Глава 5

Игрища

Из рассмотренных в предыдущей главе сюжетов видно, что в позднем русском Средневековье языческие традиции в значительной мере получили переосмысление и даже развитие в рамках христианской культуры. Поэтому разведение христианских и языческих составляющих целого ряда народных обычаев зачастую оказывается весьма затруднительным. Вместе с тем в конце XV–XVI вв. на Руси сохранялось немалое число языческих обрядов, которые, согласно Стоглаву и его наказным спискам, «мнози от неразумея простая чадь православных христиан во градех, и в селех творят еллинское бесование различныя игры и плескание против празника Рождества великаго Иоанна Предтечи, и в нощи на самый празник в вес день и до нощи, мужи и жены, и дети в домех, и по улицам обходя, и по водам глум творять, всякими играми, и всякими скомрашскими играми, и песньми сотониньскими, и плясаньми, и гусльми, и иными многими виды, и скаредными образовании, еще ж и пияньством подобна ж сему творят во днех, и в навечерии Рождества Христова, и в навечерии Василия Великаго, и в навечерии Богоявленья. А инде иным образом таковыя неподобныя дела творят, в Троицкую суботу, и заговев Петрова поста, в первой понедельник ходят по селом, и по погостом, и по рекам на игрища тождо неподобная еллиньская бесованиа творят, и тем Бога прогневают вневеды, и согрешают простая чад, никимже возбраняеми, ни обличаеми ни запрещаеми, ни от священник наказуеми, ни от судей устрашаеми таковая творять…».

Схожее свидетельство имеется для территории Украины. Около 1597 г. афонский монах Иоанн Вишенский по результатам наблюдений за обычаями галичан наставлял князя Василия Острожского и его подданных: «коляды з мест и з сел учением выженете; не хочет бо Христос, да при его Рождестве диаволские коляды месце мают… Щедрин вечер из мест, из сел в болота заженете… Волочелное по Въскресении з мест и з сел выволокшее, утопете. Не хочет бо Христос при своем славном Въскресении того смеху и руганя диаволскаго имети. На Георгия мученика праздник диаволский на поле изшедших сатане оферу танцами и скоками чините разорете… Пироги и яйца надгробные в Острозе и где бы ся знаходило упразнете да ся в христианстве тот квас поганский не знаходит. Купала на Крестителя утопете, и огненное скаканя отсечете… Петр и Павел молят вас… да потребите и попалите колыски и шибенице, на день их чиненые по Волыню и Подолю, и где бы ся толко тое знаходити мело…».

По замечанию Л. П. Рущинского, перечисленные народные праздники «сформировались еще на языческой почве, и хотя с течением времени и получили христианскую окраску, но тем не менее в характере их сохранилось не мало языческих особенностей и обрядов. А язычество рассматривалось как царство диавола, поэтому и все сохранившиеся в каком бы то ни было виде следы его разсматривались как произведения и действия враждебной человеку силы диавола».

Включение архаических представлений в число бесовских козней объясняется, как уже подчеркивалось, необходимостью показать пастве их место в системе христианских идей и образов. Что касается христианской окраски означенных «бесований», то она проявлялась исключительно в приуроченности игрищ к канунам православных праздников, так как ни по форме, ни по содержанию народные сборища не имели ничего общего с церковной культурой. Возможность же совмещения языческого и христианского календарей по ряду позиций, имеющих общие корни в солярном и аграрном культе, уже давно стала общим местом в научной литературе. Поэтому мы не будем специально останавливаться здесь на этом вопросе, но обратим внимание на некоторые черты, в одинаковой мере характерные для всех простонародных праздников годового цикла.

Прежде всего, следует отметить массовое участие мирян в перечисленных Стоглавом обрядах. Если Чудовский список Слова св. Григория сообщает о том, что разные люди отступают от христианства по-разному («иные» веруют в древних славянских богов, «друзии» – в приметы), то в данном случае документы говорят о схожих действиях «мнозих» нарушителей как в селах, так и в городах в определенные календарные сроки (причем ограниченность в пространстве отмечается только для игр Троицкой субботы и Петровского поста). Для купальских же празднеств Стоглав, а в 1582 г. Хроника М. Стрыйковского подчеркивают участие всех половозрастных групп, сообщая, что исполнением обрядов занимались мужчины и женщины, старики и дети. Это лишний раз доказывает древность упомянутых традиций, их общественную значимость.

Коллективный характер действий, отвергаемых официальными властями, указывает на их тесную связь с системой родовых отношений, в полной мере сохранявших свою прочность в аграрном обществе, каковым была Русь XVI в. Вне коллектива отправление древних ритуалов теряло какой бы то ни было смысл, так как в ранних религиозных формах «практика культа связывалась лишь с необходимостью обеспечения условий существования своего рода, в более общем смысле – с поддержанием гармонии мира». Достижение этих целей было возможно только при активном участии членов родового сообщества в календарных праздниках, из года в год и из поколения в поколение воспроизводивших архаические обряды.

Следует упомянуть, что некоторые исследователи, в частности Г. Ловмянский, объясняли массовое посещение игрищ их развлекательностью. Однако коллективный характер имели и другие ритуальные собрания отнюдь не развлекательного свойства, например, поминки, сохранившиеся даже лучше, чем игрища. Так что если развлечение и играло какую-то роль в привлечении народа на календарные праздники, то эта была роль далеко не первого плана.

Другой чертой массовых сборищ простонародья являлось «безмерное и премногое пиянство», отмечаемое Стоглавом как необходимый элемент ритуальных пиршеств «во днех, и в навечерии Рождества Христова, и в навечерии Василия Великаго, и в навечерии Богоявленья».Хмельные напитки обязательно использовались на зимних игрищах, позволяя разгорячить тело, давая волю застывшей от холодов энергии. Возможно, горячительные напитки имели место и на других праздниках годового цикла. В этнографических материалах встречаются данные об употреблении спиртного перед проведением троицких гуляний на могилах, также включенных составителями Стоглава в список бесовских игрищ. Но акцент, сделанный в памятнике на святочном пьянстве, позволяет, как нам кажется, говорить о наибольшей ритуальной роли спиртного именно в зимний период.

Возбужденные хмелем люди предавались обрядовым песням, пляскам и играм, в том числе на музыкальных инструментах, также составлявших особенность коллективных народных праздников. По мнению Ф. А. Рязановского, как раз гудение музыкальных инструментов оказывало на участников сборищ свое чарующее воздействие и заставляло мужей и жен пускаться в не приличествующие, с точки зрения церкви, «плескание и плясание». Не меньшей магической силой обладали и словесные тексты, обладавшие функцией заговоров, причем, по выводам Н. Познанского, в массовых чарах издревле господствовала их песенная форма, что мы и обнаруживаем в наших источниках.

Ритуальный характер всех перечисленных действий прекрасно осознавался и христианскими проповедниками. Не случайно на Руси получили большое распространение списки Слова Иоанна Златоуста о христианстве, называвшего пляски, хлопанье в ладоши, сатанинские песни среди дел «поганых» народов, и Слова св. Ефрема о том, как слушать книги, из сборника XVI в., сообщавшего, что «сопели, и гусли, и песни сатанинские собирают бесов». В число же бесов, как уже отмечалось, деятели церкви включали и навий – предков, которые, по мнению простой чади, наряду с потомками должны были участвовать в родовых праздниках.

Следует также обратить внимание на подмеченную Л. Штайндорфом продолжительность нехристианских праздников – восемь дней, – которую немецкий исследователь обнаружил для масляной и русальной недель, но которая может быть выявлена и для других массовых мероприятий годового цикла. Примерно той же длительностью отличались периоды с Троицы до начала Петровского поста и с Купалы до дня св. Петра и Павла, а в определенной мере и Радуница, если учесть ее связь с Великим четвергом и пасхальными торжествами. Несколько дольше продолжались зимние святки.

Наконец, еще одна общая черта игрищ – это наличие в них эротических элементов. Последние имели место как в песнях и плясках, возбуждавших народ на смех и на блуд, так и в словесных формулах, представлявших собой ритуальное сквернословие. Не говоря уже об играх эротического содержания, в наибольшей степени присущих зимним и летним святкам, приуроченным, с одной стороны, к моментам солнцестояния, с другой – к двум христианским праздникам: Рождества Христова и Рождества Иоанна Крестителя.

По мнению Н. А. Криничной, смысл сексуальной свободы заключается в воздействии на производящие силы земли и в представлении о дефлорации, связанном с половозрастными инициациями. Однако в данном случае сексуальная символика была связана с идеей новизны, одинаково четко отражавшейся и в православной, и в языческой системе образов. Но для церкви она прежде всего ассоциировалась с идолопоклонством, завершавшим, по мнению блюстителей правой веры, подобные игры. По утверждению составителей списков «Слова Иоанна Златоуста о играх и плясании» (XVI–XVII вв.), участники игрищ «всташа играть плясаньем, и по плясании начаша блуд творити с чюжими женами и снохами и со ятровьми и с кумами, и потом приступиша ко идолом, и начата жертву приносити идолом…».

В европейских материалах XV–XVIII вв. есть информация о шабашах ведьм, очень напоминающая сообщения средневековых русских памятников и данные этнографии об игрищах. Например, указывается, что шабаши могли происходить в лесах, необработанных полях и даже в церквях, а время их проведения обычно совпадало с большими христианскими праздниками – Пасхой, Троицей, Рождеством Иоанна Предтечи, Воздвижением. Упоминается нагота участников, пляски, пиры, жертвоприношения. Говорится о присутствии на сборище как мужчин, так и женщин. Аналогичные представления о шабаше фиксирует и восточнославянский фольклор. Все это привело Н. А. Криничную к выводу, что шабаш представлял собой концентрированную копию всеобщего праздника. А описание купальских игрищ псковичей игуменом Памфилом в 1505 г., по ее мнению, – это «ослабленная копия шабаша, распространившегося и на простых смертных».

На самом деле, как будет показано ниже, никаких признаков «ослабления» элементов шабаша в указанном источнике нет. Как, впрочем, нет оснований считать собирающихся на шабаш ведьм не простыми смертными. Но сама постановка вопроса о близости представлений о шабаше и реальных народных праздников представляется нам совершенно правомерной и достойной специального исследования.

Приступая к более подробному рассмотрению каждого из упоминаемых в наших источниках народных календарных праздников, отметим, что среди них отсутствуют обряды, отправлявшиеся в период от летнего до зимнего солнцеворота. Таким образом, речь пойдет лишь о половине годового цикла, наиболее насыщенной в ритуальном отношении. По этой причине мы решили придерживаться хронологического принципа изложения, избрав в качестве начальной точки отсчета зимние святки.