Глава 11
Внезапная
Утром мы на метро доехали до «Сокола» и мимо одноэтажных домиков дошли вдоль Ленинградского шоссе до нужного нам строения. Не могу точно сказать, «Речной вокзал» или «Водный стадион», потому что знакомых ориентиров не приметил, а по расстоянию где-то там.
Дверь строения (не могу назвать это домом, потому что архитектура не характерна для жилых зданий) открыл пожилой краснофлотец с четырьмя полосками на рукаве. Пока он тщательнейшим образом изучал наши паспорта, осмотрелись. Квадратная комната с бассейном посередине и нешироким проходом вокруг, где стоят четыре печки-голландки, распространяющие приятное тепло. Пара шкафов, стол и больше ничего и никого. Здесь и прошло занятие по изучению дыхательной аппаратуры. Нет, проблемы с устройством не было ни для меня, ни для Ольги. Мешок, куда выдыхаемый воздух поступает через патрон-поглотитель углекислоты, и баллон, из которого восполняется убыль кислорода, что регулируется дыхательным автоматом. Вот про эти автоматы и шла в основном речь.
Доходчиво дядька объяснял. Втолковал нам крепко, как и что проверить и, главное, не лезть внутрь без крайней нужды.
Потом были тренировки с погружением в бассейн, на глубину шести метров – дальше не пускало дно. Что нас порадовало – оказывается, уже существуют отечественные гидрокомбинезоны, которыми мы с удовольствием воспользовались. А вот ласты отсутствуют. Походили немного по дну, для чего пришлось надеть пояса с утяжелением – иначе всплывали. А потом вылезли по лесенке.
Словом, оборудование это мне не понравилось – того чувства парения, которое когда-то испытал в отпуске, ныряя с аквалангом, нет и в помине.
– Ума не приложу, зачем в это время кому-то понадобилось подобное оборудование, но учить вас приятно, – на прощание сказал нам инструктор.
– А тут и сомневаться не в чем, – ответил я. – Будем на западном побережье Франции минировать немецкие подводные лодки, чтобы они, как погрузятся на глубину метров сорок, так и подорвались.
Краснофлотец завис на несколько секунд, а потом спросил:
– И как вы до этого побережья доберётесь?
– Союзники подбросят на своих подводных лодках. Нам только и останется, что выйти через торпедный аппарат, сделать работу и вернуться назад. То есть сама лодка полежит на грунте и подождёт.
На этой мажорной ноте мы и расстались.
* * *
– Буэнос утрос, – разбудил я Ольгу в рассветных сумерках. Да, она учит меня испанскому, так что я попросту пошутил.
– Вот скажи мне, Кутепов, как ты всегда про всё угадываешь? Я про наши будущие погружения.
– Так, Оль! Мы же с тобой от других ребят только тем и отличаемся, что любим нырять и купаться. А остальное у нас – как у нормальных людей. Ты прикинь – нас, совершенно неподготовленных к работе во враждебном окружении, не обучают никаким агентурным премудростям. Шифрам, там, правилам конспирации, языку страны пребывания или рукопашным делам, а быстрее собственного визга готовят к двум понятным моментам – как долететь, и как нырнуть.
– То есть про «нырнуть» ты и раньше был уверен. А про «долететь», как и я, не знал?
– И сейчас не знаю. Это всё сплошные выдумки. Когда бы не урок водолазного дела, мои предположения остались бы шуткой.
– Они и сейчас выглядят несерьёзно. В Уругвае живут мои папа и мама. Они сильные физически люди, прекрасно умеющие и плавать и нырять. И сами любят, и меня научили. Отсюда вопрос – мы-то с тобой зачем там понадобились? В то время когда здесь, действиями на коммуникациях противника, уже неплохо себя зарекомендовали?
Словно в ответ на прозвучавший вопрос раздался телефонный звонок.
– Никуда не уходите, – только и сказал нам Виктор Сергеевич. – Скоро приеду.
И приехал.
– Обстановка нервная, – начал он прямо от двери. – Немцы действительно рвутся к Туле, что, собственно, после сдачи Орла никого не удивляет. Начальство торопит с вашей заброской, а у нас ничего толком не готово. Из страны-то мы вас, конечно, вывезем, а дальше придётся импровизировать. Вот немного фунтов и маленький золотой запас на непредвиденный случай, – куратор выложил перед нами скудную пачку мелких купюр и горку золотой мелочёвки – серьги, брошка, пара монет, перстенёк и колечко. – Собирайтесь. Едем на аэродром.
«Дуглас» был уже готов к вылету, оставалось только моторы запустить и дать им немного прогреться. А потом взлёт и, прямо в полёте, торопливый инструктаж.
– Почему было не выпустить нас прямиком через Владивосток, – спросила Оля, когда выяснилось, что выбираться нам предстоит через Иран.
– Лететь туда далеко, – ответил я. – А железная дорога забита сибирскими и дальневосточными дивизиями, стягиваемыми к фронту. – На что куратор посмотрел укоризненно и продолжил втолковывать о том, что, скорее всего, придётся нам плыть на пароходе вокруг южной оконечности Африки, что достаточно удобно, потому что не надо делать крюк. А вообще-то главное для нас – успешное воссоединение семьи Бецких и моё в неё, в ближайшей перспективе, вхождение на правах зятя. Остальные детали прояснятся на месте.
На взлётной полосе где-то под Баку нас поджидал заправленный и готовый к вылету У-2, который мы при дружном попустительстве окружающих беспрепятственно угнали. Оля села вперёд, взяв на себя управление. А я, крутанув винт, забрался назад вместе с обоими чемоданами. Без полётной карты, полагаясь исключительно на память, мы ориентировались на гористую гряду слева, пока под крылом не появилась цепочка вытянутых озёр, где отыскали посадочную площадку, по краю которой выстроились самолёты. Главное – британский флаг на мачте и парни в ботинках с обмотками, – то есть нашли. Немного скозлили при приземлении, а потом подрулили к постройкам.
Англичане вели себя исключительно беззаботно – подруливший к нам открытый автомобиль выглядел мирно, несмотря на то, что вёл его солдат, а рядом восседал офицер. А потом начались языковые проблемы – мой школьно-институтский английский позволил втолковать, что мы из России и едем к родителям юной леди. На что нас поместили в интенсивно посещаемую самым разным народом комнату и попросили подождать. Наши имена я даже сам написал на бумаге, используя привычную транслитерацию.
Офицер куда-то звонил – его быстрый английский я воспринимал как белый шум, изредка выхватывая слухом отдельные знакомые слова, которые мне ничего не говорили. Фамилии и имена он зачитал внятно – этого не отнимешь.
Потом нам предложили чаю с плюшками. Было скучно и жарко – тут значительно теплее, чем в Москве, а одеты мы по моде средней полосы – в пальто и разные тёплые поддёвки. Переоделись по погоде и продолжили ждать. Уже к вечеру прибыл другой офицер и с ним наш лётчик.
– Они, что ли, беглецы? – спросил он, легко выделив нас по внешнему виду. И, в ответ на кивок, засветил кулаком мне под глаз. Потом, оглядев Олю, высказался о ней крайне непочтительно, за что тут же огрёб от меня (я уже успел подняться на ноги). Разняли нас довольно быстро, а то он бы мне здорово накостылял – тот ещё крепыш оказался. Ну а после краткого международного инцидента начался настоящий… собеседование. Потому что прибывший англичанин говорил по-русски, хотя и с акцентом, но грамматически правильно. Нас не разлучили и не пригласили в отдельное помещение – всё вершилось публично в присутствии любопытствующих. Хотя, с другой стороны, все они по-русски ни в зуб ногой. Да и шума особого не создают.
– Отчего мистер Кутепов решил покинуть Советскую Россию?
– Продуктов стало мало – нам приходилось голодать. А тут ещё слухи пошли, что Москву вот-вот захватят немцы. К тому же даже нас, несовершеннолетних, отправляют рыть противотанковые рвы – это очень тяжелая работа. Вы только посмотрите на руки моей невесты!
Оля показала ладошки и всхлипнула:
– Рукавицы прохудились на третий же день, а от мозолей никакой крем не помогает. У Вани вообще подмётки на руках, а не кожа. Сейчас уже немного помягче стали, и даже отшелушиваются, а то был просто ужас. И… и… и вы просто не представляете себе, как это страшно, жить в городе, куда скоро ворвётся враг, – как раз в этот момент по щеке Ольги скатилась исключительно своевременная слезинка.
Да, кожа у меня с ладоней уже начинает сходить – самое убедительное для наглядной демонстрации состояние. У подруги мозоли чуть меньше – не столько она копала, сколько мы, парни. Но выглядят вполне состоятельно – у леди таких не бывает. Так что момент для их предъявления представителю союзников наилучший – этого не отнимешь.
В глазах нашего собеседника явно промелькнуло сочувствие.
– Расскажите мне о вашей фамилии, мисс.
– Бецкие не слишком древний род – известны с тысяча семьсот четвёртого года, когда у князя Трубецкого и одной шведской баронессы, не станем упоминать её имени, родился внебрачный ребёнок, которому отец дал сокращённый вариант своей фамилии, – сразу же выложила Ольга. – Мальчик вырос и получил хорошее образование, много путешествовал и занимал достойное место у трона Екатерины Великой, хлопоча о юности и младости. То есть попечительствовал учебным заведениям. Умер он в глубокой старости. Остались ли после него вдова или дети – кто знает? Но в исторических хрониках, газетных или журнальных публикациях о Бецких как-то не упоминали. Поэтому созвучие моей фамилии с именем этого человека – чистая случайность, – Ольга сделала значительные великосветские глаза и дождалась от нашего собеседника короткого все понимающего кивка.
– А мистер Кутепов никакого отношения к известному организатору и вдохновителю белого движения генералу Кутепову тоже не имеет? – покосился англичанин на меня.
– Просто не знаю. У нас в семье эта тема никогда не затрагивалась. С дедушками, бабушками, дядями или тётями не встречался. Или не помню по малолетству, – честно ответил я.
– Тем не менее вы готовы испросить политического убежища?
– Политического? – мы с Ольгой переглянулись, потому что подобного варианта развития событий не предполагали. – Не думаю, – слово взял я. – Нас никто ни за что не преследовал. Мы простые беженцы из зоны гуманитарной катастрофы. Рассчитываем на то, что родители Ольги приютят нас в солнечном Уругвае, куда перебрались пару месяцев тому назад.
– Видите ли! Наши страны сейчас союзники, – объяснил офицер. – Мы вряд ли сможем отказать Москве в такой малости, как выдача двух беглецов, к тому же угнавших самолёт. Совсем другое дело, если бы вы заявили о наличии между вами и большевиками политических разногласий, вследствие которых решили покинуть страну и перебраться под защиту Британской короны.
– Москве сейчас не до этого, – лучезарно улыбнулась Ольга. – Поэтому ожидать скорую реакцию по дипломатическим каналам вряд ли следует. К тому же откуда на той стороне известны наши имена?
– Мы уже сообщили в Тегеран вашему полномочному представителю – союзнический долг, ничего не поделаешь, – развёл руками англичанин. – Однако, мисс, вы правы – просьба вернуть самолёт последовала немедленно, а на вас, кажется, просто махнули рукой.
– Тогда я была бы признательна, если бы вы подсказали, где тут можно сесть на пароход до Монтевидео.
– Это возможно, но немного позднее. Для начала – несколько уточняющих вопросов. Где вы, мисс, выучились водить самолёты?
– В аэроклубе, конечно. Занималась планерным спортом. Правда, летала только с инструктором, зато управляла сама. Нет, окончить курс мне так и не удалось – война помешала. Зато вот видите – пригодилось умение.
– То есть ни вы, княжна, ни мистер Кутепов не испытывали на себе никакой дискриминации со стороны властей? – снова забросил удочку британский офицер.
Мы дружно покрутили головами.
– Ещё интересно, каким образом вы добрались от Москвы до самых южных окраин страны?
– Так опять же на самолёте. Мне папин знакомый лётчик сказал, что пора делать ноги из столицы, потому что труба дело. Папа с мамой сейчас на фронте, вот и попросили дядю Васю присматривать, когда бывает в наших краях. А он часто прилетает и заходит проведать. И Олю взять не отказался – было место.
– И вы сразу угнали другой самолёт?
– Мы слишком плохо знаем местность, чтобы добираться пешком, – пожал я плечами. – К тому же пограничники вряд ли пропустили бы нас беспрепятственно. А тут такая оказия – самолёт с полными баками, к тому же – простой в управлении, потому что на нём учат курсантов. А Оля сказала, что немного умеет. И дорога понятная – лети на юг, и доберёшься до Ирана. Опять же сверху видно всё хорошо.