетесь, сразу снимем, уж поверь на слово.

Да верил он… Все кипело в нем от негодования. Ярость в голове не помещалась! Да, контрразведка Смерш – тоже не благотворительная организация, проявляла жесткость, порой жестокость, но чтобы так цинично ликвидировать своих!

– На кого работаете, Савельев? – спросил он, чутко работая ушами. Почувствует, если пойдут. Майор не хочет шума, это ясно, боится, что немцы услышат. Ведь немцы недалеко!

– Трофейный комитет, капитан, слышал про такую структуру? Специальный отдел Трофейного управления фронта. Выполняем задание командования. Ты ни в чем не виноват.

Мысли лихорадочно вертелись. Дело серьезное, еще какое серьезное. Трофейные бригады и службы свели в Трофейный комитет, поставив его главой маршала Советского Союза Ворошилова. Полномочия у Комитета шире некуда. Сбор, охрана, учет, вывоз, сдача трофейного вооружения, боеприпасов, боевой техники, продовольствия, горючего и других военных и народнохозяйственных ценностей, захваченных на территории противника. 300 тонн золота – неплохая «народнохозяйственная ценность». Мощная всесильная спецслужба – вот что такое Трофейный комитет. Кто такой Климент Ефремович? Да никто. Безвольное слабохарактерное существо. Перед кем он трепещет, помимо Верховного главнокомандующего? Не лезет ли в это дело всесильный нарком внутренних дел – весьма влиятельная и одиозная личность?

– На Лаврентия Павловича работаешь, Савельев? – спросил прямым текстом Верест.

– Я приказ выполняю, капитан. – Савельев выразительно глянул в сторону – там, похоже, что-то происходило. «Заболтать решил», – сообразил Павел, подавая знак Звягину. Тот начал приподниматься, сжимая «ТТ», но пока не выпрыгивал, как черт из табакерки.

– Уверен, что твоя работа пойдет на благо страны, а не конкретного человека, который и так не испытывает крайней нужды?

– Смешной ты, Верест, – язвительно засмеялся майор. – Наивно полагаешь, что ТВОЯ работа пойдет на благо страны?

Честно говоря, Павел не знал. И подполковник Шалаев, скорее всего, не знал. И тот, кто выше него. А вот что думают по этому поводу люди в заоблачно высоких кабинетах… Вересту плевать, он обязан выполнить приказ. И на приказ, полученный майором Савельевым, ему плевать.

– Как вы нас нашли, майор?

– Ты наверняка уже догадался. Зачем искать, если можно следить за тем, кто ищет и у кого получается? Мои люди служили в разведке, в специальных подразделениях, умеют наблюдать и быть невидимыми. Вы подсказали нам, где проход. Осталось лишь пробраться с другой стороны. Был хороший проводник, у нас подробные карты местности, информация обо всех предприятиях в этих горах – в том числе о секретных… Мы просто ждали вас, капитан. Примерно знали, какого направления вы будете придерживаться. Надеялись, вас прикончат на этом объекте, но вы оказались живучие…

– Договоримся, майор? – Что-то подсказывало, что стоит потянуть резину. Они уже допустили ошибку, раньше времени себя выдав. Почему бы не повторить?

– Извини, капитан, договариваться приказа не было.

– Но ты же понимаешь, начнем палить, и у вас будут потери. Кстати, майор, ты у меня на прицеле…

Савельев дернулся, побледнел. Покатился камень с горы. Стрелок наверху поднялся еще выше, теперь он частично видел смершевцев, мог и зацепить, имея чуток везения. Перебежали двое по правую руку от Савельева. Как не хотелось стрелять, черт побери! Но уже рвался на острие атаки смертельно бледный Звягин…

Дробно застучали автоматы за спиной Савельева и компании! Кто-то подкрался к ним сзади и начал бить в упор. Савельев повалился вниз лицом, простреленный в нескольких местах. Офицер, засевший наверху, успел выстрелить, но и ему не поздоровилось. Тело скатилось со склона, рухнуло на тропу, разбросав руки. Двое других, судя по звукам, пустились бежать. Но далеко не ушли, автоматы стучали, как отбойные молотки. Кто-то придушенно охнул, другой застонал, придавленный камнем. Очередная порция свинца избавила его от мучений. Павел хотел подняться, но что-то заставило прилипнуть к камню. Окаменел и Звягин где-то справа, слился со средой. Щипало глаза, и Павел усиленно моргал, всматриваясь в импровизированную амбразуру. Словно из тумана возникла фигура. Человек неторопливо карабкался по камням. Он был одет в форму советского офицера! В руках держал раскаленный от стрельбы «ППШ». Человек улыбался!

– Капитан Верест? Павел Сергеевич? – донесся знакомый простуженный голос. – Это Сенцов, можете выходить! Со мной мои люди! Вы славно поговорили с этими парнями, мы все слышали. Что, растут трофейные аппетиты некоторых недобросовестных людей?

Майор Сенцов? Вот так рояль в кустах! Майор ГБ вроде должен заниматься сегодня другим делом. Павел переглянулся со Звягиным, тот неуверенно улыбался и начал подниматься, упирая колено в шершавый булыжник.

– Федор Михайлович? Какими судьбами?

– Работаем, Павел Сергеевич, – засмеялся Сенцов. – Вы недооцениваете возможности НКГБ. Поверьте, когда-нибудь эта организация станет самой влиятельной в Советском Союзе. Сколько человек вас осталось?

– Двое… Вас не напрягает, Федор Михайлович, что вы застрелили офицеров Красной армии?

– Которые собирались застрелить вас, моего в некотором роде начальника… Давайте призадумаемся, Павел Сергеевич, они бездумно выполняли приказ или имели свой собственный интерес? Ведь кончилась война, скоро домой, лишняя копеечка, как ни крути…

Смазанное движение за спиной Сенцова! Словно крупная змея проползла между камнями. Пятнисто-серая раскраска, как полевой камуфляж немецкого десантника! А вот и каска, обтянутая сеткой…

– Сенцов, ложись, немцы сзади!!!

Павел выпустил несколько пуль из «ТТ», рухнул за каменную горку. Рухнул на землю и Звягин, и вовремя, шквал огня ударил по баррикаде, пули рикошетили от камней, сбивали их на головы оперативников. Те скорчились, закрыли головы руками.

Стрельба вдруг оборвалась. Наступила тягостная тишина. И в этой тишине вдруг кто-то стал насвистывать, не очень талантливо, но узнаваемо выводить мелодию. Павел похолодел. Йоганнес Брамс – «Немецкий реквием»…

Он вновь припал к своей амбразуре. Майор Сенцов предпочел опуститься на колено, спрятаться за булыжником. Сзади к нему подходили несколько солдат – в комбинезонах с опущенными капюшонами, они держали на изготовку штурмовые винтовки, внимательно разглядывали каменную горку в двух десятках метров. Им ничто не мешало бросить туда гранату, но почему-то пока воздерживались. Мелодию насвистывал рослый мужчина в эсэсовском мундире. Он стащил с головы фуражку, вытер пот с макушки. Голова была практически безволосая, сплющенная. Глаза у субъекта были насмешливые, пытливые. Это же некто Мартин Шульц, личный подручный гауляйтера Леманна! Непосредственный виновник гибели господ Хоффмана и Дрекслера, имевших информацию о «золотом» эшелоне. А возможно, к «скоропостижной» гибели банкира Краузе и директора вокзала Кёнига он тоже приложил свою кровавую руку…

Автоматчик что-то заметил, полоснул очередью. Пуля едва не проскочила сквозь амбразуру! Верест отпрянул и сполз вниз. Баррикада пока защищала. Он напряженно слушал, только бы не пропустить что-то важное! На него исподлобья смотрел Звягин, моргая воспаленными глазами.

– Ты слышишь меня? – прошептал Павел.

– Не глухой, – буркнул товарищ.

– Бросят гранату – катимся туда, – показал он на валун, способный прикрыть двоих. – Будут провоцировать – не стреляй, сразу повалят. Ползти можешь? Ползи туда, – показал он наверх. Каменная горка тянулась до обрыва свисающей террасы. Она вполне могла укрыть ползущего человека. – Но чтобы не видели, уяснил? Очень тихо. Ты должен оказаться на господствующей высоте. А мы пока поболтаем с товарищем майором госбезопасности…

Звягин кивнул и пополз в сторону.

– Павел Сергеевич, что-то тихо у тебя, ты еще здесь? – насмешливо спросил Сенцов.

Он видел краем глаза, как отползает Алексей. Но и автоматчики, судя по звукам, начинали рассредоточиваться.

– Здесь мы, Федор Михайлович, – неохотно отозвался Верест. – Перевариваем новый поворот… Так ты и есть тот самый «смотрящий», о наличии которого намекал Шалаев?

– «Смотрящий»? – удивился Сенцов. – А, это что-то из уголовного жаргона… Да, капитан, мы должны быть в курсе того, что затевает Смерш. Вас никто не считает глупцами. Вы доказали свою эффективность. А тут еще Трофейный комитет начал вставлять палки в колеса… Мы подозревали, что интерес проснется не только у контрразведки. Мы все время за вами следили. Но сегодня утром действительно произошло непредвиденное: эта досадная буча с поляками, на которую пришлось ехать, будучи должностным лицом в ГБ. На несколько часов мы потеряли вас из вида, и вот результат. Вы славно погуляли на объекте, Павел Сергеевич. Гарнизон и так небольшой, так вы его сократили вдвое. Но ладно, главное, что мы убили всех зайцев…

– Я так понимаю, ты не Федор Михайлович Сенцов?

– О, конечно, нет, – засмеялся лжемайор. – Подполковник абвера Леонард фон Рейнхардт. Последнее звание получил, находясь в глубоком советском тылу. Я родом из маленького городка в земле Гессен – это на западе Германии. С 38-го года занимался Россией, осваивал язык, менталитет ее жителей… Настоящий майор Сенцов утонул в болоте под Ржевом. Глупая и страшная смерть, гм… Несчастный человек, он потерял на этой войне всех родственников. Наши лица имели определенное сходство. Документы размыло – в штабе Калининского фронта выдали новые. Фактически перед вами самый настоящий майор НКГБ, занятно, правда?

– Всю войну в Красной армии?

– Ценю ваше чувство юмора, – засмеялся «майор». – Только с 43-го года. И то несколько раз приходилось переходить линию фронта, даже побывал в краткосрочном отпуске на родине. Помните 22 сентября 1939 года? Единственный случай в истории, когда войска вермахта и РККА проводили совместный парад, прошли торжественным маршем по улицам города Бреста. От наших войск парад принимал генерал танковых войск Гудериан, от ваших – комбриг Кривошеин. Пропагандистская служба рейха проводила съемку. В бундес-архивах до сих пор пылятся фотографии – офицер, стоящий за Гудерианом и что-то шепчущий ему на ухо – ваш покорный слуга. Я там неплохо получился. К счастью, ни одному офицеру Особого отдела за все годы не попалось это фото. Я занимался в Бресте сворачиванием полевой телефонной линии, формированием небольшой агентурной сети…

Верест помнил 39-й год. Фашисты захватили Польшу. Красная армия двинулась на запад. Уперлись друг в друга – и те и другие, не готовые к войне. Пришлось изображать «дружбу навеки». Лица воротили, но прошли совместным строем – в ознаменование передачи Бреста и Брестской крепости советской стороне.

– А что с тремя немецкими агентами на КПП? Вы сами их разоблачили – это у вас в порядке вещей?

– В порядке исключения, Павел Сергеевич. Они не знали меня в лицо, но я когда-то знакомился с их делами, физиономии осели в памяти. Все мы до 44-го служили в ведомстве расстрелянного адмирала Канариса, но эта троица была особо приближена к полковнику Остину – правой руке генерала Ольбрихта, видного заговорщика. Я не знаю, что они делали в Креслау по советским документам. Но давайте рассуждать логически. Война закончилась, в данном районе остался только поезд, информацией о котором они, я уверен, владели, в силу служебных обязанностей. Что входило в их планы? Поделиться информацией с американцами, рассчитывая на благосклонное отношение? Оттяпать кусок добычи? Я не знаю. Но от этой публики надо было избавляться.

– Полагаю, того, что выжил, вы собственноручно удавили в камере?

– Да, ловкость рук, знаете ли. Я заставил его проглотить ту ампулу. Нужно лишь нажать на пару определенных точек, чтобы сработал глотательный рефлекс…

– И что же дальше, господин подполковник?

– Дальше все будет хорошо, – уверил собеседник. – Сдача в плен большевикам в планы не входит. Вас временно не убьют, в данной ситуации вы полезнее живыми. Вы уже поняли, что произошло. Состав загнали на территорию бывшего секретного объекта, где он и прозябает уже несколько месяцев. Путь разобрали, местность привели в порядок. Смершу честь и хвала, что вышел на его след… С обратной стороны произошел обвал, к которому мы никоим образом не причастны. Железной дорогой золото не вывезти. Но выход есть, все готово. Вы – первая ласточка, за вами придут другие, поэтому надо спешить. Сегодня ночью подойдет колонна пятитонных грузовиков «ЗИС» – есть проезд с автотрассы мимо Лемберга, который охраняется нашими людьми. Секретная операция ГБ совместно с фронтовой контрразведкой – не возражаете, если мы воспользуемся документами вашей службы? Вывоз секретных архивов фашистской Германии. Все бумаги подготовлены, «легенды» в порядке, а на севере в 50 верстах есть зона, свободная от вашего контроля. Колонну на всех постах пропускают беспрепятственно, никто не осматривает. Согласен, вывезти 300 тонн нереально, повторим, сколько сможем, остальное взорвем…

– Красивая сказочка, господин подполковник…

– Жизнь покажет, Павел Сергеевич. Пора спешить, скоро стемнеет. Будете сдаваться или расположены умереть?

Верест неловко привалился к камням, смотрел на тропу, по которой они пришли. Охрана «горы», несомненно, слышала стрельбу, но никого не видно. Подручным «Сенцова» приказали не путаться под ногами? Было бы неплохо…

– Хорошо, Федор Михайлович, или как вас там… мы сдаемся… – Он очень постарался, чтобы голос звучал подавленно.

– Выбрасывайте оружие.

Павел высунул руку, перебросил «ТТ» на другую сторону горки, и пистолет запрыгал по камням.

– А второй – кто там с вами? Алексей, это вы?

– Это он, – вздохнул Верест.

– Сам ответить стесняется?

– Голос потерял…

– Ну, нельзя же так перенапрягаться… Его не затруднит выбросить оружие?

Павел отполз правее на пару метров, высунул руку, тем же образом избавился от «нагана».

– Автоматы! – потребовал «Сенцов».

– Кончились боеприпасы, мы выкинули автоматическое оружие…

В подсумке остались две гранаты. Можно перекинуть через горку. Но противник рассредоточился, это лишь ухудшит ситуацию… И все же он переложил гранату поближе.

– Ладно, черт с вами, вставайте!

Звягин встал первым. Но не там, где его ждали! Эх, пропадать – так с музыкой! Грязный, страшный, как черт, он стегал отчаянными очередями с выгодной позиции. Невиданный выброс энергии. Павел вскочил, сжимая автомат Судаева, швырнул гранату, особо не заботясь, куда именно, стал стрелять, опустошая магазин. Немцы поздно поняли, что загнанные смершевцы оставили их с носом. Они орали, в панике метались, валились замертво, заполняя своими телами впадины между валунами. Хрипел, схватившись за простреленное горло, убийца Мартин Шульц. Лжемайор переменился в лице, втянул голову в плечи. Пули резали «стежки» на груди, а он еще не верил, что все закончилось так плачевно, и делал злое лицо. Вдруг пошатнулся, выставил ногу, чтобы не упасть, – и конечности подогнулись, слетела с головы фуражка советского офицера…

Это был какой-то беспримерный олимпийский забег! Путь на «попятный» оставался свободен – и что за дурь поселилась в голове? Надо возвращаться! Золото уйдет, пока советские структуры будут чесаться. У немцев все «на мази», коли не врал двуличный «Сенцов». Хотя с чего ему врать, он не видел угрозы своей безопасности! Сумерки сгущались, они и выручили в трудную минуту. Немцы на объекте сообразили, что что-то не так. Несколько человек бежали навстречу. Верест с Звягиным ушли с тропы, зарылись в каменную крошку. В автоматах оставалось по несколько патронов – куда тягаться? По тропе протопала ватага солдат, а когда скрылась, они поднялись и устремились дальше. У входа в тоннель опять пришлось залечь. Там царила перепалка. Словно вороны каркали! Из тоннеля выбежали трое, и вся честная компания, гремя амуницией, устремилась по шпалам к караульной будке. Отличное решение! Оперативники скатились с тропы, вбежали в тоннель. Проход был свободен. Избавившись от ненужных вещмешков, потопали по шпалам. Штабеля со взрывчаткой… Отделилась фигура автоматчика. Он растерялся, болезный, видать, смутила гражданская одежда. Попятился, разглядев занесенный нож, заорал дурным голосом. Нож пронзил грудь, да там и остался. Тело в четыре руки заволокли за ящики и побежали дальше, прижимаясь к стене. Нырнули в уже знакомую канаву и сплющились в ней. В огромном «отстойнике» царила тишина, те солдаты, видать, и впрямь были часовыми. Они поднялись, побежали по канаве. Никто не стрелял, состав не охранялся! За полторы минуты отмахали все тринадцать бронированных вагонов. Включили фонари, чтобы не возиться в этом дерьме. Снова тоннель, снова ящики со смертоносным динамитом. В «отстойнике», на другом конце состава, шумели люди, блуждали огоньки фонарей.

– Командир, уходи, я сам все сделаю… – прохрипел Звягин.

– Отстань, герой-самоубийца… – зашипел в ответ Павел. – Не путайся под ногами, а то в рожу дам…

Он бросился к штабелям, стал возиться с проводами. Где же он видел этот чертов бикфордов шнур, подающий огневой импульс на капсюль-детонатор? Все здесь, немцы молодцы, подготовились, чтобы в непростую минуту долго не возиться… Моток шнура в водонепроницаемой оплетке лежал отдельно, соединенный со взрывателем. Он сунул капсюль в узкую щель между плотно уложенными брусками. Все нормально, должно сдетонировать… Вытащил зажигалку, поджег конец провода. Побежал огонек – и сердце сжалось от лютого страха… Сколько времени у них? Несколько минут, не больше…

– Подожди, – всполошился Звягин, – они же после нас побегут, увидят, затушат…

А вот это уже совсем ни к чему. Павел бросился к брезентовому полотну, стал натягивать на тлеющий огнепроводной шнур. Звягин спохватился, кинулся помогать. Примитивная маскировка, но вдруг выручит? Брезент пропитан огнестойкой смесью, вряд ли загорится…

Охрана на другом конце состава пребывала в замешательстве. Пойди туда, не зная куда… Но вроде пошли, через минуту будут здесь. Они побежали дальше, в тоннель. Где этот хренов ориентир, о необходимости которого вроде бы позаботились?

– Командир, сюда, вот решетка…

Технический лаз в недра подземелья. Должны успеть! Подгонять не требовалось – Звягин уже карабкался внутрь. Ползли, как кроты, задыхаясь, упираясь ногами в неровности стен. Тлеющий шнур стоял перед глазами, заставлял забыть об усталости… Пара изгибов, вертикальная лестница, коридор, в который они выскакивали с выпученными глазами. Никого… Снова переход, знакомый люк… Обратная дорога всегда короче! Они неслись, как угорелые, по знакомой штольне. Она изгибалась, выводила на свет… Вылезли через завал, который сами же устроили, скатились вниз, отбивая последние кости. На склоне ни одной живой души – не ждали, называется! Только трупы валялись в разнообразных позах. Неплохо накосили!

Вдруг земля задрожала, послышался отдаленный глухой рокот – как будто приближалась гроза с раскатами грома! Под горой рокотал какой-то монстр, рвал в куски подземные полости, крушил каменную твердь.

– Ни хрена себе погуляли… – пробормотал помертвевшими губами Звягин.

– Леха, валим, на хрен, сейчас все посыплется…

Они вонзились в лес и стали продираться через кустарник.

– Мужики, я здесь… – выбрался из-под вывороченного дерева живой, но отнюдь не здоровый Рома Окулинич. Он умудрялся сжимать автомат, на разорванном рукаве красовалась повязка, пропитавшаяся кровью. – Мужики, вы какого хрена там учудили…

В районе горы уже творилось что-то страшное. Монстр бесился внутри горы, бил кувалдой по недрам…

Они тащили раненого, потом Верест оставил товарищей, пробился сквозь кустарник, игнорируя порезы, и забрался в амфибию, которая благополучно их дождалась. Ключ на полу, куда и бросил, двигатель завелся, куда бы он делся! Павел рывками вывел машину на поляну задним ходом. Звягин подтащил к «корыту» раненого Рому, тот почти не стонал, закусил губу от усердия. В глазах паренька стояло изумление, видно, с жизнью уже простился, а тут такое…

Амфибия покатилась по склону, круша молодые деревца. Пересекла дорогу, снова вонзилась в кустарник. Пассажиров подбрасывало, Окулинич орал от боли… Блеснула гладь реки. Справа мост, за ним еще одна гора – элемент большого подземного предприятия. Амфибия разогналась и с разгона вонзилась в воду, завертелась. Течение подхватило, понесло. До ближайшей излучины вроде все нормально…

Павел зачарованно смотрел назад. Открывался вид на громаду, в глубинах которой царил ад. Гора как-то сплющилась с боков, с нее катились булыжники, отваливались террасы, целые куски с деревьями и кустарниками. Все входы оказались перекрытыми громадными завалами – уж наверняка немецкие инженеры все рассчитали… Гора как-то плавно проседала, делалась ниже. Воцарился дикий грохот, все, что отваливалось от нее, сползало и катилось по склону, уничтожая лес, в котором они только что находились.

– Охренеть!.. – восхищенно пробормотал Звягин. – Мы, в натуре, мужики – естествоиспытатели – меняем первозданный облик дикой природы… – пошутил он.

«За что нас, разумеется, по головке не погладят», – мрачно подумал Верест. Смеяться как-то совсем не хотелось…

Все последующие события сохранились нечетко. Работал винт, но это мало помогало. Со стороны моста захлебывался пулемет – пули гроздьями плюхались в воду, поднимая «праздничные» фонтаны.

Но это были всего лишь проводы… Излучина втянула в себя амфибию, и река понесла ее, безжалостно колотя о камни. Предположение о порогах оказалось точным, их несло к обрыву, с которого бурно падала вода. В наступающей темноте это было хуже, чем просто страшно…

– Товарищ капитан, забудьте про меня, спасайтесь… – закатывая глаза, прохрипел Окулинич.

Еще один хренов самоубийца! Выпрыгивать было поздно, да и глупо, поэтому Павел включил последнюю передачу и направил капот амфибии на обрыв. Машина точно вписалась между зубьями, провалилась в пучину под дикий рев из трех луженых глоток. Самое удивительное, что она осталась на плаву! И держалась еще секунд пятнадцать, пока днище не пропорол подводный гребень, а пассажиров не выбросило на камни…

Они выбрались на берег – избитые, задыхающиеся. Потащили уже синеющего Рому: Верест за шиворот, Звягин за ногу… Потом лежали на камнях, не в силах пошевелиться, молитвенно смотрели на небо, в глубинах которого зажигались звезды…

Немного отдохнув, двинулись в путь.

Не меньше часа брели по какому-то ущелью, пока не вышли на дорогу, там и упали на проезжую часть. Остановилась «полуторка», испуганный водитель в засаленной фуфайке начал кругами носиться вокруг них. «Это Смерш, дружище… – пробормотал Верест, с трудом хватаясь за борт. – Немедленно вези в комендатуру Креслау – ты же не хочешь к стенке уже сегодняшней ночью?»

Дорогу он не помнил вообще. Лишь отбитые бока позднее намекали, что поездка была лихаческой. Потом суетились люди на КПП, связывались по телефону с комендатурой. Прибыли служивые из комендантского взвода, снова была поездка на «козлике» по разрушенному городу. Матерящегося Окулинича повезли в госпиталь, остальных – под ясные очи подполковника Шалаева. Последний не спал, изумленно моргал воспаленными глазами, выслушивая доклад. Рапортовали вдвоем со Звягиным, безвольно растекаясь по стульям, стоять не могли. Подполковник растерянно молчал, вертел карандаш в дрожащих пальцах. Вызвал людей, чтобы отвезли «отличившихся» домой.

И снова провалы в памяти. Звягин спал как сурок, а Павел еще пытался что-то делать. Блуждал по кухне, как лунатик, потом зачем-то взялся чистить сапоги, сгрузил грязную одежду в оцинкованный таз. Линда Беккер хлопотала вокруг него, мыла, чистила, лечила царапины, потом обняла за пояс, отвела в спальню, положила рядом с собой…

В четыре часа пополудни он снова сидел в кабинете подполковника Шалаева – белый как мел. Все болело, но он держался. На лице красовались полоски пластыря. Подполковник был подавлен, осунулся, непроизвольно подергивалась жилка за скулой.

– В четыре часа утра на объект по твоим следам проникла ударная группа в количестве тридцати человек, – как-то вяло проинформировал Шалаев. – В ее составе были егеря, сотрудники НКВД, отделение разведчиков. На объекте осталась горстка немцев, они пытались сопротивляться, но быстро передумали, сдались. Захвачены несколько офицеров СС, двое успели покончить с собой… Также взяты в плен трое гражданских специалистов, постоянно проживавших на объекте… Тело Котова не нашли, извини, капитан, там все завалено, вы вовремя успели выскочить… В начале тридцатых там строили оловянный рудник, долбили шахты, штольни. В 40-м объект перестраивали под производство химического оружия, но тоже до ума не довели – вследствие проблемы транспортной доступности. В 42-м году в Лейпциге фирмой HASAG была начата разработка первых противотанковых гранатометов вермахта. Объект решили переоборудовать под производство «Панцерфауст». Работали пленные, евреи, узники польских концлагерей – позднее всех расстреляли… Объект успел проработать по назначению только год, потом его законсервировали, руководство арестовали за связи с мятежниками Штауффенберга… В начале 45-го про завод почти забыли. Идея спрятать там поезд с золотом была почти гениальна…

– Где Звягин, Павел Максимович? Его не было в квартире, когда я проснулся.

– Да все в порядке с твоим Звягиным, – раздраженно отмахнулся Шалаев. – Я распорядился перевести его в другую часть. Прибыл посыльный, забрал с вещами… Когда-нибудь спасибо скажешь. Ну, извини, что не удалось попрощаться с боевым товарищем.

– Окулинич?

– В госпитале. Выживет твой Окулинич… а там посмотрим.

– Что с поездом? – сглотнув, спросил Верест.

– Он еще спрашивает… – скривился Шалаев. – Гора, по твоей милости, рухнула, не осталось ни одного прохода, поезд похоронен внутри горы, там со всех сторон десятки метров спрессованного камня…

– Но можно же как-то пробиться с помощью техники…

– Издеваешься? – вспылил Шалаев. – Нет у нас такой техники. И в Европе нет, и в Америке. А если и есть, то как ты ее туда доставишь? Представляешь финансовые затраты на подобную операцию? Хорошо, если содержимое вагонов их окупит…

– Товарищ подполковник, мы выполнили задание, – твердо произнес Верест. – Нашли поезд. А то, что случилось далее… Я склонен верить офицеру абвера, выдававшему себя за майора Сенцова. Они бы вывезли это золото – все спланировали, имели ресурсы, возможность и, я уверен, прикрытие. Может, к союзникам, может, в один из балтийских портов… У меня не было другого выхода, Павел Максимович. Что бы вы сами сделали на моем месте?

– Мне и на своем не очень уютно, – натужно пошутил Шалаев – Черт!.. – Он откинулся на спинку стула, как-то побелел, напрягся. – Хрен бы на этот поезд – жили без него, и дальше бы прожили. Но этот проклятый Трофейный комитет… Откуда он вообще взялся?

Подполковнику можно было посочувствовать. Тучи над его головой уже сгущались, и гром мог долбануть с такой силой, что досталось бы не только Шалаеву. «Куда я влез? – мрачно думал Верест. – Абакумов не захочет ссориться с Берией. Он отличный руководитель спецслужбы, но карьера не бесконечна – прекрасно понимает, Лаврентий Павлович – тот еще интриган. Ворошилов – пешка в его руках. А Верховный главнокомандующий о «золотом» эшелоне может даже не знать… Возможно, органы попытаются найти «стрелочника» (капитан Верест – прекрасная кандидатура), но спасет ли их это, если репрессируют и не за такие провинности? Самое смешное, что золото фактически у нас, известно, где оно находится, немцы потеряли над ним контроль. Но какой в этом смысл, если до него НЕ ДОБРАТЬСЯ?»

– И что теперь будет, Павел Максимович? – вопросительно взглянул он на Шалаева.

– Жизнь продолжается, капитан… Забудь обо всем, что было. Когда-нибудь, лет через 70–80, когда техника достигнет такого уровня, что сможет раскопать целую гору, пробить дорогу сквозь соседние, снести, к чертям собачьим, целый горный массив… тогда и посмотрим. Возможно, ты действовал по обстановке, в целом правильно, не мне решать… Сам понимаешь, что неприятности этим не исчерпываются. Кого Виктор Семенович Абакумов сделает крайним? За поезд, за то, что упустил гауляйтера с его дражайшей любовницей, за майора Сенцова, пропади он пропадом, – это вообще ни в какие ворота… Ладно, дважды не расстреляют, – с досадой махнул он рукой.

– Вы не сгущаете краски, Павел Максимович?

– Может, и сгущаю, – вздохнул подполковник. – Работа такая, и опыт жизненный чего-то стоит… Возможно, все не так, как нам кажется. – Он печально улыбнулся. – Подвезут по железной дороге из Лемберга парочку тяжелых горных экскаваторов, пробьются к поезду – не мытьем, так катаньем, вытащат все ценности до последнего серебряного колечка – и все это в полном составе пойдет на восстановление нашего разрушенного войной народного хозяйства… Остается только мечтать, капитан.

– Меня оставляют в вашем распоряжении?

– Что? – вышел из оцепенения Шалаев. – Нет. Тебя вызывают в Москву, в наркомат обороны. Приказ о твоем направлении уже получен. Выезжай завтра утром – как раз будет поезд в 9.30 с Фрайбургского вокзала. Сделаем место в купе. Явишься в Главное управление контрразведки к товарищу Шатунову, получишь новое назначение.

– Я могу идти, товарищ подполковник?

– Да иди уж, капитан… На твоем месте я бы в церковь зашел, ну, так, на всякий случай… Ладно, шучу, не обращай внимания. Давай «пять», еще свидимся…

Где они могли еще свидеться? На дальней пересылке? У холодной стенки, заляпанной мозгами тех, кто стоял до них? Остаток дня Павел гулял с Линдой в парке, вернее, в той части парка, где не очень густо падали бомбы. Она уже не смущалась советского офицера, держала его под локоть, игнорируя осуждающие взгляды прохожих. Они о чем-то говорили – банальный отвлеченный разговор. Он ни разу не обмолвился, что завтра уезжает. Заглянули в госпиталь, посидели у кровати Окулинича, который с видом мученика поведал, что пулю вытащили вовремя – еще немного… и уже можно было не вытаскивать. Он подарил товарищу большое яблоко – как память.

Потом они лежали в кровати, Павел кормил ее апельсинами, купленными втридорога на рынке, консервированными ананасами – исчезающей редкостью. Весь остаток вечера не покидали свое ложе – только по нужде да что-то приготовить на кухне. Старая мать ходила мимо спальни на цыпочках. Так, обнявшись, они и заснули, а утром, проснувшись, Павел удивленно констатировал: немцы – тоже люди, временами вспыльчивые, иногда ранимые, и женщины их, в принципе, хотят того же, что и прочие женщины в мире. Немного ласки, мира, уверенности хотя бы в завтрашнем дне…

Он так и не решился сказать об отъезде. Линда улыбалась, льнула к нему, мечтательно закрывала глаза, шептала, что ей плевать на мнение окружающих – и даже собственной матери. В восемь утра она спохватилась: боже, до полудня надо отоварить карточки на хлебопродукты, а там такая длинная очередь!

– Ты пойдешь сегодня на свою работу? – Она прижалась к нему, осыпала поцелуями.

Павел что-то промычал, скорее, отрицательное, нежели положительное.

– Отлично! – Линда спрыгнула с кровати, стала лихорадочно одеваться. – Я постараюсь быстро вернуться, не уходи никуда… – Она вдруг пристально посмотрела в его печальные глаза и тихо спросила:

– Ты точно никуда не собираешься, Пауль?

Он заверил, что все в порядке, и Линда убежала.

Было очень стыдно, неловко, совесть лаяла и кусалась. Павел выскользнул из комнаты через пятнадцать минут – побрившийся, одетый по форме, с вещмешком за плечом. На столе осталась записка – за содержание последней ему тоже было стыдно. Он на цыпочках прошел по коридору мимо комнаты фрау Магды, тихо отворил дверь, вышел.

На улице закружилась голова, пришлось на минуту прислониться к стене. До отправления поезда оставалось меньше часа. А еще билет выкупить, в очереди поругаться. Булочная, из которой торчала живая очередь, находилась слева. Он повернул направо, шмыгнул в переулок. Вышел на соседнюю улицу, присел на лавочку, чтобы перекурить. На душе было муторно. «Куда ты едешь? – думал он, глубоко затягиваясь. – Скушал «залипуху» о новом назначении? Можно подумать, не знаешь, что ждет тебя в Москве. Им просто не хотелось посылать за тобой людей – тратить деньги, ресурсы, рабочее время. Зачем, если ты сам приедешь, поскольку человек ответственный, почитаешь офицерскую честь и приказы вышестоящего начальства? Гордость и долг не позволяют пуститься в бега». Но он выполнил свой долг – с 41-го года выполнял, и упрекнуть ему себя не в чем. Он ДО КОНЦА его выполнил. А дальше будет не долг, а тюрьма, следствие, сырой подвал. Он станет разменной монетой в противостоянии карательно-силовых ведомств. И информирован он больше, чем положено, – такие информированные долго не живут. Ему ли не знать, как это делается? «Беги, капитан, – вкрадчиво нашептывал подленький голос разума. – Беги, пока не поздно. Ты в центре Европы, можешь «сделать ноги» в любую сторону, поверь, ты сражался до конца, дальше глупо».

Или он что-то не понимает, и в Москве его действительно ждет новое назначение? Заодно и звание очередное подкинут, высокую правительственную награду…

И что же такое, в конце концов, этот самый пресловутый «долг перед Родиной»?

Он посмотрел на часы, спохватился – скоро поезд. Встал, поправил обмундирование, закинул мешок за спину и зашагал в сторону Фрайбургского вокзала…