Книга: Дюма. Том 06. Сорок пять
Назад: XV О ТОМ, КАК ГЕНРИХ, ПОЛУЧИВ ИЗВЕСТИЯ С ЮГА, ПОЛУЧИЛ ВСЛЕД ЗА ТЕМ ИЗВЕСТИЯ С СЕВЕРА
Дальше: Примечания
XXIII
СОМНЕНИЯ
Анри сошел вниз и, проходя через приемные, нашел там много знакомых офицеров, которые окружили его и, проявляя самые дружеские чувства, предложили провести дю Бушажа в комнаты его брата, расположенные в одном из углов замка.
Герцог отвел Жуаезу на время его пребывания в Шато-Тьерри библиотеку.
Две гостиные, обставленные еще в царствование Франциска I, сообщались друг с другом и примыкали к библиотеке, которая выходила в сад.
Жуаез, человек ленивый, но весьма образованный, велел поставить свою кровать в библиотеке: под рукой у него была вся наука, открыв окно, он мог наслаждаться природой. Натуры утонченные стремятся полностью вкушать радости жизни, а утренний ветерок, пение птиц и аромат цветов придают новую прелесть триолетам Клемана Маро или одам Ронсара.
Анри решил оставить здесь все как было не потому, что он сочувствовал поэтическому сибаритству брата, а просто из равнодушия, ибо ему все было безразлично.
Но, невзирая на состояние духа, граф, с малых лет приученный неукоснительно выполнять свой долг в отношении короля или принцев французского королевского дома, обстоятельно разузнал, в какой части дворца герцог живет после возвращения во Францию.
Счастливый случай послал Анри отличного чичероне. Это был тот юный офицер, чья нескромность раскрыла герцогу тайну графа в одной фландрской деревушке, где мы устроили нашим героям краткую остановку. Этот офицерик не покидал принца с момента его возвращения и мог превосходно осведомить обо всем Анри.
По прибытии в Шато-Тьерри принц стал сперва искать шумных развлечений. Тогда он поселился в парадных покоях, принимал и утром, и вечером, днем охотился в лесу на оленей или в парке на сорок. Но после того, как до принца неизвестно каким путем дошла весть о смерти Орильи, принц уединился в павильоне, расположенном в середине парка. Павильон этот, обиталище почти недоступное, куда могли проникать лишь приближенные принца, был совершенно скрыт в зелени деревьев и едва виднелся под огромными буками сквозь гущу кустарников.
Принц удалился в этот павильон два дня назад. Те, кто его не знал, говорили, что он захотел наедине предаваться горю, которое причинила ему смерть Орильи. Те, кто хорошо знал его, утверждали, что в этом павильоне он предается каким-нибудь ужасным и постыдным деяниям, которые в один прекрасный день выплывут на свет Божий. Оба эти предположения были тем более вероятны, что принц, видимо, приходил в отчаяние, когда какое-либо дело или чье-либо посещение призывали его в замок. Как только это дело или этот визит заканчивались, он возвращался в павильон. Там ему прислуживали только два камердинера, находившиеся при нем с детских лет.
— Выходит, — сказал Анри, — что празднества будут не очень-то веселые, раз принц в таком расположении духа.
— Разумеется, — ответил офицер, — ведь каждый постарается выразить сочувствие принцу, уязвленному в своей гордости и потерявшему друга.
Анри продолжал, сам того не желая, расспрашивать и находил в этом непонятный для себя самого интерес. Смерть Орильи, которого он знал при дворе и снова увидел во Фландрии; странное равнодушие, с которым принц сообщил ему о своей утрате; затворническая жизнь, которую стал вести принц, как утверждали, с тех пор как узнал о смерти Орильи, — это все каким-то загадочным образом вплеталось для Анри в ту таинственную и темную ткань, на которой с некоторых пор вышивались события его жизни.
— И вы говорите, — спросил он офицера, — что никто не знает, откуда принц получил известие о смерти Орильи?
— Никто.
— Нов конце концов, — настаивал он, — разве нет никаких разговоров на этот счет?
— О, конечно, — ответил офицер, — правду ли, неправду, а что-нибудь, как вы сами понимаете, всегда рассказывают.
— Так что же все-таки говорят?
— Говорят, что принц охотился в лозняке у реки и отделился от других охотников — он ведь все делает по внезапному порыву, и охота его захватывает как игра, как битва, как горе, — но вдруг возвратился, видимо, чем-то крайне расстроенный. Придворные стали расспрашивать его, думая, что дело просто в каком-нибудь злоключении на охоте. В руках у принца было два свертка с золотыми монетами. “Подумайте только, господа, — сказал он прерывающимся голосом. — Орильи умер, Орильи загрызли волки”. Никто не хотел верить. “Нет, нет, — сказал принц, — черт меня побери, если это не так: бедняга всегда лучше играл на лютне, чем ездил верхом. Кажется, лошадь его понесла, он упал в какую-то рытвину и убился. На другое утро двое путников, проходивших мимо этой рытвины, нашли тело, наполовину обглоданное волками. В доказательство того, что все произошло именно так и что воры тут не замешаны, — вот два свертка с золотом, они были найдены на нем и честно возвращены”. Но так как никто не видел людей, принесших эти свертки, — продолжал офицер, — все подумали, что их передали принцу те два путника, которые встретили его на берегу реки; они же сообщили и о смерти Орильи.
Все это очень странно, — пробормотал Анри.
— Тем более странно, — продолжал офицер, — что говорят — правда это или выдумка? — будто принц открывал калитку парка у буковых зарослей и в нее проскользнули две тени. Значит, принц впустил в парк каких-то двух человек — вероятно, тех самых путников. С той поры принц и удалился в павильон, и мы теперь видим его лишь изредка.
— А этих путников так никто и не видел? — спросил Анри.
— Когда я ходил к принцу узнать вечерний пароль для дворцовой охраны, — сказал офицер, — я встретил какого-то человека, который, по-моему, не принадлежит к дому его высочества. Но лица его я не видел, этот человек при виде меня отвернулся и надвинул на глаза капюшон куртки.
— Капюшон куртки?
— Да, человек этот походил на фламандского крестьянина и, сам не знаю почему, напомнил мне того, кто был с вами, когда мы встретились во Фландрии.
Анри вздрогнул. Ему показалось, что замечание офицера связано с тем глухим, но упорным интересом, который вызывал у него этот рассказ. И ему, видевшему, как Диана и ее спутник поручены были Орильи, пришло на ум, что он знает обоих путников, сообщивших принцу о гибели злосчастного музыканта.
Анри внимательно поглядел на офицера.
— А когда вам показалось, будто вы узнаете этого человека, что вы подумали, сударь? — спросил он.
— Не берусь ничего утверждать, — ответил офицер, — но вот что я думаю. Принц, наверно, не отказался от своих планов насчет Фландрии. Поэтому он держит там соглядатаев. Человек в шерстяной куртке — один из таких шпионов; в пути он узнал о несчастном случае с музыкантом и принес это известие.
— Возможно, — задумчиво сказал Анри. — Но что делал этот человек, когда вы его видели?
— Он шел вдоль изгороди, окаймляющей цветники — она видна из ваших окон, — по направлению к теплицам.
— Итак, вы говорите, что два путешественника… вы ведь сказали, что их было двое?
— Говорят, будто вошли двое, но я видел только одного, в шерстяной куртке.
— Значит, по-вашему, этот человек живет в теплицах?
— Весьма вероятно.
— Из теплиц есть выход?
— Да, есть, граф, в сторону города.
Анри некоторое время молчал. Сердце его сильно билось. Эти не существенные, казалось бы, подробности для него, обладавшего в этом таинственном деле как бы двойным зрением, были полны огромного значения.
Между тем наступила темнота, и оба молодых человека, не зажигая света, беседовали в комнате Жуаеза.
Усталый после дороги, озабоченный странными событиями, о которых ему только что сообщили, не имея сил бороться с теми чувствами, которые они ему внушали, граф повалился на кровать брата и устремил взгляд в темноту.
Юный лейтенант сидел на подоконнике в состоянии душевного покоя, который навевает на человека благоуханная вечерняя прохлада.
Глубокая тишина спустилась на парк и на город. Двери домов закрылись; то тут, то там загорался свет; где-то вдалеке собаки лаяли на слуг, запиравших на ночь конюшни.
Внезапно лейтенант привстал, высунулся из окна и тихим отрывистым голосом позвал графа.
— Что такое? — спросил Анри, внезапно пробудившись от сладостного полусна.
— Тот человек!
— Какой?
— Человек в шерстяной куртке, шпион!
— О! — воскликнул Анри и одним прыжком очутился у окна.
— Вот видите! — продолжал лейтенант. — Он идет вдоль изгороди. Подождите, сейчас опять появится… Смотрите туда, на место, освещенное луной, вот он!
— Вижу!
— Не правда ли, у него зловещий вид?
— Именно зловещий, — отвечал дю Бушаж, делаясь и сам гораздо мрачнее.
— Вы думаете, он шпион?
— Да кто его знает!
— Видите, он идет из павильона в теплицу.
— Значит, павильон принца там? — спросил дю Бушаж, указывая туда, откуда, по всей видимости, появился неизвестный.
— Видите огонек, мерцающий среди листвы?
— Да.
— Там столовая.
— А, — вскричал Анри, — он снова появился!
— Да, он, несомненно, идет в теплицы к своему товарищу. Вы слышите?
— Что?
— Ключ поворачивается в замке.
— Странно, — сказал дю Бушаж, — во всем этом нет ничего необычного и однако же…
— …однако вас дрожь пробирает, верно?
— Да, — сказал граф, — а это что такое?
Послышалось что-то вроде звона колокола.
— Это сигнал к ужину для свиты принца. Пойдемте с нами ужинать, граф.
— Нет, спасибо, сейчас мне ничего не нужно, а если проголодаюсь, то позову кого-нибудь.
— Не ждите, присоединяйтесь к нашей компании.
— Это невозможно.
— Почему?
— Его королевское высочество почти что приказал мне распорядиться, чтобы ужин мне приносили сюда. Но вы идите, не задерживайтесь из-за меня.
— Спасибо, граф, доброй ночи. Следите хорошенько за нашим призраком.
— О, можете на меня в этом отношении положиться. Разве что, — прибавил Анри, опасаясь, не выдал ли он себя, — разве что сон меня одолеет. Это более вероятно, да, на мой взгляд, и более разумно, чем подстерегать тени каких-то шпионов.
— Разумеется, — засмеялся офицер.
И он распрощался с дю Бушажем.
Едва только он вышел из библиотеки, как Анри устремился в сад.
— О, — шептал он, — это Реми! Это Реми! Я узнал бы его и во мраке преисподней.
У молодого человека дрожали колени, он прижал влажные ладони к пылавшему лбу.
— Боже мой, — сказал он себе, — а может быть, это просто галлюцинации моего несчастного больного мозга, может быть, мне суждено и во сне, и наяву, и днем, и ночью беспрестанно видеть два эти образа, проложившие такую темную борозду на всей моей жизни? И правда, — продолжал он, словно чувствуя потребность убеждать самого себя, — зачем бы Реми находиться здесь, в замке у герцога Анжуйского? Что ему тут делать? Что может связывать герцога Анжуйского с Реми? И, наконец, как он мог покинуть Диану, с которой никогда не расстается? Нет, это не он!
Но в следующий же миг внутренняя убежденность, глубокая, инстинктивная, возобладала над сомнением:
— Это он! Это он! — в отчаянии прошептал Анри, прислонившись к стене, чтобы не упасть.
Не успел он выразить в словах эту властную, неодолимую мысль, как снова раздался лязгающий звук ключа в замке, и, хотя звук этот был едва слышен, слух возбужденного до крайности Анри его уловил.
Невыразимый трепет пробежал по всему телу юноши. Он снова прислушался.
Стояла такая тишина, что он различал удары собственного сердца.
Прошло несколько минут.
Хотя глаза его ничего не видели, слух говорил, что кто-то приближается.
Он услышал скрип песка под чьими-то шагами.
Вдруг силуэт буковой поросли как-то изменился: почудилось, будто на этом темном фоне движутся тени еще более темные.
— Он возвращается, — прошептал Анри, — но один ли? Есть ли с ним кто-нибудь?
Тени двигались в ту сторону, где луна серебрила край пустыря.
Когда человек в шерстяной куртке, идя в противоположном направлении, дошел до этого места, Анри показалось, будто он узнает Реми.
На этот раз Анри ясно различил две тени: ошибки быть не могло.
Смертельный холод сжал его сердце, словно превращая его в кусок мрамора.
Обе тени двигались быстро и решительно. Один из спутников был в шерстяной куртке, и теперь, как и прежде, графу показалось, что он узнал Реми.
Второго, закутанного в мужской плащ, распознать было невозможно.
И, однако, Анри чутьем угадал то, чего не мог видеть.
У него вырвался скорбный вопль, и, как только таинственные тени исчезли за буками, он поспешил за ними, перебегая от дерева к дереву.
— О Господи, — шептал он. — Возможно ли это?
XXIV
УВЕРЕННОСТЬ
Дорога вела вдоль буковой рощи к высокой изгороди из терновника и тополиной аллее, отделявшим павильон герцога Анжуйского от остальной части парка. В этом уединенном уголке были красивые пруды, извилистые тропинки, вековые деревья — лунный свет заливал их пышные кроны, в то время как внизу сгущался непроницаемый мрак.
Приближаясь к изгороди, Анри чувствовал, что у него перехватывает дыхание.
И правда: столь вызывающе нарушить распоряжения принца и заняться такой дерзновенной слежкой было недостойно верного и честного слуги короля, так мог бы поступить низкий соглядатай или ревнивец, готовый на любую крайность.
Но тут преследуемый им человек, открывая калитку в изгороди, отделявшей большой парк от малого, сделал движение, благодаря которому открылось его лицо: это был действительно Реми. Граф отбросил всякую щепетильность и решительно двинулся вперед, отбросив мысль о любых последствиях.
Калитка закрылась. Анри перескочил прямо через изгородь и снова пошел следом за таинственными гостями принца.
Они явно торопились.
Но теперь у Анри появилась новая причина для страха. Услышав, как под ногами Реми и его спутника заскрипел песок, герцог вышел из павильона. Анри оросился за самое толстое дерево и стал ждать.
Увидел он очень мало: как Реми отвесил низкий поклон, как его спутник вместо поклона сделал реверанс, как герцог в совершенном упоении предложил этой закутанной фигуре опереться на его руку, словно он имел дело с женщиной.
Затем все трое направились к павильону и исчезли в прихожей. Двери за ними закрылись.
“Пора кончать, — подумал Анри, — надо отыскать более удобное место, откуда я смогу увидеть все, оставаясь незамеченным”.
Он выбрал группу деревьев между павильонами и шпалерами с фонтаном. Это было надежное убежище: не станет же принц в ночной мгле пробираться через кустарник к воде.
Анри укрылся за статуей, возвышавшейся над фонтаном, и с ее высокого пьедестала мог видеть все, что происходило в павильоне, ибо его главное окно находилось как раз перед ним.
Так как никто не мог или, вернее, не имел права проникнуть сюда, никаких предосторожностей не принимали.
В комнате был накрыт роскошный стол, уставленный драгоценными винами в графинах венецианского хрусталя. У стола стояло только два кресла.
Герцог отпустил руку спутника Реми и, придвинув ему кресло, что-то сказал, видимо, предлагая снять плащ, очень удобный для хождения по ночам, но совершенно неуместный, когда цель этого хождения достигнута и когда цель эта — ужин.
Тогда особа, к которой обращался принц, сбросила плащ на стул, и свет факелов ярко озарил бледное, величественно прекрасное лицо женщины, которую сразу же узнали расширенные от ужаса глаза Анри.
Это была дама из таинственного дома на улице Августинцев, фландрская путешественница — словом, это была та самая Диана, чей взгляд разил насмерть, словно удар кинжала.
На этот раз она была в женской одежде, в платье из парчи: бриллианты сверкали на ее шее, в прическе и на запястьях.
Эти украшения еще больше подчеркивали бледность ее лица. В глазах сверкало такое пламя, что можно было подумать, будто герцог, употребив какое-то волшебство, вызвал к себе не живую женщину, а ее призрак.
Если бы не статуя, которую Анри судорожно обхватил похолодевшими руками, он упал бы в бассейн фонтана.
Герцог был, видимо, опьянен радостью. Он пожирал глазами это изумительное существо, сидевшее против него и едва прикасавшееся к яствам. Время от времени Франсуа тянулся через весь стол, чтобы поцеловать руку своей бледной и молчаливой сотрапезницы. Она же принимала эти поцелуи так бесчувственно, словно рука ее была изваяна из алебастра, с которым могла сравниться белизной и прозрачностью.
Время от времени Анри вздрагивал, поднимал руку, чтобы вытереть струившийся у него по лбу ледяной пот, и вопрошал:
— Живая она? Или мертвая?
Герцог пускал в ход все свое красноречие, стараясь, чтобы строгое чело его сотрапезницы разгладилось.
Реми один прислуживал за столом, так как герцог удалил всю свою челядь. Иногда, проходя за стулом своей госпожи, он слегка задевал ее локтем, видимо, для того, чтобы оживить этим прикосновением, вернуть к действительности или, вернее, напомнить, где и для чего она находится.
Тогда лицо молодой женщины заливалось краской, в глазах вспыхивала молния, она улыбалась, словно какой-то волшебник дотрагивался до скрытой в этом умном автомате пружины, и механизм глаз давал искры, механизм щек — румянец, а механизм губ — улыбку.
Затем она снова становилась неподвижной.
Принц тем временем приблизился к ней, стараясь пламенными речами ускорить свою новую победу.
И вот Диана, которая время от времени поглядывала на роскошной работы часы, висевшие на противоположной стене как раз над головой принца, Диана, видимо, сделала над собой усилие и, не переставая улыбаться, стала более оживленно поддерживать разговор.
Анри в своем укрытии за плотной завесой листвы ломал себе руки и проклинал все мироздание, начиная от женщин, созданных Господом Богом, и кончая самим Господом.
Ему казалось чудовищным, что эта столь чистая и строгая женщина поступает как все, уступая ухаживаниям принца лишь потому, что он принц, и соглашаясь на любовь, потому что в этом дворце любовь покрыта позолотой.
Его отвращение к Реми дошло до того, что он безжалостно вырвал бы у него внутренности, чтобы убедиться, действительно ли у этого чудовища кровь и сердце человека. В этом судорожном приступе ярости и презрения протекало для Анри время ужина, столь сладостное для герцога Анжуйского.
Диана позвонила. Принц, разгоряченный вином и своими же страстными речами, встал из-за стола и подошел к Диане, чтобы поцеловать ее.
У Анри кровь застыла в жилах. Он схватился за бедро, ища шпагу, за грудь, ища кинжал.
На устах Дианы заиграла странная улыбка, какой, наверное, не бывало дотоле ни у кого, и она задержала принца, не давая ему подойти ближе.
— Монсеньор, — сказала она, — позвольте мне, прежде чем я встану из-за стола, разделить с вашим высочеством этот персик, который мне так приглянулся.
С этими словами она протянула руку к ажурной золотой корзинке, где лежало штук двадцать великолепных персиков, и взяла один.
Затем, отцепив от пояса прелестный ножичек с серебряным лезвием и малахитовой рукояткой, она разделила персик на две части и одну предложила принцу. Тот схватил персик и жадно поднес его к губам, словно целуя Диану.
Этот страстный порыв так сильно подействовал на него, что в тот миг, когда он вонзил зубы в персик, взгляд его словно затуманился.
Принц поднес руку ко лбу, отер выступившие на нем капли пота и проглотил откушенный кусочек.
Эти капли пота являлись, по-видимому, симптомами внезапного недомогания, ибо пока Диана ела свою половинку персика, принц уронил остаток своей на тарелку и, с усилием поднявшись с места, видимо, предложил прекрасной сотрапезнице выйти с ним в сад подышать свежим воздухом. Диана встала и, не произнося ни слова, оперлась на руку герцога. Реми проводил их взглядом, особенно пристально всматриваясь в принца.
Пока они шли, Диана вытерла лезвие своего ножа расшитым золотом платочком и вставила его в шагреневый чехол.
Они подошли совсем близко к тому месту, где прятался Анри. Принц пылко прижимал к своему сердцу руку молодой женщины.
— Мне лучше, — сказал он, — но в голове я все же ощущаю какую-то тяжесть. Видно, я слишком сильно полюбил, сударыня.
Диана сорвала несколько веточек жасмина, побег ломоноса и две прелестные розы из тех, что словно ковром покрывали с одной стороны цоколь статуи, за которой притаился испуганный Анри.
— Что это вы делаете, сударыня? — спросил принц.
— Меня всегда уверяли, монсеньор, — сказала она, — что запах цветов — лучшее лекарство при головокружениях. Я делаю букет в надежде, что, принятый вами из моих рук, он возымеет волшебное действие.
Но, составляя свой букет, она уронила одну розу, и принц поспешил поднять ее.
Франсуа нагнулся и выпрямился очень быстро, однако не настолько быстро, чтобы за это время Диана не успела слегка обрызгать другую розу какой-то жидкостью из золотого флакончика, который вынула из-за корсажа.
Потом она взяла розу, поднятую принцем, и прикрепила ее к поясу.
— Эту возьму я. Обменяемся.
И в обмен на розу, взятую из рук принца, она протянула ему букет.
Принц жадно схватил его, с наслаждением вдохнул аромат цветов и обнял Диану за талию. Но это сладостное прикосновение, по всей видимости, вызвало у Франсуа такое смятение чувств, что он упал на колени и принужден был сесть на стоявшую тут же скамью.
Анри не терял их обоих из виду, что не мешало ему время от времени бросать взгляд в сторону Реми, который, оставаясь в павильоне, ждал окончания этой сцены или, вернее, с напряженным вниманием следил за происходящим, стараясь ничего не упустить.
Увидев, что принц упал, он подошел к двери и замер на пороге.
Диана, со своей стороны, чувствуя, что принц теряет силы, села рядом с ним на скамейку.
Приступ дурноты продолжался у Франсуа на этот раз дольше, чем первый. Голова принца свесилась на грудь, он, видимо, упустил нить своих мыслей, почти что потерял сознание.
Но пальцы его все время судорожно шевелились на руке Дианы, словно он инстинктивно продолжал погоню за своей любовной химерой.
Наконец он медленно поднял голову, и так как губы его оказались на уровне лица Дианы, он сделал усилие, чтобы коснуться ими губ своей прекрасной гостьи. Но молодая женщина, словно не заметив этого движения, встала.
— Вы плохо себя чувствуете, монсеньор? Лучше вернемся.
— Да-да, вернемся! — вскричал принц, словно внезапно обрадовавшись, — да, пойдемте, благодарю вас!
Он с трудом встал. Теперь уже не Диана опиралась на руку принца, а он на руку Дианы. Благодаря этой поддержке ему стало легче идти, он, казалось, забыл о лихорадке и головокружении. Внезапно выпрямившись и почти застав Диану врасплох, он прижался губами к шее молодой женщины.
Та вздрогнула всем телом, словно ощутила не поцелуй, а прикосновение раскаленного железа.
— Реми, подайте факел! — крикнула она. — Факел!
Тотчас же Реми зашел обратно в столовую и от свечей, горевших на столе, зажег факел, который лежал отдельно на маленьком столике. Поспешно вернувшись с факелом в руке к входу в павильон, он протянул его Диане.
— Прошу, сударыня!
— Куда угодно направиться вашему высочеству? — спросила Диана, взяв факел и в то же время отворачивая голову.
— О, в спальню!.. В спальню!.. И вы поможете мне дойти, не правда ли, сударыня? — сказал принц словно в каком-то опьянении.
— С удовольствием, монсеньор, — ответила Диана. Идя рядом с принцем, она подняла факел.
Реми направился вглубь павильона и открыл там окно, при этом воздух ворвался с такой силой, что факел в руках Дианы, словно вспыхнув гневом, бросил свое пламя и дым прямо в лицо Франсуа, стоявшего на самом сквозняке.
Влюбленные — как полагал Анри — прошли всю галерею до комнаты герцога и скрылись за затканной лилиями портьерой, которой была завешена дверь.
Анри наблюдал эту сцену со все усиливавшимся бешенством, почти теряя сознание.
У него хватало сил лишь на то, чтобы проклинать судьбу, подвергшую его такому жестокому испытанию.
Когда он вышел из своего укрытия, руки его бессильно свисали, невидящий взгляд был устремлен в никуда; полумертвый, он уже намеревался возвращаться в замок.
Но в этот миг портьера, за которой только что исчезли Диана и принц, дернулась, и молодая женщина, устремившись в столовую, увлекла за собой Реми, который все время неподвижно стоял на месте, видимо, поджидая ее возвращения.
20*
— Идем! — сказала она. — Идем, все кончено!
И оба, словно пьяные или безумные выбежали в сад.
При виде их Анри вновь обрел силы. Он бросился навстречу, и они внезапно наткнулись на него посреди аллеи: он стоял скрестив руки, в молчании более устрашающем, чем какие бы то ни было угрозы. И действительно, Анри дошел до такого умоисступления, что готов был убить всякого, кто стал бы утверждать, будто женщины отнюдь не чудовища, созданные адскими силами для того, чтобы осквернять мир.
Он схватил Диану за руку и не пускал ее, несмотря на вырвавшийся у нее крик ужаса, несмотря даже на то, что Реми приставил к груди его кинжал, слегка оцарапав кожу.
— О, вы меня, наверное не узнаете, — с угрозой в голосе сказал он, скрипнув зубами, — я тот наивный юноша, который любил вас и которому вы отказались подарить свою любовь, уверяя, что у вас нет будущего, а есть только прошлое. А, прекрасная лицемерка, и ты, подлый обманщик, наконец-то я узнал вас. Будьте вы прокляты! Одной я говорю: презираю тебя, другому — ты мне омерзителен!
— Дорогу! — голос Реми прерывался. — Дорогу, безумный мальчишка, не то…
— Хорошо, — ответил Анри, — докончи свое дело, умертви мое тело, негодяй, раз ты уже убил мою душу.
— Молчи! — яростно прошептал Реми, надавливая на кинжал, приставленный к груди молодого человека.
Но Диана с силой оттолкнула Реми и, схватив дю Бушажа за руку, притянула его к себе.
Диана была мертвенно бледна. Ее прекрасные волосы разметались по плечам, от прикосновения ее руки к своему сжатому кулаку Анри ощутил холод, словно коснулся трупа.
— Сударь, — сказала она, — не судите дерзко о том, что известно одному Богу! Я — Диана де Меридор, возлюбленная господина де Бюсси, которого герцог Анжуйский дал подло убить, когда мог его спасти. Неделю назад Реми заколол кинжалом Орильи, сообщника принца, а что до самого принца — я только что отравила его с помощью персика, букета и факела. Дорогу, сударь, дорогу Диане де Меридор, которая направляется в монастырь госпитальерок.
Сказав это, она выпустила руку Анри и снова взяла под руку ожидавшего ее Реми.
Анри упал на колени и проводил глазами грозные фигуры убийц, которые подобно адскому видению исчезли в чаще парка.
Лишь час спустя молодой человек, разбитый, подавленный ужасом, с пылающим мозгом нашел в себе силы дотащиться до своей комнаты, причем он сумел влезть в окно лишь со второй попытки. Он прошел несколько шагов по комнате и повалился на кровать.
В замке все спали.
XXV
СУДЬБА
На другой день около девяти часов яркое солнце заливало золотым сиянием аллеи Шато-Тьерри.
Нанятые еще накануне многочисленные рабочие с рассветом начали уборку парка и апартаментов, где должен был остановиться ожидавшийся в этот день король.
В павильоне, где ночевал герцог, не заметно было никакого движения, ибо накануне принц запретил обоим своим старым слугам будить его. Они должны были ждать, когда он позовет.
Около половины десятого два верховых курьера, примчавшиеся во весь опор, въехали в город, оповещая всех о приближении его величества.
Эшевены и гарнизон во главе с губернатором выстроились шеренгой, встречая королевский кортеж.
В десять часов у подножия холма показался король. На последней остановке он пересел из кареты в седло: отличный наездник, он пользовался любым случаем проехаться верхом, особенно вступая в какой-нибудь город.
Королева-мать следовала за Генрихом в носилках. За ними на отличных конях ехали пятьдесят пышно разодетых дворян.
Рота гвардейцев под командой самого Крильона, сто двадцать швейцарцев, столько же шотландцев под командой Ларшана и все свитские с мулами, сундуками и лакеями образовали целую армию, поднимавшуюся по извилистой дороге от реки к вершине холма.
Наконец шествие вступило в город под звон колоколов, гром пушек и звуки всевозможных музыкальных инструментов.
Жители города горячо приветствовали короля: в то время он появлялся на людях так редко, что для видевших его на близком расстоянии он еще сохранял ореол божественности.
Проезжая через толпу, король тщетно искал глазами брата. У решетки замка он увидел лишь Анри дю Бушажа.
Войдя в замок, Генрих III осведомился о здоровье герцога Анжуйского у офицера, которому пришлось выйти встречать его величество.
— Сир, — ответил тот, — его высочество уже несколько дней изволит проживать в парковом павильоне, и сегодня утром мы его еще не видели. Однако, поскольку вчера его высочество чувствовал себя хорошо, он, по всей вероятности, и сейчас пребывает в добром здравии.
— Этот парковый павильон, видно, очень уединенное место, — с недовольным видом сказал Генрих, — раз оттуда не слышно пушечных выстрелов?
— Ваше величество, — осмелился сказать один из старых слуг герцога, — может быть, его высочество не ожидал вас так рано?
— Старый болван, — проворчал Генрих, — по-твоему, король может к кому-нибудь явиться вот так, без предупреждения? Монсеньор герцог Анжуйский еще вчера знал о моем приезде.
Затем, не желая показывать окружающим своего недовольства, Генрих, которому хотелось за счет Франсуа прослыть кротким и добрым, вскричал:
— Раз он не выходит к нам, мы сами пойдем ему навстречу!
— Указывайте дорогу, — раздался из носилок голос Екатерины.
Вся свита направилась к старому парку.
В тот миг, когда первые гвардейцы подходили к буковой аллее, откуда-то донесся душераздирающий вопль.
— Что это? — спросил король, оборачиваясь к матери.
— Боже мой, — прошептала Екатерина, стараясь найти разгадку на лицах окружающих, — это крик горя и отчаяния.
— Мой принц! Мой бедный герцог! — вскричал другой старый слуга Франсуа, появляясь у одного из окон: в крике его слышалось неподдельное горе.
Все устремились к павильону, короля увлек общий людской поток.
Он появился как раз в ту минуту, когда поднимали тело герцога Анжуйского, которого камердинер, вошедший без разрешения, чтобы оповестить о приезде короля, увидел лежащим на ковре в опочивальне.
Принц не подавал никаких признаков жизни; у него только странно подергивались веки и губы.
Король остановился на пороге, за ним — все остальные.
— Вот уж дурное предзнаменование! — прошептал он.
— Удалитесь, сын мой, — сказала Екатерина, — прошу вас.
— Бедняга Франсуа! — произнес Генрих, очень довольный, что его попросили уйти и тем самым избавили от зрелища этой агонии.
За королем последовали все придворные.
— Странно, странно! — прошептала Екатерина, став на колени перед принцем или, вернее будет сказать, — перед его трупом. С нею оставались только двое старых слуг.
И пока по всему городу разыскивали врача принца, пока в Париж отправляли курьера поторопить врачей короля, оставшихся в Мо в свите королевы, она устанавливала, разумеется, не так учено, но не менее проницательно, чем это сделал бы сам Мирон, диагноз странной болезни, от которой погибал ее сын.
На этот счет у Екатерины имелся опыт. Поэтому прежде всего она хладнокровно и притом так, что они не смутились, допросила обоих слуг, которые в отчаянии рвали на себе волосы и царапали лица.
Оба ответили, что накануне принц вернулся в павильон поздно вечером, после того, как его весьма некстати потревожил господин Анри дю Бушаж, прибывший с поручением от короля.
Затем они прибавили, что после этой аудиенции в большом замке принц заказал изысканный ужин и велел, чтобы в павильон никто без вызова не заходил. Наконец, он решительно запретил будить его утром и вообще заходить к нему, пока он сам не позовет.
— Он, наверное, ждал какую-нибудь женщину? — спросила королева-мать.
— Мы так думаем, ваше величество, — смиренно ответили слуги, — но из скромности не стали в этом убеждаться.
— Однако, убирая со стола, вы же видели, ужинал мой сын в одиночестве или нет?
— Мы еще не убирали, ваше величество, ведь монсеньор велел, чтобы в павильон никто не заходил.
— Хорошо, — сказала Екатерина, — значит, сегодня сюда никто не входил?
— Никто, ваше величество.
— Можете идти.
И Екатерина осталась совершенно одна.
Оставив принца распростертым на постели, как его туда положили, она занялась обстоятельным исследованием любого симптома, признака, которые, по ее мнению, могли подтвердить то, что она подозревала и чего страшилась.
Она заметила, что кожа на лбу у Франсуа приняла коричневый оттенок, глаза налились кровью и под ними образовались темные круги, на губах появилось странное изъязвление, точно от ожога серой.
То же она заметила на ноздрях и крыльях носа.
— Посмотрим, — пробормотала она, оглядываясь по сторонам.
Первое, что она увидела, был факел с полностью выгоревшей свечой, которую накануне вечером вставил Реми.
“Эта свеча горела долго, — подумала королева, — значит, Франсуа был в этой комнате долго. Ах, на ковре лежит какой-то букет…”
Екатерина поспешно схватила его и сразу заметила, что все цветы еще свежие, кроме одной розы — почерневшей и высохшей.
— Что это? — пробормотала она, — чем были облиты лепестки этой розы?.. Я, кажется, знаю одну жидкость, от которой сразу вянут цветы.
И, вздрогнув, она отстранила букет подальше.
— Этим объясняется цвет ноздрей и потемневший лоб. Но губы?
Екатерина бросилась в столовую. Лакеи не обманули ее: не было никаких признаков, что кто-нибудь дотрагивался до сервировки после того, как здесь кончили ужинать.
Тут Екатерина обратила особое внимание на половинку персика, лежавшую на краю стола: на ней обозначился полукруг чьих-то зубов.
Персик потемнел так же, как роза: он весь был в лиловых и коричневых разводах.
Особенно отчетливы были следы гниения по обрезу в том месте, где прошел нож.
“Отсюда и язвы на губах, — подумала она. — Но Франсуа откусил только маленький кусочек. Он недолго держал в руке этот букет — цветы совсем свежие. Беда еще поправима, яд не мог глубоко проникнуть. Но если его действие было лишь поверхностным, откуда же полный паралич и явственные следы разложения? Наверно, я не все заметила”.
Мысленно произнося эти слова, Екатерина стала озираться и увидела, что с шеста розового дерева на серебряной цепочке свисает любимый красно-синий попугай Франсуа.
Птица была мертва: она окоченела, и перья ее топорщились.
Екатерина снова устремила тревожный взгляд на факел, который уже один раз привлек ее внимание, когда по сгоревшей до конца свече она определила, что принц рано вернулся к себе.
“Дым! — подумала Екатерина. — Дым! Фитиль был отравлен. Мой сын погиб!”
Она тотчас позвонила. Комната наполнилась слугами и офицерами.
— Мирона! Мирона! — говорили одни.
— Священника! — говорили другие.
Она же тем временем поднесла к губам Франсуа один из флаконов, которые всегда носила с собою в кошельке, и пристально вгляделась в лицо сына, пытаясь определить, насколько действенным оказалось противоядие. Герцог приоткрыл глаза и рот, но взгляд его уже затуманился, а из груди не вырвалось ни звука.
Екатерина, мрачная и безмолвная, вышла из комнаты, сделав обоим слугам знак следовать за нею, так, чтобы они ни с кем не успели обмолвиться ни единым словом.
Она отвела их в другой павильон и села, не спуская с них глаз.
— Его высочество герцог Анжуйский был отравлен во время ужина. Вы подавали ужин?
При этих ее словах лица стариков смертельно побледнели.
— Пусть нас пытают, пусть убьют, но только не обвиняют в этом!
— Вы болваны. Неужели вы думаете, что, если бы я вас подозревала, все это уже не было бы сделано? Я хорошо знаю, что не вы умертвили своего господина. Но его убили другие, и я должна разыскать убийц. Кто заходил в павильон?
— Какой-то плохо одетый старик: вот уже два дня, как монсеньор принимал его у себя.
— А… женщина?
— Мы ее не видели… О какой женщине изволит говорить ваше величество?
— Сюда приходила женщина, она сделала букет…
Слуги переглянулись так простодушно, что с одного взгляда Екатерина признала их невиновность.
— Привести ко мне губернатора города и коменданта замка.
Оба лакея бросились к дверям.
— Постойте! — сказала Екатерина, и они тотчас же замерли на пороге как вкопанные. — То, о чем я вам только что сказала, знаем только я и вы. Я об этом никому больше не скажу. Если узнает кто-нибудь другой, то только от вас. В тот же день вы оба умрете. Теперь ступайте.
Губернатора и коменданта Екатерина расспросила не столь откровенно. Она сказала им, что от некоторых лиц герцог узнал плохую новость, которая произвела на него очень тяжелое впечатление, что тут-то и кроется причина его болезни и что, снова расспросив этих лиц, герцог, наверно, оправится.
Губернатор и комендант велели обыскать весь город, весь парк, окрестности, но никто не мог сказать, куда девались Реми и Диана.
Лишь Анри знал тайну, но можно было не опасаться, что он ее кому-нибудь откроет.
В течение дня ужасная новость облетела город и окрестности Шато-Тьерри. Случай с герцогом каждый толковал в зависимости от своего характера и склонностей, то выдумывая невероятные подробности, то, напротив, приуменьшая значение этого события.
Но никто, кроме Екатерины и дю Бушажа, не понимал, что герцог обречен.
Злосчастный принц не издал ни звука, не пришел в себя. Вернее будет сказать, он не подавал никаких признаков сознания.
Король, больше всего на свете избегавший каких бы то ни было тягостных впечатлений, охотно вернулся бы в Париж. Но королева-мать воспротивилась его отъезду, и двор принужден был оставаться в замке.
Появилась целая толпа врачей. Один лишь Мирон разгадал причину болезни и понял, насколько тяжело положение. Но он был слишком хороший царедворец, чтобы не утаить правду, особенно после того, как взглянул на Екатерину и встретился с ней глазами.
Все кругом расспрашивали его, и он отвечал, что его высочество герцог Анжуйский, несомненно, пережил большие неприятности и испытал тяжелый удар.
Таким образом, он никак себя не подвел, что в подобном случае сделать весьма трудно. Генрих III попросил его дать вполне определенный ответ на вопрос: останется ли герцог жив? Врач ответил:
— Я смогу сказать это вашему величеству через три дня.
— А что вы скажете мне? — понизив голос, спросила Екатерина.
— Вам, ваше величество, — другое дело. Вам я отвечу без колебаний.
— Что же именно?
— Прошу ваше величество задать мне вопрос.
— Когда мой сын умрет, Мирон?
— Завтра к вечеру, ваше величество.
— Так скоро!
— Ах, ваше величество, — прошептал врач, — доза была уж очень сильна.
Екатерина приложила палец к губам, взглянула на умирающего и тихо произнесла зловещее слово:
— Судьба!
XXVI
ГОСПИТАЛЬЕРКИ
Граф провел ужасную ночь, он был почти в бреду и близок к смерти.
Однако, верный своему долгу, он, узнав о прибытии короля, встал и, как мы уже говорили, встретил его у решетки замка. Но, почтительно приветствовав его величество, склонившись перед королевой-матерью и пожав руку адмиралу, он снова заперся у себя в комнате, уже не для того, чтобы умереть, а для того, чтобы решительно привести в исполнение свое намерение, которому ничто теперь не могло противостоять.
Около одиннадцати часов утра, то есть когда распространилась весть “герцог Анжуйский при смерти” и все разошлись, оставив короля, потрясенного этим новым несчастьем, Анри постучался в дверь к брату, который, проведя часть ночи в дороге, ушел к себе отдыхать.
— А, это ты! — в полусне спросил Жуаез. — В чем дело?
— Я пришел проститься с тобой, брат, — ответил Анри.
— Как проститься?.. Ты уезжаешь?
— Да, уезжаю и полагаю, что теперь меня здесь уже ничто не удерживает.
— Как ничто?
— Конечно. Празднества, на которых я по твоему желанию должен был присутствовать, не состоятся, обещание меня больше не связывает.
— Ты ошибаешься, Анри, — возразил адмирал. — Как я не позволил бы тебе уехать вчера, так не разрешаю и сегодня.
— Хорошо. Но раз так, то я в первый раз в жизни, к величайшему своему сожалению, не подчинюсь твоему приказу и тем самым выкажу тебе неуважение. Ибо с этой минуты, прямо говорю тебе, Анн, ничто не отвратит меня от пострижения.
— А разрешение, которое должно прийти из Рима?
— Я буду дожидаться его в монастыре.
— Ну, так ты действительно обезумел! — вскричал Жуаез. Он вскочил с кровати, и на лице его изобразилось величайшее изумление.
— Напротив, мой дорогой, мой глубоко чтимый брат, я мудрее всех, ибо лишь один я знаю, что делаю.
— Анри, ты обещал подождать месяц.
— Невозможно, брат.
— Ну, хоть неделю.
— Ни единого часа.
— Видно, ты ужасно страдаешь, бедный мой мальчик.
— Наоборот, я больше не страдаю и потому ясно вижу, что болезнь моя неизлечима.
— Но, друг мой, не из бронзы же эта женщина. Ее можно разжалобить, я сам займусь этим.
— Невозможного ты не сделаешь, Анн. К тому же, если бы она теперь и смягчилась, я сам откажусь от ее любви.
— Только этого не хватало!
— Это так, брат!
— Как! Если бы она согласилась стать твоей, ты бы ее не захотел? Но это же просто сумасшествие, черт побери!
— О, нет, нет! — вскричал Анри, и в голосе его слышался ужас. — Между мною и этой женщиной не может быть ничего.
— Что все это значит? — спросил изумленный Жуаез. — И что же это за женщина? Скажи мне наконец, Анри. Ведь у нас никогда не было друг от друга секретов.
Анри уже опасался, что и так сказал слишком много и что, поддавшись чувству, которого не сумел сейчас скрыть, он приоткрыл некую дверь и через нее взгляд его брата сможет проникнуть в ужасную тайну, скрытую в его сердце. Поэтому он тут же впал в другую крайность и, как это бывает в подобных случаях, желая ослабить впечатление от вырвавшихся у него неосторожных слов, произнес еще более неосторожные.
— Брат, — сказал он, — не оказывай на меня давления, эта женщина не может быть моей, она теперь принадлежит Богу.
— Какой вздор, граф! Эта женщина — монашка? Она тебе солгала.
— Нет, брат, эта женщина мне не солгала, она — госпитальерка. Не будем же о ней говорить и отнесемся с уважением ко всем, кто вручает себя Господу.
Анн сумел овладеть собой и не показать Анри, как он обрадован этой новостью.
Он продолжал:
— Это для меня неожиданность, ничего подобного ты мне никогда не говорил.
— Да, неожиданность, ибо она лишь недавно постриглась. Но я твердо уверен, что ее решение так же непоколебимо, как мое. Поэтому не удерживай меня больше, брат, но поцелуй от всего своего любящего сердца. Дай мне поблагодарить тебя за твою доброту, за твое терпенье, за твою безграничную любовь к несчастному безумцу, и прощай!
Жуаез посмотрел брату в глаза. Он смотрел растроганно, рассчитывая на то, что этой своей растроганностью он изменит решение брата.
Но Анри остался непоколебим и ответил лишь своей неизменной грустной улыбкой.
Жуаез поцеловал брата и отпустил его.
— Ладно, — сказал он про себя, — не все еще кончено. Как ты ни торопишься, я тебя догоню.
Он пошел к королю, который завтракал в постели в присутствии Шико.
— Здравствуй, здравствуй! — сказал Генрих Жуаезу. — Очень рад тебя видеть, Анн. Я боялся, что ты проваляешься весь день, лентяй. Как здоровье моего брата?
— Увы, сир, этого я не знаю. Я пришел к вам поговорить о своем брате.
— Котором?
— Об Анри.
— Он все еще хочет стать монахом?
— Да, сир.
— Он намерен постричься?
— Да, сир.
— Он прав, сын мой.
— Как так, ваше величество?
— Да, это самый верный путь к Небу.
— О, — заметил королю Шико, — еще более верный тот, который избрал твой брат.
— Вы разрешите мне, ваше величество, задать один вопрос?
— Хоть двадцать, Жуаез, хоть двадцать. Я ужасно скучаю в Шато-Тьерри, и твои вопросы меня немного развлекут.
— Сир, вы знаете все монашеские ордена в королевстве?
— Как свой герб.
— Скажите мне, пожалуйста, что такое госпитальерки?
— Это очень небольшая община, весьма замкнутая, весьма строгих, даже суровых правил, состоящая из двадцати дам — канонисс святого Иосифа.
— Там дают обеты?
— Да, в виде исключения, по рекомендации королевы.
— Не будет ли нескромным спросить вас, где находится эта община, ваше величество?
— Конечно, нет. Она находится на улице Шеве-Сен-Ландри, в Сите, за монастырем Пресвятой Богоматери.
— В Париже?
— В Париже.
— Благодарю вас, сир.
— Но почему, черт побери, ты меня об этом расспрашиваешь? Разве твой брат переменил намерение и хочет стать не капуцином, а госпитальеркой?
— Нет, ваше величество, после того, что вы соизволили мне сказать, я не счел бы его таким безумцем. Но у меня есть подозрение, что одна из монахинь этой общины настроила его уйти от мира, и поэтому я хотел бы найти ее и поговорить.
— Разрази меня гром, — произнес король с крайне самодовольным видом, — лет семь назад я знал там очень красивую настоятельницу.
— Что ж, сир, может быть, она по-прежнему там?
— Не знаю. С того времени я сам, Жуаез, стал или почти что стал монахом.
— Прошу вас, ваше величество, — сказал Жуаез, — дайте мне на всякий случай письмо к этой настоятельнице и отпуск на два дня.
— Ты покидаешь меня? Оставляешь здесь одного?
— Неблагодарный! — вмешался Шико, пожимая плечами. — А я-то? Я ведь здесь.
— Письмо, сир, прошу вас, — сказал Жуаез.
— Но ведь тебе в Париже нечего делать, — сказал король, вручая Жуаезу письмо.
— Простите, ваше величество, я должен сопровождать брата и, во всяком случае, наблюдать за ним.
— Правильно! Ступай же, да поскорей возвращайся.
Жуаез не заставил короля повторять дважды. Он без лишнего шума велел подать лошадей и, убедившись, что Анри уже ушел, галопом помчался, куда ему было нужно.
Даже не переобувшись, молодой человек велел везти себя прямо на улицу Шеве-Сен-Ландри. Она примыкала к улицам Анфер и Мармузе.
Мрачный, внушительного вида дом, за стенами которого можно было разглядеть макушки высоких деревьев, редкие, забранные решетками окна, узкая дверь с окошечком, — таким выглядел снаружи монастырь госпитальерок.
Над входной дверью грубой рукой ремесленника были выбиты слова:
MATRONAE HOSPITES
И надпись, и самый камень уже порядком обветшали. Жуаез велел отвести своих лошадей на улицу Мармузе, опасаясь, чтобы их присутствие у ворот монастыря не наделало лишнего шума.
Затем он постучался в решетку вращающейся дверцы.
— Будьте добры предупредить госпожу настоятельницу, что герцог де Жуаез, главный адмирал Франции, хочет с ней говорить от имени короля.
Появившееся за решеткой лицо монахини покраснело под иноческой косынкой, и решетка снова закрылась.
Минут через пять дверь открылась, и Жуаез прошел в приемную.
Красивая статная женщина низко склонилсь перед Жуаезом. Адмирал отвесил поклон как человек благочестивый и в то же время светский.
— Госпожа настоятельница, — сказал он, — королю известно, что вы намереваетесь принять или уже приняли в число своих питомиц одну особу, с которой я должен побеседовать. Соблаговолите предоставить мне возможность с ней встретиться.
— Как имя этой дамы, сударь?
— Я его не знаю.
— Тогда как же я смогу исполнить вашу просьбу?
— Нет ничего легче. Кого вы приняли за последний месяц?
— Вы слишком определенно или чересчур неточно указываете мне эту особу, — сказала настоятельница, — я не могу исполнить вашего желания.
— Почему?
— Потому что за последний месяц я никого не принимала, если не считать сегодняшнего утра.
— Сегодняшнего утра?
— Да, господин герцог, и вы сами понимаете, что ваше появление через два часа после того, как она прибыла, слишком похоже на преследование, чтобы я разрешила вам говорить с нею.
— Ноя прошу вас.
— Это невозможно, сударь.
— Хотя бы покажите мне эту даму.
— Говорю вам — невозможно… К тому же, если вашего имени было достаточно, чтобы перед вами распахнулась дверь обители, то для разговора здесь с кем-либо, кроме меня, надо предъявить письменный приказ короля.
— Вот он, госпожа настоятельница, — ответил Жуаез, доставая письмо, подписанное Генрихом.
Настоятельница прочитала и поклонилась.
— Да свершится воля его величества, даже если она противоречит воле Божией.
И она направилась к выходу в монастырский двор.
— Теперь, — сказал Жуаез, учтиво останавливая ее, — вы видите, что я в своем праве. Но я не хочу злоупотреблять им и опасаюсь ошибки. Может быть, эта дама и не та, кого я ищу.
Соблаговолите сказать мне, как она к вам прибыла, по какой причине и кто ее сопровождал?
— Все это излишне, господин герцог, — ответила настоятельница, — вы не ошиблись. Дама, прибывшая лишь сегодня утром, хотя мы ожидали ее еще две недели назад, и рекомендованная мне одним лицом, которому я всецело подчиняюсь, дама эта действительно та особа, к которой у господина герцога де Жуаеза может быть дело.
С этими словами настоятельница еще раз поклонилась герцогу и ушла.
Через десять минут она возвратилась в сопровождении госпитальерки, скрывшей свое лицо под покрывалом.
То была Диана, уже облачившаяся в монашеское платье.
Герцог поблагодарил настоятельницу, предложил неизвестной даме табурет, сел тоже, и настоятельница вышла, закрыв двери пустой и мрачной приемной.
— Сударыня, — сказал тогда Жуаез без всяких вступлений, — вы — дама, жившая на улице Августинцев, таинственная женщина, которую мой брат, граф дю Бушаж, любит безумной и роковой любовью?
Вместо ответа госпитальерка наклонила голову, но не произнесла ни слова.
Это подчеркнутое нежелание говорить показалось Жуаезу оскорбительным. Он и без того был предубежден против своей собеседницы.
— Вы, наверно, полагали, сударыня, — продолжал он, — что достаточно быть или казаться красивой, что при этом можно не иметь сердца под своим прекрасным обличьем, что можно вызвать губительную страсть в душе юноши, носящего наше имя, а затем в один прекрасный день сказать ему: “Тем хуже для вас, если у вас есть сердце, а у меня его нет, и мне оно не нужно”.
— Я не так ответила, сударь, вы плохо осведомлены, — произнесла госпитальерка так благородно и трогательно, что гнев Жуаеза на миг даже смягчился.
— Слова сами по себе не имеют значения, важна суть; вы, сударыня, оттолкнули моего брата и ввергли его в отчаяние.
— Невольно, сударь, ибо я всегда старалась отдалить от себя господина дю Бушажа.
— Это называется ухищрениями кокетства, сударыня, а их последствия и составляют вину.
— Никто не имеет права обвинять меня, сударь. Я ни в чем не повинна. Вы раздражены против меня, и я больше не стану вам отвечать.
— Ого! — вскричал Жуаез, постепенно распаляясь. — Вы погубили моего брата и рассчитываете оправдаться, напуская на себя величественный вид? Нет, нет: можете не сомневаться в моих намерениях, раз уж я сюда явился. Я не шучу, клянусь вам, вы видите, как у меня дрожат руки, губы, — по одному этому вы можете понять, что вам придется прибегнуть к основательным доводам, чтобы поколебать меня.
Госпитальерка встала.
— Если вы явились сюда, чтобы оскорблять женщину, — сказала она все так же хладнокровно, — оскорбляйте меня, сударь. Если вы явились, чтобы заставить меня изменить мое решение, то попусту теряете время. Лучше уходите.
— Вы не человеческое существо, — вскричал выведенный из себя Жуаез, — вы демон!
— Я сказала, что не стану отвечать. Теперь этого недостаточно, я ухожу.
И госпитальерка направилась к двери.
Жуаез остановил ее:
— Постойте! Слишком долго я искал вас, чтобы так просто отпустить. И раз уж мне удалось до вас добраться, раз ваша бесчувственность окончательно подтверждает мое первое предположение, что вы исчадие ада, посланное врагом рода человеческого, чтобы погубить моего брата, я хочу видеть ваше лицо, на котором запечатлены все самые мрачные угрозы преисподней, я хочу встретить пламя вашего взора, сводящего людей с ума. Померяемся силами, сатана!
И Жуаез, одной рукой сотворив крестное знамение, чтобы сокрушить силы ада, другой сорвал покрывало с лица госпитальерки. Но она невозмутимо, без гнева, без малейшего упрека устремив ясный и кроткий взгляд на того, кто ее так жестоко оскорбил, сказала:
— О, господин герцог, то, что вы сделали, недостойно дворянина!
Жуаезу показалось, что ему нанесен удар прямо в сердце. Безграничная кротость этой женщины смягчила его гнев, се красота смутила его.
— Да, — прошептал он после продолжительного молчания, — вы прекрасны, и Анри не мог не полюбить вас. Но Бог даровал вам красоту лишь для того, чтобы вы изливали се как некое благоухание на человека, который будет связан с вами на всю жизнь.
— Сударь, разве вы не говорили со своим братом? Но может быть, если вы с ним и говорили, он не счел нужным довериться вам во всем. Иначе вы узнали бы от него, что со мной не было так, как вы говорите: я любила, а теперь больше не буду любить, я жила, а теперь должна умереть.
Жуаез не сводил глаз с Дианы. Огонь ее всемогущего взгляда проник до глубины его души, подобно струям вулканической лавы, при одном приближении которых расплавляется бронза статуй.
Этот огонь уничтожил всю грубую породу в сердце адмирала, словно в тигле, распадающемся на части оттого, что теперь в нем плавится и кипит уже только чистое золото.
— О да, — произнес он еще раз, понизив голос и все еще нс сводя с нее взгляда, в котором быстро угас гнев, — О да, Анри должен был вас полюбить… О сударыня, на коленях молю вас: сжальтесь, полюбите моего брата!
Диана по-прежнему стояла холодная и молчаливая.
— Не допустите, чтобы из-за вас терзалась целая семья, не губите нашего рода — ведь один из нас погибнет от отчаяния, а другие от горя.
Диана не отвечала, продолжая грустно смотреть на склонившегося перед нею молящего ее человека.
— О, — вскричал наконец Жуаез, яростно схватившись за грудь судорожно сжатыми пальцами, — о, сжальтесь над моим братом, надо мною самим! Я горю! Ваш взор испепелил меня!.. Прощайте, сударыня, прощайте!
Он встал с колен, словно безумный, сорвал задвижку с двери приемной и в исступлении бежал к своим слугам, ожидавшим его на углу улицы Анфер.
XXVII
ЕГО СВЕТЛОСТЬ ГЕРЦОГ ДЕ ГИЗ
В воскресенье 10 июня около одиннадцати часов утра весь двор собрался в комнате перед кабинетом, где со времени своей встречи с Дианой де Меридор медленно умирал герцог Анжуйский.
Ни искусство врачей, ни отчаяние его матери, ни молебны, заказанные королем, не в силах были предотвратить рокового исхода.
Утром 10 июня Мирон объявил королю, что болезнь неизлечима и что Франсуа Анжуйский не проживет и дня.
Король сделал вид, что поражен величайшим горем, и, обернувшись к присутствующим, сказал:
— Теперь-то враги мои воспрянут духом.
На что королева-мать ответила:
— Судьбы наши в руках Божиих, сын мой.
А Шико, скромно стоявший в скорбной позе неподалеку от короля, совсем тихо прибавил:
— Надо, насколько это в наших силах, помогать Господу Богу, ваше величество.
Около половины двенадцатого больной покрылся мертвенной бледностью и перестал видеть. Рот его, дотоле полуоткрытый, закрылся. Прилив крови, который уже в течение нескольких дней ужасал присутствующих, как некогда кровавый пот Карла IX, внезапно прекратился, и конечности похолодели.
Генрих сидел у изголовья брата. Екатерина, сидя между стеной и кроватью, держала в своих руках ледяную руку умирающего.
Епископ города Шато-Тьерри и кардинал де Жуаез читали отходную. Все присутствующие, стоя на коленях и подняв сложенные вместе ладони рук, повторяли слова молитвы.
Около полудня больной открыл глаза. Солнце выглянуло из-за облака и залило кровать золотым сиянием. Франсуа, дотоле не двигавший ни одним пальцем, Франсуа, чье сознание было затуманено, как за мгновение до того солнце, поднял руку к небу, словно охваченный ужасом.
Он огляделся кругом, услышал молитвы, почувствовал, как болен и слаб, понял свое состояние, может быть, потому, что ему уже мерещился тот мир, темный и зловещий, куда, покинув землю, уходят некоторые души.
Тогда он испустил громкий вопль и ударил себя по лбу с такой силой, что все собравшиеся вздрогнули.
Потом он нахмурился, словно мысленно постигал одну из тайн своей жизни.
— Бюсси, — прошептал он, — Диана!
Этого последнего слова не слышал никто, кроме Екатерины, — таким слабым голосом произнес его умирающий.
С последним звуком этого имени Франсуа Анжуйский испустил дух.
И в тот же самый миг по странному совпадению солнце, заливавшее своими лучами герб французского королевского дома с его золотыми лилиями, исчезло. И лилии эти, подобные еще недавно созвездиям столь же ослепительным, как те, настоящие, которые взор мечтателя ищет в ночном небе, — лилии эти, так ярко сиявшие лишь мгновение тому назад, поблекли и слились с лазурным фоном, по которому они были рассыпаны.
Екатерина выпустила из своей руки руку сына.
Генрих III вздрогнул и, трепеща, оперся на плечо Шико, тоже вздрогнувшего, но только из благоговения, свойственного верующему христианину перед лицом смерти.
Мирон поднес к губам Франсуа золотой дискос и, осмотрев его спустя несколько секунд, сказал:
— Его высочество скончался.
В ответ на это из прилегающих комнат донесся многоголосый стон, словно аккомпанемент псалму, который вполголоса читал кардинал: “Cedant inequitates meae advocem deprecationis meae…”
— Скончался! — повторил король, осеняя себя крестным знамением в глубине своего кресла. — Брат мой, брат мой!
— Единственный наследник французского престола, — прошептала Екатерина. Отойдя от кровати усопшего, она вернулась к последнему оставшемуся у нее сыну.
— О! — сказал Генрих. — Престол этот уж слишком широк для короля без потомства. Корона велика для одной головы…
У меня нет детей, нет наследников!.. Кто станет моим преемником?
Не успел он договорить, как на лестнице и в залах послышался сильный шум.
Намбю бросился к комнате, где лежал покойный, и доложил:
— Его светлость герцог де Гиз.
Пораженный этим ответом на заданный им вопрос, король побледнел, встал и взглянул на мать.
Екатерина была еще бледнее сына. Услышав это случайно прозвучавшее роковое для ее рода предсказание, она схватила руку короля и сжала ее, словно говоря: “Вот она, опасность… но не бойтесь, я с вами!”
Сын и мать поняли друг друга, испытав общий для них страх перед лицом общей угрозы.
Появился герцог в сопровождении своей свиты. Он вошел с высоко поднятой головой, хотя глаза его не без смущения искали короля или же смертное ложе герцога.
Генрих III, стоя с тем величием, которое он, натура по-своему артистическая, порою умел почерпнуть в себе, остановил герцога властным движением руки, указав ему на измятую в агонии кровать, где покоились царственные останки.
Герцог склонился и медленно опустился на колени.
Все, кто его окружал, тоже склонили головы и опустились на одно колено.
Лишь Генрих III со своей матерью стояли, и во взгляде короля в последний раз вспыхнула гордость.
Шико заметил этот взгляд и шепотом прочитал другой стих из псалмов: “Dijiciet potentes de sede et exaltabit humiles”.
КОММЕНТАРИИ
стр.
5 кантон — федеральная единица в Швейцарии.
Монтрейль, Венсен, Сен-Мор — пригороды Парижа.
8 Генрих Газ (1550–1588) — герцог из французского аристократического рода, боковой ветви Лотарингского герцогского дома. Известный государственный деятель и полководец, глава католической партии в период религиозных войн во Франции, один из инициаторов резни протестантов во время Варфоломеевской ночи 1572 года. Став в 1576 г. во главе Католической лиги, стремился занять французский престол, но был убит по приказу Генриха III Валуа.
11 гельвет — представитель кельтского племени, жившего в последние века до н. э. — начале н. э. в северо-западной части современной Швейцарии.
12 герцог Анжуйский — Франсуа де Валуа (1554–1584), младший сын Генриха II и Екатерины Медичи. Носил титул герцога Алансонского, после вступления на престол его брата Генриха III получил титул герцога Анжуйского. Принимал непосредственное участие во всех заговорах против своих старших братьев, Карла IX и Генриха III.
15 прево — во Франции в XI–XVIII вв. королевский чиновник, обладавший в подведомственном ему административно-судебном округе судебной, фискальной и военной властью.
16 кираса — металлические латы, защищавшие спину и грудь от ударов холодным оружием.
Бенвенуто Челлини (1500—1571) — известный итальянский скульптор, ювелир, писатель. Работал одно время при дворе французских королей.
27 Мария Стюарт (1542–1587) — супруга Франциска И, королева Франции в 1559–1560 гг., королева Шотландии в 1560–1568 гг. Екатерина Медичи (1519–1589) — французская королева, жена Генриха II Валуа с 1547 г.
28 пэр — звание представителей высшего слоя феодалов во Франции и Англии.
30 Гиппократ (ок. 460—ок. 370 до н. э.) — древнегреческий врач. С име нем Гиппократа связано представление о высоком моральном облике врача и его компетентности.
Гален (ок. 130—ок. 200) — древнеримский врач, дал первое описание целостного организма. Обобщил античные представления медицины в виде единого учения.
32 кардинал Лотарингский — герцог Шарль де Гиз (1525–1574), один из вождей католического движения во Франции, организатор Католической лиги.
Варфоломеевская ночь — массовое избиение гугенотов католиками в ночь на 24 августа 1572 года (день святого Варфоломея) в Париже, организованное Екатериной Медичи и Гизами.
Лига (святая Лига) — католический союз, основанный в 1576 г. герцогом де Гизом для борьбы с последователями Реформации во Франции и для защиты католической веры. Лига стремилась устранить с престола Генриха III и возвести на него правителя из рода Гизов.
34 председатель парламента — во Франции парламент того времени представлял высшую судебную инстанцию; Бриссон (Барнабэ) (1531–1591) — председатель Парижского парламента, автор сборника юридических нормативных материалов “Кодекс Генриха Ш”.
37 герцог Пармский — имеется в виду Александр Фарнезе (1545–1592), испанский полководец, герцог Пармы и Пьяченци, с 1586 г. наместник испанского короля в Нидерландах.
39… когда Лазарь уронил ему... — в Библии говорится о нищем Лазаре из притчи Господа о загробной участи праведных и грешных. Один богатый грешник, который мучился после своей смерти в аду, увидев в раю Лазаря, просил его омочить перст водою и прохладить ему язык, но Авраам, стоявший рядом с Лазарем, ответил ему, что грешник уже получил свое доброе при жизни, а Лазарь — злое, нынче же грешник страдает, а Лазарь утешается.
44 Майен — епископ Майенский Шарль де Лоррен (1554–1611), родной брат Генриха де Гиза, его соратник и участник всех его заговоров.
45 Гавриил — один из семи архангелов, возносящий молитву людей к Богу. Он послан был Богом возвестить Пресвятой Деве Марии рождение от нее Спасителя.
54 …тюдобно чудовищу Ипполита… — в древнегреческой мифологии Ипполит, сын Тесея, отверг любовь своей мачехи Федры. Желая отомстить, Федра навлекла на него гнев бога Посейдона: тот наслал на Ипполита морское чудовище, которое испугало коней, бросившихся в пропасть вместе с Ипполитом.
56 рейтар — в европейских армиях XVI–XVII вв. всадник тяжелой кава лерии, преимущественно из наемников.
60 Клеопатра (69–30 до н. э.) — последняя царица Египта с 51 до н. э., из династии Птоломеев, одна из самых образованных и красивых женщин своего времени.
65 Карл V (1500—1558) — император Священной Римской империи в 1519–1556 гг., испанский король в 1516–1556 гг., из династии Габсбургов.
Амадис — герой средневекового рыцарского романа “Амадис Галльский”, идеал рыцарства и благородства.
Агритш Теодор д’Обинъе (1552–1630) — французский поэт и историк. Один из виднейших деятелей протестантского движения.
68 император Пертинакс — имеется в виду Пертинакс Публий (126–193), римский император.
74 король Наваррский — Генрих IV Бурбон (1553–1610), король Наварры, впоследствии король Франции, принадлежал к боковой ветви рода Бурбонов. Сын Антуана Бурбона, герцога Вандомского и Жанны Д’Альбре, королевы Наварры.
79 филистимляне — народ, населявший в XII в. до н. э. юго-восточное побережье Средиземного моря. Исторические книги Ветхого Завета изобилуют повествованиями о битвах иудеев с филистимлянами, о переменных победах и поражениях того и другого народа. В переносном смысле — язычники, иноверы.
85 Беарнец — имеется в виду Генрих Наваррский, носивший до 1562 г. титул принца Беарнского.
госпожа де Монпансье — Катрин-Мари де Лоррен герцогиня де Монпансье (1552–1596), принимавшая активное участие в Религиозных войнах и заговорах Католической (Святой) лиги.
87 Сен-Мегрен — Поль де Коссад, граф де Сен-Мегрен, фаворит Генриха III, в 1578 г. был убит по приказу герцога де Гиза.
90 …при Жарнаке и Монконтуре… — под Жарнаком в 1569 г. католическая армия Генриха III Валуа (тогда еще герцога Анжуйского) победила протестантское войско принца Конде; при Монконтуре в 1569 г. Генрих Валуа одержал победу над армией адмирала Колиньи.
97 Сен-Жермен-Л Осеруа — церковь в Париже напротив Лувра. Ее коло кола дали сигнал к началу массового избиения гугенотов католиками в Варфоломеевскую ночь.
102 Самсон — в Библии говорится о Самсоне, сыне Маноя. Самсон был знаменит своей необыкновенной физической силой, заключавшейся, по преданию, в его длинных волосах.
103…с тех пор, как он вернулся из Польши… — в 1572 г. пресеклась Польская королевская династия Ягеллонов, и на польский трон был избран Генрих Валуа. В 1574 г. после смерти своего старшего брата Карла IX он спешно вернулся из Польши и наследовал французский престол под именем Генриха III.
108 архангел Михаил — в Библии говорится об архангеле Михаиле, “великом князе, стоящем за сынов народа…” В книге Откровение Иоанна описывается битва на небе, в которой архангел Михаил и ангелы воевали против дракона.
камергер — придворное звание старшего ранга. Отличительный знак — ключ на голубой ленте.
111 кардинал де Бурбон — Карл Бурбонский (1523–1590), руанский архиепископ.
118 госпожа де Конде — Мария Клевская (1553–1574), принцесса Конде, дочь Франсуа Неверского.
149 схизматик — так католическая и православная церковь называла раскольников.
150 …Цезарь взывал к своему убийце: “И ты, Брут!.. ”— в убийстве императора Гая Юлия Цезаря принимал участие Марк Юлий Брут, считавшийся не только его лучшим другом, но и сыном. Выражение “И ты, Брут!” означает измену человека, которому больше всего доверял.
153 Светоний — Светоний Гай Транквилл (ок. 70—ок. 140), римский историк и писатель.
160 мидяне — жители Мидии, исторической области на северо-западе Иранского нагорья в VII–VI вв. до н. э.
ландскнехт — немецкий наемный пехотинец в XV–XVII вв.
161 Фарнезский Геркулес — античная статуя, изображающая Геркулеса отдыхающим после совершенного им подвига.
162 святой Георгий — божественный воитель. Обычно изображается побеждающим дракона, как символ победы христианства над язычеством.
163 …не промахнется по ноблю с розой… — ноблем назывались английские монеты. Во второй половине XV в. получил распространение нобль с розой, названный так по эмблеме, выгравированной на монете. мулине — один из фехтовальных приемов.
берейтор — специалист, обучающий верховой езде; здесь — телохранитель.
186… взвалить ворота Газы… — когда Самсон вошел в филистимлянскую крепость Газу, жители города решили, что они поймали богатыря и заперли ворота. Однако Самсон выломал ворота и унес их с собой. Голиаф — в Библии говорится о великане-филистимлянине, обладавшем необыкновенной физической силой.
194 эшевен — (помощник бургомистра) в городах средневековой Франции должностное лицо с административными или судебными функциями.
198 бильбоке — игра привязанным к палочке шариком, который подбрасывается и ловится на острие палочки или в чашечку.
223 Большой и Малый Шатле — название двух крепостей в Париже. В одной из них помещалось судейское ведомство, в другой была тюрьма.
225 Иль-де-Франс — историческая область в центре Франции.
226 Юдифь — в Библии говорится о Юдифи из Ветилуи, которая избавила Иудею от вавилонского полководца Олоферна. Как повествуется в Книге Иудеев, около 589 г. до н. э. Олоферн осадил еврейский город Ветилую. Юдифь, богатая иудеянка, проникла в лагерь неприятеля и убила Олоферна, заставив тем самым вавилонские войска снять осаду и покинуть пределы Иудеи.
230 герирг Гиз-старший — то есть Франсуа де Гиз, герцог Лотарингский (1519–1563) — известный французский полководец.
234 Карл IX (1550–1574) — французский король с 1560 г., из династии Валуа, сын Генриха II и Екатерины Медичи.
235 Бурбоны — французский аристократический род, ведущий свое начало от графа Робера Клермонского, пятого сына Людовика IX Святого. С 1589 г. — правящая королевская династия.
Гораций Флакк Квинт (65—8 до н. э.) — римский поэт, философ.
237… с цицероновскими оборотами… — то есть правильная, классическая латынь. Цицерон Марк Туллий (106—43 до н. э.) — римский политический деятель и оратор.
238 Тит Лукреций Кар — римский поэт и философ I века до н. э.
Мишель де Монтень (1533–1592) — французский философ-гуманист. Его книга “Опыты” (1580–1588) направлена против схоластики и догматизма.
239 Эвр, Нот, Аквилон, Борей — в греческой мифологии боги ветров.
…подобно сыну Оилея… — в греческой мифологии было два Аякса: Аякс сын Оилея и Аякс, сын Теламона. Здесь ошибка А.Дюма — имеется в виду Аякс Теламонид, который в споре о доспехах Ахилла был побежден Одиссеем и, обезумев от горя, стал убивать баранов, принимая их за врагов. Придя в себя и узнав истину, Аякс покончил с собой.
240… что произошло с Диомедом, когда он ранил Венеру… — в древнегреческом эпосе об осаде Трои говорится, что ахейский герой Диомед напал в разгар битвы на Энея, сына Афродиты, богини любви. Мать Энея пыталась спасти своего сына, но Диомед ранил ее в руку и только стараниями бога Аполлона Афродита и ее сын были спасены.
242 Эол — в древнегреческой мифологии герой, управлявший ветрами.
243 Ксенофонт (ок. 430–355 или 354 до н. э.) — древнегреческий писатель, историк и полководец.
247 Жак Клеман (1567–1589) — доминиканский монах, убийца Генриха III.
261 Елизавета I Тюдор (1533–1603) — английская королева с 1558 г., из династии Тюдоров, дочь Генриха VIII и Анны Болейн.
267 Магдалина — в Библии говорится о Марии из галилейского города Магдалы (отсюда имя Магдалина), которая была исцелена Господом от злых духов и после этого сопровождала Господа во время Его земной жизни.
Жак Калло (1592 или 1593–1635) — французский график.
…которыми она впоследствии оботрет облитые благовониями ноги Христа… — в Библии говорится, что помазала миром ноги Христа и отерла затем их своими волосами не Мария Магдалина, а Мария, сестра Лазаря.
268 Петроний Гай (? — 66 н. э.) — римский писатель.
269 ковчег Давида — в Библии говорится, что Давид, царь Иудеи, овладел городом Сионом и сделал его своей столицей. Туда и был переправлен Ковчег Завета.
273 фурьер — военнослужащий младшего командного состава.
279 …схватили за плащ, как Иосифа… — в Библии говорится об Иосифе, сыне Иакова и Рахили. Иаков любил сына за его невинность и простосердечие и подарил ему богатое и длинное платье. Завидовавшие ему братья сначала хотели убить его, но затем передумали и тайно продали в рабство, сняв предварительно с него одежду, чтобы показать ее Иакову как доказательство смерти Иосифа.
284 тонзура — выбритое место на макушке, знак принадлежности к католическому духовенству.
295 Людовик XI (1423–1483) — французский король с 1461 г., из династии Валуа.
297…подобно греческому мудрецу… — фраза “Я знаю, что я ничего не знаю” приписывается древнегреческому мудрецу Сократу (ок. 470–399 до н. э.).
хоэфоры — в Древней Греции девушки, совершавшие возлияния на могилах.
298 Сорбонна — богословский колледж и общежитие для студентов и преподавателей в 1257–1554 гг. в Латинском квартале Парижа.
306 Персии, Флакк (34–62) — римский поэт-сатирик.
Ювенал Децим Юний (ок. 60—ок. 127) — римский поэт-сатирик.
313 астрагал — архитектурный профиль, имеющий форму валика, иногда украшенного нитью стилизованных бус.
Эпикур (341–270) — дневнегреческий философ-материалист.
318 Плавт Тит Макций (сер. Ill до н. э. — ок. 184) — римский комедиограф.
325 Филипп II (1527–1598) — испанский король с 1556 г., из династии Габсбургов.
328 …баиши Кастилии и львы Леона… — имеются в виду Кастильский и Леонский гербы.
329 Франциск I (1494–1547) — французский король с 1515 г., из династии Валуа.
331 Ганнибал (247 или 246–183 до н. э.) — карфагенский полководец.
святой Людовик — Людовик IX (1214–1270) — французский король с 1226 г., из династии Капетингов.
340 Цезарь Борджа (ок. 1476–1507) — итальянский политический деятель, кардинал, затем герцог Валентинуа. Для достижения своей цели Цезарь Борджа не брезговал никакими средствами.
355 обер-егермейстер — придворный чин, организующий королевскую охоту.
361 Роланд (7—778) — франкский маркграф, участник похода Карла Великого в Испанию. Погиб в битве с басками. Герой эпоса “Песнь о Роланде”.
366 фашина — туго стянутая вязанка хвороста, используемая для укрепления откосов и при строительстве оборонительных сооружений.
петарда — заряд спрессованного пороха, помещенный в металлическую или картонную оболочку.
376 …для укрощения Немейского льва… — Немейский лев — в греческой мифологии чудовищной величины зверь, которого Геракл задушил голыми руками.
377 Сулла (138—78 до н. э.) — римский полководец, консул. С 82 по 79 до н. э. — диктатор. Жизнь и деяния Суллы описаны Плутархом в “Сравнительных жизнеописаниях”.
Плутарх (ок. 45—ок. 127) — древнегреческий писатель и историк.
378 …римлянин спасся от вражеских дротиков… — в “Сравнительных жизнеописаниях” Плутарх повествует о сражении Суллы против Телезина. Сулла восседал на белом коне. Не заметив, как враги направили на него копья, он едва не погиб, но конюх вовремя успел хлестнуть плетью его коня. Конь отскочил, и Сулла был спасен.
386 корибанты — фригийские жрецы, служившие богине Кибеле, матери богов, богине плодородия; сопровождали службу пением и плясками.
387…перейти Рубикон… — Рубикон — древнее название реки на Аппенинском полуострове, которую в 49 до н. э. Юлий Цезарь, вопреки запрещению сената перешел со словами: “Жребий брошен!” Это было началом гражданской войны, в результате которой Цезарь овладел Римом.
395 Мавсол — правитель Карии в 377/376—353/352 до н. э.
427 Генрих VIII (1491–1547) — английский король с 1509 г., из династии Тюдоров.
428 герцог Альба — Альварес де Толедо Фернандо герцог Альба (1507–1582), испанский полководец, наместник в Нидерландах. дон Хуан Австрийский (1547–1578) — испанский полководец, наместник в Нидерландах в 1576–1578 годах. Побочный сын Карла V. Вильгельм I Оранский (Вильгельм Нассауский) (1533–1584) — принц, правитель Голландии, Зеландии и Утрехта. Видный деятель нидерландской буржуазной революции, лидер антииспанской дворянской оппозиции.
Филибер-Эммануил Савойский (1528–1580) — французский полководец.
герцог Неверский (1539–1595) — французский полководец.
Колиньи — Гаспар де Шатильон, адмирал Колиньи (1519–1572), видный политический и военный деятель, руководитель партии гугенотов.
Фердинанд I (1503—1564) — император Священной Римской империи с 1556 г., австрийский эрцгерцог; первый король в Чехии и Венгрии из династии Габсбургов. Брат Карла V.
429 Маргарита Австрийская (1522–1586) — герцогиня Пармская, вицекоролева Нидерландов в 1559–1567 годах.
гезы — прозвище нидерландских дворян, вставших с 1565 г. в оппозицию к испанскому королю, позднее распространилось на всех повстанцев.
430 утрехтская уния — союз семи северных провинций Нидерландов. Заключена в 1579 г. в Утрехте в ходе Нидерландской буржуазной революции.
431 …Жан Жоргиу предшественник Бальтазара Жерара… — Вильгельм Оранский был убит в 1584 г. Бальтазаром Жераром. Первая попытка убить правителя Голландии, предпринятая в 1582 г. Жаном Жорги, не удалась.
…Жан Шатель был предшественником Равальяка… — на короля Генриха IV было сделано несколько покушений. Жан Шатель, покушавшийся на его жизнь в 1594 г., не смог убить короля, но в 1610 г. Жан Равальяк, фанатик-католик, убил его.
432 Эскуриал — монастырь-дворец в Испании близ Мадрида. Резиденция испанских королей, построен для Филиппа II в 1563–1584 годах.
435 польдеры — осушенные участки побережья, защищенные дамбами от затопления морскими водами.
455 греческий огонь — зажигательная смесь, применявшаяся в VII–XV вв. в морских боях и при осаде крепостей. Греческий огонь не гасила вода. брандер — судно, нагруженное горючими и взрывчатыми веществами, которое поджигали и пускали по ветру или течению в сторону врага. 480 Аякс Теламонид — в греческой мифологии ахейский воин, участвовавший в осаде Трои. Обладал огромной физической силой.
490 …сравнить с дочерью Иаира… — в Библии говорится об Иаире, начальнике синагоги, единственную дочь которого Господь воскресил из мертвых.
499 Сен-Дени — аббатство близ Парижа, в котором покоятся останки французских королей.
506 Бонифаций VIII (ок. 1235–1303) — папа римский с 1294 г., притязал на верховенство над светскими феодалами, но потерпел поражение в борьбе с французским королем Филиппом IV.
507 …при Каннах… — в 216 до н. э. в битве при Каннах карфагенское войско под командованием Ганнибала сумело окружить и полностью уничтожить римские легионы.
…как Франциск I после битвы при Павии… — в 1525 г. у города Павия в Италии произошло сражение между войсками Франциска I и Карла V. Армия французского короля Франциска I, осаждавшая Павию, ночью была внезапно атакована и полностью разбита через два часа. Сам Франциск I попал в плен и написал в письме к своей матери: “Все потеряно, кроме чести”.
508 …Ганнибал был побежден при Заме… — около Зама римская армия Сципиона в 202 г. до н. э. разбила карфагенскую армию Ганнибала, решив исход II Пунической войны в пользу Рима.
…при Требии… — в 218 г. до н. э. близ реки Требия карфагенская армия Ганнибала разгромила римские войска.
…Тразименском озере… — в 217 г. до н. э. во время II Пунической войны у Тразименского озера карфагенская армия Ганнибала разбила римские войска.
509 паладин — в средние века доблестный рыцарь, преданный своему государю.
520 …вроде битвы при Пуатье… — в 1356 г. около Пуатье во время Столет ней войны английские войска принца Уэльского (главным образом лучники) разгромили французское рыцарское войско Иоанна II Доброго.
540 “Буколики” — произведение римского поэта Вергилия (70–19 до н. э.), где он описывает пастушескую жизнь.
542 Катон — имеется в виду Катон Младший (Утический) (95–46 до н. э.), противник Цезаря, республиканец,
543 …Иаков и ангел… — в Библии говорится о патриархе, родоначальнике народа Израильского, который вел борьбу с ангелом и был за это наречен — Израиль (Богоборец).
547 саламандра — в средневековых повериях — дух, живущий в огне и олицетворяющий стихию огня.
Гольбейн (Хольбейн) Ганс Младший (1497 или 1498–1543) — немецкий живописец и графикопохи Возрождения.
Тициан (Тициано Венеллио) (ок. 1476177 или 1489/90—1576) — итальянский живописец, глава венецианской школы Высокого и Позднего Возрождения.
549 …римский сенат объявил благодарность Варрону… — в сражении при Каннах в 216 г. до н. э. римский полководец Варрон потерпел сокрушительное поражение, но, несмотря на это, сенат вынес ему благодарность за отва1у.
557 Франсуа Рабле (1494—1553) — французский писатель-гуманист.
560 бенедиктинцы — члены католического монашеского ордена, основанного ок. 530 г. Бенедиктом Нурсийским в Италии.
572 нижний кварт, верхний терц — фехтовальные приемы.
585 святой Иероним — Евсевий Софроний Иероним (ок. 340—ок. 420), выдающийся теолог, автор латинского перевода Библии.
590 Баярд — Пьер дюТеррайль, сеньор де Баярд (1476–1524), французский военачальник, прозванный за храбрость “рыцарем без страха и упрека”.
Сикст V — папа римский с 1585 по 1590 г., известен своей реформаторской деятельностью и участием в религиозных раздорах во Франции.
594 августинцы — члены нищенствующего ордена; основан в середине XIII века в Италии.
595 тиара святого Петрй — тройная корона папы римского; первым римским епископом был святой Петр.
602 Клеман Маро (1496–1553) — французский поэт.
Пьер деРонсар (1524–1585) — французский поэт, глава “Плеяды”.
613 госпитальерки — члены католического ордена, основанного в Палестине в начале XII века. Члены ордена давали обет безбрачия и бедности.
622 капуцин — член католического монашеского ордена (ветвь ордена францисканцев).
notes
Назад: XV О ТОМ, КАК ГЕНРИХ, ПОЛУЧИВ ИЗВЕСТИЯ С ЮГА, ПОЛУЧИЛ ВСЛЕД ЗА ТЕМ ИЗВЕСТИЯ С СЕВЕРА
Дальше: Примечания
