Книга: Дюма. Том 45. Жорж. Корсиканские братья. Габриел Ламбер. Метр Адам из Калабрии
Назад: XV
Дальше: XVII
XVI
В восемь часов вечера я был у г-на де Франки, чтобы узнать, нет ли для меня каких-нибудь поручений, но он попросил меня подождать до завтра, проговорив загадочно: "Ночь подскажет".
Однако на следующий день, вместо того чтобы прийти к нему к восьми часам, а этого было бы вполне достаточно, чтобы успеть на место к девяти, я был у Луи де Франки в половине восьмого.
Он уже был в своем кабинете и писал.
На звук открываемой двери он обернулся.
Я заметил, что он очень бледен.
— Извините, — сказал он мне, — я заканчиваю письмо матери. Садитесь, возьмите газету, если газеты уже пришли. Возьмите хотя бы "Прессу", там есть прелестный фельетон господина Мери.
Я взял упомянутую газету и сел, с удивлением отмечая разительный контраст между почти мертвенной бледностью Луи и его спокойным, серьезным и тихим голосом.
Я попытался читать, но глаза пробегали по строчкам, и смысл их ускользал от меня.
Прошло пять минут.
— Я закончил, — сказал он.
Он позвонил и вызвал слугу:
— Жозеф, меня ни для кого нет дома, даже для Джордано. Проведите его в гостиную. Я хочу, чтобы никто, кто бы то ни был, не помешал мне побыть десять минут наедине с этим господином.
Слуга закрыл дверь.
— Послушайте, — сказал Луи, — мой дорогой Александр. Джордано — корсиканец, и он мыслит по-корсикански, я не могу ему доверить то, что хочу. Я буду просить его сохранить тайну, и это все. Вас же я хочу попросить пообещать мне точно исполнить мои указания.
— Конечно! Это же обычная обязанность секунданта!
— Обязанность тем более важная, что вы, может быть, сможете уберечь нашу семью от второго несчастья.
— Второго несчастья? — спросил я удивленно.
— Возьмите, — он протянул мне письмо, — это то, что я написал матери, прочтите.
Я взял письмо из рук де Франки и стал читать его с возрастающим удивлением.
"Моя добрая матушка,
если бы я не знал, что Вы одновременно сильны, как спартанка, и покорны, как христианка, я бы постарался изо всех сил, чтобы приготовить Вас к ужасному событию, которое Вас потрясет. Когда Вы получите это письмо, у Вас останется всего лишь один сын.
Люсьен, мой чудный брат, люби мать за нас двоих! Позавчера у меня началось воспаление мозга. Я не обращал внимания на начальные симптомы, и врач приехал слишком поздно!
Милая матушка, мне не на что больше надеяться, разве только на чудо, но какое у меня право верить, что Бог сотворит для меня это чудо?
Я пишу Вам в момент просветления. Если я умру, то это письмо отнесут на почту через четверть часа после моей смерти, так как моя любовь к Вам эгоистична и я хочу, чтобы Вы знали, что я умер ни о чем на свете так не сожалея, как о Вашей нежности и о любви моего брата. Прощайте, матушка.
Не плачьте. Вас любила душа, а не тело, и, где бы она ни была, она будет Вас любить вечно.
Прощай, Люсьен.
Никогда не покидай нашу мать и помни, что, кроме тебя у нее никого нет.
Ваш сын,
твой брат
Луи де Франки".
Прочитав последние слова, я повернулся к тому, кто их написал.
— Итак, — сказал я, — что это значит?
— Вы не понимаете? — спросил он.
— Нет.
— Я буду убит в девять часов десять минут.
— Вы будете убиты?
— Да.
— Да вы с ума сошли! Откуда у вас подобные сумасбродные мысли?
— Я не сумасшедший и не сумасброд, мой друг… Меня предупредили, вот и все.
— Предупредили? Кто?
— Разве мой брат не рассказывал вам, — спросил Луи, улыбаясь, — что мужчины в нашей семье отличаются необычной способностью?
— Действительно, — проговорил я, чувствуя, что меня помимо воли начинает знобить. — Он говорил мне о видениях.
— Так вот, сегодня ночью ко мне явился мой отец, и именно поэтому вы нашли меня таким бледным. Вид мертвецов делает бледными живых.
Я смотрел на него с удивлением, граничащим с ужасом.
— Вы видели вашего отца сегодня ночью?
— Да.
— И он говорил с вами?
— Он объявил мне о моей смерти.
— Это был, наверное, просто страшный сон, — сказал я.
— Нет, это была страшная реальность.
— Вы спали?
— Я бодрствовал… Вы не верите в то, что отец может посетить своего сына?
Я опустил голову, ведь в глубине души я и сам верил в эту возможность.
— Как это произошло? — спросил я.
— Боже мой, очень просто и естественно. Я читал, ожидая отца, ибо знал, что, если мне грозит какая-нибудь опасность, мой отец появится. В полночь моя лампа сама собой погасла, дверь медленно открылась, и появился отец.
— Но как? — воскликнул я.
— Да как живой: в своей обычной одежде, но только очень бледный и с невидящими глазами.
— О Боже!..
— Он медленно приблизился ко мне. Я, лежа на кровати, приподнялся на локте.
"Добро пожаловать, отец", — сказал я ему.
Он приблизился ко мне, пристально на меня посмотрел, и мне показалось, что сила отцовской любви оживила этот мертвенный взгляд.
— Продолжайте… это ужасно!..
— Его губы шевелились, но странно: хотя его слова были беззвучны, я отчетливо слышал, как они звучали внутри меня, отчетливо и звонко, как эхо.
— И что он вам сказал?
— Он сказал мне: "Подумай о Боге, сын мой!"
"Я буду убит на этой дуэли?" — спросил я и увидел, как две слезы скатились из глаз призрака.
"В котором часу?"
Он показал пальцем на часы. Я посмотрел в указанном направлении. Часы показывали девять часов десять минут.
"Хорошо, отец, — ответил я. — Пусть исполнится Божья воля. Я покидаю мать — это так, но для того, чтобы соединиться с вами".
Бледная улыбка пошевелила его губы, и, сделав мне прощальный знак, он удалился.
Дверь сама открылась перед ним… Он исчез, и дверь сама закрылась.
Рассказ был так прост и бесхитростен, что стало ясно: сцена, привидевшаяся де Франки, произошла ли она на самом деле, или это плод его воспаленного сознания, была принята за реальность и, следовательно, была так же ужасна?
Я вытер пот, струившийся у меня по лицу.
— Так вот, — продолжал Луи, — вы ведь знаете моего брата, не так ли?
— Да.
— Как вы думаете, что он сделает, если узнает, что я был убит на дуэли?
— Он в ту же минуту покинет Соллакаро, чтобы драться с тем, кто вас убил.
— Правильно, и, если его тоже убьют, моя мать станет вдовой трижды: вдовой мужа и двух сыновей.
— О, я понимаю, это ужасно!
— Значит, этого нужно непременно избежать. Вот я и решил написать это письмо. Думая, что я умер от воспаления мозга, мой брат не будет никому мстить. Мать скорее утешится, если она поверит в то, что мною распорядилась воля Божья, а не рука человека. Разве только…
— Разве только?.. — повторил я.
— О! Ничего… — ответил Луи. — Я надеюсь, что этого не произойдет.
Я понял, что он, отвечая сам себе, чего-то опасался. Я не стал его больше ни о чем спрашивать.
В эту минуту дверь приоткрылась.
— Дорогой мой де Франки, — проговорил барон де Джордано, — я повиновался твоему запрету, насколько это было возможно, но уже восемь часов, а встреча в девять. Нам нужно проделать около полутора льё, и поэтому пора выезжать.
— Я готов, мой милый, — ответил Луи. — Войди. Я сказал уже все, что собирался сказать.
Он посмотрел на меня и приложил палец к губам.
— Что касается тебя, мой друг, — продолжил он, поворачиваясь к столу и беря запечатанное письмо, — то вот тебе поручение. Если со мной произойдет несчастье, прочитай это письмо и, я прошу тебя, сделай все, о чем я тебя в нем прошу.
— Хорошо!
— Вы принесли оружие?
— Да, — ответил я. — Но в последний момент я заметил, что в одном пистолете заедает собачка. Поэтому, когда будем проезжать мимо, возьмем ящик с пистолетами у Девима.
Луи посмотрел на меня, улыбаясь, и пожал мне руку. Он понял, что я не хотел бы, чтобы он был убит из моих пистолетов.
— У вас есть экипаж? — спросил Луи. — Или послать за ним Жозефа?
— Я в двухместной карете, — сказал барон, — но, потеснившись, мы уместимся там втроем. И поскольку мы уже немного опаздываем, то приедем гораздо быстрее на моих лошадях, чем в фиакре.
— В путь! — объявил Луи.
Мы спустились. У двери нас ждал Жозеф.
— Мне пойти с вами, сударь? — спросил он.
— Нет, Жозеф, — ответил Луи, — нет, это ни к чему, вы мне не нужны.
Затем, немного отстав от нас, он положил ему в руку столбик золотых монет и сказал:
— Возьмите, друг мой, и, если порой, находясь в плохом настроении, я бывал с вами резок, простите меня.
— О сударь! — воскликнул Жозеф со слезами на глазах, — что это значит?
— Тише! — проговорил Луи.
Он вскочил в коляску, сел между нами и продолжал:
— Он был хорошим слугой. (Луи последний раз посмотрел на Жозефа.) И если кто-нибудь из вас сможет ему чем-либо помочь, то я заранее признателен вам за это.
— Ты что, увольняешь его? — спросил барон.
— Нет, — с улыбкой ответил Луи, — я его покидаю, вот и все.
Мы остановились у дверей Девима только для того, чтобы взять ящик с пистолетами, порох и пули, затем тронулись в путь, пустив лошадей крупной рысью.
