XVII
Мы прибыли в Венсен без пяти девять.
Еще одна коляска остановилась одновременно с нашей: это прибыл г-н де Шато-Рено.
Мы въехали в лес двумя разными дорогами, но наши кучера должны были поставить коляски радом на большой аллее.
Через несколько минут все были на месте встречи.
— Господа, — сказал Луи, — никаких соглашений.
— Однако… — проговорил я, приближаясь.
— О мой друг, помните, что после того доверия, которое я вам оказал, вы не должны ни на чем настаивать.
Я склонил голову перед этой безоговорочной волей, которая была для меня волей свыше.
Мы оставили Луи у коляски, а сами направились к господам де Буасси и де Шатограну.
Барон де Джордано держал в руке ящик с пистолетами.
Мы обменялись приветствиями.
— Господа, — сказал барон Джордано, — в наших обстоятельствах уместно будет ограничиться самыми короткими приветствиями, потому что с минуты на минуту нам могут здесь помешать. Наша обязанность была принести оружие — вот оно. Можете его проверить, оно только что куплено у оружейного мастера, и мы даем слово, что господин Луи де Франки его даже не видел.
— Излишне было давать слово, сударь, — ответил виконт де Шатогран, — мы знаем, с кем имеем дело.
И, взяв один пистолет, в то время как г-н де Буасси взял другой, оба секунданта проверили их исправность и уточнили калибр.
— Это пистолеты для обычной стрельбы, ими еще не пользовались, — сказал барон. — Теперь надо договориться, будет ли использоваться двойной спуск.
— Но, — заметил г-н де Буасси, — я считаю, что каждый может действовать по своему усмотрению и придерживаться своих привычек.
— Хорошо, — сказал барон Джордано, — приятно, когда шансы равны.
— Тогда вы предупредите господина де Франки, а мы предупредим господина де Шато-Рено.
— Решено, — продолжал барон де Джордано. — Мы привезли оружие, а вам его заряжать.
Молодые люди взяли по пистолету, строго отмерили одинаковое количество пороха, взяли наугад две пули и вбили их в дула деревянными молотками.
Во время этой операции (у меня не было ни малейшего желания принимать в ней участие) я подошел к Луи, встретившему меня улыбкой.
— Не забудьте, о чем я вас просил, — сказал он мне, — и добейтесь от Джордано — я его также просил об этом в оставленном ему письме, — чтобы он ничего не рассказывал ни моей матери, ни брату. Позаботьтесь также о том, чтобы газеты ни словом не обмолвились об этом деле, или уж если и напишут что-нибудь, то пусть не упоминают имен.
— Вы все еще находитесь в этом ужасном убеждении, что дуэль будет для вас роковой? — спросил я.
— Я убежден в этом больше чем когда-либо. Вы мне, по крайней мере, оставьте это право, хорошо? Я должен встретить смерть как настоящий корсиканец.
— Ваше спокойствие, мой дорогой де Франки, велико, и это дает мне надежду, что вы сами в это не верите.
Он достал часы.
— Мне осталось жить еще семь минут, — сказал он, — возьмите, вот мои часы, сохраните их, я вас прошу, в память обо мне: это великолепный брегет.
Я взял часы и пожал руку де Франки.
— Надеюсь вернуть их вам через восемь минут, — возразил я.
— Не будем больше об этом говорить, видите, к нам вдут, — ответил он.
— Господа, — обратился к нам подошедший виконт де Шатогран, — здесь справа должна быть поляна, которой я сам воспользовался в прошлом году. Давайте ее поищем. Это будет лучше, чем в аллее, где нас могут увидеть и помешать.
— Ведите нас, сударь, — отозвался барон Джордано Мартелли, — мы пойдем за вами.
Виконт пошел первым, мы направились следом, образуя две группы. Действительно, скоро мы оказались, после тридцати шагов почти незаметного спуска, посреди поляны, которая раньше несомненно была дном водоема наподобие пруда в Отёе. После того как водоем высох, образовался овраг, окруженный со всех сторон склонами. Площадка как будто специально была создана, чтобы служить театром для сцены, подобной той, что должна была здесь разыграться.
— Господин Мартелли, — спросил виконт, — вы не хотите вместе со мной отсчитать шаги?
Барон утвердительно кивнул, и, идя рядом, они отмерили двадцать шагов.
Я на несколько секунд вновь остался один на один с де Франки.
— Кстати, — сказал он, — вы найдете мое завещание на столе, там, где я писал, когда вы вошли.
— Хорошо, — ответил я, — будьте спокойны.
— Господа, если вы готовы… — произнес виконт де Шатогран.
— Я готов, — ответил Луи. — Прощайте, мой друг, спасибо за все, что вы сделали для меня, не считая того, — добавил он с печальной улыбкой, — что вы для меня еще сделаете.
Я взял его за руку: она была холодной, но не дрожала.
— Послушайте, — сказал я ему, — забудьте видение этой ночи и цельтесь как можно лучше.
— Вы помните "Фрейшютца"?
— Да.
— Значит, вы знаете, что всякая пуля летит к своей цели. Прощайте!
По дороге он встретил барона Джордано (тот держал предназначенное ему оружие), взял пистолет, взвел курок, даже не посмотрев на него, пошел на свое место, отмеченное носовым платком.
Господин де Шато-Рено уже стоял на своей позиции.
В полном молчании оба молодых человека обменялись приветствиями со своими секундантами, затем с секундантами своих противников, а потом друг с другом.
Господин де Шато-Рено казался привычным к подобного рода делам. Он улыбался как человек, уверенный в своих силах. Возможно, он знал, что Луи де Франки сегодня впервые взял в руки пистолет.
Луи был спокоен и холоден; его красивая голова была похожа на мраморное изваяние.
— Итак, господа, — объявил Шато-Рено, — вы видите, мы ждем.
Луи посмотрел на меня в последний раз, а потом, улыбнувшись, поднял глаза к небу.
— Господа, приготовьтесь! — дал команду Шатогран.
Затем он стал считать, хлопая в ладоши:
— Один… два… три…
Два выстрела слились в один.
В это же мгновение я увидел, как Луи де Франки, дважды обернувшись вокруг себя, опустился на одно колено.
Шато-Рено остался стоять: слегка был задет лишь лацкан его редингота.
Я поспешил к Луи де Франки.
— Вы ранены? — спросил я.
Он попытался мне ответить, но не смог: на губах его появилась кровавая пена.
Тогда он бросил пистолет и поднес руку к правой стороне груди.
Мы с трудом рассмотрели на его рединготе дырку, в которую бы мог войти кончик мизинца.
— Господин барон, — закричал я, — бегите в казарму и приведите полкового хирурга.
Но де Франки собрал силы и остановил Джордано, сделав ему знак, что это уже бесполезно.
Тут он упал на второе колено.
Господин де Шато-Рено тотчас удалился, но оба его секунданта приблизились к раненому.
Мы же тем временем расстегнули редингот и разорвали жилет и рубашку.
Пуля вошла под шестым ребром справа и вышла немного выше левого бедра.
При каждом вздохе умирающего кровь толчками выливалась из обоих отверстий.
Было очевидно, что рана смертельна.
— Господин де Франки, — сказал виконт де Шатогран, — мы огорчены, поверьте, всей этой печальной историей и надеемся, что вы не держите зла на господина де Шато-Рено.
— Да… да… — пробормотал раненый, — да, я прощаю его… но пусть он уедет… пусть он уедет…
Затем он с трудом повернулся ко мне.
— Помните о своем обещании, — проговорил он. — А теперь, — сказал он, улыбаясь, — посмотрите на часы.
Он вновь упал и тяжело вздохнул.
Это был его последний вздох.
Я посмотрел на часы: было ровно девять часов десять минут.
Потом я закрыл глаза Луи де Франки: он был мертв.
Мы отвезли труп домой, в то время как барон Джордано поехал сделать заявление в комиссариат полиции квартала; вместе с Жозефом я поднял его в комнату.
Бедный слуга заливался горькими слезами.
Входя, я помимо своей воли посмотрел на часы. Они показывали девять часов десять минут.
Конечно, их просто забыли завести, и они остановились, отмечая это время.
Через минуту барон Джордано вернулся вместе с судебными исполнителями; предупрежденные им, они принесли свои печати, чтобы опечатать квартиру.
Барон хотел отправить письма друзьям и знакомым умершего, но я попросил его прежде прочитать письмо, которое написал ему Луи де Франки перед нашим уходом.
Это письмо содержало просьбу скрыть от Люсьена причину смерти его брата, никого не посвящать в эту тайну и похороны устроить скромно и без шума.
Барон Джордано взял на себя все хлопоты, а я сразу же навестил господ де Буасси и де Шатограна, чтобы попросить их хранить молчание об этом трагическом поединке и предложить г-ну де Шато-Рено на какое-то время покинуть Париж, не говоря, по какой причине они настаивают на его отъезде.
Пообещав помочь в моем деле, насколько это в их власти, они пошли к г-ну де Шато-Рено, я же отнес на почту письмо, адресованное г-же де Франки с сообщением, что ее сын умер от воспаления мозга.
