Книга: А. Дюма. Собрание сочинений. Том 32. Сальватор. Часть. 1,2
Назад: XXXII ДУШЕВНЫЕ НЕВЗГОДЫ, ОТЯГОЩЕННЫЕ МАТЕРИАЛЬНЫМИ ТРУДНОСТЯМИ
Дальше: XLIV ДОБРЫЙ СОВЕТ
XXXVIII
БУЛЬВАР ИНВАЛИДОВ
Сцена, происходившая в тот же час на бульваре Инвалидов, в особняке Ламот-Уданов, хотя и была похожа по сути на две только что описанные нами, по форме значительно от них отличалась.
Любовь Рождественской Розы была похожа на бутон.
Любовь Регины приоткрыла свой венчик.
У г-жи де Маранд она расцвела пышным цветом.
Какой период в любви самый сладостный? Я всю жизнь пытался разгадать эту загадку, но так и не смог. Может быть, любовь хороша лишь в тот момент, когда она только зарождается? Или когда она развивается? Или когда, готовая вот-вот остановиться в своем развитии, она, сочный и сладкий плод, готова сорваться в золотом одеянии зрелости?
Когда солнце краше всего? На восходе? В зените? В часы, когда, клонясь к закату, оно погружает край своего пурпурного диска в теплые морские волны?
Пусть кто-нибудь другой попытается ответить на этот вопрос, мы же боимся ошибиться в поисках решения этой непосильной для нас задачи.
Поэтому мы и не беремся сказать, кто был счастливее всех: Жан Робер, Людовик или Петрус — и кто больше других наслаждался радостями любви: г-жа де Маранд, Рождественская Роза или Регина.
Но, чтобы читатели завидовали им и могли сравнивать, скажем все же, какими словами, какими взглядами, какими пьянящими улыбками любовники или, вернее, влюбленные (найдите самим, дорогие читатели, найдите сами, прекрасные читательницы, слово, передающее мою мысль: двое влюбленных? Нет, два любящих сердца, стремящиеся друг к другу, как два магнита!) — итак, какими словами, какими взглядами, какими пьянящими улыбками два любящих сердца, стремящиеся друг к другу, как два магнита, обменивались в эту светлую звездную ночь.
Петрус появился у ворот особняка около половины первого.
Он несколько раз прошелся взад и вперед по бульвару Инвалидов, желая убедиться, не следит ли за ним кто-нибудь, а затем забился в угол, образованный каменной стеной и вделанными в нее воротами.
Так он простоял минут десять, не сводя печального взгляда с запертых ставней, сквозь который не пробивалось ни единого лучика. Он стал опасаться, что Регина не сможет прийти на свидание, как вдруг услышал негромкое "хм-хм", свидетельствовавшее о том, что по другую сторону стены есть еще кто-то.
Петрус ответил таким же "хм-хм".
И, словно короткое это словечко обладало тем же магическим действием, что и "сезам", небольшая калитка в десяти шагах от ворот, повинуясь невидимой руке, распахнулась как по волшебству.
Петрус скользнул вдоль стены к калитке.
— Это вы, добрая моя Нанон? — тихо спросил Петрус, глазами влюбленного разглядев в темной липовой аллее, проходившей от калитки к дому, старую служанку, которую любой другой принял бы за привидение.
— Я, — так же тихо отозвалась Нанон, бывшая кормилица Регины.
О эти кормилицы! Взять, к примеру, любую из них: от кормилицы Федры до кормилицы Джульетты, от кормилицы Джульетты до кормилицы Регины!
— А где княжна? — спросил Петрус.
— Здесь.
— Она ждет нас?
— Да.
— Но света нет ни в спальне, ни в оранжерее.
— Она на круглой садовой поляне.
Нет, Регины там уже не было: она появилась в конце аллеи, похожая на белое видение.
Петрус полетел ей навстречу.
Их губы встретились, выговаривая по два слова:
— Дорогая Регина!
— Дорогой Петрус!
— Вы слышали, как я вошел?
— Я догадалась.
— Регина!
— Петрус!
За первым поцелуем, как эхо, последовал второй.
Регина увлекла Петруса за собой.
— На круглую поляну! — шепнула она.
— Куда прикажете, любовь моя.
И молодые люди, стремительные, словно Гиппомен и Аталанта, и бесшумные, будто сильфы и ундины, проходящие по высоким травам Брументаля, не приминая их, в одно мгновение очутились в той части сада, что звалась круглой поляной.
Это было самое прелестное гнездышко для влюбленных, какое только было можно вообразить: скрытое со всех сторон грабовыми аллеями, словно середина настоящего лабиринта, оно казалось неприступным извне; если же кому-нибудь удавалось проникнуть внутрь, было непонятно, как оттуда выбраться. Тесно посаженные деревья настолько переплелись вверху, что их кроны напоминали зеленые шелковые сети, и, когда двое влюбленных находились внутри, они чувствовали себя мотыльками, попавшими в огромный сачок.
Однако сквозь густую листву все-таки можно было рассмотреть звезды. Но до чего же робко сами звезды заглядывали в этот зеленый шатер! С какой необыкновенной предосторожностью они играли изумрудами на золотом песке!
На поляне было еще темнее, чем среди деревьев.
Регина в восхитительном белом одеянии походила на невесту.
В особняке был вечер, но Регина успела сменить вечернее платье на пеньюар из расшитого батиста с широкими рукавами, из которых выглядывали ее восхитительные обнаженные руки. Чтобы не слишком долго заставлять Петруса ждать, она не стала снимать драгоценности.
Шею Регины украшала нитка мелкого жемчуга, похожего на застывшие капли молока; два бриллианта величиной с горошину сверкали у нее в ушах; бриллиантовое ожерелье извивалось в волосах; наконец, изумрудные, рубиновые, сапфировые браслеты самых разных видов: цепочки, цветы, змейки — унизывали ее руки.
Она была просто обворожительна и напоминала луну: так же сияла белизной и чистотой и так же ослепительно сверкала!
Когда Петрус наконец остановился, вздохнул свободнее и вгляделся в нее, он был поражен. Никто лучше чем молодой человек — художник, поэт и влюбленный — не мог по достоинству оценить сказочное зрелище, которое было у него перед глазами; освещенный и трепещущий лес, мшистая почва, усеянная благоуханными фиалками и сияющими светляками! Сидевший неподалеку на ветке соловей выводил свою ночную кантилену, перебирая, будто четки, звонкие ноты. А она, Регина, стояла, опираясь на его руку, пьянящая и опьяненная — центр этой восхитительной картины, статуя розового мрамора!
Несомненно ею увлекся бы даже самый равнодушный мужчина; влюбленный же был способен потерять голову. Она была поистине сном в летнюю ночь, сном любви и счастья.
Петрус впивал опьянение этого сна.
Но самым страшным для бедного Петруса было опьянение богатством.
Разумеется, без жемчугов, бриллиантов, рубинов, изумрудов и сапфиров Регина была бы все той же красавицей, ибо она оставалась женщиной. Но ее звали Региной — разве могла она быть простой женщиной? Разве не следовало ей показать себя хоть немножко королевой?
Увы! Об этом и подумал влюбленный Петрус, печально вздохнув; он вспомнил, какое признание он должен сделать своей любимой.
Он открыл было рот, чтобы все сказать, но почувствовал, что с его губ вместо унизительного признания вот-вот сорвутся совсем другие слова, переполнявшие его душу.
— Потом, потом! — пробормотал он едва слышно.
Регина опустилась на поросшую мхом скамейку, Петрус лег у ее ног и стал осыпать поцелуями ее руки, отыскивая среди драгоценных камней место, куда приложить губы.
Регина увидела, что браслеты мешают Петрусу.
— Простите, друг мой, — сказала она. — Я пришла в том, в чем была, боясь, что заставлю вас ждать. И потом, я сама торопилась вас увидеть. Помогите мне избавиться от всех этих драгоценностей.
Она стала один за другим расстегивать браслеты, и на землю полились, будто сверкающий дождь, все эти рубины, изумруды и сапфиры, оправленные золотом.
Петрус хотел их собрать.
— О, оставь, оставь, — сказала она с беззаботностью богатой аристократки, — Нанон подберет. Вот тебе, любимый Петрус, мои руки, теперь они в полной твоей власти: нет больше цепей, пусть даже золотых; нет препятствий, даже если это бриллианты!
Что на это скажешь? Остается лишь преклонить колени и обожать!
Молодой человек так и сделал. Подобный индусу во власти восхитительного сна, молчаливого созерцания красоты или наркотического опьянения — Петрус обожал!
Наступило недолгое молчание; взгляд Петруса словно растворялся во взгляде Регины, его душа будто оживала в душе девушки.
— Ах, Регина, любимая! — вскричал он в порыве страсти. — Господь может призвать меня теперь к себе, потому что я прикоснулся руками и устами к неведомому цветку, который зовется человеческим блаженством, и не умер. Никогда, даже в мыслях, самая моя сокровенная мечта не приносила мне и частицу той радости, какую дарите мне вы, мое благодетельное божество. Я вас люблю, Регина, несказанно! Для меня не хватит времени, не хватит жизни, мне не хватит и вечности, чтобы повторять: "Я люблю тебя, Регина! Я люблю тебя!"
Молодая женщина приложила руку ему к губам.
Как мы уже сказали, Регина сидела, а Петрус лежал у ее ног. Но, целуя руку Регины, он приподнялся. Однако, обхватив другой рукой шею Регины, он вдруг поднялся на ноги.
Так получилось, что теперь она сидела, а он стоял, возвышаясь над нею во весь рост.
Тут он вспомнил о своей бедности и вздохнул.
Регина вздрогнула: она поняла, что это вздох не любви, а скорби.
— Что с вами, друг мой? — испуганно спросила она.
— Со мной? Ничего, — ответил Петрус и покачал головой.
— Да нет же, Петрус, вы печальны. Говорите, я приказываю.
— У меня были большие огорчения, дорогая.
— У вас?
— Да.
— Когда?
— В последнее время.
— И вы ничего мне не сказали, Петрус? Что случилось? Рассказывайте! Да говорите же!
Регина подняла голову, чтобы лучше видеть Петруса.
Ее глаза, полные любви, сияли так же ярко, как бриллианты, украшавшие ее волосы.
Если бы Петрус видел лишь глаза Регины, он бы, возможно, заговорил.
Но были еще бриллианты.
Бриллианты его завораживали.
Разве не жестоко было открыть этой светской даме, столь же богатой, как и красивой, что ее возлюбленный — нищий художник, чью мебель через несколько дней пустят с молотка?
Кроме того, этот нищий художник, признаваясь в своей бедности перед богатой дамой, был бы вынужден в то же время признаться своей безупречной подруге в том, что он едва не предал отца.
И мужество вновь ему изменило.
— Злая! — сказал он. — Еще бы я не был печальным, когда мне пришлось покинуть Париж и не видеться с вами целых шесть дней!
Регина потянула его к себе и подставила лоб для поцелуя.
Петрус задрожал от радости и прижался к нему губами: молодой человек светился счастьем.
В это мгновение свет нарождавшейся луны упал Петрусу прямо на лицо.
Увидев его в этом великолепном освещении, Регина восхищенно вскрикнула:
— Вы мне иногда говорите, что я красива, Петрус.
Молодой человек ее перебил.
— Я говорю это всегда, Регина! — воскликнул он. — Если не говорю, так думаю!
— Позвольте и мне сказать вам, что вы прекрасны.
— Я? — удивился Петрус.
— Разрешите вам сказать, что вы прекрасны и я вас люблю, мой благородный Ван Дейк! Знаете, я видела вчера в Лувре портрет этого великого художника; его талантом наделил вас Господь, и его именем я называю вас сейчас. Вспоминая историю, слышанную в Генуе, об отношениях Ван Дейка и графини де Бриньоле, я чуть было не сказала вам — какое счастье, Петрус, что мы не были рядом в тот момент — да, я чуть было не сказала: "Я принадлежу вам, как она принадлежала ему, потому что вы так же хороши собой, как он, а люблю я, несомненно, еще сильнее, чем она — его".
Петрус не сдержал радостного крика.
Он опустился рядом с ней и, обняв за талию, нежно привлек к себе.
Регина склонилась, словно пальма под вечерним ветерком; положив голову Петрусу на грудь, она стала с улыбкой прислушиваться к учащенному биению его сердца, и каждый удар словно говорил ей: "Регина, я люблю тебя!"
Эта красивая пара выглядела изумительно: ангелу счастья следовало бы превратить их в камень.
Слова замерли у них на губах. Что они могли сказать друг другу? Девушка ощущала на своих волосах дыхание Петруса и вздрагивала, будто мимоза от дыхания птички.
Она закрыла глаза, испытывая невыразимое наслаждение, которое дарует умирающему вера в то, что он проснется в другом мире под взглядом Всевышнего.
Так они провели целый час в этом дурманящем оцепенении; каждый из них упивался счастьем, дарил этим счастьем другого и молча им наслаждался, словно слишком явное свидетельство подобного блаженства должно было пробудить ревность в наблюдавших за ними звездах.
Но ни тот ни другая не сумели справиться с охватившим их волнением: дыхание обоих участилось, их взгляды увлажнились, их вздохи казались жалобой; кровь, будто море во время прилива, затопила их сердца и стучала в висках.
Регина очнулась первой, вздрогнув, словно ребенок, которому привиделся страшный сон, и, дрожа всем телом, приблизила губы к губам Петруса, прошептав:
— Уходи… Ступай… Оставь меня, Петрус!
— Уже?.. — промолвил молодой человек. — Так скоро?.. Почему я должен тебя оставить, Боже мой?!.
— Ступай же, любимый! Уходи… Уходи!
— Нам грозит опасность, обожаемый мой ангел?
— Да, большая, страшная опасность!
Петрус встал и огляделся.
Регина заставила его снова сесть и, испуганно улыбаясь, продолжала:
— Нет, опасность грозит вовсе не оттуда, откуда ты думаешь, друг мой.
— Где же она? — спросил Петрус.
— В нас самих, в наших сердцах, у нас на губах, в наших объятиях… Сжалься надо мной, Петрус… Я слишком сильно тебя люблю!
— Регина! Регина! — вскричал Петрус, сжал в руках голову девушки и страстно припал к ее губам.
Неизвестно, сколько длился этот пылкий и ангельски чистый поцелуй, в котором души их словно слились воедино. С неба сорвалась звезда и, казалось, упала в нескольких шагах от них.
Регина собралась с силами и вырвалась из объятий молодого человека.
— Не будем падать с небес, как эта звезда, любимый мой, — проговорила Регина, нежно глядя на Петруса прекрасными, полными слез глазами.
Тот взял ее за руку, привлек к себе и по-братски поцеловал ее в лоб.
— Перед лицом Бога, который нас видит, — сказал он, — перед звездами, его очами, целую вас в знак высочайшего уважения и самого глубокого почтения.
— Благодарю тебя, друг мой! — отозвалась Регина. — Подставь свой лоб.
Петрус повиновался, и молодая женщина вернула ему только что полученный поцелуй.
В это мгновение часы пробили трижды и появилась Нанон.
— Через полчаса начнет светать, — сказала она.
— Как видишь, Нанон, мы прощаемся, — отозвалась Регина.
И они расстались.
Но, прежде чем уйти, Регина удержала руку Петруса.
— Друг мой, — сказала она, — завтра, надеюсь, ты получишь от меня письмо.
— Я тоже надеюсь, — сказал молодой человек.
— Хорошее письмо!
— Все твои письма хороши, Регина, а последнее всегда лучше предыдущих.
— Это будет лучшее из лучших.
— Ах, Господи, я так счастлив, что мне даже страшно.
— Не бойся и будь счастлив, — успокоила его Регина.
— О чем же ты расскажешь мне в этом письме, любовь моя?
— Потерпи! Не следует ли нам оставлять немножко радости на те дни, когда мы не видимся?
— Спасибо, Регина, ты ангел.
— До свидания, Петрус.
— До скорого свидания, верно?
— Поглядите, — вмешалась Нанон, — я же говорила: вот и рассвет.
Петрус горестно покачал головой и пошел прочь, непрестанно оборачиваясь.
Что говорила Нанон о рассвете?
В эту минуту влюбленным, напротив, показалось, что небо затянуто траурным крепом, соловей умолк, звезды погасли: весь этот сказочный мир, созданный для них одних, исчез с их последним поцелуем.
XXXIX
ИЕРУСАЛИМСКАЯ УЛИЦА
Покидая трех друзей, Сальватор сказал: "Я попытаюсь спасти господина Сарранти, которого должны через неделю казнить".
Когда молодые люди разошлись по своим делам, Сальватор торопливо спустился по улице Анфер, свернул на улицу Лагарп, миновал мост Сен-Мишель, пошел вдоль набережной, и примерно в то же время, когда каждый из трех его друзей прибыл на место свидания, сам он стоял перед зданием префектуры.
Как и в первый раз, привратник остановил Сальватора и спросил:
— Что вам угодно?
Как и в первый раз, Сальватор представился.
— Простите, сударь, — извинился привратник, — я вас не сразу узнал.
Сальватор прошел мимо него.
Потом он пересек двор, вошел под арку, поднялся на третий этаж и очутился в приемной, где сидел дежурный.
— Здесь господин Жакаль? — спросил Сальватор.
— Он вас ждет, — доложил полицейский, распахнув дверь в кабинет г-на Жакаля.
Сальватор вошел и заметил начальника полиции в глубине огромного вольтеровского кресла.
При появлении молодого человека г-н Жакаль поднялся и предупредительно пошел ему навстречу.
— Как видите, я вас ждал, дорогой господин Сальватор, — сказал он.
— Благодарю вас, сударь, — произнес Сальватор свысока (так обычно он говорил с начальником полиции).
— Не вы ли сами предупредили, что нам предстоит небольшая загородная прогулка? — заметил г-н Жакаль.
— Вы правы, — согласился Сальватор.
— Прикажите заложить коляску, — приказал г-н Жакаль дежурному полицейскому.
Тот вышел.
— Садитесь, дорогой господин Сальватор, — пригласил г-н Жакаль молодого человека, указывая на стул. — Через пять минут мы сможем отправиться в путь. Я приказал держать лошадей наготове.
Сальватор сел, но не туда, куда указывал г-н Жакаль, а подальше от начальника полиции.
Можно было подумать, что Сальватор избегал соприкосновения с полицейской ищейкой.
От внимания г-на Жакаля не укрылось это движение, однако он лишь едва заметно сдвинул брови.
Он вынул из кармана табакерку, набил нос табаком, потом откинулся в кресле и поднял очки на лоб.
— Знаете ли, о чем я думал, когда вы вошли, господин Сальватор?
— Нет, сударь, я не умею читать чужие мысли, это не входит в мои обязанности.
— Я спрашивал себя, где вы черпаете силы любить ближних?
— В собственной совести, сударь, — отвечал Сальватор. — Я всегда восхищался, даже больше чем Вергилием, стихами карфагенского поэта, сказавшего так, может быть, именно потому, что он был рабом:
Homo sum, et nil humani a me alienum puto.
— Да, да, — кивнул г-н Жакаль, — я знаю эти стихи: они принадлежат Теренцию, не правда ли?
Сальватор утвердительно кивнул.
Господин Жакаль продолжал.
— По правде говоря, господин Сальватор, если бы еще не существовало слова "филантроп", пришлось бы его создать ради вас. Пусть самый честный журналист на земле — если только журналист может быть честным — завтра напишет, что вы зашли за мной в полночь и пригласили участвовать в благородном деле — ему никто не поверит!
Более того: вас заподозрили бы в том, что вы ищете выгоду в этом бескорыстном начинании. Ваши политические единомышленники не преминут от вас отречься и заявят во всеуслышание, что вы продались бонапартистам: стремиться во что бы то ни стало спасти жизнь господину Сарранти, прибывшему с другого конца света, когда вы его, может быть, видели всего раз во время ареста возле церкви Успения, стремиться любой ценой доказать суду, что он ошибся и осудил невиновного, — значило бы проявить бонапартизм, не так ли сказали бы ваши политические единомышленники?
— Спасти невиновного, господин Жакаль, значит проявить порядочность. Невиновный не принадлежит ни к какой партии или, вернее, он примыкает к партии Господа.
— Да, да, несомненно, и этого достаточно для меня, потому что я давно и хорошо вас знаю и для меня не секрет, что вы уже давно то, что называется человек свободно мыслящий. Да, я знаю, что было бы неуместно даже пытаться поколебать столь глубоко укоренившиеся мнения. Я и не стал бы предпринимать такую попытку. Но вдруг кто-нибудь пожелает это сделать? Вдруг кто-нибудь попытается вас оболгать?
— Напрасный труд, сударь: никто в это не поверит.
— Когда-то я был так же молод, — с легкой грустью заметил г-н Жакаль, — и думал о ближних так же, как и вы. С тех пор я горько в этом раскаялся и воскликнул вслед за Мефистофелем… Вот вы, дорогой господин Сальватор, привели свою цитату, позвольте и мне привести свою! Итак, вслед за Мефистофелем я повторил:
Вселенная во весь объем
Доступна только Провиденью.
У Бога светозарный дом,
Мы в беспросветной тьме живем…
— Пусть так! — отвечал Сальватор. — Тогда и я отвечу вам, как доктор Фауст:
Но я осилю все!
— "Но жизнь, к несчастью коротка, а путь до совершенства дальний!", — закончил цитировать г-н Жакаль.
— Что ж поделать! — отозвался Сальватор. — Небо создало меня таким. Одни естественно стремятся к злу, я же, напротив, подчиняясь природному инстинкту, уступая необоримой силе, стремлюсь к добру. Должен вам сказать, господин Жакаль, что все самые педантичные или самые многословные философы, объединившись, не смогли бы поколебать мои убеждения.
— Ах, молодость, молодость! — с каким-то унынием пробормотал г-н Жакаль и огорченно покачал головой.
Сальватор решил, что пора переменить тему разговора. По его мнению, печальный г-н Жакаль только опошлял печаль.
— Раз уж вы удостоили меня чести и согласились меня принять, господин Жакаль, — сказал он, — позвольте в нескольких словах напомнить вам о цели путешествия, которое третьего дня я предложил вам совершить.
— Слушаю вас, дорогой господин Сальватор, — ответил г-н Жакаль.
Но не успел он договорить, как привратник отворил дверь и доложил, что карета заложена.
Господин Жакаль встал.
— Поговорим об этом в пути, дорогой господин Сальватор, — сказал он, берясь за шляпу и знаком приглашая молодого человека пройти вперед.
Сальватор поклонился и вышел.
Очутившись во дворе, г-н Жакаль усадил молодого человека в экипаж и, ступив на подножку, спросил:
— Куда мы едем?
— Дорога на Фонтенбло, Кур-де-Франс, — сказал тот.
Господин Жакаль повторил кучеру приказание.
— Через улицу Макон, — прибавил молодой человек.
— Через улицу Макон? — переспросил г-н Жакаль.
— Да, мы заедем ко мне и возьмем попутчика.
— Черт! — не сдержался г-н Жакаль. — Если бы я знал, я приказал бы заложить не двухместный экипаж, а берлину.
— О, не беспокойтесь! Этот попутчик вас не стеснит, — возразил Сальватор.
— Дом номер четыре по улице Макон, — приказал г-н Жакаль.
Карета тронулась.
Скоро она остановилась перед домом Сальватора.
Молодой человек вошел, отперев ключом входную дверь.
Едва он подошел к нижней ступеньке винтовой лестницы, как вверху забрезжил свет.
Фрагола появилась со свечой в руке, похожая на звезду, которую видишь из глубины колодца.
— Это ты, Сальватор? — спросила она.
— Да, дорогая.
— Останешься?
— Нет, я вернусь завтра в восемь часов утра.
Фрагола вздохнула.
Сальватор не услышал, а скорее угадал этот вздох.
— Ничего не бойся, — сказал он, — опасности нет никакой.
— Возьми на всякий случай Ролана.
— Я за ним и зашел.
И Сальватор позвал Ролана.
Пес будто только этого и ждал; он скатился по лестнице и уперся передними лапами хозяину в грудь.
— А как же я? — грустно сказала Фрагола.
— Поди сюда, — позвал Сальватор.
Мы только что сравнили девушку со звездой.
Однако ни одна звезда, за несколько секунд пролетающая расстояние от горизонта до горизонта, не могла бы скатиться с небосклона так же стремительно, как Фрагола скользнула по перилам лестницы.
Она оказалась в объятиях молодого человека.
Заглянув в безмятежно улыбающееся лицо Сальватора, видя его ясный взор, она успокоилась.
— До завтра или, вернее, до восьми утра, — попрощалась Фрагола.
— До встречи в восемь часов.
— Иди, мой Сальватор, — промолвила она. — Храни тебя Бог!
Она провожала молодого человека взглядом до тех пор, пока за ним не захлопнулась входная дверь.
Сальватор снова сел рядом с г-ном Жакалем и крикнул в окно:
— За нами, Ролан!
Будто догадавшись, куда они направляются, Ролан не только последовал за каретой, но обогнал ее и бросился в направлении заставы Фонтенбло.
XL
ЗАМОК ВИРИ
Для тех из наших читателей, кто не знаком с целью путешествия, предпринятого Сальватором, г-ном Жакалем и Роланом, скажем несколько слов о том, что произошло накануне.
Видя, что назначенное королем время возвращения аббата Доминика стремительно приближается, Сальватор явился к г-ну Жакалю и сказал:
— Вы позволили мне, сударь, приходить к вам всякий раз, как я окажусь свидетелем какой-нибудь несправедливости или зла, которое необходимо исправить.
— Да, дорогой мой господин Сальватор, — отвечал тот, — я помню, что именно так вам и сказал.
— Я пришел побеседовать с вами об осуждении господина Сарранти.
— Ах, вы пришли побеседовать со мной об этом осуждении?
— Да.
— Ну что ж, давайте побеседуем, — согласился г-н Жакаль и опустил очки на глаза.
Сальватор продолжал:
— Сударь! Будь вы убеждены, что господин Сарранти невиновен, сделали бы вы для его спасения все, что в вашей власти?
— Естественно, дорогой господин Сальватор.
— В таком случае, вы меня поймете: я просто уверен в его невиновности.
— К сожалению, — заметил г-н Жакаль, — я так не думаю.
— В таком случае я пришел, чтобы вас убедить; я не только уверен, но и имею доказательства невиновности господина Сарранти, и пришел, чтобы представить их вам.
— Вы, дорогой господин Сальватор? Ну, тем лучше!
Сальватор кивнул.
— У вас есть такие доказательства?
— Да.
— Не представите ли вы их в таком случае?
— Я явился как раз просить вас помочь мне сделать их достоянием гласности.
— Я полностью в вашем распоряжении, дорогой господин Сальватор. Говорите скорее!
— Нет, я пришел вовсе не затем, чтобы говорить; слова — не доказательства, и я пришел, чтобы действовать.
— Давайте действовать!
— Вы можете освободиться на ближайшую ночь?
Господин Жакаль искоса бросил на Сальватора молниеносный взгляд.
— Нет, — возразил он.
— А на следующую ночь?
— Прекрасно. Однако мне бы надо знать, на сколько вы меня похищаете.
— Всего на несколько часов.
— Это в Париже или за его пределами?
— За пределами Парижа.
— В скольких льё отсюда?
— Примерно в пяти льё.
— Хорошо.
— Значит, вы будете готовы?
— Я буду к вашим услугам.
— В котором часу?
— После полуночи я ваш телом и душой.
— Итак, послезавтра в полночь?
— Послезавтра в полночь.
И Сальватор покинул г-на Жакаля.
Было восемь часов утра.
Под аркой ему встретился господин, закутанный в длинный редингот с высоким воротником; казалось, этот покрой создан нарочно для того, чтобы скрывать лицо человека.
Сальватор не обратил на него внимания.
Люди, приходившие с визитом к г-ну Жакалю, имели иногда серьезные основания не показывать окружающим свое лицо.
Незнакомец поднялся к г-ну Жакалю.
Дежурный доложил о г-не Жераре.
У г-на Жакаля вырвалось нечто вроде радостного восклицания; потом за ними закрылась дверь.
Совещание продолжалось около часу.
Возможно, позднее мы узнаем, что произошло во время этого совещания; теперь же мы должны следовать по дороге на Фонтенбло за Сальватором, г-ном Жакалем и Роланом.
Время в пути пролетело незаметно.
Когда карета подъехала к мосту Годо, Сальватор приказал кучеру остановиться; они вышли.
— Я думаю, — сказал г-н Жакаль, — что мы потеряли вашего пса. Было бы жаль: он мне показался умным животным.
— Он необычайно умен, — подтвердил Сальватор. — Да вы сами сейчас убедитесь.
Господин Жакаль и Сальватор прошли по обсаженной яблонями дороге, уже знакомой нашим читателям: она вела к воротам парка.
Перед решеткой их уже дожидался Ролан, растянувшись под луной во весь рост и высоко подняв голову, похожий на большого египетского сфинкса.
— Это здесь! — сказал Сальватор.
— Прекрасное имение! — отметил г-н Жакаль, подняв очки и заглянув сквозь решетку в глубину парка. — Как же туда проникнуть?
— Очень просто! Да вы сами сейчас увидите, — отвечал Сальватор. — Хоп, Брезиль!
Пес вскочил разом на все четыре лапы.
— Мне казалось, вы звали свою собаку Роланом, — заметил г-н Жакаль.
— В городе — да. А в деревне я зову его Брезилем. Это целая история, и я расскажу ее вам в свое время и в подходящем месте. Сюда, Брезиль!
Сальватор подошел к тому месту в стене, где он обыкновенно через нее перелезал.
Повинуясь приказанию хозяина, Брезиль подошел ближе.
Сальватор поднял его на вытянутых руках — мы видели, как это происходило во время первой их экспедиции в парк Вири, при которой мы присутствовали, — на высоту стены, Брезиль уцепился за ее верхушку передними лапами, Сальватор поставил его задние лапы себе на плечи и приказал:
— Прыгай!
Пес спрыгнул по другую сторону каменной ограды.
— А-а! — промолвил г-н Жакаль. — Кажется, я начинаю понимать. Он подает нам пример.
— Совершенно верно, теперь наш черед, — подтвердил Сальватор; он подтянулся на руках, уцепившись за вершину стены, и сел на нее верхом.
Затем он протянул г-ну Жакалю обе руки и предложил:
— Теперь вы!
— Спасибо, не нужно, — отказался тот и, подобно Сальватору, вскарабкался на стену с ловкостью, которой молодой человек в нем и не подозревал.
Правда, начальник полиции был худ, и его рукам не пришлось выдерживать большой вес.
— Ну, я могу быть за вас спокоен, — заметил Сальватор.
Он спрыгнул в парк.
Господин Жакаль последовал за ним с легкостью и проворством, свидетельствовавшими о том, что ему привычны гимнастические упражнения.
Сдерживая Брезиля жестом, Сальватор спросил:
— Знаете ли вы, где мы находимся?
— Нет, — ответил г-н Жакаль, — однако, надеюсь, вы будете настолько любезны, что сообщите мне это.
— Мы в замке Вири.
— Ах, Вири!.. Что это за место?
— Я вам напомню: в замке Вири, у честнейшего господина Жерара.
— У честнейшего господина Жерара? Хм… Имя как будто знакомое…
— Да, я тоже так думаю. В этом имении он не живет уже много лет, он сдал его господину Лоредануде Вальженезу, тот скрывал здесь Мину.
— Мину?.. Какую еще Мину? — спросил г-н Жакаль.
— Девушку, похищенную в Версале.
— Ну да, ну да… Что с ней сталось?
— Вы позволите рассказать вам одну забавную историю, господин Жакаль?
— Пожалуйста, дорогой господин Сальватор. Вы же знаете, с каким удовольствием я вас слушаю.
— Один мой друг, будучи как-то в России, в Санкт-Петербурге, имел неосторожность, играя в доме одного вельможи, выложить на карточный стол прелестную табакерку, украшенную бриллиантами. И табакерка исчезла. А он ею очень дорожил.
— Это понятно, — кивнул г-н Жакаль.
— И не столько из-за бриллиантов, сколько из-за человека, подарившего ему эту табакерку.
— На его месте я дорожил бы ею по обеим этим причинам.
— Так как по одной из этих причин он дорожил ею в той же степени, что вы дорожили бы по обеим причинам, он поведал о приключившейся с ним неприятности хозяину дома, тщательно подбирая выражения, чтобы как-нибудь помягче ему сказать, что у него в доме есть вор. Но, к величайшему его изумлению, хозяин ничуть не удивился.
"Опишите вашу табакерку поподробнее", — только и сказал он в ответ.
Мой друг удовлетворил его просьбу.
"Хорошо, я постараюсь ее отыскать", — пообещал тот.
"Вы намерены обратиться в полицию?"
"Отнюдь. Так вы бы никогда ее больше не увидели. Напротив, не говорите никому ни слова о пропаже".
"Что же вы намерены предпринять?"
"Это мое дело. Я расскажу вам об этом, когда верну табакерку".
Спустя неделю вельможа пришел к моему другу.
"Она?" — спросил он, протягивая табакерку.
"Совершенно верно".
"Это точно ваша табакерка?"
"Ну, разумеется!"
"Прошу вас! Однако не кладите ее больше на игорные столы; я понимаю, почему у вас ее украли: она стоит десять тысяч франков, а это деньги немалые".
"Как же, черт возьми, вам удалось ее отыскать?"
"Ее взял один из моих друзей, граф такой-то".
"И вы осмелились потребовать ее назад?"
"Потребовать назад? Нет, он бы обиделся".
"Как же вы ее забрали?"
"Так же как и он: я ее украл".
— О! — обронил г-н Жакаль.
— Понимаете теперь, на что я намекаю, дорогой господин Жакаль?
— Да. Господин де Вальженез похитил Мину у Жюстена.
— Так! А я украл Мину у господина де Вальженеза.
Господин Жакаль набил нос табаком.
— Я ничего об этом не знал, — проворчал он.
— Возможно.
— Почему же господин де Вальженез не пришел ко мне с жалобой?
— Мы уладили это дело сами, дорогой господин Жакаль.
— Ну, раз дело улажено… — начал полицейский.
— Впредь до нового происшествия, во всяком случае.
— Ну и не будем больше говорить об этом.
— Да, поговорим о господине Жераре.
— Я вас слушаю.
— Господин Жерар, как я вам уже говорил, давно оставил этот замок.
— Некоторое время спустя после кражи господина Сарранти и исчезновения своих племянников. Об этих фактах я знаю; они были установлены во время слушаний в суде присяжных.
— А вы знаете, как исчезли племянник и племянница господина Жерара?
— Нет, ведь господин Сарранти упорно отрицал свое участие в этом деле.
— Он был абсолютно прав. Дело в том, что, когда господин Сарранти уезжал из замка Вири, дети были живы и здоровы и преспокойно играли на лужайке.
— Это он сам так говорит.
— Так вот, господин Жакаль, — сказал Сальватор, — я знаю, что сталось потом с этими детьми.
— Да ну?
— Вот именно так.
— Рассказывайте, дорогой господин Сальватор, мне чрезвычайно интересно!
— Девочку зарезала госпожа Жерар, а мальчика утопил господин Жерар.
— Зачем? — спросил полицейский.
— Не забывайте, что господин Жерар был не только опекуном, но и наследником детей.
— Что вы говорите, дорогой господин Сальватор! Я не был знаком с госпожой Жерар…
— А она никогда и не была госпожой Жерар, ее звали просто Ореола.
— Может, и так. Зато я знавал господина Жерара, честнейшего господина Жерара, как его называют.
И господин Жакаль скривил в улыбке губу, как умел делать он один.
— Итак, — продолжал Сальватор, — честнейший господин Жерар утопил мальчика, в то время как его сожительница пыталась зарезать девочку.
— И вы можете это доказать? — уточнил г-н Жакаль.
— Несомненно.
— Когда?
— Немедленно, если, конечно, вы согласитесь следовать за мной.
— Раз уж я здесь… — начал г-н Жакаль.
— …нужно дойти до конца, не так ли?
Господин Жакаль кивнул и повел плечами.
— Идемте, — пригласил Сальватор.
Шагая вдоль парковой ограды, они направились к дому, в то время как Сальватор голосом и жестом сдерживал Брезиля, которого будто влекла в глубину парка неведомая и невидимая сила.
XLI
ГЛАВА, В КОТОРОЙ ГОСПОДИН ЖАКАЛЬ СОЖАЛЕЕТ, ЧТО САЛЬВАТОР — ЧЕСТНЫЙ ЧЕЛОВЕК
Оба спутника подошли к крыльцу замка.
В доме было совершенно темно, ни в одном окне света не было. Очевидно, он пустовал.
— Давайте ненадолго задержимся здесь, дорогой господин Жакаль, — предложил Сальватор. — Я хочу вам рассказать, как все произошло.
— Это ваши догадки?
— Нет, я уверен в том, что сейчас скажу. Перед нами пруд, в котором утопили мальчика. А за спиной у нас — чулан, в котором зарезали девочку. Начнем с чулана.
— Да, но чтобы начать с чулана, нужно войти в дом.
— Это пусть вас не беспокоит: во время своего последнего визита сюда я подумал, что рано или поздно непременно вернусь, и захватил ключ от входной двери. Войдем!
Ролан хотел было последовать за ними.
— Спокойно, Брезиль! — приказал Сальватор. — Жди здесь, пока тебя не позовет хозяин.
Брезиль сел и стал ждать.
Сальватор вошел первым.
Господин Жакаль прошел следом.
Сальватор прикрыл за ним дверь.
— Вы видите в темноте не хуже кошки или рыси, не правда ли, господин Жакаль? — спросил Сальватор.
— Благодаря очкам, — подтвердил г-н Жакаль, поднимая их на лоб, — да, дорогой господин Сальватор… Во всяком случае, я вижу достаточно хорошо для того, чтобы со мной ничего не случилось.
— Тогда следуйте за мной.
Сальватор пошел налево по коридору.
Господин Жакаль держался по-прежнему чуть позади.
Вскоре они спустились на дюжину ступеней вниз, и коридор привел их, как помнят читатели, в кухню, а оттуда — в чулан, где разыгралась уже описанная нами ужасная сцена.
Сальватор не останавливаясь миновал кухню, подошел к чулану и сказал:
— Здесь.
— Что "здесь"? — уточнил г-н Жакаль.
— Именно здесь была убита госпожа Жерар.
— Ах, здесь?
— Здесь, Брезиль, верно? — крикнул Сальватор.
Пес, словно ураган, влетел через окно чулана и упал к ногам своего хозяина и г-на Жакаля.
— Что это значит? — отступая, спросил полицейский.
— Брезиль вам показывает, как все произошло.
— О-о! — воскликнул г-н Жакаль. — Уж не Брезиль ли задушил несчастную госпожу Жерар?
— Он самый.
— В таком случае, Брезиль — презренный убийца и его следует отравить.
— Брезиль — честный пес и заслуживает Монтионовской премии.
— Что вы хотите этим сказать?
— Брезиль задушил госпожу Жерар, потому что она едва не убила маленькую Леони. Пес обожал девочку, он услышал ее крик и примчался на помощь. Так, Брезиль?
Пес громко и протяжно взвыл.
— Теперь, — продолжал Сальватор, — если вы сомневаетесь в том, что это случилось здесь, зажгите свечу и взгляните на плиты.
И, словно было вполне естественно иметь при себе зажигалку, спички и свечу, г-н Жакаль вынул из кармана редингота фосфорную зажигалку и витую восковую свечу.
Через несколько секунд свеча была зажжена и г-н Жакаль заморгал, привыкая к свету.
Можно было подумать, что для него, как для хищной птицы, привычнее была темнота, нежели дневной свет.
— Наклонитесь, — сказал Сальватор.
Господин Жакаль так и сделал.
На плите было едва заметно красноватое пятно.
Сальватор указал на него пальцем.
Вполне можно было усомниться, что это пятно крови, однако г-ну Жакалю, несомненно, не пришло в голову отрицать это обстоятельство.
— И что доказывает эта кровь? Она могла бы принадлежать как госпоже Жерар, так и малышке Леони.
— Это в самом деле кровь госпожи Жерар, — подтвердил Сальватор.
— Откуда вам это известно?
— Подождите.
Сальватор позвал Брезиля.
— Брезиль! — сказал он. — Ищи! Ищи!
Он указал псу на следы крови.
Пес опустил нос к плите, но тут же с ворчанием оскалился и попытался схватить камень зубами.
— Вот видите! — произнес Сальватор.
— Я вижу, что ваш пес взбесился, и только.
— Погодите!.. Теперь я вам покажу кровь малышки Леони.
Господин Жакаль смотрел на Сальватора с нескрываемым удивлением.
Сальватор взял из рук г-на Жакаля свечу и, обойдя сложенные дрова, указал ему на плиты в направлении двери, что выходила в сад: там тоже были пятна крови.
— Вот кровь девочки, — сказал он. — Не так ли, Брезиль?
На сей раз Брезиль осторожно приблизил морду к плите, словно собирался ее поцеловать. Он жалобно взвыл и лизнул плиту.
— Видите! — вскричал Сальватор. — Девочку не успели убить: пока Брезиль душил Ореолу, малышка убежала через сад.
— Хм-хм! — произнес г-н Жакаль. — И что дальше?
— Это все, что касается девочки. Теперь займемся ее братом.
Он потушил свечу и вернул ее г-ну Жакалю.
Потом оба они перешли в сад.
— Здесь мы проследим за второй частью драмы, — объявил Сальватор. — Вот пруд, в котором господин Жерар утопил маленького Виктора, пока госпожа Жерар пыталась покончить с девочкой.
Через несколько шагов они очутились на берегу пруда.
— Ну, Брезиль, расскажи нам, как ты вытащил из воды тело своего юного хозяина, — попросил Сальватор.
Казалось, Брезиль отлично понял, что от него требуется, и не заставил себя упрашивать: он бросился в воду, проплыл примерно треть расстояния, отделявшего его от другого берега, нырнул, снова появился на поверхности воды, потом вышел на берег, улегся на траве и завыл.
— Этот пес, несомненно, мог бы обыграть в шахматы самого Мюнито, — заметил г-н Жакаль.
— Подождите, подождите, — промолвил Сальватор.
— Я жду, — отозвался г-н Жакаль.
Сальватор повел г-на Жакаля в рощу.
Там он попросил полицейского снова зажечь свою свечу.
Господин Жакаль исполнил его просьбу.
— Взгляните, — предложил Сальватор, указывая полицейскому на глубокий шрам в стволе одного из деревьев, — взгляните и скажите, что это такое!
— Думаю, это след от пули, — предположил г-н Жакаль.
— А я в этом просто уверен, — заявил Сальватор.
Он достал острый нож с тонким лезвием, служивший ему также кинжалом и скальпелем, отковырнул кору и достал кусочек свинца.
— Видите! Пуля еще здесь, — заметил он.
— Я и не отрицаю, — проговорил г-н Жакаль. — Однако что доказывает пуля в стволе дерева? Надо бы поглядеть, где она прошла, прежде чем застрять здесь.
Сальватор позвал Брезиля.
Тот подбежал к хозяину.
Молодой человек взял г-на Жакаля за палец и провел им сначала по правому, а затем по левому боку Брезиля.
— Чувствуете? — спросил он.
— Да, что-то есть.
— Что именно?
— Похоже на два шрама.
— Вы спрашивали, где прошла пуля: теперь вы это знаете.
Господин Жакаль смотрел на Сальватора со все возраставшим восхищением.
— Ну, идемте дальше! — предложил Сальватор.
— Куда мы направляемся? — спросил г-н Жакаль.
— Туда, куда, как сказал Гораций, надо поторопиться: к развязке — "Ad eventum festina".
— Ах, дорогой господин Сальватор! — вскричал г-н Жакаль. — Какое несчастье, что вы честный человек!
И он последовал за Сальватором.
XLII
ОХОТА БЕЗ ДОБЫЧИ
— Теперь вы все понимаете, не так ли? — спросил Сальватор, идя берегом пруда.
— Не совсем, — сказал г-н Жакаль.
— Пока девочку пытались прирезать в чулане, мальчика топили в пруду. Брезиль бросился на крики девочки, задушил Ореолу, или госпожу Жерар, как вам больше нравится. Потом он поспешил на поиски другого своего друга, мальчика, и нашел его на дне пруда. Он вытащил его на траву и получил пулю в бок, которая, выйдя с другой стороны, угодила в ствол дерева, где мы ее и обнаружили. Тяжело раненный пес с воем убежал в лес. Тогда убийца поднял труп мальчика, унес его в лес и закопал.
— Закопал! — воскликнул г-н Жакаль. — Где же?
— Сейчас увидите сами.
Господин Жакаль покачал головой.
— Там, где я видел его сам, — продолжал Сальватор.
Господин Жакаль снова покачал головой.
— А если вы все-таки его увидите?.. — спросил Сальватор.
— Если увижу… — с сомнением произнес г-н Жакаль.
— Что вы тогда скажете?
— Скажу, что он там есть.
— Тогда идемте! — сказал молодой человек.
И он ускорил шаг.
Нам знаком их путь: сначала мы проследили за г-ном Жераром, совершившим преступление, потом за Сальватором, проводившим расследование.
Брезиль опережал двух спутников на несколько шагов, постоянно оборачиваясь.
— Вот мы и пришли, — сообщил Сальватор, входя в чащу.
Господин Жакаль шел по его следам.
Но, придя на место, Брезиль остановился, словно сбитый с толку.
Вместо того чтобы уткнуться мордой в землю и поскрести землю лапами, он замер и с ворчанием стал нюхать воздух.
Сальватор, читавший мысли Брезиля так же легко, как сам пес понимал хозяина, понял, что произошло нечто необычное.
Он осмотрелся по сторонам.
Его взгляд остановился на г-не Жакале: луна осветила в эту минуту его лицо.
На губах у полицейского мелькнула непонятная усмешка.
— Вы говорите, это здесь? — спросил г-н Жакаль.
— Да, — подтвердил Сальватор.
Он обратился к собаке.
— Ищи, Брезиль!
Пес ткнулся мордой в землю, потом поднял голову и пронзительно взвыл.
— О! — воскликнул Сальватор. — Неужели мы ошиблись, славный пес? Ищи, Брезиль, ищи!
Однако Брезиль помотал головой, словно хотел сказать, что искать бесполезно.
— Вот что! — обронил Сальватор. — Неужели?..
Он опустился на колени и сам проделал то, что отказывался исполнить пес, то есть запустил руку поглубже в землю.
Это оказалось тем более легко, что земля была свежевскопана.
— Ну что? — спросил г-н Жакаль.
— Тело похищено, — хрипло проговорил Сальватор, потеряв последнюю надежду.
— Жаль! — заметил г-н Жакаль. — Дьявол! Вот дьявол! Это же было бы отличное доказательство!.. Поищите получше!
Несмотря на нескрываемое чувство ужаса, которое испытывал Сальватор, дотрагиваясь в этом месте до земли, он по самое плечо запустил руку в яму, после чего поднялся на ноги бледный, со взмокшим лицом, с горящим взором, и снова повторил:
— Тело похищено!
— Кем же? — полюбопытствовал г-н Жакаль.
— Тем, кто заинтересован в его исчезновении.
— А вы уверены, что тело здесь было? — спросил г-н Жакаль.
— Говорю же вам, что здесь, на этом самом месте, куда меня привел Ролан, или Брезиль, называйте как хотите, я обнаружил скелет малыша Виктора; его сначала утопил, а потом закопал здесь его дядя, а из воды вытащил Ролан. Ведь он был здесь, Ролан?
Пес встрепенулся, уперся передними лапами Сальватору в грудь и жалобно взвыл.
— Когда же он тут был? — уточнил г-н Жакаль.
— Еще третьего дня, — отвечал Сальватор. — Стало быть, его похитили вчерашней ночью.
— Естественно!.. Естественно! — подтвердил г-н Жакаль, хотя ни в его голосе, ни в выражении лица уверенности не ощущалось. — Раз вы полагаете, что еще третьего дня тело было здесь…
— Я не полагаю, — возразил Сальватор, — я утверждаю.
— Вот дьявол! — повторил г-н Жакаль.
Сальватор взглянул полицейскому прямо в лицо.
— Признайтесь, — сказал он, — что вы заранее знали: мы ничего здесь не найдем.
— Господин Сальватор! Я верю каждому вашему слову, а раз вы сказали, что мы здесь найдем нечто…
— Признайтесь, что вы догадываетесь, кто похитил тело.
— По правде говоря, я ни о чем не догадываюсь, дорогой господин Сальватор.
— Черт подери! Дорогой господин Жакаль! — вскричал молодой человек. — Не очень-то вы сегодня проницательны!
— Должен вам сказать, — отвечал г-н Жакаль с прежним добродушным видом, — что ночная сцена в безлюдном парке на краю могилы сообразительности не прибавит даже большому умнику: сколько бы я ни пытался, я не могу угадать, кто бы мог украсть скелет.
— Уж во всяком случае не господин Сарранти, так как он в тюрьме.
— Нет, — согласился г-н Жакаль. — Однако это может быть делом рук его сообщников, ведь ничто не доказывает, что труп закопал здесь не сам господин Сарранти, верно? Ничто не доказывает, что не господин Сарранти утопил мальчика и стрелял в собаку, так?
— Я, я, я докажу! — вскричал Сальватор. — Впрочем… Нет! Слава Богу, я надеюсь отыскать доказательство получше этого… Вы допускаете, не так ли, что похитивший тело мальчика и есть убийца?
— Вы заходите слишком далеко.
— Или, по крайней мере, его сообщник.
— Повод к подозрению, во всяком случае, есть.
— Ролан! Ко мне! — приказал Сальватор.
Пес повиновался.
— Ролан! Вчера ночью здесь кто-то был; не так ли, хороший мой пес?
Тот заворчал.
— Ищи, Ролан! Ищи! — приказал Сальватор.
Ролан описал круг, взял след и бросился было к воротам.
— Спокойно, Ролан, спокойно! — крикнул Сальватор. — Не так скоро! Господин Жакаль! Давайте последуем за Роланом.
Господин Жакаль двинулся вперед со словами:
— Прекрасная у вас ищейка, господин Сальватор! Прекрасная! Если когда-нибудь захотите продать своего пса, я знаю покупателя, который даст вам за него хорошие деньги.
Пес с рычанием шел по следу.
Шагов через двадцать он сделал крюк, потом повернул налево.
— Свернем и мы влево, господин Жакаль! — сказал Сальватор.
Господин Жакаль послушно исполнил просьбу.
Еще через двадцать шагов пес повернул направо.
— Идемте вправо, господин Жакаль, — сказал Сальватор.
Господин Жакаль так же точно исполнил и эту просьбу.
Еще через десять шагов пес остановился посреди рощи.
Сальватор нагнал его.
— А-а! — воскликнул он. — Тот, кто утащил кости ребенка, хотел закопать их здесь. Он даже копнул два раза лопатой вот в этом месте, но потом решил, что надо отойти подальше. Верно, Ролан?
Пес жалобно заскулил и побежал к воротам.
Там он остановился, но было заметно, что ему не терпится вырваться наружу.
— Продолжать поиски в парке бессмысленно, — сказал Сальватор. — Тело вынесли здесь.
— Дьявольщина! — воскликнул г-н Жакаль. — Ворота заперты, а запор, по-моему, надежный.
— Мы найдем какой-нибудь рычаг или клещи и взломаем замок, — предложил Сальватор. — В крайнем случае, перелезем через забор, как сделали, забираясь сюда. А по ту сторону ворот снова возьмем след.
И Сальватор бросился к каменной ограде с намерением через него перелезть.
— Погодите! — остановил его г-н Жакаль, удерживая за полу редингота. — Я знаю еще более короткий путь.
Он вынул из кармана небольшую связку отмычек, попробовал одну, другую; на третьей ворота распахнулись словно по волшебству.
Брезиль прошел первым и, как и предвидел Сальватор, сразу же снова взял след.
Следы вели вдоль стены, потом через поле напрямик к большой дороге.
Шагая через пашню, преследователи увидели даже отпечатки следов.
— Смотрите-ка! — вскричал Сальватор. — Теперь видите? Видите?
— Вижу, — ответил Жакаль. — К несчастью, на следах не написано, чьи они.
— Ничего! — бросил Сальватор. — Возможно, мы обнаружим владельца в конце нашего пути.
Однако след обрывался на большой мощеной дороге — так называемой королевской, — шириной в семьдесят четыре фута.
Дойдя до нее, Ролан поднял морду и завыл.
— Здесь ждала карета, — заметил Сальватор, — человек сел в нее вместе с трупом.
— Что же теперь делать? — спросил г-н Жакаль.
— Мне остается поискать, где он вышел.
Господин Жакаль покачал головой.
— Ах, дорогой господин Сальватор, — сказал он, — боюсь, вы хлопочете впустую.
— А я, господин Жакаль, уверен, что найду нечто интересное, — войдя в азарт, возразил Сальватор.
Господин Жакаль скептически усмехнулся.
— След потерян, — продолжал он, — госпожа Жерар мертва, дети — тоже…
— Да, — подхватил Сальватор, — но не оба ребенка.
— Как не оба? — притворяясь удивленным, воскликнул г-н Жакаль. — Вы же сами мне сказали, что мальчика утопили?
— Да, но я вам показал следы крови маленькой девочки, которая пыталась убежать.
— Что же из этого следует?
— Пока Брезиль душил добрейшую госпожу Жерар, девочка убежала… и… спаслась.
— Она до сих пор жива? — спросил г-н Жакаль.
— Жива.
— Вот кто может пролить свет на это дело, в особенности если девочка все помнит.
— Она ничего не забыла.
— Для нее это, возможно, не самое приятное воспоминание, — покачал головой г-н Жакаль.
— Да, — кивнул Сальватор. — Но как бы ни были вы жалостливы, дорогой господин Жакаль, какое бы волнение ни причиняло ей это воспоминание, вы, тем не менее, допросите ее, раз речь идет о жизни человека, не так ли?
— Разумеется! Это мой долг.
— Вот все, что я хотел на сегодня знать. Скоро рассвет. Если вам угодно вернуться в Париж, я вас больше не задерживаю, дорогой господин Жакаль.
И Сальватор приготовился перепрыгнуть придорожную канаву.
— Куда вы? — спросил г-н Жакаль.
— Хочу вернуться в карету, которую мы оставили на мосту Годо.
— Карета сама сюда приедет, — остановил его г-н Жакаль.
Он вынул из своего широченного кармана свисток, поднес его к губам и пронзительно свистнул, так что его должны были услышать на пол-льё в округе.
Он трижды повторил условный знак.
Спустя некоторое время раздался стук колес по дороге.
Это был экипаж г-на Жакаля.
Оба собеседника сели в карету.
Неутомимый Ролан опять побежал впереди.
В восемь часов утра карета въезжала в город через заставу Фонтенбло.
— Позвольте завезти вас домой, господин Сальватор, это нам по дороге, — предложил г-н Жакаль.
У Сальватора не было оснований отказываться от любезного предложения г-на Жакаля.
Он молча кивнул.
Карета остановилась на улице Макон у дома № 4.
— Ну, в другой раз нам повезет больше, дорогой господин Сальватор, — промолвил г-н Жакаль.
— Надеюсь, — отозвался Сальватор.
— До свидания! — попрощался г-н Жакаль.
— До свидания! — ответил Сальватор.
Он выскочил из кареты, дверца захлопнулась, и лошади помчали крупной рысью.
— Ах, демон! — бросил вслед полицейскому Сальватор. — Я подозреваю, что ты лучше меня знаешь, где труп несчастного мальчика.
С этими словами он отворил дверь и вошел в дом.
"Ну, ничего, — успокоил он себя. — Остается еще Рождественская Роза".
И он начал подниматься по лестнице, по которой уже взлетел Ролан.
— Это ты, любимый? — донеслось сверху.
— Я! — крикнул Сальватор.
И он бросился навстречу Фраголе.
В нежном объятии он забыл на мгновение обо всем, в том числе и о страшном разочаровании этой ночи.
Фрагола первая пришла в себя.
— Ступай, Сальватор! — сказала она. — Тебя с семи часов дожидается какая-то старуха, она плачет, но не говорит, что случилось.
— Старуха?! — воскликнул Сальватор. — Это Броканта.
Он бросился в комнату.
— Рождественская Роза? — прокричал он на бегу. — Что с Рождественской Розой?
— Увы! — отозвалась Броканта. — Сегодня утром я вошла к ней — окно отворено, а бедной девочки в комнате нет.
— Ах ты! — вскричал Сальватор, ударив себя кулаком по лбу. — Мне бы следовало предположить, что, раз я не нашел тело брата, кто-нибудь постарается сделать так, чтобы исчезла и сестра!
XLIII
ДА ЗДРАВСТВУЕТ ВЕЛИЧИНА ПОЛ!
Объясним теперь, как получилось, что исчезло тело, за которым напрасно приезжали в парк Вири Сальватор и г-н Жакаль.
Читатели помнят, что, выходя от начальника полиции, Сальватор встретил — хотя погода вовсе не требовала подобной предосторожности — человека, закутанного в широкий, похожий на плащ редингот с огромным воротником, в котором тот прятал лицо.
Незнакомец, на которого Сальватор взглянул лишь мельком, поднялся по лестнице и попросил доложить о небезызвестном г-не Жераре.
Это в самом деле был г-н Жерар.
Судя по тому, как торопливо он пробежал через двор и скрылся под аркой, которая вела к кабинету начальника тайной полиции, а также по тому, как старательно он наклонялся к земле, тщательно скрывая ту часть лица, которая неизбежно оказывалась открытой, несмотря на низко надвинутую шляпу и высоко поднятый воротник редингота, наблюдательный человек непременно отвернулся бы с отвращением, узнав в этом человеке доносчика в полном смысле этого слова.
Как мы уже сказали, начальнику полиции доложили о г-не Жераре.
Дверь в кабинет г-на Жакаля распахнулась, и посетитель шагнул за порог.
— О! — воскликнул г-н Жакаль. — Вот и честнейший господин Жерар! Входите, дорогой мой, входите!
— Я, может быть, вас беспокою? — спросил г-н Жерар.
— Вы беспокоите?! Это невозможно.
— Вы очень добры, сударь, — промямлил г-н Жерар.
— Я, напротив, собирался за вами послать… Чтобы вы меня побеспокоили?! Скажете тоже! Вы мой верный друг, мой герой, мой любимчик! Полно, полно, господин Жерар, вы сказали это в шутку.
— Мне показалось, что вы стояли…
— Да, конечно. Я только что проводил одного из ваших друзей.
— Одного из моих друзей? Кто же это?
— Господин Сальватор.
— Я с ним незнаком, — растерялся г-н Жерар.
— Зато он вас знает; так я, во всяком случае, думаю.
— Мне показалось, вы собирались выйти.
— И вы надеялись увернуться от нашей маленькой беседы, неблагодарный?
— Господин Жакаль…
— Положите-ка вот сюда свою шляпу. У вас всегда такой вид, будто вы собираетесь сбежать… Вот так, хорошо… Теперь садитесь! Где, черт возьми, дорогой господин Жерар, вы найдете более веселого товарища и более любезного собеседника, чем я? Неблагодарный! Не говоря уже о том, что, пока вы радеете о безопасности короля, я забочусь о вас! Да, я точно собирался выйти. Но вы пришли, и я остаюсь… Выйти! Как бы не так! Я готов пожертвовать своими самыми интересными делами ради удовольствия немного побеседовать с вами. Что же вы можете рассказать мне новенького, почтеннейший господин Жерар?
— Не много, сударь.
— Тем хуже, тем хуже.
Господин Жерар покачал головой, словно хотел сказать: "Заговор не проявляется".
— Что еще? — продолжал настаивать г-н Жакаль.
— Вчера к вам должны были доставить человека, которого я приказал арестовать у кафе Фуа.
— Что он там делал?
— Вел разнузданную наполеоновскую пропаганду.
— Расскажите об этом поподробнее, дорогой господин Жерар.
— Вообразите…
— Скажите прежде, как его зовут.
— Не знаю, сударь… Вы же понимаете, что с моей стороны было бы неосмотрительно спрашивать у него его имя.
— А приметы?
— Высокий, сильный, плечистый, одет в длинный синий редингот, наглухо застегнутый, с красной ленточкой в петлице.
— Отставной офицер?
— Так я и подумал, особенно когда увидел его широкополую шляпу, надвинутую на глаза и решительно сдвинутую набок.
— Неплохо, господин Жерар, неплохо для начинающего, — пробормотал г-н Жакаль. — Вот вы увидите: мы сделаем из вас отличного сыщика. Продолжайте.
— Он вошел в кафе, и я последовал за ним, так как он показался мне подозрительным.
— Хорошо, господин Жерар, очень хорошо!
— Он сел за столик и спросил маленькую чашку кофе и графинчик водки, заявив во всеуслышание: "Я пью кофе только с водкой! Обожаю глорию!" И он огляделся, словно ожидая, не ответит ли ему кто-нибудь.
— Неужели никто так и не отозвался?
— Никто… Тогда он решил, что не все сказал, и прибавил: "Да здравствует глория"!"
— Дьявольщина! — воскликнул г-н Жакаль. — Да он настоящий бунтарь! "Да здравствует глория!" — это все равно что сказать: "Да здравствует слава!"
— Я тоже так подумал, а так как при нынешнем правительстве, которое по-отечески о нас заботится, у нас нет оснований кричать "Да здравствует слава!", этот человек показался мне подозрительным.
— Очень хорошо!.. Похоже, это луарский разбойник…
— Я сел за стол напротив, решив послушать и посмотреть, что будет дальше.
— Браво, господин Жерар!
— Он спросил газету…
— Какую?
— Откуда мне знать?
— Вот это уже ошибка, господин Жерар.
— Думаю, "Конституционалист".
— Да, это был "Конституционалист".
— Вы полагаете?
— Я в этом уверен.
— Если так, господин Жакаль…
— Он спросил "Конституционалист"… Продолжайте.
— Он спросил "Конституционалист", но я заметил, что сделал он это исключительно из бахвальства. То ли случайно, то ли из пренебрежения он все время держал ее в перевернутом виде до тех пор, пока в кафе не вошел один из его друзей.
— Почему вы решили, господин Жерар, что это его друг?
— Они были одеты совершенно одинаково, только у вновь прибывшего костюм был куда более поношенный.
— Вот что значит вернуться из Шан-д’Азиля… Продолжайте, господин Жерар, это был его друг, у меня нет в этом ни малейших сомнений.
— Это тем более вероятно, поскольку вошедший направился к тому, что сидел за столом, и подал ему руку.
"Здорово!" — грубо сказал первый.
"Здорово! — в том же тоне отозвался второй. — Ты что, получил наследство?"
"Я?"
"Ты!"
"Это еще почему?"
"Да потому, черт побери, что одет ты с иголочки".
"Это жена меня приодела по случаю моих именин".
"А я думал, ты денежки получил!"
"Нет, но, по-моему, нам придется и дальше доверять некоторое время нашему венскому корреспонденту".
— Герцогу Рейхштадтскому! — заметил г-н Жакаль.
— Я тоже так решил, — заявил г-н Жерар.
"Знаешь, — продолжал первый офицер, — этот самый венский корреспондент чуть было не приехал в Париж".
"Знаю, — отвечал другой, — да ему помешали".
"Что отложено, то не потеряно".
— Хм-хм! Господин Жерар, как же вы сказали, что вам почти нечего мне сообщить? Я считаю, что и это уже много, даже если вам нечего было бы прибавить…
— Мне есть что прибавить, сударь.
— Так, продолжайте, продолжайте, господин Жерар.
Господин Жакаль с довольным видом достал табакерку и набил нос табаком.
Господин Жерар заговорил снова:
— Первый офицер сказал:
"Прекрасный редингот, ей-Богу!"
Он провел рукой по сукну.
"Отличный!" — с гордостью подтвердил второй.
"Чудесный ворс!"
"Еще бы: эльбёфское сукно".
"Широковат, пожалуй".
"Ты о чем?"
"Да твой редингот, по-моему, широковат для солдата…"
— Это лишний раз доказывает, — заметил г-н Жакаль, — что то был военный и вы не ошиблись, господин Жерар.
"Почему широковат? — возразил офицер. — Одежда не бывает слишком широка: я люблю все широкое, я за большие вещи! Да здравствует великий Наполеон!"
— "Да здравствует великий Наполеон"?! При чем здесь Наполеон? Это он по поводу редингота сказал?
— Я знаю, что звучит это бессвязно, — смущенно проговорил г-н Жерар. — Но мне послышался "Наполеон".
Господин Жакаль с шумом втянул носом вторую понюшку.
— Допустим, что он крикнул: "Да здравствует великий Наполеон!"
— Допустим, что так, — сказал г-н Жерар; было заметно, что разговор его смущает. — Вы же понимаете, что, услышав этот бунтарский призыв, заставивший обернуться нескольких посетителей, я вышел из кафе?
— Понимаю.
— В дверях я столкнулся с двумя агентами и описал им своего подопечного. Ушел я только после того, как увидел: они взяли его за шиворот.
— Браво, господин Жерар! Однако удивительно то, что я не видел этого человека; мне не подавали на него рапорт.
— Уверяю вас, что он был арестован, господин Жакаль.
Начальник полиции позвонил.
Вошел дежурный.
— Вызовите Жибасье, — приказал полицейскому г-н Жакаль.
Тот удалился.
Прошло несколько минут, г-н Жакаль успел перерыть все папки на столе.
— Ничего не вижу, — сказал он, — абсолютно ничего!
Снова вошел дежурный.
— Ну что там? — спросил г-н Жакаль.
— Господин Жибасье ждет.
— Пусть войдет.
— Он говорит, вы не один…
— Верно… Господин Жибасье, как и вы, господин Жерар, человек скромный и не любит мозолить глаза. По его мнению, он похож на фиалку: его можно найти только по запаху… Перейдите вот в эту комнату, господин Жерар.
Господин Жерар, заботившийся о своем инкогнито не меньше Жибасье, поспешил в соседний кабинет и тщательно притворил за собой дверь.
— Входите, Жибасье! — крикнул г-н Жакаль. — Я один!
Жибасье вошел с неизменной улыбкой на лице.
— В чем дело, Жибасье! — спросил г-н Жакаль. — Мы поймали важную птицу, а я ничего не знаю!
Жибасье вытянул шею и широко раскрыл глаза, словно хотел сказать: "Не понимаю вас!"
— Вчера, — продолжал г-н Жакаль, — арестовали человека, кричавшего "Да здравствует великий Наполеон!"
— Где это произошло, господин Жакаль?
— В кафе Фуа, господин Жибасье.
— В кафе Фуа? Человек кричал совсем не "Да здравствует великий Наполеон!".
— Что же он кричал?
— "Да здравствует величина пол!".
— Ошибаетесь, господин Жибасье.
— Позвольте мне с вами не согласиться: я уверен в том, что говорю.
— Как вы можете быть в этом уверены?
— Да ведь это был я! — сказал Жибасье.
Господин Жакаль поднял очки и взглянул на Жибасье с одной из обычных своих молчаливых улыбок.
— Вот что значит, — произнес он наконец, — иметь две полиции! Подобное недоразумение не должно повториться.
Подойдя к двери в соседнюю комнату, где спрятался г-н Жерар, он крикнул:
— Эй, господин Жерар, можете выходить!
— Вы один? — через дверь спросил г-н Жерар.
— Один или почти так, — ответил г-н Жакаль.
Господин Жерар, как всегда, робко вышел из-за двери.
Однако, заметив Жибасье, он отступил назад.
— Кто это?
— Вот этот господин?
— Да, сударь.
— Вы его узнаете?
— Еще бы!
Он склонился к уху г-на Жакаля:
— Это тот офицер из кафе Фуа.
Господин Жакаль взял г-на Жерара за руку.
— Дорогой мой господин Жерар! — сказал он. — Позвольте вам представить господина Жибасье, помощника командира полицейской бригады.
Обращаясь к Жибасье, он продолжал:
— Дорогой мой Жибасье, познакомьтесь с господином Жераром, одним из самых преданных наших агентов.
— Жерар? — переспросил Жибасье.
— Да, честнейший господин Жерар из Ванвра, вы его знаете.
Жибасье почтительно поклонился и, пятясь, вышел из кабинета.
— Что это значит? — спросил г-н Жерар и побледнел. — Неужели господину Жибасье известно?..
— Все, дорогой мой господин Жерар!
Убийца позеленел от ужаса.
— Пусть это нимало вас не беспокоит, — проговорил г-н Жакаль. — Жибасье — все равно что я сам.
— Ах, сударь! — пролепетал шпион. — Зачем вы представили меня этому человеку?
— Прежде всего потому, что знакомство делу не повредит, если люди служат вместе.
— Кроме того, — продолжал г-н Жакаль, и каждое слово будто отпечаталось в душе г-на Жерара, — разве не важно ему знать вас на тот случай, если какой-нибудь растяпа арестует вас по ошибке?
При мысли о возможном аресте г-н Жерар рухнул в вольтеровское кресло г-на Жакаля.
Однако тот не обиделся. Он предоставил г-ну Жерару свой трон, а сам сел напротив него на простой стул.
