Глава 8
Смена амплуа

Приземлились мы на рассвете. Прямиком к трапу подъехала «эмка» и забрала нас всех троих. Водитель неодобрительно косился на вражескую форму, в которой мы так и оставались – ни о каком переодевании в самолёте и речи не шло, к тому же было прохладно, особенно в полёте – Оля даже притиснулась ко мне, да и вздремнула часок, пригревшись под рукой. Едва проехали ворота школы, Тамара Михайловна послала и меня и подругу в медпункт, где находилось несколько медиков (врачей или фельдшеров – не знаю), которые нас придирчиво осмотрели и взвесили. Нет, мы не вместе заголяли телеса – проходили в кабинеты поодиночке. Потом был вещевой склад, где от всего трофейного обмундирования избавил нас очень добрый и заботливый начсклада, выдавший взамен отобранных парабеллумов новенькие ТТ в скрипучих кобурах, но ничем не скрасивший разлуку с сапёрными лопатками и штык-ножами. Многое из ранцев мы переложили в сидоры и переоделись в форму советского образца с петличками сержантов – комплекты оказались полностью готовыми и даже выглаженными.

Я пытался «читать знаки», соображая, что нас ожидает – вот никак не укладывалась идея с демобилизацией в реальную картину. В крайнем случае подержат под видом курсантов, подтягивая по разного рода дисциплинам, пока не исполнится нам вожделенные восемнадцать. Правда, собственной даты рождения я не знал, но с этим как-нибудь можно разобраться. И ещё не вполне понятна дальнейшая судьба Ольги. Опять же – зачем обмундировывать и вооружать тех, кого собираются проводить из рядов?

Столовую мы отыскали легко – моя спутница здесь бывала и прекрасно ориентировалась. А уже после того, как заправились за одним столом с нынешними курсантами, одетыми в гимнастёрки и шаровары далеко не первого срока и обутыми поголовно в ботинки с обмотками – тут и вызвали нас к руководству. Подполковник (подозреваю, Гуров) выслушал уставный доклад о прибытии и пригласил присесть на стулья для посетителей.

– Не в обычае нашего ведомства расформировывать сработавшиеся группы, особенно успешно справившиеся с поставленными задачами, – заехал он издалека. – Но здесь особый случай, – подполковник взял со стола бумагу и зачитал нам отрывок. – «Согласно решению медицинской комиссии сержанты Бецкая Ольга Владимировна и Кутепов Иван Александрович уволены в запас по состоянию здоровья. Переаттестация возможна после достижения ими призывного возраста». Делать нечего, ребята, – приказ есть приказ. Поэтому получите паспорта, сдайте красноармейские книжки – и свободны. подрастите и в будущем году приходите, – он тепло улыбнулся – Возьмём. Право ношения формы остаётся за вами. И не забудьте зайти за пайком.

Вот и весь разговор. Вообще-то свёрток с личными вещами мне ещё на складе вручили, Развернув его, я обнаружил и комсомольский билет, и красноармейскую книжку, и незнакомый ключ. В полученном паспорте, как положено, указана дата моего рождения – это же до середины весны ждать совершеннолетия! А паёк занял практически весь сидор – не поскупилось родное ведомство. Ещё и денежное довольствие, и вещевое – шинель с зимней шапкой. Было уже за полдень, когда мы с Ольгой выбрались за ворота и пешком направились на станцию, чтобы сесть в пригородный поезд.

По Москве шли пешком. Сначала я попросил девушку проводить меня до дому – ну не представляю я себе, как туда добираться. А потом предложил зайти, потому что маму в лицо не знаю. То есть запросто могу накуролесить. Дверь открыл своим ключом – тем самым, что дождался меня среди личных вещей.

Пусто. Только два листа бумаги на столе и один треугольничек. Мама написала, что теперь работает в полевом госпитале, но пока не знает своей полевой почты. Второе – треугольничек как раз со штемпелем этой самой полевой почты. Мама сообщает, что у неё всё в порядке и что ждёт писем.

Третье послание написано другой рукой. От отца. Сообщает, что освобождён, поскольку обвинение против него оказалось клеветой. Восстановлен в звании и направлен в действующую армию. Жалуется, что никого не застал дома. Оля даже всплакнула – так расчувствовалась. А я обшарил все тумбочки и шкафчики, отыскивая фотографии. Нашёл альбом – и про то, как я расту, и про то, как папу повышают в звании – судя по эмблеме в петлице, он сапёр. И самое большее – одна шпала, то есть дорос до капитана. А вообще предки у меня симпатичные и очень тепло друг к другу относятся – заметно по выражениям лиц.

Проверил почтовый ящик – нашелся треугольничек от папы с номером полевой почты и сообщением, что он здоров, чего и нам желает. Имена родителей легко устанавливались по обращениям и подписям. И, скорее всего, между собой они уже переписываются, потому что треуголничек от мамы из почтового ящика достал папа и оставил тут для меня.

Я тут же отписал обоим, что нахожусь в отпуске, здоров и с нетерпением жду встречи – а что ещё можно сделать на моём месте? Мама-то знает, что я в армии – это легко читается между строк её первого письма.

– А теперь пойдём ко мне, – дождавшись, когда я завершу свои немудрёные семейные дела, сказала Оля. – А то одна я боюсь.

Оказалось совсем не далеко – с десяток кварталов. Квартира у Бецких была немного теснее, чем у нас, но тоже отдельная и со старинной мебелью. Меня сразу командировали растопить дровяную колонку, а когда вода согрелась – отправили мыться. Потом я приглядывал за жарким – не понял, откуда взялись картошка и мясо, но получилось нажористо и вкусно. Собственно, проблем с аппетитом и в помине не было, а тут ещё бутылочка незнакомого заграничного вина. Лёгкого, но кисловатого. А потом я завёл патефон (был у нас такой в детском саду, так что я знал, как с ним обращаться), и мы стали обниматься. Вернее, как бы танцевать, но на самом деле…

– Я ведь не шугала тебя, – жаловалась подруга. – А ты словно чурбан с глазами – смотришь и ничего не делаешь.

Чуть погодя, огладив её со всех сторон и поняв, что желание мы испытываем обоюдное, а намерения у Ольги самые серьёзные, достал резинотехническое изделие, в которые мы часто упаковываем чувствительные к сырости принадлежности подрывника.

– Не надо, – отвела она мою руку, готовую вскрыть упаковку. – Последствий не наступит, потому что тот самый подкожный жир, что ты как-то упоминал, из меня весь куда-то пропал. Эффект перетренировки от больших физических нагрузок. Соответственно и некоторые явления уже пару раз не случались. Иди ко мне.

Я и пошёл. Сделал, конечно, больно, но это ведь только один раз. Уснули мы рядышком на просторной кровати и дрыхли, игнорируя сигналы воздушной тревоги. Вот если бы ветка под ногой хрустнула…

Утро оказалось замечательным. Солнце за окнами, на кухне что-то скворчит и запах кофе на всю округу. Оля уже накрывала завтрак. Обильный и плотный завтрак практикующего диверсанта, который я восхвалил словесно и одобрил действием.

– Как я понимаю, после всего этого я просто обязан на тебе жениться, – закинул я удочку, ожидая реакции. Если по классике, мне должны броситься на шею и оглушить восторженным визгом.

– Вопрос о женитьбе мы рассмотрим позднее. Пока же достаточно, чтобы ты считал себя моим женихом, – улыбнулась девушка. – Будешь?

– Да. Надеюсь, ты мне расскажешь о себе и родителях?

– Точно знаю, что они не только живы, но и на свободе. Более того – работают по специальности в одной из далёких стран и очень хотят, чтобы я к ним присоединилась. Для этого мне нужен жених, а никого лучше тебя на эту роль просто нет.

Удивительная она всё-таки, эта Ольга. Вот сейчас очередной раз призналась мне в любви, но слова для этого подобрала такие, будто речь идёт о чём-то ужасно деловом. Или забавляется, проверяя меня на догадливость? В ней всегда присутствует недосказанность, хотя нет, не присутствует, а только кажется, хотя… путаюсь. Боюсь, просто не знаю слов, которыми это можно описать. Как и её внешность.

– То есть, получается, меня отозвали из-за тебя? Чтобы обеспечить сопровождение дочери дипломата к месту работы отца? – выдвинул я единственное пришедшее мне на ум предположение.

– Тепло, – улыбнулась Оля. – Не надо, не терзайся сомнениями – скоро всё выяснится. Папины коллеги обязательно нас навестят и обо всём расскажут.

– Тебе расскажут, – поправил я.

Оля собрала посуду со стола и занялась её мытьём. Знаю – это не признак гнева, а способ взять паузу, чтобы подумать.

Потом мы гуляли, а у нас на каждом шагу проверяли документы. Вчера хоть бы один патруль остановил, а сегодня словно с цепи сорвались – и военные, и милицейские. Это, наверное, потому, что два сержанта, идущих энергичным шагом под тяжестью вещмешков – картина естественная. А они же, но под ручку – непорядок. Тогда мы пошли в ногу, и всё сразу стало на свои места, словно строевой шаг превращает людей в невидимок.

Вообще-то обстановка на улицах несколько тревожная. Эти аэростаты, висящие над городом, окна с полосками бумаги накрест – я такое раньше только в кино видел. И люди на улицах выглядят далеко не безоблачно. В обликах прохожих присутствует какая-то встревоженность. Их легко понять – на дворе уже октябрь. Прохладно – люди надели пальто и шинели. Буквально через неделю в Москве возникнет паника, вслед за чем будет объявлено осадное положение. Да, немцы уже рвутся к столице.

Увы, я не знаток истории этого периода. Впрочем, и любого другого тоже, но грядущие вскоре события были обрисованы в каком-то интересном фильме – запомнились.

– А я думала, что вы вечером к нам зайдёте, – улыбнулась Ольга незнакомцу в штатском, прохаживающемуся у ворот во двор.

– Я и зашёл, – открыто и доброжелательно улыбнулся в ответ мужчина.

– Просто дома нет никто, – в тон этим улыбкам пошутил я. Мрачноватость здешней нынешней атмосферы меня несколько утомила – хотелось хотя бы мимолётного просвета в царящем вокруг унынии.

Поднялись в квартиру, поставили чайник. Гость принёс баранок, а кусковой сахар из пайков у нас имелся.

– Рад знакомству, Иван Александрович. Меня зовут Виктором Сергеевичем. С вашей невестой мы водим знакомство года четыре, ещё с Испании, – мужчина выглядел уверенно и дружелюбно.

– Дядь Вить! Сначала я спрошу. А то вы потом так в него вцепитесь, что словечка не вставишь. Что тогда, в июле, здесь произошло?

– Бандиты, – развёл руками гость. – Пришли, чтобы ограбить квартиру, и нарвались на отпор. Твои родители встретили их неприветливо. Двоих застрелили и ранили одного. Четвёртый сбежал. Дежурный, которому сразу позвонили, немедленно выслал за ними машину с нарядом.

– Воронка? – догадался я.

Рассказчик кивнул:

– Потом приехала милиция, собралась толпа, и всё запуталось – видимо, ты не стала задерживаться среди зевак, а сделала ноги?

На этот раз кивнула Ольга.

– Если бы не твоя предусмотрительность – вряд ли удалось бы тебя отыскать. А тут ещё сразу требование, что поедешь только с женихом. Ладно хоть это делу на пользу – не придётся отряжать сотрудника для сопровождения.

Понятно, что в этой беседе куча недоговорок, учитывающих осведомлённость беседующих об обсуждаемых вопросах, но услышанного достаточно, чтобы понять – Ольга не вчера приняла решение заполучить меня в качестве жениха. И нас с ней ждёт дальняя дорога и большие хлопоты.

– Итак, Иван Александрович, хотелось бы получить ответы на несколько вопросов, – Виктор Сергеевич повернулся ко мне, а Ольга за его спиной сделала страдальческие глаза, после чего, поставив чайник на примус, вернулась за стол. – Надеюсь на искренние ответы.

– Если вы настаиваете, – пожал я плечами.

– На основании каких данных вы сделали вывод о предстоящем серьёзном сражении под Смоленском?

– Так всё же понятно. Водный рубеж, крупный город, а драпали до него достаточно долго, чтобы собрать хоть какие-то силы для отпора.

– Драпали, говорите? – мой собеседник нахмурился. – Да, к сожалению, это словечко уже вошло в обиход.

– Споём ещё с припевом: «Вас ист дас, вас ист дас, немцы драпали от нас», – поспешил я его успокоить.

– Уверен?

– Гитлер ещё не понял, во что вляпался, – улыбнулся я.

– Наговорили про вас всяких небылиц, что вроде как сомнений не знаете. Должен же я понять, откуда такая убеждённость?

– Вань! Давай его трофейным шоколадом угостим, – вдруг поспешила сменить тему Оля. – Он мне в Кордове такого вкусного мороженого купил! С клубничным вареньем в металлической вазочке. Честное пионерское, не вру.

– Мороженого? – поторопился я помочь подруге перевести стрелки и сделал мечтательный вид. – А ты ещё не весь шоколад слопала?

– Весь. Но у тебя полплитки осталось в правом кармане.

Пока я доставал лакомство и разламывал остатки былой роскоши на кусочки, Виктор Сергеевич с любопытством переводил взгляд с меня на подругу и обратно.

– Почему Ленинград? – спросил он немного погодя – так и не притронулся к шоколаду.

– Там куча оборонных заводов. Без них нам не выстоять, поэтому они хотели, а мы не отдали.

– Откуда у вас сведения о противотанковых ружьях?

– Нет у меня никаких сведений. Видел немецкие танки, которые случайно упали с железнодорожных платформ. Они от удара немного помялись и чуточку треснули. Ту броню даже пуля крупнокалиберного пулемёта может пробить. Но пулемёт – машина сложная и тяжёлая, Поэтому проще и дешевле наделать простых и лёгких ружей под тот же патрон. Уверен, что за два месяца войны наши вооруженцы до этого додумались.

– Ну, про наступление на Москву и ответный удар Красной Армии спрашивать не буду – это сейчас многим представляется очевидным. А ещё какие-нибудь прогнозы у тебя имеются?

– Ничего особенно важного. Только если в Москве объявят эвакуацию – возникнет паника, и начнутся грабежи. И… да. После того, как мы в декабре погоним немцев, японцы тут же нападут на американцев, потому что поймут – с нами связываться бесполезно.

– Да как же это всё у тебя просто выходит! – Виктор Сергеевич с сомнением во взоре покачал головой.

В это время Оля как раз закончила наливать гостю заварку, а я добавил кипятку.

– Ваше увольнение было инсценировано, – отхлебнув глоток и протягивая руку к баранке, произнёс наш собеседник.

– То есть нас перевели?.. – затянул я окончание вопроса.

– Во внешнюю разведку, – строгим голосом продолжил гость. – Знали бы вы, какая коррида была по этому поводу! – он снова хлебнул чаю и откусил от баранки. – Ладно, лирика будет после войны. А сейчас приготовьтесь к эмиграции. Ольга бежит из бедствующей из-за войны страны, в сопровождении жениха, прямиком под родительское крылышко.

Форму больше не носить, а на том, что оставите дома, знаков различия не менять. Имею в виду треугольники на кубари. Хотя надёжней будет, если вы прямо сейчас переоденетесь в штатское, а всю вашу амуницию я заберу с собой. Это касается также оружия и документов. Вы остаётесь самими собой с собственными паспортами, но про предыдущие два с половиной месяца помните, что провели их сначала в деревне, а потом на рытье противотанковых рвов. Очень устали и решили уехать от всех этих ужасов.

Ладно! Общую идею вы, надеюсь, уловили. Готовьтесь. На днях обсудим детали. А свою задачу на сегодня я выполнил.

Едва посетитель ушёл, начались шпионские игры – Оля приложила палец к губам и картинно закатила глаза. А потом принялась собираться, изредка игриво посмеиваясь или вскрикивая, будто её кто-то ущипнул. Я стал подыгрывать, помогая примерять или упаковывать платья и жакеты, изредка выдавая что-нибудь вроде: «Ты такая красивая!» – или: «А если ногу вот так?» – то есть создавая определённое звуковое сопровождение, дающее представление о том, что здесь вершится дело молодое, мы быстро собрались и со словами:

– Лучше всего было в шифоньере…

… А мне понравилось на письменном столе, – тихонько вышли через черный ход, в который проникли из-за шкафа в спальне – он неожиданно легко и бесшумно отъехал в сторону, а потом так же беззвучно задвинулся обратно.

На лестнице было пыльно и темно – подсвечивая себе трофейными фонариками, спустились, осторожно открыли раздражённо поскрипывающую дверь и оказались в заваленном хламом сарае. Оттуда выбрались в самый угол двора, откуда через дырку в заборе проникли на задворки сквера.

– Думаешь, прослушка? – спросил я первым делом.

– Пыли в квартире не было. Не то, что у тебя дома. Понимаешь, я как услышала, куда нас перевели, испугалась, что кто-то сидел и слушал, как мы с тобой ночью… И сразу сообразила насчёт пыли.

– А я думал, что у вас приходящая домработница… тем более – никаких кровавых следов на полу не видно. Тут ведь двоих застрелили, а ты с тех пор дома не появлялась.

– Про кровь-то я и не подумала, – Оля поправила лямки вещмешка и перехватила ручку объёмистого саквояжа.

Я тоже встряхнул загремевший консервными банками сидор за спиной – мне ещё два чемодана нести:

– Куда идем?

– К тебе, конечно. Ты ведь с меня не слезешь, пока не выспросишь обо всём.

– Поспрашивать, да, хочу о многом, – улыбнулся я. – Но никуда залезать сегодня не собираюсь – у нас больничный до завтра по причине проникающего ранения.

Фыркнув, Ольга легонько засадила мне локтем по рёбрам – у неё одна рука свободна, в отличие от занятого на все хватательные конечности меня. А пинать даму я не посмел – она нынче довольно твёрдая. Можно и ногу отбить.

Ночного пропуска у нас не было, поэтому двигались мы в том же стиле, что и по немецким тылам – от одного укрытия к другому. Моя спутница прекрасно знала район – тропинки через насаждения, проломы в изгородях, пути с чёрного хода в парадный. Да и тут, действительно, недалеко.