ГЛАВА 4

Жить ощущениями.

Он уверен, что только так и надо жить…

Сидя за баранкой своего огромного дома на колесах, он закрыл глаза и потер шею.

Он вовсе не пытался избавиться от боли. Боль пришла к нему сама, и сама уйдет в положенный срок. Он даже гордился тем, что никогда не принимал тиленол и тому подобную дрянь. Обезболивающие — для слабаков.

Единственное, чего ему хотелось, это наслаждаться болью. И он знал — как. Кончики пальцев ловко нашли самую болезненную точку слева от третьего шейного позвонка и нажали. Вскоре боль стала такой сильной, что во мраке под опущенными веками заплясали беловато-серые кляксы, похожие на далекие вспышки фейерверков в лишенном цвета мире.

Превосходно.

Боль — это не что иное, как часть жизни. Человек может обрести удивительное наслаждение в страдания. Но самым важным является то, что сам испытав боль, он способен обрести удовольствие в страданиях других.

Его рука опустилась двумя позвонками ниже и отыскала еще более чувствительное место, где под кожей саднило воспаленное сухожилие или больной мускулу чудесную кнопку, залегшую в глубине его собственной плоти, кнопку, надавив которую можно добиться того, чтобы боль пронзила и плечо, и трапециевидную мышцу. Сначала он прикоснулся к ней с осторожностью, негромко постанывая от наслаждения, словно трепетный любовник, а потом набросился с неистовой яростью, мял и давил до тех пор, пока сладкая мука не заставила его со свистом втягивать воздух сквозь стиснутые зубы. Жить ощущениями.

Он не надеялся, что будет жить вечно. Время, проведенное и в этом теле, — конечно, и оттого драгоценно. Его нельзя тратить понапрасну.

Разумеется, он не верил ни в переселение душ, ни в какие другие обещания жизни после смерти, которые направо и налево раздавали мировые религии, хотя порой его посещало ощущение, будто он находится на пороге грандиозного открытия. Да он вовсе и не против мысли о том, что его собственная бессмертная душа, возможно, представляет собой объективную реальность, и что духу его в конце концов предопределено величие. И все же, если ему действительно предстоит этот апофеоз после жизни, то лишь благодаря тому, что он сам подготовит его своими неординарными, смелыми поступками, нисколько не полагаясь на милость божью. И если когда-нибудь он станет божеством, то только потому, что с самого начала предпочел жить как бог, жить без страха, без сожаления, не признавая никаких границ и пределов для своих бесконечно обостренных чувств.

Любой человек может почувствовать запах розы и наслаждаться им, но он уже давно научился ощущать гибель ее красоты, давя нежные лепестки в кулаке. Если бы сейчас у него в руках оказалась роза и если бы ему пришло в голову жевать ее лепестки, он бы вкусил не только сам цветок, но и его алый цвет — точно так же, как способен он чувствовать маслянистую желтизну купальниц и нежную, с привкусом лиловости, синеву гиацинтов. Он сумел бы ощутить даже след пчелы, которая с гудением вилась над цветком и карабкалась внутрь его чашечки, следуя извечному инстинкту опыления; и вкус почвы, на которой взросло это растение; легкий и горячий поцелуй ветра, который ласкал цветок летним полднем.

Ему еще ни разу не доводилось встречать никого, кто был бы способен постичь напряжение, вызванное его обостренным восприятием окружающего мира, его неугомонной, не стихающей страстью и стремлением достичь еще большей глубины ощущений. Возможно, когда-нибудь — с его помощью — это поймет Ариэль. Пока же она, вне всякого сомнения, еще не готова для подобного озарения.

Последнее нажатие, последнее прикосновение к заветной кнопке. Боль как вспышка молнии. Он вздохнул.

С пассажирского сиденья он взял сложенный плащ. Дождь только накрапывал, но ему необходимо было прикрыть свою забрызганную кровью одежду, прежде чем идти внутрь.

Конечно, покидая дом Темплтонов, он мог бы переодеться во все чистое, но так ему нравилось больше. Ему было приятно видеть следы крови на брюках и куртке.

Встав с водительского сиденья, он шагнул в глубь машины и надел в рукава плащ. Потом тщательно вымыл руки в раковине, хотя предпочел бы, чтобы и на них остались следы его работы. Но одежду можно спрятать под плащом, а вот с руками так не поступишь.

Перчатки он не любил. Носить перчатки значило признать, что он опасается разоблачения, тогда как на самом деле это не так.

Разумеется, его отпечатки пальцев хранятся в компьютерной картотеке федеральных и местных властей, однако «пальчики», оставшиеся там, где он потрудился, никогда не совпадут с теми, что помещены в его личное дело. Полицейские — как и весь остальной мир — просто помешались на компьютеризации, и большинство дактилоскопических отпечатков в их электронных архивах хранится в виде оцифрованной информации, обеспечивающей максимально быстрый поиск и обработку. Вот только с файлами иметь дело еще проще, чем со старыми добрыми досье в картонных папках — главным образом потому, что все необходимое можно проделывать на расстоянии, и нет никакой нужды вламываться в секретные архивы и хорошо охраняемые учреждения. И он умел незаметно, как призрак, просочиться в их умный компьютеры, чтобы копаться там, не выходя из своего дома на другом конце страны. Благодаря своим талантам, знаниям и связям, он смог добраться до этой важно» информации и как следует с ней поработать.

Надеть перчатки — даже хирургические, из тончайшего латекса — означало недопустимо ослабить ощущения, самому воздвигнуть барьер на пути чувственного опыта. Ему всегда нравилось медленно скользить по мягкому золотистому пушку на женском бедре, останавливаясь, чтобы почувствовать, как вырастают под пальцами пупырышки «гусиной кожи». Ему нравилось чувствовать, как пышет под ладонями жар живого тела, И следить за тем, как после смертельной игры этот жар постепенно сходит на нет. Ему нравилось убивать и чувствовать на голых руках горячее и мокрое.

Отпечатки пальцев, хранящиеся в различных досье под его именем, на самом деле принадлежат Бернару Петену — молодому солдату морской пехоты, трагически погибшему много лет назад во время учений в Кэмп-Пендлтон. А вот настоящие его отпечатки, которые он оставлял на месте преступления, — порой, нарочито отчетливые, оттиснутые кровью жертвы — нельзя было найти ни в одном электронном досье ни в ФБР, ни в Департаменте автомобильного транспорта, ни где-либо еще.

Закончив с плащом, он поднял воротник и внимательно осмотрел руки. Под тремя ногтями осталась засохшая кровь, но постороннему взгляду может показаться, что это земля или солидол. И никто ничего не заподозрит. Только он один способен почувствовать запах крови сквозь черный нейлон дождевика и подкладку, ибо остальные люди не обладают столь чувствительным и изощренным обонянием, чтобы уловить этот легкий аромат. Зато, глядя на черные каемки, оставшиеся под ногтями, он будто наяву сможет услышать пронзительные вопли, раздающиеся в ночной темноте как чудесная музыка, снова вспомнить дом Темплтонов, вибрирующий всеми стенами, словно концертный зал… Как жаль, что никто кроме него и бессловесных, протянувшихся на долгие мили виноградников, не слышал чарующих стонов и криков.

Если когда-то его схватят с поличным, полиция сразу возьмет у него отпечатки пальцев. Его хитрые махинации с компьютерами откроются, и в конце концов следствию, вероятно, удастся связать его с длинным списком нераскрытых преступлений. Но он не боялся. Живым его не возьмут, и он никогда не предстанет перед судом. А какие бы подробности ни стали известны судьям после его смерти, они только прославят его имя.

Его полное имя — Крейбенст Чангдомур Вехс. Из составляющих его букв можно сложить немало слов, ассоциирующихся с могуществом: БОГ, СТРАХ, ДЕМОН, ГНЕВ, ВРАГ, ДРАКОН, ГОРН, СЕКС, СМЕГМА, ИСХОД и другие. Есть среди них и слова с мистическим значением — СОН, КОВЧЕГ, МУКА, ЧУДО. Иногда последним, что он шептал на ухо своей жертве, была какая-нибудь коротенькая фраза, составленная им из того же набора. Больше всего ему нравилась одна — БОГ В СТРАХЕ!

И все же, вопрос об отпечатках пальцев и других уликах оставался чисто теоретическим, поскольку его — он знал — никогда не поймают. Ему уже исполнилось тридцать три, и он давно занимался тем, что ему особенно нравилось, однако еще ни разу ему не угрожала серьезная опасность.

С собой Вехс взял только пистолет, который обычно хранился в закрытой консоли между водительским и пассажирским сиденьем — мощный «хеклер и кох» модели П-7. Его тринадцатизарядный магазин он доснарядил раньше; теперь Вехс только отвинтил глушитель, поскольку сегодняшней ночью не планировал визитов в другие дома. Кроме того, сделанные им выстрелы могли повредить перегородки дефлектора, так что глушитель, возможно, стал теперь не просто неэффективным — испорченное устройство способно было существенно снизить точность стрельбы.

Неожиданно ему в голову пришла сладкая греза о том, что будет, если случится невозможное и отряды полицейского спецназа настигнут и окружат его как раз тогда, когда он будет предаваться своей излюбленной игре. Пожалуй, со своими знаниями и опытом он сумел бы превратить последующую схватку в захватывающее приключение.

Да, если и существует какая-то тайна, которая стоит за успехом Крея Вехса, то она очень проста. Это — его незыблемая вера в то, что любой поворот судьбы сам по себе ни хорош и ни плох, и что один чувственный опыт по своему содержанию не может качественно отличаться от любого другого. С этой точки зрения, у него не было и нет никаких оснований мечтать, скажем, о выигрыше в лотерею больше, чем о перестрелке с бойцами спецназа» да и бояться открытой стычки с представителями закон» едва ли стоило меньше, чем приза в двадцать миллионов долларов. Субъективная ценность каждого переживаний отнюдь не ограничивалась для Вехса положительными или отрицательными последствиями, которые оно способно было оказать на его жизнь. Значение любого опыта заключалось в том, какие новые силы ему удавалось обнаружить в себе и пустить в ход, какие широкие возможности увидеть, в какие первобытные пучины заглянуть и какие новые ощущения изведать. Напряжение я глубина — вот ключ ко всем ответам!

Вехс убрал глушитель обратно в консоль между сиденьями.

Пистолет он опустил в правый карман дождевика.

Нет, он не ждал для себя никаких неприятностей. Просто он никогда и никуда не ходил без оружия. Ни один человек не мог бы вести себя с такой осторожностью. Кроме того, случайности на то и случайности, чтобы случаться неожиданно.

Вернувшись на сиденье водителя, Вехс вынул ключ из замка зажигания и проверил ручной тормоз. Потом он открыл дверь и выбрался из кабины наружу.

Все восемь заправочных насосов оказались рассчитанными на самообслуживание. Его машина стояла у внешней сервисной зоны, которых на этой заправочной станции было две. Чтобы залить бак, Вехсу предстояло пройти в магазинчик при станции, заплатить за бензин и назвать номер насоса, которым он намерен воспользоваться.

Ночь дышала близкой бурей. Проносящийся где-то высоко над головой ураганный ветер гнал с северо-запада тяжелые массы облаков. У самой земли дыхание бури ощущалось заметно слабее, но Вехс слышал, как холодный сквозняк со стоном летит между торчащими, как зубы, бензонасосами, посвистывает у стен его дома-машины и хлопает полами плаща. Магазин — темно-коричневый «кирпич» под светлой алюминиевой крышей, с заставленной всякой всячиной широкими окнами-витринами — был выстроен у подножия высокой горы, поросшей Могучими хвойными деревьями, и порывистый ветер, проносящийся сквозь их ветви, негромко пел свою гулкую, древнюю, одинокую песню. В этот поздний час на шоссе 101 не было никакого движения. Лишь изредка — трубным воем, звучащим, словно крик динозавра на заре кайнозойской эры, — проносился по трассе грузовик, рассекая упругий воздух упрямо наклоненным лбом. У внутренней зоны обслуживания стоял «Понтиак» номерным знаком штата Вашингтон, облитый сверху желтоватым светом галогеновых ламп. Если не считать дома на колесах, это был единственный автомобиль на заправке. Наклейка на заднем бампере «понтиака» гласила: «ПОПРОБУЙ УГНАТЬ, ЕСЛИ ТЫ НЕ ЭЛЕКТРИК». Над крышей бензозаправки горела красная неоновая вывеска: «ОТКРЫТО 24 ЧАСА В СУТКИ», которая была хорошо видна с шоссе, а ее красный огонь очень подходил к звукам, с которыми проносились по шоссе тяжелые грузовики. Багровый отблеск упал на руки Вехса, и ему показалось, что он их так и не отмыл.

Когда Вехс приблизился к входу в магазин, стеклянная дверь распахнулась ему навстречу, и оттуда вышел мужчина с большой коробкой картофельных чипсов и упаковкой «коки» в руках. Он был круглолиц, розовощек, с длинными баками и густыми моржовыми усами.

Указав рукой вверх, он заторопился к своей машине, бросив на ходу:

— Кажется, будет гроза.

— Вот и хорошо, — ответил Вехс. Ему всегда нравилась разгулявшаяся стихия, и чем сильнее буря — тем лучше. Он любил сидеть за рулем в грозу и смотреть, как одна за одной вспыхивают яркие молнии, как гнутся и скрипят деревья, и шоссе становится скользким, как лед.

Мужчина с моржовыми усами направился к «Понтиаку», а Вехс вошел в магазин при бензозаправке, гадая, что этот электрик из Вашингтона делает здесь, на трассе в северной Калифорнии в такой глухой час.

Его всегда восхищало то, как умело жизнь организует ему короткие встречи с незнакомыми людьми, каждая из которых несет в себе зародыш трагедии, каждая чревата драмой, которая может произойти, а может и не состояться. Человек остановился на шоссе, чтобы залить бензин в бак, купил в лавке «кока-колу» и картофельные чипсы, столкнулся с незнакомцем и, отпустив малозначащее замечание о погоде, продолжил свой путь. Ему невдомек, что встреченный им незнакомец мог пойти следом к его машине и вышибить ему мозги. Кому-то использование пистолета в данной ситуации могло бы показаться рискованным, но, говоря по совести, опасность была не особенно велика. Кто-кто, а Вехс сумел бы провернуть подобное дельце, и никто бы ничего не заметил, так что в данном случае вопрос о том, останется ли этот человек жив, либо был исполнен мистического смысла, либо не имел смысла вообще. Даже сам Вехс порой не мог разобраться в таких тонкостях.

Одно он знал точно: если бы судьбы не существовало, ее следовало бы придумать.

Внутри небольшого магазинчика оказалось на удивление чисто, тепло и светло. Слева от входа расположились разделенные тремя узкими проходами стеллажи со всякой всячиной, необходимой в дороге: разнообразными закусками, самыми простыми медикаментами, журналами, книгами в мягких обложках, почтовыми открытками, сувенирами и брелками для подвешивания к зеркалам заднего вида, а также отборным консервами, популярными у туристов и людей, которые, подобно Вехсу, путешествуют в домах на колесах.

У дальней стены магазина он разглядел высокие холодильные шкафы, битком набитые пивом и легкими спиртными напитками, а также два морозильника для хранения мороженого. Справа от входной двери высилась стойка-прилавок, отделявшая от торгового зала два кассовых аппарата и стол для канцелярской работы.

За кассой Вехс увидел рыжего парня лет тридцати с небольшим, с лицом, испещренными крупными веснушками; на его бледном лбу розовело родимое пятно, схожее по цвету со свежей лососиной. Это пятно, имевшее около двух дюймов в поперечнике, удивительно напоминало своими очертаниями свернувшийся внутри матки зародыш, и Вехс подумал, что это, возможно, тень брата-близнеца, погибшего во чреве матери на ранней стадии беременности и навеки оставившего свой след на челе удачливого соперника.

Рыжий кассир читал книгу в мягкой обложке. Завидев Вехса, он поднял голову.

— Что вам угодно?

Глаза у него были серыми как зола, но проницательными и чистыми.

— Моя машина у седьмой колонки, — ответил Вехс.

Радиоприемник, настроенный на волну кантри-музыки, голосом Алана Джексона затянул песню о полуночном Монтгомери, о ветре, о жалобных стенаниях козодоя, о ледяной тоске и одиночестве, и о призраке Хэнка Уильямса.

— Как вы будете платить? — уточнил рыжий.

— Если я попытаюсь снова воспользоваться кредитной карточкой, «Бэнк оф Америка» наверняка отрядит пару своих клерков, чтобы переломать мне ноги, — беззаботно откликнулся Вехс, припечатывая ладонью к прилавку стодолларовую купюру. — Полная заправка. На мой взгляд, это должно обойтись долларов в шестьдесят.

Комбинация музыки и слов песни, странное родимое пятно и грустные серые глаза кассира наполнила Вехса ожиданием. Вот-вот должно было произойти что-то исключительное.

— Переусердствовали с картой во время рождественских распродаж? — сочувственно спросил кассир, выбивая чек. — Как и все мы?

— Пожалуй. Теперь мне, наверное, придется экономить до следующего Рождества.

Второй продавец сидел на табурете за прилавком чуть дальше. Он не работал за кассовым аппаратом, а занимался какой-то бухгалтерией или проверкой инвентарных книг. Одним словом, бумажной работой.

Вехс только теперь глянул на него прямо, глянул и сразу понял, что это и есть та самая исключительная вещь, которую он предчувствовал.

— Вот-вот начнется гроза, — заметил он, прямо и недвусмысленно обращаясь ко второму продавцу.

Тот оторвался от своих бумаг, разложенных на прилавке. На вид ему можно было дать двадцать с небольшим, и в его жилах текло по меньшей мере четверть азиатской крови. Он был не просто красив, а больше чем красив: лицо смугло-золотистое; волосы черные, как вороново крыло; глаза живые, блестящие, словно масло и глубокие, как колодцы. В его внешности Вехсу даже почудилось что-то мягкое, почти женственное, но не женское.

Азиат непременно понравится Ариэль. Такие, как он, в ее вкусе.

— На перевалах может стать так холодно, что выпадет снег, — отозвался черноволосый красавец. — Если, конечно, вы держите путь в ту сторону.

У него оказался приятный, почти музыкальный голос, который мог бы очаровать Ариэль. Вот уж действительно потрясающая штучка.

Останавливая рыжего кассира, который уже начал отсчитывать сдачу, Вехс сказал:

— Не спешите. Мне еще понадобится запас кукурузных хлопьев. Я вернусь, как только залью бензин в бак.

Он ушел быстро, боясь, что они почувствуют его возбуждение и насторожатся.

Хотя Вехс пробыл в магазине едва ли пару минут, ночь показалась ему значительно холоднее, чем когда он только собирался войти внутрь. Но это только взбодрило его. Ноздри уловили тонкие запахи сосен и елей, — даже аромат пихтовой хвои донесся откуда-то с севера, — и он глубоко вдохнул, наполнив легкие сладостным ароматом заросших лесом гор у себя за спиной, разом почувствовав и свежесть близкого дождя, и резкий запах озона, который оставят после себя еще не выстрелянные тучами молнии, и острый мускусный страх крошечных зверьков, которые дрожат сейчас в полях и лесах, предчувствуя приближение бури.

Уверившись, что убийца покинул дом на колесах, Кот прокралась к кабине, на всякий случай, выставив перед собой кухонный нож.

Окна в холле и в столовой были плотно занавешены, и она не видела, что происходит снаружи, но, посмотрев сквозь ветровое стекло, Кот поняла, что машина остановилась возле бензоколонки.

О том, где может быть убийца, она не имела никакого понятия. Водительская дверца захлопнулась за ним едва ли минуту назад, так что вполне возможно он еще стоит снаружи всего в нескольких футах от машины.

Кот долго прислушивалась, но так и не услышала ни скрежета отвинчиваемой крышки бензобака, ни лязга вставляемого в горловину наконечника. Впрочем, судя по тому, как убийца припарковал машину, лючок бензобака в этой модели дома на колесах располагался с правой стороны, поэтому, скорее всего, он пошел именно туда.

Как ни боялась Кот предпринимать что-то, не зная точного местонахождения убийцы, еще больше страшила ее перспектива оставаться в этом жутком фургоне. Пригибаясь как можно ниже, она скользнула на водительское сиденье и огляделась. Фары были выключены, приборная Доска не светилась, но лампочка в закутке столовой давала достаточно света, чтобы Кот легко было рассмотреть снаружи.

От соседней колонки отъехал «понтиак». Его красные габаритные огни быстро растаяли в темноте.

Насколько Кот могла видеть, дом на колесах был единственным транспортным средством, оставшимся на автозаправочной станции.

Убийца не оставил в замке зажигания ключей, но сейчас Кот и не стала бы пытаться угнать тяжелый фургон. Два часа назад, когда она осталась одна на виноградной плантации и поблизости не было никого, кто мог бы прийти к ней на помощь, Кот могла бы попытаться сделать это, чтобы вырваться. Но здесь совсем другое дело. Здесь должны быть люди, служащие бензоколонки, да к тому же с шоссе в любой момент могла свернуть какая-нибудь машина.

Она толкнула дверь и болезненно сморщилась, так как негромкий щелчок замка показался ей оглушительным. Затем Кот спрыгнула и, ударившись о землю, упала на четвереньки. Кухонный нож выскользнул из ее руки словно намыленный и, со звоном упав на асфальт, отскочил куда-то в сторону.

Уверенная, что привлекла внимание убийцы, и что он вот-вот набросится на нее, Кот поспешно встала на ноги. Сначала она метнулась влево, потом — вправо, потом застыла, выставив перед собой руки в жалкой попытке защититься. К счастью, пожирателя пауков нигде не было видно.

Плотно закрыв дверь, она наклонилась и принялась шарить по асфальтощебеночному покрытию в поисках ножа. Она никак не могла найти его, но тут дверь магазина отворилась (Кот застыла на месте) и оттуда вышел высокий человек в длинном плаще. Поначалу молодая женщина решила, что это не может быть убийца, но тут же вспомнила непонятный шорох материи, который слышала незадолго до того, как преступник выбрался из кабины фургона, и сразу все поняла.

Единственным местом, где она могла спрятаться, были бензонасосы соседней зоны обслуживания, однако они находились в тридцати футах от нее, — как раз на полдороге между ней и магазином — и, чтобы достичь их, ей пришлось бы пересечь довольно широкое открытое пространство. Кроме того, убийца приближался к тому же островку с другой стороны, и Кот не сомневалась, что он успеет добраться до него первым. Тогда она окажется у него на виду.

Если она попытается обойти фургон, он непременно ее заметит и начнет спрашивать себя, откуда она взялась. Его психоз наверняка включает в себя параноический синдром, и убийца — настороженный и подозрительный — может догадаться, что все это время она пряталась в его фургоне. Он станет преследовать ее. Неумолимо и безжалостно.

И вместо того чтобы бежать, Кот — стоило только ей увидеть выходящего из магазина убийцу — плашмя бросилась на живот. От души надеясь, что светильники ближней зоны обслуживания помешают преступнику рассмотреть ее движение, она быстро заползла под машину.

Убийца не крикнул, не ускорил шага. Он ничего не заметил.

Из своего укрытия Кот следила за его приближением. Серо-желтый свет галогенных ламп был настолько ярким, что когда убийца подошел совсем близко, она узнала в его черных кожаных ботинках ту самую пару, которую несколько часов назад рассматривала почти в упор, спрятавшись под кроватью в усадьбе Темплтонов.

Поворачивая одну только голову, Кот наблюдала за тем, как убийца обошел фургон сзади и встал с правой стороны возле одного из бензонасосов.

Асфальт холодил ее ноги, живот и грудь. Кот чувствовала, как он высасывает тепло ее тела сквозь джинсы и тонкий хлопчатобумажный свитер. Вскоре она начала дрожать.

Сначала Кот услышала, как убийца снял с насоса шланг с насадкой, потом открыл люк бензобака и отвинтил крышку. По ее расчетам, на заправку механического чудища должно было уйти несколько минут, поэтому она стала готовиться к тому, чтобы покинуть свое убежище под громкий шум падающей в бак струи бензина.

Все еще лежа на земле, Кот вдруг увидела свой кухонный нож. Он лежал на открытом месте, футах в десяти от переднего бампера. Желтый свет мерцал на лезвии.

Она уже выбралась из-под фургона, как вдруг услыхала стук каблуков по асфальту. Снова заглянув под машину, Котай поняла, что убийца, зафиксировал рычаг подачи на наконечнике шланга, решил пройтись. В панике, она забилась обратно под фургон, стараясь, впрочем, действовать как можно тише. Ее задачу облегчал плеск бензина в наполняющемся баке.

Убийца прошел вдоль правого борта к передку машины, обогнул его и остановился возле водительской дверцы. Но внутрь не полез. Он стоял совершенно неподвижно и тихо, словно прислушиваясь. Наконец, убийца сделал несколько шагов к кухонному ножу и, наклонившись, поднял его.

Кот затаила дыхание, хотя ей и казалось невероятным, что убийца сумеет понять, откуда здесь этот нож. Он никогда не видел его раньше. Он ни за что не догадается, что этот нож — из дома Темплтонов. Разумеется, странно было бы найти кухонный нож на подъездной дорожке бензозаправочной станции, однако разве не мог он выпасть из какой-нибудь машины, которая побывала здесь раньше?

Держа в руках находку, убийца вернулся к фургону и вскарабкался в кабину, оставив водительскую дверцу открытой.

Шаги по стальным плитам пола, раздавшиеся над самой головой Кот, гремели как барабаны заклинателей душ. Судя по звуку, преступник остановился в кухне.

Вехс никогда не был расположен видеть знамения и предвестия везде, куда бы ни падал его взгляд. Даже черный силуэт ястреба, промелькнувший в полуночный час на фоне полной луны, не наполнял его предвкушением удачи или предчувствием катастрофы. Черная кошка, перешедшая дорогу; зеркало, разбитое как раз в тот момент, когда он в него гляделся; статья в газете о рождении двухголового теленка — все это нисколько его не волновало. Вехс был убежден, что сам творит свою судьбу и что подобные запредельные штучки — если они вообще возможны — являются лишь побочными явлениями, естественными спутниками того, кто действует дерзко и не боится жить глубоко и напряженно.

И все же, найдя большой кухонной нож, он задумался. Подобный предмет в его глазах не мог не обладать притягательностью фетиша и почти магической аурой. Пока он положил его на крошечный столик в кухонном закутке, где слабый свет аккумуляторной лампы сообщал острой режущей кромке влажный блеск.

Когда Вехс поднял нож с асфальта, лезвие было холодным, но рукоять показалась ему чуть теплой, словно ее чудесным образом согрело предстоящее соприкосновение с его горячей и крепкой ладонью.

Когда-нибудь он поэкспериментирует с этим, странным образом утерянным и найденным, клинком и посмотрит, не случится ли что-либо необычное, если он попробует со вкусом, не спеша, расчленить с его помощью кого-то подходящего. Однако для работы, которую он задумал сейчас, этот нож не годился.

Правый карман плаща весомо оттягивал «хеклер и кох», но Вехс чувствовал, что в данной ситуации даже этого может оказаться недостаточно. Разумеется, бензоколонка не находится в «военной зоне» большого города, которую то и дело принимаются делить между собой конкурирующие банды, однако двое парней за прилавком несомненно не настолько глупы, чтобы не принять мер предосторожности. Даже Беверли-Хиллс и Бель-Эйр, населенные актерами-толстосумами и удалившимися на покой футбольными звездами, больше не считаются безопасными, особенно по ночам, причем опасность грозит не столько обитателям этих фешенебельных районов, сколько тем, кто будет иметь неосторожность забрести туда. Эти обитатели сами могут представлять нешуточную угрозу. Иными словами, у двух парней за прилавком наверняка есть огнестрельное оружие, которым они умеют пользоваться. Чтобы справиться с ними, ему придется использовать что-то особенное мощное, обладающее внушительной поражающей силой.

Вехс открыл шкафчик слева от электродуховки. В шкафу, в специальных пружинных зажимах, хранилось короткоствольное помповое ружье фирмы «Моссберг» двенадцатого калибра, снабженное пистолетной рукояткой. Бережно вынув оружие из держателей, Вехс положил его на стол.

Трубчатый магазин дробовика был полностью снаряжен. Крейбенст Вехс, хоть и не принадлежал к Американской ассоциации автомобилистов, но всегда был готов к любым неожиданностям, которые могли подстерегать его во время путешествий.

На полочке в шкафу осталась коробка с патронами для ружья, которая на всякий случай всегда стояла открытой. Вехс достал несколько патронов и положил на столик рядом с ружьем, хотя и был уверен, что они вряд ли ему понадобятся. После этого он быстро расстегнул плащ, но снимать не стал. Переложив пистолет из правого наружного кармана во внутренний нагрудный, он опустил туда же запасные патроны. Вынув из ящика кармана компактный «Поляроид», он запихнул его в тот же карман, откуда только что достал «хеклер и кох», а из бумажника извлек обрезанный по краям фотоснимок своей Ариэль — единственной и неповторимой — и спрятал его вместе с камерой.

Наконец Вехс взял в руки выкидной нож с семидюймовым лезвием — еще липкий от работы, которую он проделал в доме Темплтонов, — и вспорол им подкладку левого кармана плаща, а лохмотья ткани попросту оборвал. Теперь, если он забудется и случайно положит в этот карман мелочь, она непременно высыплется на пол.

Зато эта операция позволила Вехсу спрятать ружье под плащом, удерживая его левой рукой сквозь дыру в кармане. Этот прием он считал очень эффективным и был уверен, что его внешний вид не вызовет никаких подозрений.

На всякий случай Вехс сделал несколько шагов к спальне и обратно, проверив, сможет ли он свободно двигаться, чтобы ружье не било его по коленям.

И еще он может положиться на быстроту и грацию, позаимствованную у съеденного в доме Темплтонов паука.

Ему все равно, что станет с рыжим сероглазым кассиром, на лбу которого красуется этакое мерзкое пятно. Что касается молодого джентльмена азиатской наружности, тут он должен быть очень осторожен, чтобы не испортить лицо. Ариэль можно показывать только первосортные фотографии.

Кот слышала, как убийца возится не то на кухне, не то в столовой. Под его весом пол слегка поскрипывал.

Оттуда, где он стоял, убийца не мог видеть, что происходит снаружи, и, положась на удачу, Кот могла бы рискнуть сделать рывок к свободе.

Но Кот решила оставаться под машиной до тех пор, пока убийца не заправится и не уедет. Только после этого она сможет без опаски добежать до магазинчика и позвонить в полицию.

Но ведь убийца нашел кухонный нож, и эта находку заставит его задуматься. Кот не представляла себе, как по ножу можно догадаться о происшедшем, однако сверхъестественный страх, который она испытывала, вселил в нее иррациональную уверенность, что стоит ей остаться под фургоном, и преступник непременно обнаружит ее. И тогда…

Она выползла из-под дома на колесах и, низко пригибаясь к земле, бросила взгляд сначала на водительскую дверь, а потом — на окна. Все окна были плотно зашторены.

Ободренная этим обстоятельством, Кот выпрямилась в полный рост и, перебежав ко внутренней зоне обслуживания, притаилась в тени между двумя бензонасосами, убийца все еще оставался в машине.

После неприютной и холодной ночной темноты Кот попала в помещение магазинчика, освещенное люминесцентными лампами, где звучала музыка и где сидели за стойкой два молодых человека. Сначала она хотела сказать им, что нужно срочно вызвать полицию, однако, бросив взгляд сквозь стеклянную дверь, едва успевшую закрыться за ней, Кот увидела, что убийца выбрался из машины и возвращается в магазин, хотя навряд ли он успел залить бак полностью.

Он смотрел себе под ноги. Значит, он ее не заметил.

Кот быстро отступила от двери, и двое мужчин выжидательно уставились на нее.

Если она попросит их вызвать полицию, они непременно спросят, что случилось, а времени на уговоры и объяснения у нее нет. Даже для простого телефонного звонка нет ни одной лишней минуты.

Вместо этого она сказала: «Пожалуйста, не говорите ему, что я здесь», — и, прежде чем удивленные служащие успели отреагировать, шагнула в сторону, углубившись в проход между шестифутовой высоты полками с товарами. Через несколько шагов она уперлась в стену и, свернув в сторону, затаилась.

Несколько мгновений спустя она услышала, как дверь распахнулась и в магазин вошел убийца. Вместе с ним в помещение ворвались недовольные стенания ветра, а потом дверь снова захлопнулась.

Он сразу заметил, что рыжеволосый кассир и молодой азиат с глазами блестящими, как ночное море в южных широтах, смотрят на него как-то не так — словно знают нечто такое, что знать им нет никакой возможности. Шагнув через порог магазина, Вехс едва не выхватил ружье и не расстрелял обоих без всяких предисловий, но ему удалось успокоить себя. Может быть, он просто неправильно истолковал выражения их лиц, и служащие просто любопытствуют, кто это свалился им на головы? Их недоумение можно было понять, поскольку Вехс считал себя фигурой во всех отношениях экстраординарной. Многие люди подспудно ощущали исходящее от него исключительное могущество и интуитивно чувствовали, что он живет более насыщенной и богатой ощущениями жизнью, чем они. На вечеринках Вехс всегда пользовался особым вниманием, а женщин к нему так и тянуло, — как и многих мужчин, впрочем. Кроме того, убив работников магазина сразу, не перекинувшись с ними ни словом, он лишит себя прелюдии, форшпиля, который всегда доставлял ему особенное удовольствие.

Звучавшая по радио песня Алана Джексона давно закончилась, и Вехс, наклонив голову и прислушиваясь к доносящемуся из динамиков голосу, с видом знатока произнес:

— Боже, как мне нравится Эммайлоу Харрис! А вам? Найдется ли какой-нибудь другой человек, который сумел бы спеть так, чтобы пробирало до самых печенок?

— Она действительно хороша, — сдержанно ответил рыжий.

Раньше он вел себя совершенно естественно, теперь же был внимателен и насторожен.

Азиат промолчал, спрятав свое непроницаемое лицо за буддийской пагодой, сложенной из «Сникерсов», плиток шоколада «Хершис», пачек печенья и прочей дребедени.

— Мне больше всего нравится ее песня до домашних очагах и о вечере в семейном кругу, — молвил Вехс.

— Вы в отпуске? — уточнил рыжий.

— Черт побери, приятель, я всегда в отпуске.

— Вы слишком молодо выглядите, чтобы быть на пенсии.

— Я хотел сказать, — поправился Вехс, — что жизнь сама по себе сплошные каникулы, если правильно на нее взглянуть. Я охотился, и…

— Где-нибудь поблизости? И на какую же дичь сейчас разрешена охота?

Азиатский джентльмен по-прежнему молчал, но Вехс понял, что он внимательно слушает. Не отрывая взгляда от странного гостя, он взял из коробки сосиску «Тощий Джим», содрал с нее целлофан и надкусил.

Никто из двух служащих явно не подозревал, что через пару минут они оба будут мертвы, и их коровья неспособность предчувствовать близкую опасность привела Вехса в состояние, близкое к восторгу. В самом деле, это же просто смешно! Как полезут на лоб их глаза, когда грянет помповое ружье!

Вместо того, чтобы ответить на вопрос, заданный рыжим кассиром, Вехс спросил сам:

— А вы охотничаете?

— Предпочитаю рыбалку, — ответил тот.

— Никогда не интересовался, — Вехс пожал плечами.

— Здорово помогает почувствовать природу, знаете ли… маленькая лодка на озере, спокойная чистая вода…

Вехс покачал головой:

— Но ведь в их глазах ничего нельзя разглядеть!

— В чьих глазах? — удивленно моргнул рыжий.

— В рыбьих, — пояснил Вехс. — Я хотел сказать, что они — просто рыбы, и у них холодная кровь и невыразительные стеклянные глаза. Бр-р-р, мерзость…

— Ну, я, понятно, тоже никогда не считал их прелестными созданиями, однако вряд ли найдется что-либо вкуснее жаркого из собственноручно пойманного лосося или ухи из форели.

Несколько мгновений Крей Вехс прислушивался к музыке, давая обоим мужчинам возможность полюбоваться им. Доносящаяся из динамиков мелодия по-настоящему тронула его, и он начал ощущать одиночество дальней ночной дороги и тоску любовника, который оказался вдали от родных мест. Нет, безусловно его нельзя назвать бесчувственным, а порой он становился просто сентиментальным.

Азиат откусил еще кусок сосиски. Жевал он деликатно, и его челюстные мышцы едва двигались.

Вехс решил, что отвезет недоеденную сосиску Ариэль, чтобы она могла приложить свой ротик к тому месту, где были губы этого японца или корейца. Ощущение интимной близости с красивым молодым мужчиной, которое она несомненно испытает, станет его подарком юной девушке.

— Скорее бы вернуться домой к моей Ариэль, — вздохнул он. — Вам нравится это имя? Разве оно не прекрасно?

— Конечно, — согласился рыжий любитель рыбалки. — И оно ей подходит.

— Это ваша хозяйка? — снова спросил рыжеволосый, его дружелюбие было уже не таким искренним, как в самом начале, когда Вехс сообщил, что остановился у седьмой заправки. Кассиру явно было не по себе, хотя он и пытался это скрыть. Пожалуй, настала пора слегка пугнуть обоих и посмотреть, как они прореагируют. Может быть, хоть один из них прозреет и начнет понимать, какая беда им грозит?

— Нет, — ответил Вехс. — К чему мне ярмо на шею? Может когда-нибудь потом… Как бы там ни было, Ариэль еще только шестнадцать, и она еще не до конца созрела.

Работники магазина явно растерялись, не зная что говорить. Шестнадцать лет — это половина того, на сколько выглядит сам Вехс. Шестнадцать лет — это ребенок. Девочка-подросток, связь с которой карается законом.

Риск был велик, но тем приятнее пощекотать себе нервы. Каждую минуту с шоссе к бензоколонке мог подъехать очередной клиент, и с каждой минутой ставки росли.

— Самая прелестная штучка, которую только можно встретить на нашей земле, — заметил Вехс и облизнулся. — Ариэль, то есть…

С этими словами он достал из кармана плаща фотографию девушки и бросил на прилавок. Оба мужчины невольно повернулись, чтобы посмотреть.

— Она — настоящий ангел, — продолжил Вехс — Кожа такой белизны, что аж дух захватывает. Одного взгляда достаточно, чтобы мошонка загудела, как контрабас.

Рыжий кассир с едва скрываемым отвращением перевел взгляд на счетчик подачи топлива, расположенный слева от кассы, и неприязненным тоном сообщил:

— Ваша заправка на шестьдесят баксов только что закончилась.

— Не поймите меня превратно, — пояснил Веха — Я ни разу не тронул ее. Ну, в этом смысле… Она с прошлого года сидит под замком у меня в подвале, и я могу любоваться ею, когда захочу. Я жду, пока моя маленькая куколка дозреет и станет послаще.

Мужчины уставились на него стеклянными рыбьими глазами. Выражение их лиц привело Вехса в состояний близкое к экстазу.

Неожиданно он улыбнулся и, расхохотавшись, сказал:

— Ага, здорово я вас поймал?!

Ни одной улыбки в ответ. Рыжий разлепил губы и с трудом процедил:

— Будете брать что-нибудь еще или отсчитать вам сдачу?

Вехс скроил самую искреннюю мину, на какую только был способен. Кажется, он даже покраснел.

— Послушайте, простите, если я вас обидел. Я, видите ли, люблю шутки. Не могу удержаться, чтобы кого-нибудь не разыграть.

— Дело в том, — отчеканил рыжий, — что у меня у самого шестнадцатилетняя дочь, и я не вижу, что тут смешного.

Но Вехс уже повернулся к азиату.

— Отправляясь на охоту, — стал обстоятельно объяснять он, — я всегда привожу с собой какой-нибудь трофей в подарок для Ариэль. Ну, как матадор, который получает уши и хвост убитого им быка. Иногда это просто фотография. Я думаю, ты ей понравишься.

Говоря это, он поднял свой «моссберг», укутанный плащом, словно черным траурным крепом, перехватил ствол второй рукой, выстрелом сшиб с табуретки рыжего и одним рывком дослал в патронник новый патрон.

Азиат… О, как расширились эти миндалевидные глаза! А какое в них появилось выражение! Ничего подобного не увидишь в зрачках ни одной рыбы.

Рыжий еще не ударился об пол, а смуглолицый молодой азиат с невероятно красивыми глазами уже протянул одну руку под прилавок — за оружием.

— Только попробуй, — прогремел Вехс, — и все твои пули окажутся у тебя в заднице!

Но азиат все равно выхватил револьвер. Это оказался «смит и вессон» калибра 38, модель «чифс спешиал», и Вехс, развернув ствол ружья в его сторону, ударил в упор, прямо в грудь, чтобы не испортить лицо. Азиат взмыл в воздух, и револьвер вывалился из его руки прежде, чем он успел нажать на курок.

Рыжеволосый пронзительно закричал.

Вехс открыл дверцу прилавка и прошел за барьер.

Рыжий кассир, отец шестнадцатилетней дочери, скорчился за стойкой, словно подражая эмбриону, отпечаток которого пламенел у него на лбу; он обхватил себя руками, как бы не позволяя телу развалиться на части. По радио Гарт Брукс запел о раскатах грома над прерией. Кассир плакал и кричал одновременно, его пронзительные вопли эхом отражались от оконных стекол, а в ушах Вехса все еще звучал гром выстрелов. К тому же, каждую минуту мог появиться новый клиент. Напряжение стремительно нарастало, и вулкан страстей быстро наполнялся кипящей лавой.

Еще одна пуля заставила кассира замолчать.

Азиат лежал без сознания, но его скорая смерть сомнений не вызывала. К счастью, лицо нисколько не пострадало.

Подобно паломнику, падающему ниц перед ракой со святыми мощами, Вехс опустился на одно колено как раз в тот момент, когда изо рта молодого человека вырвался последний вздох. Раздался звук, похожий на биение крыльев насекомого, и Вехс склонился ближе, чтобы поймать последний выдох и принять его глубоко в себя. Теперь какое-то количество красоты и грации азиатского юноши перейдет к нему, переданное от тела к телу вместе с едва уловимым запахом сосиски «Тощий Джим».

За песней Брукса последовал старый номер в исполнении Джонни Кэша «Мальчик по имени Сью». Эту песенку Вехс всегда считал довольно глупой, способной испортить настроение момента. Выключив радио, он перезарядил ружье.

Оглядывая пространство за прилавком, Вехс заметил несколько расположенных в ряд выключателей. Возле каждого белела маленькая табличка с обозначениями, и Вехс быстро выключил все наружные огни, в том числе и неоновую вывеску на крыше: «Открыто 24 часа в сутки».

Он погасил и люминесцентные лампы на потолке, но наступившая в магазине темнота не могла даже считаться темнотой. Панели подсветки многочисленных холодильников горели сквозь матовые стеклянные дверцы призрачным потусторонним светом, на стене сияли зеленые огнем часы, рекламирующие пиво «Курз», а на прилавке осталась гореть настольная лампа на гибкой подставке, под которой работал над отчетностью служащий с азиатской наружностью.

Несмотря на это, по углам залегли глубокие черные тени, а окна-витрины померкли, так что постороннему глазу бензоколонка должна показаться неработающей. Теперь нормальный покупатель вряд ли свернет сюда с шоссе. Разумеется, заместитель шерифа или дорожный полицейский патруль могут заинтересоваться, почему закрылась колонка, которая должна работать всегда. Значит, ему нужно поторопиться и поскорее покончить с делами, которые еще остались.

Прижимаясь спиной к стене как можно дальше от прилавка, Кот чувствовала себя как в ловушке. Справа ей грозила густая тень, а слева — свет холодильников. Молодой женщине казалось, что в тишине, наступившей после стрельбы — особенно, когда замолчало радио, — убийца без труда расслышит ее неровное хриплое дыхание. Но как Кот ни старалась, взять себя в руки она не могла. Разве может перестать дрожать кролик, увидевший поблизости тень волка.

Оставалось надеяться, что компрессоры холодильников и морозильников производят достаточно шума, чтобы ее присутствие осталось незамеченным. От убийцы Кот прикрывал стеллаж, но она чувствовала, что должна проверить проход справа и слева, — чувствовала, и не могла найти в себе достаточно мужества, чтобы решиться на это. В ее воспаленном мозгу жила сумасшедшая уверенность, что стоит ей только выглянуть, и она лицом к лицу столкнется с пожирателем пауков.

Она-то думала, что ничего страшнее, чем обнаружить тела Поля и Сары — а потом и Лауры, — уже и быть не может, однако убийство, происшедшее почти на ее глазах, было стократ хуже. На этот раз она оказалась в одном помещении с преступником, так близко, что не только слышала крики умирающих, но и ощущала их физически, как сильные и болезненные удары в грудь.

Сначала она считала, что преступник намерен ограбить автозаправочную станцию, но для этого вовсе не обязательно было приканчивать служащих. Необходимость явно не была для убийцы чем-то определяющим. Он убил только потому, что ему нравился сам процесс. Преступника несло, он явно был «горяч».

Кот почувствовала себя во власти бесконечной ночи. Уездная машина как будто сломалась, и ночные светила застыли на своих местах. Рассвет завяз в грязи где-то за горизонтом, и с черных небес начал опускаться на все Живое жуткий космический холод.

Яркий луч ударил ей прямо в глаза, и Кот машинально закрылась рукой. Только потом она сообразила, что свет долетает до нее с другого конца магазина. Через секунду вспышка повторилась.

* * *

Крейбенст Вехс никогда не был охотником, как он сообщил рыжему. Он был знатоком-антикваром, который собирает коллекцию редких лиц, фиксируя большинство из них видеокамерой собственной памяти. Впрочем, время от времени он пользовался и «Поляроидом». Воспоминания об увиденной красоте каждый день скрашивали его мысли и служили основным материалом для ночных сновидений. Ему казалось, что вспышки встроенной в аппарат лампы не сразу гаснут в огромных, темных глазах красавца азиата, и что блики света на некоторое время задерживаются на сетчатке, как будто дух убитого никак не мог вырваться из холодеющего тела и метался в плену глазных орбит.

Однажды в Неваде Вехс прикончил несравненной красоты брюнетку, по сравнению с которой Клаудия Шифер и Кейт Мосс выглядели как старые курицы. Прежде чем начать методично разбирать ее на части, он успел сделать шесть превосходных фотографий. С помощью угроз ему удалось заставить девушку улыбаться, и ее ослепительная улыбка запечатлелась на трех снимках. С этого памятного события прошло уже больше трех месяцев, и каждые тридцать дней он съедал по одной фотографии, на которой она улыбалась, предварительно изрезав бумагу на мелкие кусочки, и каждый раз его охватывало невероятно сильное возбуждение от сознания того, что он снова и снова уничтожает ее красоту. Эта очаровательная улыбка продолжала согревать его, даже попав в желудок; чувствуя внутри себя ее лучистое тепло, Вехс начинал ощущать себя еще более привлекательным, потому что в него перешла часть обаяния жертвы.

Имени брюнетки он никак не мог вспомнить. Впрочем, личные имена никогда не имели для него значения.

Жаль только, что ему не известно, как звали азиатского джентльмена. Зная его имя, Вехсу было бы намного легче пересказывать Ариэль эпизод в магазине при бензоколонке.

А впрочем…

Он отложил «Поляроид» и, перекатив мертвеца набок, достал бумажник из его заднего кармана.

Вынув водительские права, он прочел при свете настольной лампы, что азиатского юношу звали Томас Фудзимото.

Вехс решил, что в разговоре с Ариэль будет называть его Фудзи. Как гору.

Он убрал водительские права в бумажник и вернул его на место. Денег убитого он не взял. Не собирался он и трогать выручку в кассе, за исключением тех сорока долларов, что причитались ему в качестве сдачи за заправку. Он же не вор и не грабитель.

Сделав три снимка, Вехс вспомнил про свое обещание, которое дал Фудзи. Надо показать ему, что он умеет держать слово. Правда, ничего такого Вехс никогда раньше не делал, однако в конце концов процедура ему даже понравилась.

Напоследок он решил заняться системой безопасности, которая записала все, что он тут проделал. Видеокамера была смонтирована над входной дверью и направлена на прилавок возле кассового аппарата.

Крейбенст Чангдомур Вехс совсем не стремился увидеть себя в вечерних новостях. Находясь в тюрьме, жить ощущениями было бы затруднительно.

Дыхание Кот кое-как восстановила, но сердце продолжало колотиться в груди с такой силой, что заболели глаза, а шейные артерии пульсировали так, словно по ним пропускали электрический ток.

Не желая изменять своей первоначальной установке на движение как залог безопасности, Котай шагнула туда, где было чуть светлее, и с осторожностью выглянула в проход между полками. Убийцы не было видно, но она слышала, как он движется в другом конце магазина и громко шелестит чем-то, словно крыса в опавшей листве.

Опустившись на четвереньки, Кот проползла еще Дальше и, в свете панелей холодильника принялась искать на полках что-нибудь такое, что могло бы сойти за оружие. Лишившись ножа, она чувствовала себя вдвойне Уязвимой и беспомощной.

Увы, ножей в продаже не оказалось. Никаких. Ближе всего были выставлены на всеобщее обозрение новейшие Цепочки для ключей, маникюрные наборы, карманные Четки для волос, кровоостанавливающие карандаши, пачки увлажняющих салфеток и бумаги для очистки стекол очков, колоды игральных карт и одноразовые зажигалки.

Кот протянула руку и сняла с полки упакованную в пластик и картон зажигалку. Она еще не знала, как можно использовать ее для самозащиты, однако в отсутствие достаточно длинного куска острой стали огонь был единственным оружием, которое она могла себе представить.

Люминесцентные лампы на потолке сонно заморгали и вспыхнули. Яркий свет заставил Кот оцепенеть.

В панике она бросила взгляд в дальний конец магазина. Убийцы по-прежнему не было видно, и только по одной стене двигалась непропорционально огромная, сутулая тень. Вот она вспухла до невероятных размеров, потом уменьшилась и скользнула обратно — совсем как тень мотылька, пронесшегося рядом с керосиновой лампой.

Вехс включил верхний свет только для того, чтобы повнимательнее взглянуть на видеокамеру, укрепленную над входной дверью.

Разумеется, пленка, на которую записывалось все происходящее, находится не в камере; это было бы слишком просто, к тому же даже самый тупой грабитель — из тех, что зарабатывают себе на жизнь налетами на станции техобслуживания и бензоколонки, — догадался бы взобраться на стул, чтобы вынуть кассету или уничтожить обличающую его запись каким-либо другим способом. Нет, скорее всего камера посылает изображение на видеомагнитофон, спрятанный где-нибудь в здании.

Судя по всему, видеосистема безопасности была установлена совсем недавно, так как кабель, идущий от камеры, не был вмурован в стену. Вехсу повезло — значит, поиски займут совсем мало времени. Строители даже не догадались убрать кабель внутрь звукопоглощающего подвесного потолка; прибитый скобами прямо к плитам «Шитрока», он шел к перегородке в глубине здания, а там исчезал в круглой полудюймовой дыре, ведущей в другую комнату.

А вот и дверь, которая ему нужна. Она была не заперта, и за ней Вехс обнаружил крошечный офис с единственным столом, серым металлическим ящиком картотеки, маленьким сейфом с цифровым замком и несколькими кабинетными шкафами.

К счастью, видеомагнитофон не был спрятан в сейфе.

Кабель появлялся из стены и, удерживаемый еще двумя скобами, скрывался в отверстии, высверленном в боку одного из кабинетных шкафов. Никакой маскировки не было и в помине.

Отворив верхние створки шкафа Вехс не нашел того, что искал, и заглянул в нижний отсек. Там, один на другом, стояли сразу три видеомагнитофона. На «запись» был включен самый нижний — оттуда доносился характерный шелест пленки, и горел соответствующий индикатор. Вехс нажал на «стоп» и, достав кассету, опустил в карман дождевика.

Он решил прокрутить ее Ариэль. Разумеется, качество бумаги будет не ахти какое, поскольку видеомагнитофон устаревшей модели явно был не из дорогих, да и изображение на тысячу раз перезаписанной черно-белой пленки может получиться слишком бледным, но его дерзкие и стремительные действия непременно произведут должное впечатление на его драгоценную девочку.

Заметив на столике телефонный аппарат, Вехс вырвал шнур, соединявший его с розеткой на стене, а затем разбил клавиатуру прикладом ружья.

Он знал, что дневная смена служащих появится здесь в восемь или девять утра, то есть еще через четыре или пять часов. К этому времени Вехс рассчитывал быть уже достаточно далеко, однако он не собирался облегчать им задачу по вызову полиции. Ведь всегда может произойти что-нибудь непредвиденное, что задержит его здесь или на шоссе, а разбитый телефон может подарить ему еще полчаса отсрочки.

У двери комнаты Вехс обнаружил дощечку с набитыми в нее гвоздями. На гвоздях висело восемь ключей с бирками. Вехс внимательно прочел каждую. Несмотря на то, что колонка должна была работать двадцать четыре часа в сутки — сегодняшние событие, разумеется, не в счет, — на дощечке обнаружился и ключ от входной двери. Сняв его с крючка, Вехс покинул крошечный офис.

Вернувшись в торговый зал, Вехс погасил люминесцентные лампы на потолке и остался стоять в полутьме, часто дыша через рот и облизывая губы, ощущая на языке едкий запах порохового дыма. Мягкий полумрак нежно прикасался к его лицу и тыльным сторонам ладоней — ласки теней всегда казались ему такими же эротичными и возбуждающими, как и касания дрожащих тонких пальцев.

Тщательно обойдя распростертые на полу тела, Вехс подошел к кассовому аппарату и достал из выдвижного ящика свои сорок долларов сдачи. «Смит и вессон» юного азиатского джентльмена так и остался лежать в свете настольной лампы, куда Вехс положил его несколько минут назад. Он не считал себя способным украсть оружие — точно так же, как и деньги, которые ему не принадлежали.

Надкушенная сосиска лежала рядом с револьвером. К сожалению, пластиковая обертка оказалась содрана, и «Тощий Джим» был безнадежно испорчен. Впрочем…

Вехс взял с витрины еще одну сосиску, аккуратно откусил кончик вместе с целлофаном и выдавил мясной столбик из упаковки. Затем он затолкал надкушенную японцем сосиску в целлофановую кишку и закрутил край. Эту сосиску он убрал в тот же карман, в котором уже лежала видеокассета для Ариэль.

Потом он заплатил за выброшенную им сосиску, набрав сдачу из незапертой кассы.

На прилавке он заметил еще один телефонный аппарат. Выдернув его из розетки, Вехс раздробил клавиатуру несколькими сильными ударами.

Вот теперь можно сделать покупки — и в путь.

Когда свет над головой погас, Кот почувствовала значительное облегчение, однако раздавшиеся вслед за этим трескучие удары напугали ее, а наступившая тишина заставила снова насторожиться.

Она выползла из прохода, тускло освещенного панелью холодильника, и вернулась в самый темный уголок в конце ряда полок, сжимая в руке упаковку с одноразовой зажигалкой. Пока на потолке горели лампы и можно было не бояться, что свет выдаст ее присутствие, Кот испытала свое жалкое оружие и убедилась, что зажигалка работает исправно.

Теперь она стискивала ее в кулаке и тихо молилась, чтобы убийца как можно скорее закончил то, что ой сейчас делает (ей представлялось, что он как раз обчищает кассу), и — Прошу Тебя, Боже! — убрался отсюда. Ей совсем не хотелось оказаться с ним один на один, имея в активе один только «биковский» баллончик с бутаном. Если, обходя магазин в поисках поживы, убийца случайно наткнется на нее, Кот могла рассчитывать только на внезапность и везение. Она собиралась ткнуть ему горящей зажигалкой в глаза или даже поджечь волосы, однако всерьез рассчитывать на успех не стоило. Убийца — она уже убедилась в этом — умел двигаться с невероятным проворством. Наверняка, он сумеет выбить зажигалку у нее из рук, прежде чем она успеет нанести ему сколько-нибудь серьезный урон.

Даже если ожог выйдет серьезным, у нее будет всего лишь несколько секунд, чтобы повернуться и бежать, убийца погонится за ней и настигнет, что с его длинными ногами не составит труда. В этом случае исход схватки будет зависеть от того, что пересилит: его сумасшедший гнев или ее безумный страх.

Кот услышала шорох движения, скрип дверцы прилавка, шаги. От нахлынувшего страха ее чуть не стошнило, но как только она поняла, что убийца, похоже, уходит, ее радости и облегчению не было границ.

Неожиданно она осознала, что шаги — вместо того, чтобы удаляться по направлению к входной двери, — приближаются к ней.

Кот сидела на корточках, ни жива ни мертва, прижимаясь напряженной спиной к торцу длинной полки-стеллажа. Она никак не могла сообразить, где именно находится преступник. Идет ли он по первому, ближайшему к дверям проходу? Или по центральному, слева от нее? Нет.

Это был третий проход. Справа.

Убийца, не торопясь, шагал мимо холодильников. Он еще не заметил ее и не спешил разделаться с нежелательным свидетелем.

Кот поднялась на ноги и, не осмеливаясь выпрямиться в полный рост, беззвучно отступила влево. Свет от панелей холодильников, отражаясь от звукопоглощающего потолка, попадал и сюда, но почти ничего не освещал. Во всяком случае, разложенные на полках товары были погружены в благословенную тьму.

Стараясь наступать только на носки своих мягких кроссовок, Кот сделала несколько шагов по направлению к входной двери. Тут ей пришло в голову, что вскрытую упаковку от зажигалки она оставила на полу у торца стеллажей, там, где проводила испытания своего оружия. Убийца непременно увидит ее, может быть, даже наступит. Возможно, ей повезет, и он решит, что в магазине побывал мелкий воришка, который вынул зажигалку из упаковки, чтобы сподручнее было прятать ее в кармане, а возможно, убийца поймет в чем тут дело.

Инстинкт мог служить ему так же хорошо, как он порой служил Кот. Если рассматривать интуицию как голос бога, то вполне вероятно, что другое, менее человеколюбивое божество, может потихоньку нашептывать свои советы маньякам и убийцам.

Кот шагнула назад и, низко наклонившись, схватила упаковку от зажигалки. Жесткий пластик хрустнул у нее в руках, но, к счастью, звук вышел достаточно тихим, и шаги убийцы полностью его заглушили.

Преступник был уже почти на середине третьего прохода, когда Кот двинулась в противоположную сторону по второму. Он не торопился, а Котай спешила изо всех сил и поэтому достигла начала своего прохода гораздо раньше, чем убийца.

С этой стороны торец стеллажа был не плоским, как в глубине магазина. Какого-то черта здесь оказалась вертящаяся, как карусель, полка с книгами в бумажных обложках, на которую Кот едва не натолкнулась, когда огибала ряд. Остановившись в последний момент, она юркнула за полку и притаилась.

На полу валялась моментальная фотография, сделанная «Поляроидом», на которой крупным планом была запечатлена удивительно красивая девушка лет шестнадцати-семнадцати — платиновая блондинка с длинными распущенными волосами. Черты ее лица были спокойны, но не расслаблены; они словно застыли в заученном выражении вежливого внимания, как если бы истинный характер девушки был столь взрывным, что, дав ему волю, она рисковала прийти к саморазрушению. Безмятежному выражению лица противоречили одни только глаза — они были слишком широко открыты, слишком внимательны и болезненно выразительны, — два зеркала мятущейся, исполненной гнева, отчаяния и страха души.

Кот поняла, что эта та самая фотография, которую убийца показывал служащим. Ариэль — девушка, которую преступник держит в своем подвале.

Несмотря на то, что внешне Ариэль ничем не походила на нее, Кот поймала себя на мысли, что смотрит на фотографию не как на картинку, а как на свое собственное зеркальное отражение. В глазах шестнадцатилетней девушки она разглядела страх сродни тому, что преследовал маленькую Кот на протяжении всех ее детских лет, узнала свои собственные отчаяние и одиночество — глубокие, как Северный ледовитый океан.

Шаги убийцы заставили ее снова вернуться к реальности. Кот поняла, что преступник больше не находится в третьем проходе — обойдя стеллаж, он повернул обратно и достиг середины второго прохода.

Убийца шел совершенно спокойно, даже лениво; шел по той самой территории, которую Кот только что в спешке покинула.

Какого дьявола ему еще здесь надо? Кот очень хотелось забрать фотографию Ариэль, но она не осмелилась. Вместо этого она положила ее на то же место на полу.

Из-за вращающейся полки с книгами она снова отступила в третий проход — тот самый, который убийца только что покинул, — и двинулась по нему в глубь магазина, вынужденная прижиматься почти к самому стеллажу чтобы избежать света, пробивавшегося сквозь стеклянные дверки холодильников. В противном случае ее тень легла бы на потолок, и убийца непременно бы ее заметил.

Кот двигалась совершенно бесшумно и потому без груда различала тяжелые, уверенные шаги, однако даже когда она останавливалась, чтобы прислушаться, ей не удавалось определить, в какую сторону движется преступник. Остановиться совсем Кот не осмеливалась: если бы преступник дошел до конца и снова свернул в этот же проход, он застал бы ее практически на открытом месте. Сворачивая налево в конце рядов, она была наполовину уверена, что ее враг уже давно изменил направление Движения и что она сейчас столкнется с ним нос к носу. Но убийцы за углом не оказалось. Котай снова опустилась на корточки за торцевой опорой стеллажа — на том же самом месте, откуда начинала свое движение. Пустую упаковку из-под зажигалки она положила на пол между ног — туда, откуда подняла ее Минуту тому назад. Прислушавшись, она поняла, что шаги стихли. Ничто не нарушало тишины, кроме приглушенного ворчания холодильников.

Кот положила большой палец на колесико зажигалки, готовясь высечь огонь.

* * *

Две пачки крекеров с сыром и орехами, упаковку арахиса и две плитки шоколада с миндалем Вехс положил в карманы плаща, где уже находились пистолет, фотоаппарат и видеокассета. Стоимость Вехс подсчитал в уме, но, чтобы не тратить времени на поиски мелочи в кассе, округлил сумму до ближайшего доллара и оставил банкноту на прилавке.

Подобрав с пола фотографию Ариэль, он ненадолго задержался, впитывая в себя установившуюся в торговом зале ауру. Ему казалось, что в комнатах, в которых только что погибли люди, бывает по-особому тихо — совсем как в театре, когда закончилось действо и упал занавес, но еще не раздались первые нерешительные хлопки, предвестники бури аплодисментов. Эта удивительная атмосфера, безусловно, включала ощущение торжества, подчеркнутого триумфальным присутствием вечности, что как капля холодной воды дрожала на самом острие тонкой звенящей сосульки. Когда смолкали крики и пролитая кровь застывала неподвижными бездонными озерами, Крейбенст Вехс заново переживал содеянное, наслаждаясь величием смерти.

В конце концов он покинул помещение магазина, тщательно заперев дверь ключом, который снял со стены в офисе.

На углу бензоколонки Вехс заметил платный телефон-автомат. Трубка была соединена с корпусом бронированным кабелем, так что оторвать ее Вехсу не удалось. Тогда он принялся колотить ею о телефон — пять, десять, двадцать раз, — пока пластмасса не треснула и ему в руку не вывалился микрофон. Бросив его на асфальт, Вехс раздавил его каблуком, а изуродованную трубку повесил на рычаг.

Итак, он сделал все, что нужно. Интермедия на бензоколонке принесла Вехсу удовольствие, но была незапланированной, и он выбился из расписания. Ему предстоял долгий путь, но Вехс не чувствовал усталости; не зря же вчера, прежде чем нанести визит Темплтонам, он проспал всю вторую половину дня и проснулся только ближе к вечеру. Но терять время не стоило. К тому «е Вехсу не терпелось скорее вернуться домой.

Далеко на севере, в самой гуще плотного облачного покрова, полыхнула беззвучная молния, за ней — почти без перерыва — еще одна. Грома еще не слыхать, но туча скоро будет здесь. Приближение свирепой бури обрадовало Вехса. Внизу, на грешной земле, где обитали люди Я другие мелкие твари, свирепые катаклизмы и прочие возмущения давно стали неизменной и самой главной составляющей человеческих отношений, и по причинам, которые Вехс никак не мог понять, свидетельства того, что и небеса не свободны от всесокрушающей жестокости, неизменно вселяли в него уверенность. Он никогда и ничего не боялся, и только вид безмятежных небес — голубых или чуть подернутых облачностью — каким-то образом будил в нем безотчетную тревогу, а в ясные звездные ночи, когда на небосвод высыпали прохладные чистые звезды, он старался как можно меньше смотреть вверх. Но сейчас звезд совсем не видно. Над головой торопились куда-то лишь плотные массы облаков — гонимые ледяным ветром, пронизанные жгучими молниями, готовые пролиться новым потопом.

Вехс торопливо пересек площадку и забрался в кабину своего мобильного дома. Ему хотелось продолжить свое путешествие на север, навстречу долгожданной буре, чтобы увидеть, как гигантские молнии раскалывают небо, как трещат под напором ветра могучие деревья и как дождь низвергается с небес стремительным водопадом.

Скорчившись в темноте за стеллажом, Котай услышала, как отворилась и захлопнулась входная дверь. Некоторое время она не верила, что убийца ушел, и что ее пытка закончилась. Сдерживая дыхание, она напряженно прислушивалась, каждую минуту ожидая, что дверь отворится снова и тяжелые шаги возвестят о том, что убийца вернулся. Вернулся за ней.

Но вместо этого она услышала, как поворачивается ключ в замочной скважине и резкий щелчок замка. Только тогда она осмелилась сделать несколько шагов по среднему проходу, не забывая при этом низко пригибаться и ступать как можно осторожнее, чтобы, не дай бог, не наделать шума. Что-то подсказывало ей, что убийца, обладающий сверхъестественно острым слухом, способен услышать ее, даже находясь снаружи.

Оглушительный грохот, от которого, казалось, заходили ходуном хлипкие стены магазинчика, заставил ее замереть у самого конца стеллажей. Убийца чем-то стучал, но Кот никак не могла сообразить, в чем тут дело.

Когда стук прекратился так же неожиданно, как и начался, Кот не без колебаний выпрямилась и, высунувшись из-за полки, поглядела в первую очередь направо — туда, где находились стеклянная дверь и широкие окна-витрины, выходившие на площадку.

Фонари снаружи больше не горели, а колонки обеих зон обслуживания утопали в густом, словно на дне реки, полумраке.

Она не сразу разглядела убийцу, чей черный плащ сливался с ночной темнотой. Он стал заметен только тогда, когда двинулся через площадку к своему мобильному дому.

Даже если бы убийца обернулся, он не смог бы разглядеть ее в едва освещенном магазине, однако сердце Кот подпрыгнуло в груди, когда он сделал шаг вперед, выходя на открытое пространство перед прилавком.

Фотографии Ариэль на полу не было, и Кот очень хотелось верить, что ее не существовало вовсе.

Впрочем, в этот момент и Ариэль, и убийца отошли на второй план; все мысли Кот занимала судьба двух работников бензоколонки, которые не выдали ее. Грохот выстрелов и внезапно оборвавшиеся крики свидетельствовали о том, что оба они мертвы, но она должна была убедиться. Если бы хоть одному из них каким-то чудом удалось остаться в живых, то Кот, вызвав полицию или «скорую помощь», сумела бы частично отплатить им за услугу.

Кот ничем не смогла помешать кровожадному ублюдку; она только пряталась от него, беззвучно моля бога, чтобы он сделал ее невидимой. Тошнота перекатывалась у нее в желудке, словно ледяные устрицы, но вместе с тем она чувствовала головокружительный восторг, оттого что ухитрилась остаться в живых, в то время как от руки маньяка полегло столько человек. Это было вполне понятно и простительно, однако Кот тут же устыдилась своей радости. Если бы только ей удалось спасти хотя бы одного из служащих…

Она отворила дверцу в прилавке. Скрип несмазанной петли, казалось, пронзил ее насквозь.

Настольная лампа на прилавке давала кое-какой ответ.

Оба убитых были здесь, на полу.

— Ах! — невольно вскрикнула Кот, и пробормотала уже тише: — Боже мой!..

Она уже ничем не могла им помочь и поспешно отвернулась. Перед глазами все плыло.

Прямо под лампой на прилавке лежал блестящий револьвер. Несколько мгновений Кот тупо смотрела на него, часто-часто моргая, стремясь загнать обратно выкупившие слезы.

Револьвер явно принадлежал кому-то из служащих. Кот расслышала часть разговора между убийцей и его жертвами, и теперь смутно припоминала резкий выкрик, который мог быть приказом бросить оружие. И вот, оно брошено…

Кот схватила револьвер и сжала рукоятку сразу обеими руками. Тяжесть оружия немного успокоила ее.

Если убийца вернется, она будет готова встретить его. Кот больше не чувствовала себя беспомощной и беззащитной хотя бы потому, что она кое-что знала о револьверах я умела ими пользоваться. Некоторые из друзей ее матери, — самые отчаянные или самые безумные, исполненные разрушительной ненависти, те, кого отличала удивительная чистота и прозрачность взгляда, проявлявшаяся только в двух случаях: чаще всего — после принятия дозы наркотика и изредка, когда они говорили о своей приверженности идеалам правды и справедливости, — знали в оружии толк. Когда Кот было двенадцать, женщина по имени Дорин и мужчина по имени Керк учили ее стрелять из пистолета на уединенной ферме в Монтане, хотя ее слабая рука еще с трудом удерживала подпрыгивающее при каждом выстреле оружие. С удивительным терпением работая над ее ошибками, Керк и Дорин учили ее контролю и говорили, что когда-нибудь она станет настоящим бойцом и одним из лучших участников их движения.

Но Кот хотелось научиться стрелять вовсе не затем, чтобы использовать оружие в интересах того или иного правого дела; у нее была вполне определенная цель — уметь защитить себя от некоторых людей из числа «друзей» ее матери, которые, приняв наркотик, впадали в беспричинную ярость или начинали смотреть на нее с гнусной похотью в глазах. Кот была слишком юна, чтобы алкать их внимания, и слишком уважала себя, чтобы поощрять их желания, ибо благодаря собственной маечке не слишком заблуждалась в отношении того, что большинству из них хочется с ней сделать.

Сжимая в руках револьвер убитого служащего, она повернулась и увидела разбитый телефонный аппарат.

— Черт!

Она выбежала из-за прилавка и устремилась к стеклянной двери.

Фургон все еще стоял на ближнем краю второй зоны обслуживания. Фары его не горели.

Сначала она не увидела убийцы ни в кабине, ни где-либо еще. Потом он вышел из-за фургона сзади, его расстегнутый плащ развевался по ветру, словно большие черные крылья.

До машины было около шестидесяти футов, и Кот не сомневалась, что убийца не увидит ее, даже если она подойдет к двери вплотную. Он не смотрел в ее сторону, но Кот, на всякий случай, на шаг отступила.

Должно быть, он повесил на место заправочный шланг и завинчивал крышку бензобака. Теперь убийца направлялся к кабине.

Поначалу Кот собиралась позвонить по телефону в полицию и сообщить, что убийца поехал на север по шоссе 101, но теперь — пока она доберется до работающего телефонного аппарата, пока дозвонится до полицейского участка и объяснит в чем дело — преступник может получить фору почти в час. За это время он раз десять успеет свернуть с шоссе 101 на какие-нибудь боковые дороги. Если ехать по трассе строго на север, то в конце концов можно попасть в Орегон; поворот на восток уведет его в Неваду; может он и отклониться на запад — к самому побережью, а там развернуться в обратном направлении и проехать вдоль тихоокеанского побережья до Сан-Франциско, где в лабиринте большого города легко затеряться. Чем больше миль убийца преодолеет до того, как полиция успеет разослать ориентировку во все населенные пункты и во все полицейские участки, тем труднее его будет найти. Очень скоро фургон может оказаться на территории другого округа или даже другого штата, а это потребует взаимодействия уже нескольких полицейских управлений и участков и существенно затруднит поиски.

Подумав обо всем этом, Кот сообразила, что у нее чертовски мало информации, которую она могла бы сообщить копам. Она так и не рассмотрела в какой цвет — голубой или салатно-зеленый — выкрашен фургон; очень может быть, что и в тот и в другой, поскольку она видела его только в полутьме или в серо-желтом свете галогеновых ламп автозаправочной станции, сильно искажавшем естественные цвета. Кроме того. Кот не могла назвать ни марку фургона, ни его номер. Убийца уходил.

Действую неторопливо, совершенно уверенный в том, что в ближайшее время ему не грозит никакая опасность, он поднялся в кабину и захлопнул за собой дверцу.

Он уезжает! Боже мой, он уезжает. Нет, невозможно, невероятно! Нельзя допустить, чтобы он скрылся, так и не заплатив за то, что он сделал с Лаурой и со всеми!.. Ведь он может сделать то же самое еще раз. Еще много раз!.. Боже милостивый, помоги мне, дай мне уложить этого мерзкого грязного сукиного сына, помоги мне прострелить башку этой похотливой свинье!

Кот снова подступила к двери. Ее можно было отпереть только при помощи ключа, а ключа у нее не было.

Если разбить стекло, он услышит. Даже на расстоянии, даже за шумом двигателя.

Стрелять сквозь стекло бесполезно. Ночью, из револьвера, на расстоянии пятидесяти или шестидесяти футов, да еще эти бензоколонки… У нее нет никаких шансов убить его. Нужно подобраться вплотную к фургону так, чтобы можно было приставить ствол к самому окну.

Но если убийца услышит, как она пробивается сквозь стеклянную дверь и увидит ее выходящей из магазина, он просто не подпустит ее к себе. Хуже того — тогда уже он будет охотиться за ней. Куда бы она ни двинулась, куда бы ни скрылась, убийца выследит ее на площадке бензозаправочной станции, а его дробовик послужит куда лучшим оружием, чем ее револьвер.

Убийца в фургоне включил фары.

— Нет!

Котай бросилась к калиточке в прилавке, отворила ее резким толчком и, обогнув распростертые тела, распахнула заднюю дверь. Здесь непременно должен быть второй выход. Этого требовали и практическая необходимость, и строгие правила пожарной безопасности.

Дверь открылась в темноту. Насколько Кот могла судить, здесь не было никаких окон. Очень может быть, Что она попала в душевую или в кладовку.

Перешагнув через порог, Кот прикрыла за собой дверь, чтобы она не пропускала света, и, нашарив слева на стене выключатель, рискнула зажечь свет.

Она оказалась в крошечной конторе. На письменном столе валялись обломки разбитого телефона.

Прямо напротив нее была еще одна дверь без каких бы то ни было признаков замочной скважины. Это наверняка ванная.

Слева, в задней стене заправочной станции, оказалась металлическая дверь с двумя мощными засовами. Кот налегла на рукоятки, отодвинула их, отворила тяжелую створку, и в офис сразу ворвался порыв холодного ветра.

Позади здания лежала двадцатифутовая асфальтированная площадка, за которой круто уходил вверх поросший деревьями склон холма. Фонарь над дверью, защищенный проволочной сеткой, горел, и в его свете Кот увидела два легковых автомобиля, несомненно принадлежавших убитым служащим.

Проклиная убийцу, Кот побежала направо, к общественному туалету, чтобы обогнуть здание по самому короткому пути. За всю свою жизнь она не причинила вреда ни одному человеческому существу, но сейчас готова была убить. Мало того: Кот была уверена, что сделает это без колебаний и без снисхождения, сделает из одного лишь чувства мести, потому что он заставил ее стать такой. Это он довел Кот до того, что все ее чувства угасли, оставив только слепую, звериную ярость, а хуже всего было то, что сейчас это было плюсом, особенно по сравнению с беспомощностью и страхом, от которых она страдала так долго. Кот буквально наслаждалась восхитительным ощущением собственной яростной силы, наполнявшей ее под пение крови, которая неслась в жилах, все ускоряя свой бег. В других обстоятельствах обуявшая ее жажда убийства непременно бы вызвала в Кот сильнейшее отвращение, но в эти мгновения она только радовалась этому, зная, что ее радость возрастет, когда она поравняется с домом на колесах и через боковое стекло всадит в убийцу первую пулю. После этого она распахнет дверцу и, пока он будет истекать кровью, выстрелит в него еще раз, а потом вытащит наружу, бросит на асфальт и будет стрелять в него до тех пор, пока он навсегда не утратит способность ходить на охоту.

Кот обогнула второй угол здания и оказалась перед фасадом автозаправочной станции. Фургон отъезжал от бензоколонки. Котай погналась за ним. Она бежала так, как не бегала никогда в жизни, и упругий встречный ветер высекал слезы из ее глаз, а мягкие подошвы туфель звонко шлепали по асфальтовому покрытию.

«Милый Боже, дай мне догнать его! — молилась она, хотя раньше просила только об одном: Господь милосердный, дай мне убежать от него!

Милый Боже, помоги мне убить его! — мысленно кричала она, хотя раньше умоляла: Боже милосердный, ре позволь ему убить меня!»

Фургон стал набирать скорость. Он уже вырулил из зоны обслуживания и теперь катился по недлинной подъездной дорожке, которая вела обратно на шоссе.

Нет, так она никогда его не догонит.

Фургон удалялся.

Кот остановилась, широко расставив чуть согнутые ноги. Револьвер она держала в правой руке; теперь рука ее плавно поднялась. Кот подхватила ее второй рукой я зафиксировала локти в классической стрелковой стойке.

«Каждая приличная девушка должна уметь стрелять на случай, если начнется революция».

Ее сердце уже не стучало, оно рвалось из груди, захлебываясь кровью, и каждое его судорожное сокращение заставляло ее руки чувствительно вздрагивать, так что Кот не могла даже удержать револьвер на цели. Да и фургон успел отъехать слишком далеко. Если она выстрелит сейчас, то промахнется, как минимум, на несколько ярдов. Даже если ей повезет и она сумеет влепить пулю в заднюю стенку, водитель почти наверняка не пострадает. Он был уже вне досягаемости, он уходил, и Кот бессильно была ему помешать.

Кот поняла, что все кончено. Можно было отправляться на поиски работающего таксофона, чтобы позвонить в местную полицию и попытаться максимально сократить выигрыш во времени, однако здесь и сейчас она уже больше ничего не в состоянии сделать.

Но ее личная война еще не подошла к концу; Кот знала это, как бы ей ни хотелось обратного. Она все еще помнила имя, которое преступник произнес вслух, прежде чем расправиться со служащими.

«Ариэль.

Ей шестнадцать. Самая восхитительная штучка, которую только можно найти на нашей грешной земле. Чистый ангел. Фарфоровая кожа. Как посмотришь, аж дух захватывает. Я запер ее в подвале на год-другой. И ни разу не тронул — в этом смысле. Жду, пока она созреет и станет чуть-чуть послаще».

И тут же услужливая память Кот явила ей мельком увиденную фотографию платиновой блондинки, явила во всех подробностях, словно Котай все еще продолжала держать снимок в руке. О, это выражение безмятежного спокойствия на лице, удерживаемое с таким явным напряжением воли, и эти глаза, в которых кипят отчаяние и боль!

Еще когда Кот прислушивалась к разговору между убийцей и служащими бензоколонки, она чувствовала, что он не просто ведет свою игру — он говорит правду. Эта сволочь намеренно приоткрыла перед ними свой самый главный секрет и призналась в своих извращенных преступлениях, получая от своих откровений явное удовольствие, ибо не сомневался, что служащие бензоколонки унесут эту тайну в могилу и никогда никому не смогут о ней рассказать. Даже если бы она не видела фотографии, сомнений быть не могло.

Ариэль. Воздушное, легкое имя, которое очень к ней шло, — и эти глаза, наполненные страданием…

Сосредоточившись на сохранении собственной жизни, Кот не думала о плененной девушке. Найдя револьвер, она мгновенно убедила себя, что единственное, чего ей хочется, это нашпиговать свинцом чудовище в человеческом облике, продырявить ему шкуру, выпустить всю кровь и вышибить мозги, ибо Кот еще не была готова посмотреть правде в глаза. Правда же заключалась в том, что она все равно не осмелилась бы прикончить это отродье, потому что в этом случае терялись все нити, ведущие к Ариэль. Ее могли никогда не найти или найти слишком поздно — через много дней после того, как она бы умерла в своей бетонной темнице от голода и жажды. Ублюдок, наверняка, запер девушку в подвале собственного дома, который, в конце концов, можно было бы отыскать, установив личность убийцы, но с другой стороны, что мешает ему оборудовать для нее тюрьму в таком месте, на которое мог бы вывести полицию только он один? Кот и преследовала-то убийцу лишь для того, чтобы обездвижить, чтобы лишить его способности защищаться и дать копам возможность выпытать у него, где находится тот подвал, в котором он запер Ариэль. Если бы она сумела нагнать дом на колесах, то распахнула бы дверь и на бегу выстрелила ублюдку в ногу, чтобы он не смог вести машину. Просто поначалу ей пришлось скрывать эту правду от себя самой, потому что пытаться ранить убийцу было гораздо рискованнее, чем выстрелить ему в голову через окно. Кроме того, если бы Кот полностью осознавала, что именно она должна сделать, у нее просто-напросто не хватило бы мужества бежать за фургоном так быстро.

Впрочем, она все равно опоздала. Фургон с двумя трупами на борту и с водителем, у которого могло быть десять миллионов имен, медленно удалялся по подъездной дорожке в направлении шоссе 101. Настоящий «Ад на колесах»…

Где-то у этого подонка есть дом, а под домом — подвал, в котором вот уже год томится шестнадцатилетняя девушка по имени Ариэль. Она еще жива и невинна, но ни то, ни другое не продлится долго.

— Она существует… — шепнула Кот ветру.

Задние огни фургона мрачно рдели в ночной тьме, продолжая удаляться.

Котай отчаянно завертела головой, оглядываясь вокруг, но сельский ландшафт был безлюдным и пустынным. Нигде поблизости не светились окна домов; со всех сторон ее обступали только деревья и холодный, ветреный мрак. Лишь далеко на севере — за гребнями двух холмов — горел какой-то огонь, но Кот никак не могла понять, что это такое, да и пешком она не скоро бы туда добралась.

На шоссе появился грузовик. Он двигался с юга и, ослепив Котай светом фар, промчался мимо темной бензоколонки, не свернув, чтобы заправиться, и даже не притормозив. С низким протяжным ревом он исчез вдали, а водитель его даже не заподозрил о существовании Кот.

Неуклюже покачиваясь, фургон вывернул на шоссе.

Всхлипывая от бессильного гнева, от разочарования, от страха за девушку, которой она даже не знала, и от дознания своей грядущей вины, которая непременно настигнет ее, если Ариэль умрет, Кот развернулась спиной к шоссе и быстро зашагала мимо бензиновых колонок туда, откуда она выбежала на площадку.

За все ее детские годы ни один человек ни разу не протянул ей руку помощи. Никто не обращал внимания на ее трудности, ни на ее беспомощность и страх.

Теперь, когда Кот думала о моментальном снимке

Ариэль, он напоминал ей голограмму, изменяющуюся всякий раз, когда посмотришь на нее под другим углом. Иногда на фотографии было лицо девушки, иногда — ее собственное.

На бегу Котай молилась только о том, чтобы ей не пришлось снова возвращаться в торговый зал и обыскивать тела.

Вдалеке сверкнула молния, а гром прогрохотал как топот каблуков по железным ступеням лестницы, ведущей куда-то в глубокое, гулкое подземелье. Черные деревья на склоне холма шумно вздохнули под порывом налетевшего ветра.

Первой машиной был белый «шевроле», выпущенный лет десять назад. Дверца оказалась не заперта.

Когда Кот забралась на водительское сиденье, изношенные пружины жалобно застонали, а под ногой зашелестела брошенная обертка от конфеты или от чего-то подобного. Салон насквозь пропах застарелым табачным дымом.

Ключей от замка зажигания на месте не оказалось, как не было их нигде — ни за противосолнечным козырьком, ни под сиденьем.

Второй машиной была «хонда», гораздо более новая, чем белый «шеви». Внутри пахло лимонным освежителем воздуха, а ключи лежали в неглубоком лотке на панели управления.

Кот положила револьвер на пассажирское сиденье — поближе к себе, чтобы до него легко было дотянуться, хотя поначалу ей очень не хотелось выпускать оружие из рук. Даже став взрослой, она всегда старалась вести себя предусмотрительно и осторожно и никогда не лезла на рожон. Оружия она не брала в руки с шестнадцати лет, с тех пор, как ушла от матери, однако просто не могла себе представить, как это выпустить револьвер из рук сейчас и как будет жить без оружия дальше. Иными словами, за последние несколько часов она сильно изменилась, но произошедшая перемена не слишком обрадовала Кот.

Двигатель запустился с пол-оборота, покрышки взвизгнули, оставив на асфальте черный дымящийся след, «хонда» рванула с места и, обогнув здание автозаправочной станции, метеором промчалась по зонам обслуживания, чудом не задев ни одной бензоколонки.

Ведущая на шоссе дорожка была пуста. Фургон убийцы уже успел скрыться из вида.

К счастью, в районе бензозаправки шоссе 101 представляло собой четыре полосы движения, разделенных посередине бетонным барьером, так что на юг повернуть было нельзя. Значит, убийца направился дальше на север. За тот отрезок времени, что Кот бегала за машиной, далеко он уйти не мог.

Кот устремилась в погоню.

Назад: ГЛАВА 3

Дальше: ГЛАВА 5