Заключение

К эпохе образования единого государства в конце XV–XVI вв. Русь имела уже пятисотлетний опыт жизни в условиях православной культуры. Однажды попав на местную почву, христианство со временем приобретало все большую силу, развиваясь как вширь, так и вглубь, и включало в сферу своего влияния самые разные слои и группы общества. В результате в изучаемый период не только горожане, но и «крестьяне уже имели общее представление о догматах православной церкви, однако это не мешало им совершать языческие „молбища“».

Сохранение последних не только среди недавно крещеного инородческого, но и среди собственно русского населения вполне определенно прослеживается даже по тем отрывочным сведениям, которые обнаруживаются в привлеченных нами источниках. По сути дела, рядом с христианскими догматами достаточно долго продолжали существовать архаичные дедовские обычаи, имевшие наиболее прочные позиции в семейной обрядности. Письменные памятники описывают как поклонение старым языческим божествам, так и совершение в критические моменты календарного или биологического времени коллективных магических актов, призванных воздействовать на природные стихии и мир нави и обеспечить плодовитость и благополучие всего живого.

Русь не была оригинальна в этом плане. В других странах христианской Европы языческое наследие сохранялось ничуть не в меньшей степени. Капитулярий франкских королей 1667 г. среди запрещенных церковью деревенских обычаев перечислял ритуалы у могил, почитание лунных затмений, жертвы у источников, рвов и камней, шествия по отмеченным старыми тряпками и ветхой обувью тропинкам, сооружение домиков для лесных ритуалов, гадания по муке, изготовление идолов для ношения по полям и деревянных рук и ног. В поздней Византии в деревнях также безраздельно господствовал принцип локальности и повсеместно обнаруживалось нарушение ортодоксии, хотя в наибольшей степени оно было характерно для провинциальных регионов со смешанным населением.

Именно соблюдение древних ритуалов обеспечивало преемственность в восприятии окружающей действительности, в том числе и в тех случаях, когда их исполнители уже не могли отчетливо объяснить назначение совершавшихся обрядов. По замечанию Л. А. Тульцевой, «обряд в патриархальных обществах не просто фактор социального поведения, в нем закодирована идеология этих обществ», это «коллективная память общины», из поколения в поколение воспроизводящая привычную «мифопоэтическую картину мира». Поэтому, как писал еще П. Г. Богатырев, «новые верования и обряды создаются редко: с изменением общества меняется только их форма и ритуальные предметы», но содержание в основе своей остается прежним. Такое положение вещей и обусловило непрерывное сохранение, а иной раз и развитие языческих традиций не только в продолжение всего Средневековья, но и в последующие эпохи. И потому трудно согласиться с Н. И. Зубовым, который считает, что восточнославянское язычество с его разбросанным по календарю культом предков не было для церкви серьезным идеологическим противником.

Вместе с тем по мере внедрения в массовое сознание идей и образов христианской культуры наследие предков все чаще вступало в противоречие с новыми ценностями. Но поскольку низшие сословия воспринимали христианство «в контексте мифомагической, хтонической и анимистической картины мира, традиционно присущей аграрному обществу», они так или иначе совмещали в своем сознании элементы архаической и православной культуры. Это приводило, с одной стороны, к отмиранию некоторых языческих традиций, получивших достойную замену из христианской практики, с другой – к привнесению в церковные обряды и праздники не свойственных им черт, иногда сохранявших свое значение на протяжении многих столетий, что видно на примере народного поклонения святым Пятнице и Анастасии, весьма далекого от официально установленного культа.

Взаимопроникновению друг в друга двух ценностных систем в немалой степени способствовали их служители. Священники – тем, что попустительствовали народному творчеству в вопросах проведения христианских праздников и почитания православных святынь и символов. Их оппоненты – тем, что пытались включить в свою магическую практику, схожую с шаманской, элементы христианской культуры. За бортом этого процесса оказывались те представители языческого прошлого, которые не могли вписаться в новую синкретическую структуру в силу своего сугубо языческого статуса, как, например, скоморохи. Поэтому мы не можем согласиться с А. Ф. Замалеевым, утверждавшим в одной из статей, что «христианство проникало на Русь лишь в той мере, в какой оно соотносилось с принципами традиционной языческой религии».Притирание было взаимным, а после объединения государства, основанного на православной идеологии, приспосабливаться к изменяющейся ситуации приходилось именно язычеству, терявшему свои позиции по мере ослабления родового принципа устройства общества и утверждения новых ценностей, находивших отклик в христианском учении.

И все же слишком оптимистичным выглядит вывод И. А. Кремлевой о том, что в народных массах «соблюдались те языческие обычаи, которые не противоречили главным идеям христианства, не были направлены против основ вероучения. Оплакивание умерших, захоронение вещей с умершим в могилу, обильные поминальные „пиры“ и даже пляски скоморохов на погостах – эти и другие народные традиции были нехристианского происхождения и порицались духовенством, но они не отрицали веру в Христа, в христианскую мораль, в необходимость церковных треб и т. д. Поэтому русские люди, сохранявшие в своей жизни обычаи, оставшиеся от предков, с полным основанием осознавали себя христианами».

Осознавали? Видимо, да. Но в какой мере они были таковыми фактически? Думается, приведенные в нашем исследовании свидетельства не позволяют однозначно ответить на данный вопрос. Христианизация не по форме, а по сути представляет собой довольно долгий путь. И в конце XV–XVI вв. Русь находилась лишь на начальном отрезке этого пути, а русские люди, по словам псковского летописца, по-прежнему были «прелестны и падки на волхование».Но именно тогда, в эпоху формирования общерусского государства, закладывались основы православной народной культуры, причудливо соединившей в себе наследие предков и ценности христианства, чему в значительной степени способствовала многовековая деятельность светских и духовных властей в сфере религии, нравственности, образования и права.