Глава 22
Авиаторы
Котяра взахлеб рассказывал Ольве последние новости московской жизни. Супруга блистательного Оллантайра слушала, всплескивала руками и обнимала себя ладонями за щеки.
– Дим, а кем ты работал? – Они сидели за столом и уписывали богатое угощение, принесенное изящными эльфийками. – Ну как так, а… Мне немного жаль того Азара. Он был… страшный был, честно. Был момент, когда я… да ладно. Страшный, короче, но – особенный. И ты, наверное, сейчас именно такой, каким он хотел стать. Совсем другие… глаза. Но тот… тот надлом, который он… тогда… – Она замолчала.
– С авиаторрами я же, ну, авиаконцерррн, – урчал над обедом Котов, решивший не останавливаться на развитии скользкой темы. – Р-рразное, р-реклама, ну и в цехах с р-ребятами…
– Авиатор! – Зрачки карих глаз супруги Оллантайра расширились, а направление мыслей с заметным щелчком перескочило на другую дорожку. – А-ви-а-тор. Да! Десять минут, ладно? Я переоденусь, и мы с тобой… сходим с тобой в одно местечко…
– Ладно, – покладисто кивнул орк и впился зубами в громадную ногу вепря. Разговор с Ольвой Льюэнь и сытный обед на время вышибли из него размышления о Тайтингиле, долге оруженосца и даже о Ласке.
Дайна вернулась. Теперь она была одета в грубый комбинезон из толстой ткани. На голове – шлем из толстой кожи с очками, оправленными в густо инкрустированную камнями оправу. Из множества карманов, укрепленных кожей и металлическими заклепками, торчали инструменты.
– Гаечка! – восхищенно выговорил Котов, отпуская обглоданную кость. – Га-еч-ка…
– Тс-с-с… Пошли на задний двор, орк. Пошли… в мастерские.
Котов наскоро промокнул салфеткой клыкастую пасть и вскочил.
Пара длинных переходов, которые в одиночку орк точно бы не нашел заново, пара высоченных парящих балконов и ажурных мостиков, устроенных прямо внутри дворца, – и Ольва вывела его на широкий двор, залитый солнечными лучами.
Вокруг здоровенного сооружения, укрытого чем-то вроде громадного паруса, находилась масса верстаков, приспособлений, кузнечные меха, кучки угля… Управляла процессами высокая, очень красивая юная эльфийка в таком же, как и Ольва Льюэнь, комбинезоне, а также коротенький рыжий, словно апельсин, гном – эльфийке чуть выше пояса. Еще пара эльфов и гномов были у молодежи в подручных.
– Оллантайр не запрещает… потому что считает, что оно не полетит! – гордо сказала Ольва. – А оно полетит. Раз уж ты авиатор, орк…
– Еперный театр! – с выражением проговорил Дима, заглянув под полог. – Дирижабль!
Некоторое время все говорили разом. Откуда-то тут взялся и Даниил, который оказался полностью в курсе тщеславных воздухоплавательных идей матери. Котову объясняли про ткань и пропитку, про механизмы и источник подъемной силы. И сам он, оказавшись в круговороте веселого оживления, мыркал, тыкал лапой, говорил про аэродинамическое, токарное и фрезерное, про детали, приводы, гайки и подшипники – и радовался.
Оболочка шара была натянута на тончайший каркас из прочных гнутых деревянных реек. Широкая корзина, неплотно сплетенная из них же, с двух сторон дополнялась бортовыми самострелами с отдельными кабинками-корзинками для стрелков, защищенными тонкими сверкающими щитами с чеканкой. Направлять движение предполагалось небольшим рулевым винтом на паровой тяге, установленном в хвосте. Топливом для котла, а также для горелки, наполнявшей шелковый дирижабль горячим воздухом, был какой-то особо редкостный двергский уголь – пористый, легкий, горящий долго и жарко. Апельсиновый гном, раздуваясь от счастья, начал было рассказывать историю его добычи от сотворения Эалы, но сагу удалось замять.
– Я не инженер, – с оптимизмом говорила Ольва, – я рассказала свою задумку гномам, эльфам, детям. Сделали как надо, подъемная мощь даже с запасом… чем я только шелк не пропитывала, пока достигла непроницаемости… и швейную машинку пришлось изобретать на ходу… полосы ткани шириной не больше метра, и все немного нестандартные… а не летит! Надо думать, как закачать газ, но реально получается пока создавать только горячий воздух – примитивно, однако работает… а так, гелий бы, водород…
– Сейчас-сейчас… полетит, – ворчал орк. – Полетит как миленький… мне чуть р-разобраться, денек, др-ругой… стр-ратегическое преимущество, авиация, это даже я понимаю… мы этим паукам… отсюда, с воздуха… зададим! Черртежи есть? А как вы пр-роизводили вот этот узел, какова механика пер-редающего узла?
– Прошлый полетел даже на горячем воздухе, правда, недалеко, но мне и не нужны межконтинентальные перелеты, – гнула свое Ольва, – пока… не нужны… а дальше подумаем про водород… подумаем же…
Урчание огромной белесой туши, внезапно мирное и чрезвычайно обаятельное, собрало вокруг себя всю компанию; красавица эльфийка, оказавшаяся абсолютно безбашенной младшей, предельно забалованной дочерью сурового Оллантайра, бесстрашно повисла на квадратном каменном плече. Она и гном Трорин представились главными инженерами сумасшедшего проекта, а Даниил скорее рассчитывал на боевую мощь того, что должно было получиться, и концентрировался на бортовых самострелах.
– Драконов больше нет, – сказал он. – Великие птицы также ушли в заокраинные земли. Небо свободно. Почему бы его не взять себе?
– Я знаю одного др-ракона… кр-расного, кр-расного, – ворчал Котов, переворачивая тугие свитки, которые тут же удерживали десятки пальцев. – Эх, Мастер-р, Мастер-р, тебя бы сюда… М-мать твою, оружейницу…
– Дайна Ольва, – негромко окликнул подошедший эльф, – дайн Оллантайр готовит войска к выступлению. Мы не желали тревожить вас, но в Моруме объявился дракон. Красный. Он велит своим жалким ордам называть его Мастером. Мастером Войны. Тайтингиль настаивает, что нужно… договориться с ним. Договориться.
– А я говорил! Говорил! – подскочил Котяра. – Жабонька!
– Поэтому Оллантайр и желал взять тебя под охрану, – не моргнув глазом, ответил посланник. – И не могу сказать, что его желание полностью остыло. То, что в воздухе Эалы снова раскрылись драконьи крылья, и заставляет дайна стремительно выступать из Леса.
– Желал он, – ворчал Котов, однако встретился взглядом с Ольвой и прикусил язык. Что тут было, в его многогрешной прошлой жизни, и стоит ли это узнавать?..
Ольва помолчала, глядя, как Йуллийель водит по чертежу тонким пальцем, что-то поясняя прямо в рваное ухо орка, которым тот прядал, как конь.
– Оставь Азара мне, Эйтар. Ведь ты же хочешь остаться… Дима? – с нажимом переспросила Ольва, и в ее зрачках сияло по маленькому дирижаблику. – Не стоит тревожить этим Оллантайра, пусть идет и выполняет свой долг. Они будут тут со мной, орк и дети. Это безопасно, Эйтар. Ступай.
– Слушаюсь.
* * *
– Мы выступим на рассвете, – говорил Оллантайр. – Я слал к Виленору Иргиля Ключника, он теперь моя левая рука вместо Лантира. Он должен был уже вернуться назад. Что же, пошлю еще всадника, пусть донесет дополнительно о наших планах. С твоих слов, Нолдорин намерен отсидеться в стенах… но всякое бывает. Виленор иногда… меняет свое решение.
Они с Тайтингилем, два высоченных силуэта в туго сидящих доспехах, шли вдоль бесконечного ряда великолепных эльфийских воинов. Тайтингиль взблескивал золотой отделкой кевлара, Оллантайр сиял лунным светом оружейного серебра.
Следом скользил изломанной тенью Гленнер.
– Два дневных марша, и мы окажемся возле Дар Шогорана. Там и дадим бой нечистому отродью, – неспешно завершил Оллантайр. – Ты сказал, и мои разведчики подтвердили – пауки идут из Серых Россыпей. Бой будет на границе Морума, на землях скальных орков.
Златой эльф кивнул:
– Неудобно, кони не пройдут, но делать нечего. Там камни либо болота. Однако оставлять великую напасть нетронутой и лишь обороняться от нее – не с руки нам, Оллантайр. Они расплодятся повсюду, увеличатся в размерах и ни один мирный житель Эалы отныне не будет в безопасности.
– Ольва не стала брать свою бляху у чудовища. После гибели того, кто ее отковал, она искала повод избавиться от этой вещи. Груз памяти и понимания сделался нестерпимым для нее, – тихо сказал дайн. – Паука покамест удерживаем под стражей, но он хочет идти с нами и истреблять неразумных братьев. У нас появились странные союзники, витязь.
– Про паука решай сам или дай решать Ольве. Брать Азара в битву я не стану, Оллантайр. Он ранен. И он… не совсем… ладно. Еще о странных союзниках: скажи… видели ли лесные стражники дракона?
– Дракон воцарился над орками и гоблинами, уничтожив Карахорта, – сухо ответил Оллантайр. – Он в Темном Сердце Морума.
Вот как… Все сходится. К нему надо бы слать посольство, – негромко сказал Тайтингиль. – Дракон не тот, кем кажется, Владыка. Но времени нет. Потому мы просто пойдем на битву, уповая на удачу. Я надеюсь… дракон очнется. Я попробую обратиться к нему. Еще раз. Договориться… Однажды я смог. Однажды…
Король эльфов повел бровью – и теперь был его черед молчать. Слать посольство к дракону, шагать через миры, а то и наступить на звезды – Тайтингиль не менялся с ходом времен.
– Нужно идти, – подал голос зеленоглазый эльф в изумрудном плаще, – я только от разведчиков. Пауки пока невелики, но с каждым часом они находят все больше пищи и растут. Дичь кончается – они двигаются дальше. Это армия без командира, сродни стихии – как расползаются злые муравьи из муравейника. Еще немного, и они окажутся под сенью Пущи. Здесь они станут неуловимы. Взбираются на деревья, теряются в кронах. Прыгают сверху… На скалистой равнине они чуть менее опасны, а лучше всего было бы выгнать или выманить их на открытое место без камней, пещер и укрытий, может, к долине реки, где песок и вода…
– Без того, чтобы съесть головы людей, орков, гномов или эльфов, они не сделаются мыслящими, – выговорил Тайтингиль. – Значит, надо успеть уничтожить их раньше. Надо успеть, Мэглин Горячее Сердце.
– Мы поняли это, Тайтингиль Заступник. – Изумрудный эльф поклонился. – Поняли о головах. И я рад тебе.
– Я с самого начала знал, что происходит. Первый же паучок, который вывелся и вышел к проезжему тракту, немедля обратил на себя внимание. Но враг слишком быстро растет, и малому отряду было его не одолеть. Я послал тридцать отборных воинов; воинов, много лет державших кордоны Холодных водопадов еще в прежние времена, – говорил Оллантайр. – Вернулось трое.
– Это опаснейший враг. Я малым отрядом, в котором была и Ласка, попробовал воевать с ними в Серых Россыпях… мы нашли лишь одну кладку, Оллантайр. И без помощи дракона…
– Кстати о врагах. Ты оставляешь Котова тут. Кто будет твоим оруженосцем? Желаешь выбрать из моих?
– Я давно жаждал битвы, – прошелестела сзади изломанная тень. – Возьму кобылу Азара, Вайни, и буду слева от тебя, Тайтингиль Заступник. Дай мне побывать в бою. В настоящем, как в прежние времена. Это мой шанс, Тайтингиль. Возможно, последний.
– Гленнер, – ровно выговорил Тайтингиль. – Он поедет моим оруженосцем.
– Ольва сопровождала меня во всех войнах, – сказал Оллантайр. – Но на этот раз – нет. Слишком странны предчувствия, витязь.
– Пусть она, ваши дети и Азар останутся тут, – мирно отозвался златой витязь. – Пусть. То, что вижу я внутренним зрением, заставляет думать: бедствие больше, чем кажется. Это вправду война за Эалу, Оллантайр. И в самом деле, пошли еще один свиток Виленору, а также Наиллирис – пусть думают, что им делать, раз уж так выходит.
– Наиллирис со Стражами Света уже следует сюда, – ответил Оллантайр. – Мы соединимся с ее Серебряным отрядом перед битвой… или ощутим ее поддержку на другом фланге. Магия нам не повредит. Мэглин, передай Эйтару, Ольве и детям мою волю. Они да пребудут здесь. Передай также, что Азар будет находиться во дворце, и внутренняя стража незримо последует за ним всюду. Что с двергом?
– Пусть Иррик отправляется со мной в бой, если пожелает, или возвращается с подробным отчетом к уважаемым ювелирам, если сочтет это более важным. Один гномий чекан в бою – подспорье, а тысяча, пришедшая в нужный момент, – может оказаться спасением, Оллантайр, – сказал Тайтингиль.
– Даже для нас? Эльфов? Для моей армии? – Дайн провел тонкой кистью, сверкнувшей перстнями, над рядами великолепных воинов. – Дверги?
– Да, повелитель. Пришло время иначе посмотреть на то, кто друг, кто враг, – ответил витязь. Волосы его реяли золотым флагом, а взор смотрел куда-то в странные, неведомые Оллантайру дали. – Иначе. Общий враг может быть допущен Сотворителем, чтобы мы все более осознали, что нас скорее объединяет, а не разъединяет, дайн. Где-то в складке Эалы женщина, человек носит моего сына. Эльфинита. Понимаешь?
Дайн надолго замолчал, разглядывая профиль витязя Золотой Розы, знаменитый на всю Эалу.
– Я понимаю. Лучше, чем кто-либо, – неспешно выговорил дайн. – И я рад. Я отдаю команду войскам, Тайтингиль Заступник, Златой Сокол Нолдорина.
* * *
– Ты опять! Паук!
– Имя. У меня есть имя – Эстайн.
Даэмар слегка улыбнулся, подгребая к себе кости.
– На нашем древнем наречии это значит… странный. Звать тебя странным?
Паук притиснулся почти вплотную к решетке, и эльф ощутил сладковато-тленный запах, исходящий от хитиновых ворсинок на его туловище. Он смотрел, как двигаются сухие, гладкие, будто полированные наборные ножны, паучьи лапы. Все в этом создании было опасно, все отвращало и заставляло ощущать его чужеродность.
Лапы… сильные, быстрые, неутомимые. Одна из них несла игральные кости на сгибе крючковатого когтя.
– Поиграем иначе?
Кости со стуком упали на камень пола. Даэмар дернул острым ухом и заинтересованно придвинулся ближе. Его совершенно не смущало, что паук вмиг смог бы распороть его горло когтем.
– И как же играют пауки?
Белесые глаза мигнули.
– Пауки не играют. Они едят и убивают, чтобы есть. Но я видел картину, когда спал.
– Сон?
– Да, да. Сон. Видеть, чего нет. Сон. Картина, когда не двигаешься и не ешь.
Даэмар откинул с лица белоснежные пряди густых волос. Пришлое чудовище звало играть, видело сон.
– Расскажи мне твой сон, Эстайн. Мне правда интересно.
– Интерес, любопытство, – проскрипел паук. – Знания. Разум. У вас все это есть.
– Есть, – мягко сказал Даэмар. – У меня – есть. Что ты видел во сне, Эстайн?
Паук перебрал ногами.
– Я видел красивое место. Высокие камни.
– Горы?
– Горы. Скалы. В горах дома и дворцы. Красивые арки, статуи и мосты. Все вверх словно растет, и будто бы камни живые.
– Тебе снилось прошлое эльфов, паук.
Не эльфы. Не люди, – тревожно заскрипел пленник, катая когтем кости. – Я видел людей, видел эльфов. Нет. Нет. Другие. Похожи, но другие. Там играли дети. В тени статуи. Большая статуя, женщина грозила небу мечом. А дети играли. Делали камешки. Вот так! – Он быстро цапнул одну костяшку, движение оказалось почти неуловимым, Даэмар ахнул.
– Клади! Попробуем! – Он сцепил руки в замок, разминая пальцы. – Но учти, я лучник три тысячи лет!
– Я запомнил, – проскрежетал Эстайн. – Ты лучник и учитель лучников. Вот, я положил. Кто быстрее?
Ладонь эльфа выстрелила вперед… и схватила пустоту.
– Мальчик был лучше всех, – задумчиво сказал паук, катая костяшку. – Маленький мальчик был быстрее. И дети…
– Побили его? – Эльф запросто коснулся когтя, забрал кость и повертел ее в пальцах. – Радовались вместе с ним? Учились у него? Дети, они…
– Дети ушли. А мальчик стоял и смотрел на женщину, которая грозила небу мечом. Стоял и смотрел. Над ними было солнце. Белое. Дети не были довольны, что тот мальчик оказался быстрее девочек. – Паук замер, одиночество неведомого мальчика весьма занимало его.
– А потом? – тихо спросил эльф.
– Потом я проснулся, – сказал паук. – Иначе я сказал бы ему…
Даэмар подождал, потом протянул руку сквозь решетку и положил на горячую лапу.
– Я сказал бы ему… – Эстайн мялся. – Сказал бы, что он больше не будет один. Если нет имени, имя можно найти. Камни не стоят радости и печали. И победы… не стоят. А вот когда ты не один… я был бы ему другом, лучник.
Помолчали.
– Как это – больно? – вдруг спросил паук. Его внимательные белые глаза засветились перламутровым белым огнем.
Даэмар поежился и накинул капюшон плотной зеленой накидки, словно озяб. Он протянул руку, снова коснулся жестких, блестящих щетинок паука, осторожно провел по ним.
– Не могу объяснить, – наконец медленно выговорил он. – Не могу, па… чужак. Эстайн. Больно – это… чувство. Чувство тела. Телу бывает больно. И ему бывает хорошо. – Острое, умное лицо Даэмара чуть занялось маревом румянца. Он поглаживал боевой хитин, избегая кончиками пальцев острых ворсинок с ядом – и подбирал слова.
Слова не шли.
– Поэтому я буду воевать против своих, – скрипнул паук. – Не могу объяснить им. И не могу встать и уйти. А они будут жить, как могут… от рождения. От сотворения. Убивать и есть. Есть и убивать… ваш мир. И им не будет больно. Никогда.
– Никогда… – покачал головой эльф. – Но тебе…
Эстайн тронул кончиком когтя тяжелую бляху, впаявшуюся в хитин.
– Кажется, мне больно здесь. От снов. От мыслей. От того, что нельзя… съесть чужой мир, который жил до тебя. Это неправильно – портить чужой мир. Есть. Пожирать. Как обмануть в игре. А мои братья хотят этого. И мне больно.
Эльф задумчиво катал на ладони кости, которые переваливались с грани на грань. Шестерка – единица. Шестерка – и снова единица…
– Ты действительно странный, Эстайн, – наконец сказал он. – Сны. Женщина, грозящая небу мечом. Ты странный. Но если придется, я пойду с тобой в бой и буду биться плечом к плечу с тобой. Мы, эльфы, тоже сотворены. И тоже, возможно, не совсем так, как хотелось бы… кому-то. И живем, как можем.
– У меня две пары плеч, – серьезно сказал паук. – Брось кости снова. Хочу играть. Бросай кости, Даэмар.
Эльф вскинул взгляд и тихо спросил:
– На что играем?
Бесконечные вереницы эльфийских воинов шли к обугленным руинам древней крепости. Сторожевая точка незапамятных лет, она некогда венчала границу с Серыми Россыпями. С ее вершины очень редко, но можно было разглядеть взблескивающий на горизонте Храм Жизни скальных орков, в другую сторону темнели скалы, слагающие неприступную границу Морума, а в третью колыхалось море вековечных эльфийских древ.
Башня, до того как была разрушена, являлась важным форпостом Пущи. Но нынче уже не было рук выводить ее стены заново, и, разрушенная Тауроном, она упокоилась, отступив на полшага от края Пущи, и уснула в развалинах.
Тайтингиль, Златой Сокол Нолдорина, возглавлял половину войск; другую вел сам Оллантайр, облитый сиянием оружейного серебра, величественный и ослепительный. Котяра помахал вслед колоннам и разве что не пустил слезу. Ольва, в великолепном платье, осыпанном сверкающими камушками, во много раз превосходящими светимость стразов Сваровски, сохраняла невозмутимость дайны.
– Я разогрел горны, – тихо буркнул подкравшийся оранжевый гном Трорин. – Можно ковать. Чего вы там придумали с орком?
– Оллантайр спрашивал меня, почему я так легко согласилась остаться и как смогла уговорить детей, – выговорила Ольва, не сводя взора с бесконечных верениц шлемов и плащей. – Я сказала, что опасаюсь за них… и не хочу снова оказаться там, куда направился дайн. Я там бывала. В битве.
– Нор-рмально, – муркнул Котов. – Сейчас соор-ру-дим дир-рижабль и полетим к Мастер-ру! И он обязательно вспомнит, – закончил он шепотом.
– Ага, так чего же мы ждем? – спросил неизвестно откуда вынырнувший Даниил. – Надо быстрее. Мы планировали, что к моменту битвы нагоним войска. И нагоним! – Он порывисто сжал кулаки. – Я подготовил тучу стрел для бортовых арбалетов… Пойдемте, Йуллийель ждет возле дирижабля.
Котов мечтательно улыбнулся, и его голубые глаза поймали блик солнца, льющегося из высокого окна древнего эльфийского замка. Показалось, что тут стало еще светлее.
– Мы сейчас с товар-рищем Трорином чер-рвячную передачу соберем – и полетит наш шарик. Полетит как миленький.
– Мы соберем, – выговорил молодой гном, выделив слово «мы».
– И мы полетим, – подтвердила Ольва.
И Котов, ухватив под локоть ее, а другой рукой – Даниила, начал эмоционально рассказывать про то, как трудно, тр-рудно было провести на авиастроительный завод эльфа и инопланетную жабу, а потом и вовсе перешел на описание технологического процесса, который был интересен только следующему позади внимательному молодому гному.
Две лошади скакали неустанно, подкормленные эльфийским дорожным хлебом и напоенные медом.
Черные крылья плаща Иргиля Ключника, возвращавшегося в Пущу, и алая накидка гонца Виленора, Феррена, трепетали на ветру. Нолдорин принял решение, и с этим решением оба гонца скакали к Оллантайру.
– Держатся дороги, добренький господин, – шепнул Червень. – Никак к деревьям не подъезжают.
– Они скачут прямо в западню, – выговорил Мрир. – Эх, как жаль, что я не могу использовать свою силу… вы уж сами, мальчики. Постарайтесь.
Червень приосанился, а Аэктанн, которому, очевидно, нездоровилось, угрюмо отколупывал от себя крошки хитина.
– Эльфов два, – робко выговорил карлик. – Так, может, и мне получится чуть подрасти? Чуть подрасти, ну совсем?
Аэктанн наконец выдрал из головы ставший ненужным глаз, бросил его на дорогу и уставился оставшимися четырьмя на Червеня. Как показалось тому, злобно. Горбуна передернуло.
– Я голоден, – хрипло сказал паук. – Делайте скорее. Я устал. Мне трудно совладать. Надо есть.
Укротить стремительно меняющееся под воздействием магии тело было и впрямь трудно. Все лапы сделались разной длины, на одной вроде прорезались едва наметившиеся пальцы с черными ногтями. Глаза, по два с каждой стороны, теперь были прикрыты чем-то вроде надбровных дуг. Ядовитые щетинки отпадали вместе с кусками панциря, из которого росли.
– Тебе нужен плащ и лошадь, – жалостливо сказал Мрир. – Ты стал больше, и мой конь не увезет нас так же быстро, как ранее. Сейчас мы добудем все это. Вы добудете.
Тончайшая, незримая нить поперек дороги, натянутая заранее, едва заметно взблеснула в лучах закатного солнца, поднимаясь от земли, и лошади, скачущие вровень, единым движением кувырнулись вверх тормашками. Всадники откатились в разные стороны – не расшиблись, но… острая, острая рыбья кость пробила шею Феррена до того, как он смог вскочить, и горячая кровь выхлестнулась фонтаном.
Зато Иргиль Ключник был уже на ногах. В узком черном кафтане, с обнаженным тонким и длинным мечом, он двигался быстро и ловко.
Но противников не было.
Лошадь Феррена сломала ноги и билась на земле, жеребец Иргиля вскочил и отряхивался, храпя и шарахаясь. Вне всякого сомнения, тут были враги, но Иргиль не видел их, рывками поворачиваясь влево и вправо, и лишь следил краем глаза за тягучей алой лужей, расползающейся вокруг шеи Феррена.
Магия!
Что-то надвигалось вместе с вечерним туманом – взвесь, порошок, парящий в воздухе; Иргиль вдохнул раз, два, и, закрывая рукавом лицо, неверно попятился в сторону, а затем повернулся и бегом побежал прочь, узнав отраву.
– Этот ушел, – раздраженно выговорил Аэктанн. – Ушел!
– Иргиль не убежит далеко, – легко произнес Мрир. – Пока возьмем тело Феррена… его жизнь, кровь, мозг. Возьмем плащ Иргиля – его конь почует знакомый запах и примет тебя.
– Добренький господин знает их всех?
Аэктанн жрал мозги погибшей лошади, неопрятно чавкая, а Червень тащил к нему Феррена за ноги.
– Знает их по именам?
– Конечно, – задумчиво сказал Мрир. – Я знаю их всех. Эльфов. Сложно не знать, когда живешь рядом с ними так долго. Мы должны торопиться, нам некогда преследовать Иргиля. Он отравлен и погибнет сам. А мы должны торопиться, пока сердце Феррена еще бьется. Скоро Аэктанн получит тело и силу, которых достоин.
– А назовем мы его – Лед Зеппелин! – радостно сказал Котяра.
Ольва просияла, и ее ладошка звонко шлепнула по мягкой орочьей лапище.
Дирижабль готовился полететь. Наконец-то удалось разобраться с паровой установкой, и овальная громадина высилась над внутренними арками лесного дворца и его древними деревьями.
Заходил Эйтар. Увидел привычную суету, в эпицентре которой теперь был громадный серошкурый орк.
«Не полетит», – сказал одними губами.
Котяра принялся охотно и обстоятельно рассказывать, что разумеется, р-разумеется, не полетит, но в отсутствие Оллантайра непременно надо чем-то заняться, и почему бы, вот, не дирижаблем – раз он не полетит…
Эльф не дослушал.
– Не полетит. Но когда будете пробовать, я буду с вами внутри корзинки. – И ушел.
Гном с восторгом воспринял идею червячной передачи и приговаривал, что если бы в подгорном царстве имелись подобные устройства, то они, дверги, сейчас были бы богатейшей расой Эалы, и всякие там выпендрежные эльфы не посмели бы…
Выпендрежный эльф Даниил Анариндил со смехом отвечал, что своим умом до такого новшества дверги не додумались, а посему пока есть так, как есть. Его сестрица с восхищением смотрела на Котяру, и орк, наконец-то вернувшийся в комфортное ему пространство принятия и обожания, таял, мурчал и чуть смущался, что лишь добавляло ему обаяния.
– Это ты замечательно пр-ридумала, – говорил он Ольве. – И я замечательно пр-ридумал. Сверху паукам нас не достать, так что прилетим прямехонько к Мастеру. Я вас познакомлю, он тебе понр-равится!
– Мне уже. – Ольва азартно копошилась плечом к плечу с Трорином, подавала ключи, которыми тот в который раз подтягивал винты, проверял крепления. – К драконам у меня, Дима, особенное отношение.
– Да он не дракон вовсе, – отмахивался орк. – Вообще он инопланетянин. Но иногда так жжет… в Новокосино за своего признали бы. Или в Бутово. В Южном.
И снова затягивали, проверяли, крепили, тянули болты, вязали мудреные узлы. Котов настоял, что в оболочке следует сделать несколько клапанов для сброса избыточного давления. Потом перешли к регулировке хвостового оперения.
– С ор-риентацией разобраться надо, – с неописуемым выражением умильной морды отмечал орк, и эльфиниты не понимали, почему их матушка весело прыскает в забранный гномской огнеупорной перчаткой кулачок.
Зато они быстро освоились в том, что орк называл мудреным словом «аэродинамика». Было просто – надо сделать так, чтобы у огромного рулевого винта оказалось достаточно силы управлять не менее величественной махиной надутого шара – и при этом его не завернуло бы ветром, а у привода хватило мощи приводить всю систему в движение.
И снова спорили до хрипоты, и переходили на личности, расы и цивилизации, и шумели, и тут же мирились – за вином, элем или чаем из душистых трав.
Наконец все было готово.
Наполненное горячим воздухом упругое тело дирижабля натягивало фиксирующие канаты. Даниил Анариндил засиял глазами, взволнованно коснувшись рукояти меча – и Котяра понял все без слов. Припасы обычные и боевые загружены, строгий Эйтар со скептическим выражением лица разместился внутри легкой деревянной клетки, Трорин зафиксировал себя к самой толстой перекладине надежной веревкой.
Котов кивнул и коснулся плеча Ольвы.
– Руби, Даня, – звонко крикнула она.
Гибкое тело перемахнуло через борт корзины. Взлетел клинок дымчатой стали – раз, другой. Канаты отстреливали, как живые, Йуллийель визжала, Трорин кротко закрыл глаза, Котов разместился так, чтобы уравновесить легкую гондолу дирижабля относительно дверга.
Отскочил последний канат – и дирижабль, слегка накренившийся на один борт, начал неспешно подниматься вверх. Даниил, явно красуясь, уцепился за болтающийся пеньковый хвост, перехватился сильными ладонями, лодыжками – и попытка номер восемнадцать, гордость воздухоплавания Эалы, поднялась ввысь.
