Глава 7
Импровизации
За день мы наготовили фугасов, я поковырялся с очередной идеей взрывателя, а вечером двинулись к железке – на этот раз отошли к западу километров на тридцать, рассчитывая, что здесь лес вокруг путей ещё не вырублен. Так вот – он оказался вырублен. Движение поездов шло интенсивное, а подложить мину до наступления темноты даже и думать нечего, потому что коротенькие составы из паровоза, толкающего впереди платформу с камнями и ещё одну платформу с пулемётчиками, защищёнными мешками с песком, – так и снуют.
Вот один из таких паровозиков я из этого самого противотанкового ружья прямо в котёл и продырявил пять раз – весь магазин истратил. Проехав с километр, сцепка остановилась, а тут следом настоящий поезд нагоняет и надрывается гудками на всю округу. Остановился, конечно, задолго до столкновения, но котёл паровоза под мои выстрелы пришёлся тютелька в тютельку. В нём я тоже сделал пять дырочек. А потом мы драпали, потому что немцев повылазило из вагонов видимо-невидимо. Поначалу-то казалось, что удержим их огнём из пулемёта и точными винтовочными выстрелами, но – не судьба. Команду смываться подал Фимка, а выполнили её не только мы, но и взрослые дяденьки – полуторапудовое противотанковое ружьё, четыре семикилограммовых фугаса и десятикилограммовый эмгач, когда нужно сматываться – большая помеха.
– Ерунда получается, дяденьки военные, – жаловалась Ольга, посматривая на наших незваных помощников. – Нам дяденьки железнодорожники рассказали, что ни один машинист не займёт перегон, если не получит жезла. Ну, штучки такой, которую выдаёт дежурный по станции. И на каждый перегон между разъездами этот жезл один-единственный. То есть их не один, потому что если поезда идут следом друг за другом, то в пункте отправления жезл выскакивает из ящичка после того, как другой жезл, полученный от предыдущего поезда, в такую же коробочку вставят. Такая вот автоматика придумана ещё с незапамятных времён, с той поры, как изобрели электричество.
А тут, выходит, что фашисты эти же самые правила нарушают. А ведь они такие все из себя правильные и аккуратные. Что это за беспорядки?
– Бардак, – кивнул старшина. – Везде, где вы появляетесь, наступает одно только полное безобразие. Вот вы, товарищи сержанты, обращаетесь друг к другу не по званиям, не по официально присвоенным вам кличкам, а упоминаете подлинные имена.
– Простите, милостивый государь, – повернул голову к старшине Миша. – А нельзя ли подробней относительно воинских званий?
– После окончания диверсионной подготовки считается правильным присвоить выпускникам сержантское звание. Но поскольку курс у вас был сокращённым, сочли, что достаточно и младшего сержанта. Вы что, не знали об этом?
Мы переглянулись и пожали плечами.
– Такая спешка была, товарищ майор. Нас среди ночи подняли, велели одеться в штатское и запихнули в грузовик. А потом два дня возили по неведомым дорожкам, – развёл руками Фимка.
– Ну, так вот – недавно вас повысили в звании – теперь вы сержанты.
Мы переглянулись и в один голос негромко произнесли:
– Служим трудовому народу.
Оба пришедших к нам со «старшиной» бойца заржали, – но быстро затихли под строгим взглядом своего начальника.
К этому моменту мы успели удалиться километров на пять и снова приблизились к железной дороге. Как раз вдали показался одинокий паровоз, торопящийся к месту созданного нами затора. Я вышел на пути и подал сигнал остановки – круговые движения рукой. На мне ведь немецкая форма. Подошёл к локомотиву и забрался в будку, где отдал винтовку одному из немцев, а потом из парабеллума всех перестрелял. Там и было всего трое.
Подкинул в топку угля, открыл сифон и до упора передвинул регулятор. Торопливо спрыгнул, пока паровоз не набрал хода. Всё – теперь будет знатное столкновение с хвостом состава, у которого мы повредили локомотив. Да, пяти километров как раз хватит, чтобы хорошенько разогнаться.
Потом мы уже в разумном темпе сделали ещё пятнадцать километров при свете дня, но держась лесочков и перелесочков, чтобы к сумеркам выйти на ещё нецелованный нами перегон, где и раньше подходы к путям отлично просматривались – тут железка проходила через выемку, сделанную в неудачно вставшем на пути строителей холме. Ольга сторожила, расхаживая на манер часового абсолютно открыто, а мы копали в две тройки. Я с новенькими, а Миша и Ефим со «старшиной». Успели заложить по две мины, то есть всю запланированную работу выполнили – движение отсутствовало из-за устроенной нами аварии.
К рассвету ушли далеко.
– На вопросы ответишь, Ференц? – товарищ майор перешёл на дружелюбный тон, что для него вообще характерно.
– Со всею старательностью, – кивнул я.
– Что ещё такого ты намудрил с взрывателями?
– Прибор кратности к ним приладил. Вот, смекните! Лежит себе мина и ждёт своего часа. Наконец – взвелась. Скорее всего, в интервале между поездами, потому что они куда длиннее, чем период прохождения состава.
– По теории вероятности, – кивнул Фимка.
– А потом на неё может наехать или платформа с грузом, которая бежит впереди паровоза. Имею в виду, специального паровоза, направленного для траления. Или под точно такой же платформой, прицепленной спереди к локомотиву, везущему настоящий состав. Если поезд и эти платформы еле плетутся, то большого крушения не случится – хоть отдельный паровоз, хоть целый состав пострадают только чуть-чуть. Фашисты за час-полтора вырежут повреждённый участок рельса и вварят новый, а воронку засыплют и положат новые шпалы.
Отсюда желание – пропустить над миной с дюжину колёсных пар импровизированного минного трала и ещё с полдюжины, на которых катятся прицепленные к настоящему составу платформы. А уж под паровозом – пускай взрывается. Или под передними вагонами – это тоже хорошо, потому что сила взрыва наносит повреждения подвижному составу, отчего возникший затор получается больше и запутанней. Труднее разбирается.
– Ты нам ещё разок расскажи про идею сегодняшнего ночного минирования.
– Так ничего оригинального. Мины взводятся с интервалом в полсуток, что примерно соответствует времени восстановления движения после серьёзной катастрофы. Таким образом, новые подрывы составов опять запечатывают ветку. В то время как на проезд ремонтных поездов взрыватели не реагируют – они еще не взвелись.
– Ну, вы тут вообще стратеги, – хмыкнул один из новых бойцов.
– И трусы, – добавил второй. – Без команды старшего побежали.
– Нам страх по роду деятельности полагается, – возразила Ольга. – Потому что мёртвые мы никакого вреда неприятелю не нанесём. А так хоть изредка удаётся пакостишку-другую провернуть.
– О, женщины! – воскликнул «старшина». – Кокетство ваш удел. И вы, княжна, увы, не исключение. За два месяца, что ваша группа тут резвится, фашистским железнодорожникам без задержек удалось протащить только двадцать восемь железнодорожных составов от начала и до конца. Это катастрофически мало.
– Ну, так больше трёх недель мост вообще не работал, – попытался оправдаться Миша.
– И вы тут соверщенно ни при чём, – насмешливо сощурился «старшина» – Короче, Еськов, Антропов, перед вами одна из наиболее успешных диверсионных групп. Забудьте о своих званиях, распахните глаза и уши – тому, что показывают эти пионеры, внемлите как гласу истины и не вздумайте качать права. Вам через две недели предстоит решать аналогичные задачи в сходных условиях.
На другой день мы, сделав переход на сорок километров, испортили из противотанкового ружья ещё один паровоз, который тащил куда-то повреждённые вагоны. А потом обнаружили, что в окрестностях путей появилось очень много немецких солдат – шли пешие колонны, катились пароконные повозки, разворачивались палаточные лагеря – опять пригнали какую-то часть для охраны. Пришлось прокрадываться вдали от железки и окольными путями возвращаться к нашему аэродрому.
Лючикин, как нетрудно догадаться, теперь в диверсиях не участвовал, а состоял при радиостанции. На лётном поле всем заправляли пожилые железнодорожники – они переставляли ящики с ёлочками, создавая видимость редколесья днём и освобождая полосу ночами, когда ждали борта с большой земли. А нас ждал котёл отлично сваренной перловки с луковой заправкой и классический компот.
Возникло понимание, что находящееся в Москве командование прислало сюда кого-то распорядительного и деятельного, облечённого достаточными полномочиями для организации диверсионно-разведывательной работы, объединив усилия маленькой группы «пионеров» с возможностями местного подполья. Нам его не представляли, но имеет право на жизнь гипотеза, что это как раз и есть наш «старшина» Тем более что, после ознакомительного выхода «в поле», этот человек больше на наши глаза не попадался.
Зато ближайшим бортом прибыла Тамара Михайловна в советской военной форме, причём в юбочном варианте. Она сразу построила нас – всех шестерых – и вызвала из строя сержантов Бецкую и Кутепова.
– Проведённым служебным расследованием установлено, что эти люди, – гневный жест в нашу сторону, – при поступлении в диверсионную школу подделали документы, прибавив себе к возрасту по одному году. Потом они обманным путём принесли присягу и, грубо попирая советские законы, выступили с оружием в руках на защиту социалистического отечества. Теперь, после разоблачения, им придётся вернуться и быть уволенными из рядов Красной Армии. Нале-во! В самолёт бегом марш!
Я механически выполнил команду, не осознавая реальности происходящего – мне-то откуда знать, что происходило до того, как очнулся бегущим в овраге? Заметил только, что Ольга ошарашенной не выглядит. Она вообще обычно достаточно спокойна, но тут просто уселась на скамейку и шепнула:
– Не бойся. Ничего страшного.
Фимка успел до взлёта смотаться в землянку – приволок наши ранцы. Потом ещё какое-то время кого-то ждали. Наконец, в самолёт забралась товарищ старший лейтенант, взглянула сердито и отвернулась. Кажется, успела поссориться с Мишей. Потом один из членов экипажа втянул лесенку, закрыл дверь и убежал в пилотскую кабину.
Чувство нереальности происходящего не покидало меня – я ведь знаю, что были в эту войну сыновья полков, даже лётчик несовершеннолетний успешно действовал в эскадрилье связи. А уж добровольцев, приписавших себе год, встречалось просто много. Может быть, сработал интерес, проявленный с самого верха? С одной стороны, как помянул «старшина», это помогло выцарапать противотанковое ружьё с другой – что это за какое-то ни к селу, ни к городу проведённое расследование?
И забрали нас словно с перепугу, ошарашив строгими словами и… да, товарищ старший лейтенант действительно огорчена. Может быть, мы где-то срочно понадобились, поэтому для обоснования экстренного изъятия проведено маленькое представление?
Невольно мысли мои перескочили на Ольгу – она очень сильна физически и прекрасно натренирована. Стреляет из пистолета так, что уверенно свалила двух несущихся во всю прыть псов. Свободно водит автомобиль и дважды жила за границей – то есть владеет как минимум парой иностранных языков. Да это же все признаки добротно подготовленного агента, пригодного к настоящей шпионской деятельности – для полевого диверсанта явный перебор.
– Оль! А почему ты решила именно в диверсионную школу идти? – спросил я, тихонько придвинувшись поближе и направив речь прямо в ухо – в «салоне» было шумно.
– Это произошло от отчаяния. Мы с тобой в тот вечер довольно долго гуляли. Потом ты признался в любви, а я сказала, что пока не готова ответить честно. Ты ещё сказал, что утром пойдёшь поступать на диверсионные курсы, и меня звал, потому что война может без нас закончиться, если не поторопимся. А я соврала, будто меня родители отправляют на лето в деревню, а я их всегда слушаюсь. На самом деле они собирались в поездку по папиной работе, причём за границу. Но я же не могла об этом тебе рассказать!
А потом, когда дошла до дома, там милиция никого не пускала, и из дома вынесли на носилках два тела под простынями. Я чуть не расплакалась – думала, что это папу и маму убили, Но соседка сказала, что за ними приезжала машина, как те, в которых возят преступников, и что в неё моих родителей посадили солдаты с ружьями. Я ничего не поняла, а потом подумала, что их пришли арестовывать, а они отстреливались и прикончили двоих. Но потом сдались, и сейчас, скорее всего, находятся в заключении. В таких случаях полагается немедленно скрываться – так меня научили папа и мама. А куда можно сбежать от серьёзной организации? Правильно – в действующую армию. Лучше – прямо на фронт. А совсем хорошо – за линию фронта. Утром мы встретились с тобой на призывном пункте.
– То есть ты предположила, что предков замели, и смылась от греха подальше, чтобы не попасть в жернова НКВД, – констатировал я.
Ольга кивнула и отодвинулась – наверно, я что-то не то сказал.