6
Я беззвучно всхлипнул и застыл на месте.
По моей спине зазмеился холодок.
Крышка приоткрылась еще на один дюйм.
Глаза смотрели прямо на меня. Холодные глаза. Дьявольские.
Древние глаза.
У меня сам собой открылся рот. И прежде чем я понял, что делаю, я начал визжать.
Визжать изо всей мочи.
И пока я так визжал, не в состоянии повернуться и убежать, не в состоянии даже пошевелиться, крышка открылась до конца.
Медленно, словно во сне, из глубины саркофага поднялась темная фигура.
— Сари?!
На ее лице расплылась широкая улыбка. Глаза ехидно блестели.
— Это не смешно! — фальцетом выкрикнул я, и мой голос эхом отозвался от стен.
Но Сари смеялась так громко, что не слышала меня.
Смеялась презрительно.
Я был так зол, что принялся лихорадочно искать, чем бы в нее кинуть. Но на полу не было ни камешка.
В горле от пережитого страха стоял комок.
Сейчас я по-настоящему ненавидел Сари. Она сделала из меня полного идиота. Именно так я выглядел, когда визжал как резаный.
Конечно, она никогда не позволит мне забыть об этом.
Никогда!
— Какое у тебя было перекошенное лицо! — воскликнула она, отсмеявшись. — Жаль, что нет фотоаппарата.
Я был слишком разъярен, чтобы отвечать, и лишь зарычал на нее.
Вытащив из заднего кармана маленькую руку мумии, принялся перекладывать ее из ладони в ладонь. Обычно это помогает мне успокоиться, когда я чем-то расстроен.
Но сейчас мне даже это не помогало.
— Я же говорила, что вчера нашла пустой саркофаг. — Сари отбросила с лица волосы. — Разве ты забыл?
Я снова зарычал.
Я чувствовал себя законченным болваном.
Сначала купился на глупый «костюм» мумии. А теперь это.
Про себя я поклялся отомстить Сари. Пусть даже ценой жизни.
Она все еще хихикала, довольная удачным розыгрышем.
— Ну и видок у тебя. — Сари встряхнула головой.
— Посмотрел бы я на тебя на моем месте, — пробормотал я.
— Со мной бы такого не случилось, — заявила Сари. — Меня вообще не так легко напугать.
— Ха!
Это было лучшее, что я мог придумать. Не слишком умно, признаю, но я был слишком юн, чтобы быть умным.
Я представил, как хватаю Сари, бросаю обратно в саркофаг, закрываю крышку и запираю ее на замок… И тут услышал приближающиеся шаги.
Посмотрев на кузину, я увидел, как изменилось ее лицо. Она тоже услышала шаги.
Через несколько секунд в маленькую комнату ворвался дядя Бен. Даже в тусклом свете фонаря было видно, как он разъярен.
— Я думал, что могу доверять вам, — процедил он.
— Папа… — начала Сари.
Но он резко оборвал ее:
— Я надеялся, что вы не уйдете без предупреждения. Вы знаете, как легко заблудиться в туннелях? И заблудиться навсегда?
— Папа… — снова заговорила Сари. — Я показывала Гейбу комнату, которую обнаружила вчера. Мы собирались вернуться. Честно.
— Здесь сотни коридоров, — с жаром продолжил дядя Бен, не обращая внимания на слова дочери. — Может быть, тысячи. Во многие из них никогда не ступала нога человека. Никто не знает, какие опасности таит в себе пирамида. Вы не представляете, как я перепугался, когда не обнаружил вас на месте.
— Извини, — хором сказали мы с Сари.
— Пошли. — Дядя Бен махнул фонарем в сторону выхода. — На сегодня ваше посещение пирамиды закончено.
Мы поплелись за ним. Мне было очень плохо. Я не только попался на глупую шутку Сари, но и разозлил любимого дядю.
«Сари вечно навлекает на меня неприятности, — с горечью подумал я. — С самого детства».
Сейчас она шла впереди меня, держа отца за руку и что-то ему рассказывая. Вдруг они расхохотались и оглянулись назад.
Я почувствовал, что краснею. Наверняка Сари рассказала, как спряталась в саркофаге и заставила меня кричать не своим голосом. И сейчас они потешались над тем, какой я придурок.
— Смех без причины — признак дурачины! — с горечью выпалил я.
Это вызвало новый взрыв хохота.
* * *
Мы провели ночь в гостинице в Каире. Я выиграл у Сари две партии в «балду», но настроение лучше не стало.
Она все время ныла, что у нее только гласные, поэтому игра несправедливая. В конце концов я отнес доску для игры обратно в спальню, и мы сели смотреть телевизор.
На следующее утро мы позавтракали в номере. Я заказал оладьи, но по вкусу они ничуть не напоминали оладьи, которые я ел раньше. Они были жесткими, словно подметки.
— Что мы делаем сегодня? — спросила Сари у дяди Бена, который зевал и потягивался, несмотря на две чашки черного кофе.
— У меня встреча в каирском музее. — Он посмотрел на часы. — Это всего в паре кварталов отсюда. А вы пока можете побродить по улице.
— Вот это идея, — с сарказмом сказала Сари и зачерпнула еще одну ложку глазированных хлопьев.
Маленькая коробочка с глазированными хлопьями была расписана арабской вязью, и I и гренок Тони говорил что-то тоже по-арабски. Я хотел сохранить ее и показать дома друзьям, но знал, что Сари поднимет меня на смех, поэтому промолчал.
— В музее очень интересная коллекция мумий, Гейб, — сказал мне дядя Бен. Он собрался налить себе третью чашку кофе, но кофейник был пуст. — Тебе понравится.
— Особенно если они не вылезут из саркофагов, — хихикнула Сари.
Дурацкая шутка. Глупая, тупая и неуклюжая.
Я показал ей язык, а она швырнула в меня через стол глазированные хлопья.
— Когда вернутся мои родители? — Я внезапно понял, что сильно соскучился по ним.
Дядя Бен открыл было рот, но тут зазвонил телефон. Дядя Бен ушел в спальню и поднял там трубку. Это был старомодный черный аппарат с диском вместо кнопок. Дядя Бен слушал, и у него мрачнело лицо.
— Планы меняются, — сообщил он несколько секунд спустя, повесив трубку и вернувшись в гостиную.
— Что случилось, папа? — спросила Сари, отставляя в сторону миску с сухим завтраком.
— Очень странно, — ответил он, почесывая затылок. — Прошлой ночью заболели двое рабочих. Какая-то таинственная болезнь. — На лице дяди Бена явственно читалась тревога. — I Их отвезли в госпиталь в Каир.
Он взял бумажник.
— Мне лучше отправиться прямо туда, — сказал он.
— А мы с Гейбом? — Сари посмотрела на меня.
— Я вернусь через час или около того, — сказал дядя Бен. — Подождите в номере, хорошо?
— В этой комнате? — вскричала Сари, словно это было ужасным наказанием.
— Ну, хорошо. Вы можете спуститься в гостиничный холл, если хотите. Но не выходите на улицу.
Он натянул желто-коричневый жакет, проверил, на месте ли бумажник и ключи, и поспешно вышел.
Мы с Сари грустно переглянулись.
— Чем бы ты хотела заняться? — спросил я, передвигая вилкой нетронутые оладьи на тарелке.
Сари пожала плечами.
— Жарковато здесь.
Я кивнул.
— Ага, и душно к тому же.
— Не хочу сидеть взаперти, — заявила она, вставая и потягиваясь.
— Ты предлагаешь спуститься в холл? — Я все еще возился с оладьями, разрезая их вилкой на кусочки.
— Нет. Давай вообще уйдем из гостиницы. — Сари подошла к зеркалу в прихожей и принялась расчесывать свои черные волосы.
— Но дядя Бен сказал… — начал я.
— Мы не пойдем далеко, — не дала она мне договорить и ехидно усмехнулась: — Если ты боишься.
Я скорчил ей рожицу. Впрочем, она этого не заметила, потому что любовалась своим отражением в зеркале.
— Хорошо, — согласился я. — Идем в музей. Твой отец сказал, что он всего в паре кварталов отсюда.
Я больше не собирался уступать. Если она хочет ослушаться отца и пойти на улицу, отлично. Но с этой минуты, решил я, никаких повторений вчерашнего… никогда!
— В музей? — Сари сморщила нос. — Ну… гак уж и быть. — Она повернулась ко мне. — Нам же двенадцать, в конце концов. Мы не младенцы и можем гулять где хотим.
— Ага, — сказал я. — Я оставлю дяде Бену записку, напишу, куда мы идем — на тот случай, если он вернется раньше нас. — Я подошёл к столу и взял ручку и маленький лист бумаги.
— Если ты боишься, Гейби, мы можем просто прогуляться вокруг гостиницы. — Сари искоса посмотрела на меня, чтобы оценить, как я на это отреагирую.
— Ни за что! — твердо сказал я. — Мы идем в музей. Если ты, конечно, не боишься.
— Ни за что! — собезьянничала Сари.
— И не называй меня Гейби, — напомнил я.
Я написал записку дяде Бену. Затем мы на
эскалаторе спустились в холл. У молодой женщины за стойкой мы разузнали, где находится музей. Нужно было повернуть за гостиницей направо и пройти два квартала.
Когда мы вышли на залитую солнцем улицу, Сари вдруг заколебалась.
— Ты уверен, что мы поступаем правильно?
— Да что может случиться плохого? — спросил я.
