ГЛАВА 2
Тишина и неподвижность дома напоминали покой сумрачной глубокой воды, до поры остановленной плотиной и давящей на грудь ее с огромной, нерастраченной силой.
Когда Кот нашла в себе достаточно мужества, она сделала несколько осторожных шагов и приблизилась к лестнице, хотя и боялась, что ночной гость вовсе не спустился на первый этаж, что он просто играет с ней как кошка с мышью, и теперь, остановившись чуть ниже, ждет с холодной, уверенной улыбкой. Завидев ее, он протянет к ней раскрытые ладони и скажет: «Иди ко мне!..»
Не желая рисковать, Кот даже затаила дыхание, когда заглядывала вниз. Ступени спускались в прихожую, совершенно темную, однако она сумела рассмотреть, что убийцы нигде не видно.
Насколько Кот поняла, на первом этаже не горело ни одной лампы. Это ее озадачило. Что мог делать пришелец в абсолютном мраке, направляемый только бледным светом заглядывавшей в окна луны? Может быть, он, чувствительный к легчайшим вибрациям движения воздуха, просто притаился в углу, как паук, и грезит о бесшумных погонях и минутах неистового торжества над добычей?
Она быстро миновала лестницу и углубилась в последний отрезок коридора, направляясь ко второй открытой двери, служившей источником янтарного света. Кот очень боялась того, что она может там увидеть. Впрочем, и со страхом, и с тем, что она обнаружит в этой комнате, Кот могла бы в конце концов справиться. Гораздо хуже было не знать, малодушно отвернувшись от правды. Она по опыту знала, что именно от этого появляются навязчивые кошмарные сны, когда просыпаешься в холодном поту не в силах унять дрожание рук.
Спальня Лауры была меньше спальни родителей; в ней не было камина и кресел, и только в углу стоял письменный стол. Возле широкой полуторной кровати притулилась единственная тумбочка с медной настольной лампой над ней. Платяной шкаф и зеркальный туалетный столик с низеньким пуфиком довершали скромную меблировку.
Над кроватью висел огромный, как афиша, портрет Фрейда. Кот терпеть его не могла, но мягкосердечная и склонная к идеализму Лаура во многих случаях полагалась на его теории, в частности на дурацкую фантазию о безвинном мире, все обитатели которого стремятся к самоисцелению, будучи жертвами своего печального прошлого.
Лаура лежала на кровати лицом вниз, лежала поверх одеяла и простыней. Руки ее были скованы за спиной стальными наручниками, лодыжки тоже. Обе пары соединяла металлическая цепь.
Судя по всему, она подверглась насилию. Панталоны ее просторной голубой пижамки были срезаны с ловкостью, которая сделала бы честь любому портному, а образовавшиеся полотнища были аккуратно разложены по сторонам ее тела. Пижамная курточка на спине завернулась вверх и собралась крупными складками на плечах и на шее.
Кот шагнула в спальню подруги, чувствуя, как страх уравнивается с нарастающей жалостью, но сердце ее хоть и болело, оставалось холодным и пустым. Когда же Кот уловила едкий запах спермы, к страху и жалости добавился гнев. Склоняясь над кроватью, она почувствовала, что ее руки сжались в кулаки с такой силой, что ноги больно впились в ладони.
Влажные от пота волосы Лауры были откинуты набок, и Кот увидела, что ее красивое лицо мертвенно бледно, изящные черты искажены страхом, а глаза крепко зажмурены.
Она не умерла. Не умерла. Это казалось невероятным, невозможным.
Маленькая девочка на кровати — а ужас низвел ее до состояния беспомощного, насмерть испуганного ребенка — что-то забормотала, так тихо, что слов было не разобрать даже с расстояния в несколько дюймов, однако этого и не требовалось. Интонации ее голоса говорили сами за себя, и Кот узнала молитву, которую она сама часто повторяла в далеком детстве, забившись в укромный уголок; то была мольба о милосердии, просьба избавить от грозящего ужаса, оставить живой и невредимой.
«Милый Боже, прошу тебя, помоги мне остаться живой и невредимой!»
В те, давние ночи, Котай счастливо избежала насилия и смерти. Молитва Лауры осталась без ответа, по крайней мере в первой ее части.
Кот почувствовала, как горло стиснул спазм, так что она сумела прошептать только:
— Это я…
Глаза Лауры внезапно широко распахнулись, а глазные яблоки завращались, как у испуганной лошади. В расширенных от страха зрачках отразилось недоверие.
— Все мертвы…
— Тсс-с-с! — шепнула Кот.
— Кровь. У него на руках кровь.
— Ради бога, тише! Я помогу тебе выбраться отсюда.
— Пахнет кровью. Джек убит. И Нина. И все…
Джека, брата Лауры, Кот так и не увидела. И ее невестку Нину тоже. Очевидно, прежде чем забраться в усадьбу, убийца наведался в бунгало управляющего. Четверо убитых. Значит, ей не найти помощи ближе, чем за границами раскинувшегося чуть не до горизонта земельного участка.
Кот бросила обеспокоенный взгляд в сторону открытой двери, потом быстро проверила наручники на запястьях Лауры. Они оказались надежно заперты.
Со скованными и соединенными цепью ногами и руками, Лаура оказалась совершенно беспомощной. Она не смогла бы даже стоять, не говоря о том, чтобы идти, а Кот была не настолько сильна, чтобы нести подругу на руках.
Оглядываясь по сторонам, она заметила свое отражение в зеркале туалетного столика у стены и поразилась, насколько ясно читается на лице страх. Постаравшись взять себя в руки, — не столько ради Лауры, сколько ради себя самой, — Кот снова склонилась к изголовью кровати и заговорила почти так же тихо, как молилась ее подруга.
— В доме есть оружие?
— Ч-что?
— Ружье, пистолет?
— Нет.
— Нигде?
— Нет, нет!
— Черт…
— Джек…
— Что?
— У Джека есть…
— Ружье? — Оно в бунгало? — переспросила Кот.
— Да, у Джека есть ружье…
Но Котай понимала, что не успеет добраться до домика управляющего и вернуться с оружием; убийца поднимется в комнату Лауры гораздо раньше. Да, скорее всего, он уже нашел ружье и взял его себе.
— Ты знаешь, кто он?
— Нет, — небесной голубизны глаза Лауры потемнели от отчаяния. — Уходи отсюда.
— Я найду оружие.
— Уходи! — прошептала Лаура с неожиданной настойчивостью, и на лбу у нее выступил холодный пот.
— Мне нужен какой-нибудь нож, — сказала Кот.
— Не умирай ради меня. — Затем, sotto voce note дрожащим, но настойчивым голосом, Лаура проговорила: — Беги, Кот! Ради всего святого — беги отсюда!
— Я вернусь.
— Беги!
Снаружи раздался какой-то звук. Грузовик. Шум его мотора приближался.
Кот взволнованно выпрямилась:
— Кто-то едет! Нас спасут…
Окна в спальне Лауры выходили на фасад. Котай подбежала к ближайшему из них, откуда была видна подъездная дорожка, ведущая на окружное двухрядное шоссе.
В четверти мили от дома пронизывал тьму ослепительный свет фар. Судя по расстоянию между ними, это был довольно большой грузовик.
Как чудесно, что кто-то свернул к одинокой усадьбе в этот поздний час!
Надежда ярко вспыхнула в душе Кот, но она сразу подумала, что убийца наверняка тоже услышал шум работающего двигателя. Мужчина или мужчины в грузовике понятия не имеют о том, какая опасность их подстерегает. Когда грузовик затормозит перед крыльцом, они будут все равно что мертвы.
— Держись! — шепнула она Лауре, легко коснувшись пальцами ее влажного лба. Подбодрив таким образом подругу, Кот пересекла комнату и выскользнула за дверь, оставив Лауру лежать под угрюмо-самодовольным взглядом Зигмунда Фрейда.
Коридор был пуст.
Кот на цыпочках подбежала к лестнице и, поколебавшись немного, прежде чем броситься в этот омут враждебного мрака, стала спускаться. Другого выхода у нее все равно не было. Взяться за перила она не рискнула — это было слишком опасно, хотя и облегчило бы ей спуск. Чем ближе к стене, тем лучше.
Так она миновала висевшие на стене лестницы картины в огромных резных рамах, походившие на настоящие окна, из которых виднелись светлые пасторальные пейзажи. Когда Кот увидела их в первый раз, они показались ей приветливыми и теплыми, теперь же черные реки, убийственные поля и призрачные леса выглядели зловеще.
Вот и прихожая, выложенная отполированным дубовым паркетом и застеленная толстой циновкой. Закрытая дверь справа вела в кабинет Пола Темплтона. Арка слева вела в темную гостиную.
Убийца мог быть где угодно.
Рев двигателя снаружи стал заметно громче. Должно быть машина уже где-то у самого дома. Убийца застрелит водителя прямо сквозь лобовое стекло или подождет, когда тот выберется из кабины.
Кот должна была предупредить водителя — не только ради него самого, но и ради спасения своей жизни. И ради Лауры. Этот неизвестный человек за рулем — их единственная надежда.
Кот была абсолютно уверена, что ночной пожиратель пауков находится где-то поблизости и, отбросив всякую осторожность, ринулась к парадной двери, ежесекундно ожидая нападения. Овальная циновка под ее ногами поехала, собралась в складки, и Кот стала падать вперед. Машинально выставив перед собой руки, чтобы смягчить падение, она с разбегу врезалась обоими ладонями в парадную дверь.
Произведенный ею дьявольский шум, гулко раскатившийся по всему дому, не мог не привлечь внимания убийцы, даже если он в это время наблюдал за приближающимся грузовиком.
Кое-как восстановив равновесие, Котай с лихорадочной поспешностью нащупала и повернула дверную ручку. Дверь оказалась незапертой. Задыхаясь от ужаса, Кот распахнула ее настежь.
Прохладный северо-западный бриз, несущий с виноградников запахи взрыхленной земли и фунгицидов, негромко посвистывал в голых ветвях кленов, выстроившихся по сторонам дорожки. Кот шагнула на крыльцо, и ветер, фыркая и посапывая, как целая свора гончих, ворвался в прихожую, в щель за ее спиной.
Грузовик уже миновал дом и теперь удалялся от Кот. Он снова вернется к парадному, когда проедет по широкой петле, проложенной перед фасадом таким образом, чтобы облегчить разворот машинам, забиравшим урожай винограда.
Но это был вовсе не грузовик, а дом на колесах, выкрашенный не то в голубой, не то в бледно-зеленый цвет. Кот успела заметить, что это довольно старая модель сорока футов длиной, отличающаяся обтекаемой формой, и что владелец поддерживает ее в хорошем состоянии. Хромированные детали блестели в лунном свете, как живое серебро.
Несколько удивленная тем обстоятельством, что до сих пор никто не пырнул ее ножом, не застрелил и не ударил сзади по голове, Кот сделала несколько шагов по направлению к ступенькам крыльца, опасливо косясь на зияющую за спиной распахнутую дверь.
Дом на колесах достиг изгиба дороги и начал сворачивать. Спаренные лучи фар скользнули по амбару и стенам хозяйственных построек, и перед ними стремительно побежали по земле длинные тени тополей, лиственниц и вечнозеленых кустарников. Вот они — донельзя вытянутые и стремительные — запутались в решетке шпалер перед крыльцом, перепрыгнули через побеленные перила, шмыгнули по лужайке и по мощеной каменной дорожке, стремясь оторваться от отбрасывающих их деревьев и скрыться в ночи.
Кот вздрогнула и попятилась назад. Мертвая тишина, царившая в усадьбе, отсутствие света на первом этаже, своевременное прибытие дома на колесах — все это вдруг обрело страшный смысл. За рулем фургона сидел убийца.
Нет, только не это!
Котай стремительно бросилась назад, в спасительную темноту прихожей.
Сзади, преследуя ее по пятам, неслись острые лучи фар обогнувшей поворот машины. Пронизывая шпалеры, они отбрасывали на крыльцо и на стену дома правильный геометрический узор.
Кот нырнула в тень арки, закрыла за собой дверь и нащупала над дверной ручкой массивный запор. Поворот Рукоятки, и вот уже мощный засов сидит в своем гнезде.
Неожиданно она замерла, поняв свою ошибку. Парадная дверь была не заперта, потому что убийца вышел рез нее. Если он обнаружит ее запертой, то поймет, что Лаура — не единственный оставшийся в живых обитатель дома, и охота возобновится.
Влажные и скользкие от пота пальцы Кот снова нащупали латунную шишечку замка и тут же соскользнули, но асов с сухим и металлическим щелчком открылся.
Должно быть убийца с самого начала оставил свою машину у самого шоссе, на подъездной дорожке, ведущей к усадьбе, и пешком приблизился к дому.
Тут она услышала шорох под колесами гравия, уловила тяжелый, с подвыванием, вздох пневматических тормозов, и дом на колесах остановился перед парадным.
Вспомнив про овальную циновку, которую она потревожила своими ногами и из-за которой чуть не упала, Кот бросилась на колени. Ползая по грубой шерсти, она руками разравнивала образовавшиеся складки. Ведь если убийца запнется о циновку, то сразу вспомнит, что, когда он уходил, ковер был в порядке.
За дверью раздались шаги, твердые каблуки ботинок со стуком опускались на каменные плиты дорожки.
Котай вскочила на ноги и повернулась к кабинету, но становилась. Это был не лучший выбор, тем более что она не могла себе представить, куда именно направится этот человек, когда войдет в дом. Если она спрячется в кабинете, то может оказаться в замкнутом пространстве комнаты один на один с убийцей.
Шаги гулко и мерно застучали по деревянным ступеням крыльца.
Кот метнулась через прихожую под темную арку, ворвалась в гостиную и тут же остановилась, боясь наткнуться на мебель или что-нибудь опрокинуть. Перед глазами, ослепленными светом фар, все еще плавали тускло-красные пятна, и она осторожно двинулась вперед, вытянув руки перед собой.
Парадная дверь отворилась.
Котай, застигнутая почти на середине комнаты, присела за креслом с высокой спинкой. Если убийца войдет сюда и включит свет, он увидит ее в тот же самый миг.
Преступник вошел и, не закрыв за собой дверь, ненадолго показался в прихожей. Котай различала его фигуру, благодаря тусклому свету, проникавшему из верхнего коридора. Даже не поглядев в сторону гостиной и не задерживаясь, мужчина стал подниматься по лестнице.
Лаура.
А Кот все еще была совершенно безоружна.
Сначала она подумала о кочерге из камина. Нет, это не подойдет. Если с первого удара она не раскроит ему череп или не сломает руку, он вырвет у нее кочергу. Страх и отчаяние должны были придать ей силы, но этого могло оказаться не достаточно.
Котай поползла по полу — так было быстрее и безопаснее. Добравшись до арки, ведущей из гостиной в столовую, она свернула в ту сторону, где, по ее понятиям, должна была находиться дверь в кухню, и тут же налетела на стул. Стул ударился о ножку стола и загремел, а на столешнице что-то стукнуло — клинк-клинк, — и Кот вспомнила, что видела здесь декоративную медную вазу с живописно уложенными в нее фарфоровыми фруктами.
Ей казалось маловероятным, чтобы убийца услышал эти звуки, находясь на втором этаже, и она смело поползла дальше. Впрочем, слышал он или нет, ей не оставалось ничего другого, кроме движения.
Двустворчатых дверей кухни Кот достигла быстрее, чем ожидала. Здесь она поднялась в полный рост.
Сочившийся в окна свет луны был тусклым, неярким, но когда вдруг стало еще темнее, Кот почувствовала, как по шее побежали мурашки, а волосы на затылке встали дыбом от ужасного предчувствия. Резко повернувшись, она прижалась спиной к косяку двери в полной уверенности, что убийца, заслонивший своей широкой спиной свет луны, находится в считанных дюймах позади нее. Но это было не так. Оконные стекла больше не серебрились как раньше; должно быть, грозовые облака, с полуночи собиравшиеся над холмами на северо-западе, наконец-то закрыли луну.
Толкнув створки, Котай проникла в кухню.
К счастью, ей не пришлось включать люминесцентные светильники, чтобы сориентироваться в обстановке; на табло двойного духового шкафа горели яркие зеленые цифры электронных часов, дававшие на удивление много света — во всяком случае достаточно, чтобы разобраться где что.
Котай помнила, что столик для разделки мяса находится сбоку от раковины из нержавейки. В свою очередь, сдвоенная раковина помещалась под большим из двух окон. Котай шагнула в том направлении и стала шарить руками по холодным гранитным полкам, пока не нащупала шероховатую деревянную поверхность разделочной доски.
Двухэтажный дом над ее головой словно затаил дыхание — тишина стала еще глубже, чем прежде.
Что этот подонок делает там, наверху? Почему так тихо? Что он делает с Лаурой?
Чуть ниже разделочной доски помещался ящик, в котором Кот рассчитывала найти ножи. Она не ошиблась. Разнокалиберные кухонные инструменты были аккуратно разложены по ячейкам специального вкладыша.
Она вытащила первый нож, какой попался ей под руку. Слишком короткий. Еще один. Это был хлебный нож-пила с закругленным концом. Третий нож, похоже, предназначался для мяса. Кот осторожно потрогала лезвие подушечкой большого пальца и решила, что оно заточено достаточно хорошо.
Наверху вскрикнула Лаура.
Кот бросилась к дверям столовой, но интуитивно поняла, что не посмеет идти этим путем. Тогда она повернулась и поспешила к черной лестнице, на время позабыв о том, что не сможет подняться по ней, не наделав шума.
Снова закричала Лаура — это был уже не крик, а вой, исполненный бесконечного отчаяния и боли. Должно быть, подобные звуки раздавались в газовых камерах Дахау или в глухих и холодных бараках сибирских лагерей эпохи Гулага. Не призыв на помощь, не мольба о пощаде, а просьба об освобождении от адских мук любой ценой — даже ценой смерти.
Этот крик неожиданным образом вдохнул в Кот волю к борьбе, и она принялась карабкаться навстречу ему вверх по черной лестнице — словно ныряльщик, который рвется к поверхности моря, преодолевая притяжение глубины. Пронзительный жалобный вой, монотонный и холодный, как арктическое течение, несущее в себе тонкие иглы льда, выстудил ее тело до самых костей и лишили члены гибкости и чувствительности. Огромное желание закричать вместе с Лаурой охватило Кот; так начинают выть собаки, заслышав вой страдающей товарки. Она отчаянно нуждалась в чем-то, чтобы выразить абсолютное бессилие человеческого существа, заброшенного в населенную бездушными и мертвыми звездами вселенную. Чтобы справиться с этим внезапным побуждением, Котай пришлось собрать все свои силы.
Лаура все кричала наверху и звала мать, хотя не могла не знать, что Сара мертва.
«Мама! Ма-ма! Мамочка-а-а!!!» — разносилось по дому, и Кот похолодела, поняв, что страдания и боль низвели Лауру до положения зависимого маленького ребенка, который ищет спасения только в надежности материнской груди и в звуке сердцебиения, знакомого еще по девяти месяцам пребывания в уютной и сырой мгле.
И вдруг наступила тишина. Неожиданная и страшная.
Кот, остановившаяся на площадке между первым и вторым этажом, с удивлением осознала, что крик в тысячу саженей глубиной заставил ее замереть неподвижно. Ноги подгибались, а мышцы на икрах и бедрах дрожали так, словно она только что закончила марафонскую дистанцию. Казалось, еще немного, и она упадет.
Тишина, означавшая конец всяких надежд, подействовала на нее еще сильнее, чем крик. Под гнетом ее, словно под тяжестью стальной короны, Котай склонила голову, опустила плечи и съежилась.
Самым простым было бы опереться спиной о стену, сползти на пол, отложить нож и свернуться калачиком, чтобы не слышать этой жуткой тишины, чтобы не думать и не знать. Дождаться, пока он уйдет, дождаться, пока появится кто-нибудь из родственников или знакомых, обнаружит тело, вызовет полицию и позаботится обо всем.
Но вместо этого Кот заставила себя подниматься дальше, задержавшись на площадке всего на несколько секунд. Сердце билось так сильно, что каждый удар, казалось, способен был сбить ее с ног, руки дрожали так, что зажатый в побелевшем от напряжения кулаке нож выписывал в воздухе восьмерки и замысловатые кренделя, и Кот даже подумала, хватит ли ей силы, столкнись она с убийцей, действовать достаточно эффективно.
Но все эти пораженческие мысли больше пристали человеку, привыкшему проигрывать, и Кот немедленно возненавидела себя за них. За последние десять лет она воспитала в себе победительницу и не собиралась легко сдавать позиции, завоеванные с таким трудом.
Старые деревянные ступени громко возмущались и стонали под ее ногами, но она двигалась быстро и не обращала внимания на шум. Вне зависимости от того, жива ли Лаура или уже нет, убийца, скорее всего, поглощен своей игрой и вряд ли услышит что-либо, кроме громового шума крови в ушах да голосов, которые говорят с ним в минуты, когда он держит в руках чужую жизнь.
Она шагнула на площадку второго этажа. Подгоняемая страхом за Лауру и отвращением к самой себе и к собственной слабости, проявленной несколько мгновений назад, Кот быстро миновала закрытую дверь гостевой комнаты и, не задержавшись даже перед изгибом Г-образного коридора, заторопилась мимо полуоткрытой двери хозяйской спальни, из которой продолжал литься янтарно-желтый спокойный свет. С обеих сторон ее окружал сад полинявших роз, гнев перерос в яростное бешенство, и Кот, потрясенной собственной отвагой, на мгновение показалось, что она не бежит по мягкому ковру, а скользит по ледяному желобу, ведущему прямо к отворенной двери спальни Лауры. Колебания оставили ее, рука с ножом перестала дрожать и уверенно поднялась вверх, чтобы нанести смертельный, яростный удар. Так, в безумном неистовстве, вызванном отчаянием, страхом и сознанием собственной правоты, Котай пересекла порог комнаты, где Фрейд, ничуть не тронутый тем, что только что произошло на его глазах, продолжал равнодушно взирать на смятую пустую постель.
Кот растерянно заозиралась. Лаура исчезла. В комнате никого не было.
Сквозь стук собственного сердца, сквозь частое хриплое дыхание она уловила далекий металлический лязг цепи, которой были скованы наручники на руках и лодыжках Лауры. Он раздавался даже не в коридоре, а где-то еще дальше. Где-то…
Не думая об опасности, Кот бросилась в коридор и подбежала к перилам балюстрады, нависавшей над прихожей.
Убийца, едва освещенный проникавшим из коридора второго этажа светом, как раз выходил на крыльцо сквозь распахнутую парадную дверь. Он нес на руках небрежно завернутую в простыню Лауру. Одна ее рука безвольно повисла, голова запрокинулась набок, а лицо скрывали рассыпавшиеся золотистые волосы. Девушка не пыталась оказать никакого сопротивления, и Кот подумала, что она, скорее всего, без сознания.
Должно быть, они разминулись. Должно быть, Котай проходила по коридору мимо лестницы как раз в тот момент, когда убийца со своей страшной ношей спускался по темным ступеням. Она так спешила добраться до комнаты Лауры, так сосредоточилась на предстоящей битве, что не почувствовала его близости, не услышала хотя металлические звенья цепи должны были позвякивать при каждом его шаге.
Очевидно, убийца и сам производил достаточно шума, раз не услышал за ним шагов Кот.
Инстинкт подсказал Кот воспользоваться черной лестницей, и она хорошо сделала, что послушалась. Если бы она выбрала этот путь, то столкнулась бы с убийцей прямо на ступенях. Он бросил бы в нее тело Лауры и, когда они вместе покатились бы вниз, без труда нагнал бы обеих в прихожей, выбил нож из ее руки — если бы, конечно, она не потеряла его во время падения, что было более чем вероятно — и набросился на нее там, где она упала.
Но Кот не могла позволить ему увезти Лауру.
Опасаясь, что страх снова парализует ее волю, если она станет раздумывать о сложившейся ситуации, Кот бесстрашно спускалась по ступенькам. Если бы ей удалось застать убийцу врасплох и вонзить ему нож в спину, Лаура получила бы шанс на спасение.
И Кот способна была ее спасти. Не время и не место быть щепетильной. Она могла бы воткнуть нож под левую лопатку и попытаться достать до сердца, могла пробить легкое и, вырвав клинок из раны, ударить снова, с наслаждением прислушиваясь к тому, как мерзкий сукин, сын станет молить о пощаде.
Она будет резать и колоть его до тех пор, пока он не затихнет навсегда.
Правда, Кот еще никогда не совершала ничего подобного. За всю свою жизнь она никому не сделала больно, но сейчас была полна решимости убить, потому что боялась за Лауру, потому что ее начинало тошнить при мысли о том, что она может предать подругу, и еще потому, что она от рождения была мстящей машиной — человеческим существом.
В темной прихожей у подножья лестницы Кот заставила себя быть предельно осторожной, чтобы овальная шерстяная циновка снова не подвела ее. Но все обошлось, и Кот беспрепятственно достигла входной двери.
Нож она больше не держала перед собой, а опустила вниз, к бедру. Если убийца услышит ее шаги и повернется, она сможет нанести удар снизу вверх, ниже тела ауры, которую он держал на руках, — прямо в мягкий, уязвимый живот. Подобный сценарий показался Кот даже более удачным, потому что при ударе в спину клинок мог отклониться, наткнувшись на лопатку или ребро, а мог и вовсе сломаться, если она попадет в позвоночник. Нет, если уж бить, то в мягкое, но прежде она кажется лицом к лицу с убийцей и заглянет ему в глаза. Не заставит ли это ее промедлить? Но ведь он должен получить свое, этот ублюдок!..
Кот подумала о Саре Темплтон, скорчившейся на полу в душевой, вспомнила, как барабанят по ее обнаженному беззащитному телу струи холодной воды.
Она сделает то, что задумала. Сделает во что бы то ни стало.
Перешагивая через порог парадной двери, Котай приготовилась либо убить, либо погибнуть в отчаянной попытке заставить врага получить все, что ему причитается, однако она просчиталась. Как ни быстро она двигалась, убийца оказался гораздо проворнее ее. Он не спускался по ступенькам крыльца, как ожидала Кот, а уже приближался к своему фургону. То обстоятельство, что ему пришлось нести значительный груз, нисколько не замедлило его движения. Убийца двигался быстро, нечеловечески быстро.
Котай сумела отойти от крыльца не дальше чем на ширину ступеньки. Каучуковые подошвы ее кроссовых туфель так звонко зашлепали по каменным плитам дорожки, что их наверняка можно было расслышать даже за пронзительным и монотонным завыванием ветра. Правда, и луна, и половина звезд уже погасли, заслоненные громоздящимися штормовыми тучами, но если убийца услышит шаги и обернется, он непременно увидит ее.
К счастью, мужчина ничего не услышал и не обернулся, и Кот поспешно сошла с дорожки на мягкую траву лужайки, по которой могла двигаться относительно бесшумно. Отказываться от своих намерений она не собиралась.
В фургоне были открыты сразу две двери. Одна вела в кабину водителя, вторая — расположенная с той же, левой стороны машины, но гораздо ближе к корме — в жилую часть дома на колесах.
Преступник выбрал заднюю дверь.
Из-за того, что он держал на руках Лауру, ему пришлось развернуться боком и крепко прижать к себе ее тело, чтобы протиснуться внутрь и подняться по двум внутренним ступенькам, но убийца оказался так же ловок, как и силен. Он исчез в машине прежде, чем Кот успела нагнать его.
Несколько мгновений Котай раздумывала не последовать ли за ним, однако все окна фургона были плотно занавешены, и она не знала, пошел ли он направо или налево, к кабине. Кроме того, убийца мог бросить свою ношу на пол, как только вошел, и, следовательно, сумел бы защититься в случае нападения. За дверцей начиналась его территория, а Кот в свой жажде мести еще не окончательно потеряла рассудок, чтобы дать ему еще и это преимущество.
Вместо того чтобы лезть внутрь, Кот прижалась спиной к металлическому боку фургона возле самой двери я стала ждать. Если убийца выйдет, она набросится на него, пока он будет опускать ногу на землю, и тогда фактор внезапности окажется на ее стороне. Кот казалось, что это будет самый подходящий момент для осуществления ее планов, поскольку убийца, чувствуя, что провернул свое дельце без сучка, без задоринки, должен был утратить бдительность и стать чуточку беспечнее, благополучно покидая место своего преступления.
Может быть, он даже и не выйдет, но ему все равно придется высунуть руку, чтобы захлопнуть дверцу. Стоя на верхней ступеньке, убийца вынужден будет наклониться вперед, чтобы взяться за ручку, и тогда — пока он будет оставаться в этом неустойчивом положении — она сумеет вонзить в него нож прежде, чем он скроется внутри.
Внутри раздался какой-то шорох, — затем — мягкий удар.
Кот напряглась.
Убийца не появлялся.
Снова тишина.
С северо-запада неожиданно потянуло свежей кровью, словно где-то там, с наветренной стороны, располагалась скотобойня. Потом этот запах исчез, и Кот сообразила, что память сыграла с ней злую шутку, неожиданно напомнив запах окровавленных простыней в спальне Темплтонов.
Алюминиевая стена фургона неприятно холодила спину, и Кот невольно вздрогнула, представив на мгновение, Как в нее проникает леденящий холод души человека, хозяйничавшего внутри.
Ожидание затягивалось, и она начала понемногу утрачивать мужество. Вернувшийся страх умерил ее ярость, и мысли Кот стали все чаще обращаться от мести к собственному спасению. Но она все еще могла осуществить задуманное, все еще могла, хотя сохранение в сердце истовой ярости уже требовало некоторых усилий.
Неожиданно убийца вышел из своего дома, но он не воспользовался дверью, возле которой затаилась Кот. Она вдруг увидела, как тот, кого она ждала, выпрыгивает из водительской кабины.
Котай едва не поперхнулась на полувздохе. Пронизывающий холодный ветер, предвещавший грозу, принес с собой и горький запах поражения.
Убийца был слишком далеко. Не отягощаемый больше телом Лауры, не отвлекаемый звоном цепей, он непременно услышал бы бросок Кот и успел бы отреагировать. Фактора внезапности, который повышал бы ее шансы больше не было.
Преступник стоял прямо у водительской дверцы в трех десятках футах от нее и потягивался почти лениво. Потом он повел своим массивными плечами, словно для того, чтобы стряхнуть легкую усталость, и потер шею.
Повернись он вправо, убийца мгновенно бы ее увидел. Если она не будет стоять абсолютно неподвижно, он сумеет уловить ее движение боковым зрением, и тогда…
Кот даже испугалась, что убийца почувствует ее запах, поскольку он стоял с подветренной стороны от нее. Это нисколько бы ее не удивило, так как весь его облик, молниеносная быстрота и грация движений были больше от животного, чем от человека, и Кот готова была поверить, что он наделен не только звериной остротой чувств, но и другими сверхъестественными способностями.
Правда, в его руке Кот не заметила пистолета с глушителем, из которого был убит Пол Темплтон, однако оружие вполне могло оказаться у него за поясом. Если она бросится бежать, преступник просто застрелит ее, прежде чем она успеет удалиться на достаточное расстояние.
Но он застрелит ее не насмерть. Нечего на это надеяться. Он ранит ее в ногу, притащит к фургону и посадит рядом с Лаурой. С ней убийца позабавится потом. Когда захочет.
Закончив потягиваться, убийца быстро двинулся к усадьбе. Он прошел по дорожке, поднялся на крыльцо и исчез внутри, так и не обернувшись.
Дыхание, которое Кот сдерживала так долго, вырвалось у нее из груди с негромким испуганным гудением, и на, судорожно передернувшись, глотнула обжигающе холодного воздуха.
Прежде чем мужество окончательно ее покинуло, она бросилась вперед и, торопясь, взобралась в водительскую кабину. Кот надеялась найти ключи в замке зажигания — в этом случае она смогла бы запустить мотор и уехать отсюда вместе с Лаурой, добраться до Напы и обратиться в полицию.
Но ключей не было.
Кот бросила быстрый взгляд в сторону дома, гадая, сколько времени у нее еще есть. Может быть, расправившись с обитателями усадьбы, убийца разыскивает деньги и ценности? Или выбирает себе сувениры на память? Это могло занять и пять минут и десять, и даже намного больше. Времени могло бы хватить и на то, чтобы вытащить Лауру из фургона, и чтобы где-нибудь ее спрятать.
Нож все еще был при ней, и Кот внимательно посмотрела на его чистое, острое лезвие. Теперь, когда она пробралась во владения убийцы без его ведома, драгоценный фактор внезапности снова оказался на ее стороне.
Сердце ее, тем не менее, продолжало биться отчаянно быстро, а в пересохшем рту Кот ощущала легкий железистый привкус тревоги.
Водительское кресло повернулось под ее руками и освободило проход в жилую часть дома на колесах, начинавшуюся с небольшого холла, где Кот увидела обтянутые вельветом встроенные диванчики. Стальной пол, разумеется, был покрыт ковровой дорожкой, однако после нескольких лет путешествий он слегка поскрипывал под ее ногами. Почему-то ей казалось, что здесь должно пахнуть как в театре «Гран Гуиноль», где ставились садистские пьески, не допускавшие никакого притворства или игры, но к ее огромному удивлению в фургоне приятно пахло свежезаваренным кофе и булочками с корицей. Как странно — и страшно, — что подобный человек способен находить удовольствие в том же, что нравится нормальным людям.
— Лаура! — шепнула она в темноту, словно убийца Мог услышать ее из усадьбы. — Лаура! — повторила Кот все так же шепотом, но более напряженным и громким.
Сразу за холлом находился крошечный кухонный блок и уютный альков с обеденным столиком, представлявший из себя небольшой кабинет, отгороженный красной виниловой занавеской в полчеловеческого роста. Над Втиснутым в самый угол столиком едва светила небольшая электрическая лампочка, питавшаяся от аккумуляторных батарей.
Лауры нигде не было видно.
Кот миновала кухню и столовую и оказалась возле второй двери, сквозь которую убийца втащил тело потерявшей сознание девушки.
— Лаура!
Справа от двери начинался узкий короткий коридор, идущий вдоль борта фургона и освещенный низковольтными лампочками аварийного освещения. В потолке был стеклянный люк, но сейчас он казался черным. С левой стороны в коридор выходили две закрытые двери, третья — распахнутая настежь, находилась в его торце.
За первой дверью обнаружилась миниатюрная ванная комната — настоящее чудо компактности и эффективности. На ограниченной площади разместились раковина, биотуалет, аптечка и душевая кабинка. За второй дверцей оказалась кладовка для багажа. С хромированной перекладины свисало несколько комплектов одежды.
Дверь в торце коридора вела в небольшую спальню, облицованную, имитирующими дерево, пластиковыми панелями. В стене помещался встроенный шкаф с дверью-гармошкой. Тусклый свет из коридора почти не освещал комнаты, но Кот рассмотрела тело Лауры. Она лежала вниз лицом на узкой походной койке, все еще закутанная в простыню, так что на виду оставались только ее маленькая босая нога и золотистые волосы.
Громко шепча имя подруги, Кот шагнула в комнату и опустилась на колени рядом с ней.
Лаура не отвечала. Очевидно, она все еще была без сознания.
Кот не могла поднять ее и нести, как это делал убийца. Вместо этого, она попыталась привести Лауру в чувство. Отвернув в сторону край простыни, она оказалась лицом к лицу со своей подругой.
Глаза Лауры из светло-голубых превратились в сапфирно-синие — возможно, из-за скудного освещения, а возможно потому, что их уже коснулась смерть. Рот ее был открыт, а на губах подсыхала кровь.
Эта грязная сволочь, этот проклятый чертов ублюдок взял Лауру с собой даже несмотря на то, что она была мертва, взял бог знает для каких целей — может быть, для того чтобы лапать ее, разглядывать и разговаривать с ней на протяжении нескольких дней, упиваясь своей победой. Вот каким был его главный сувенир!
Кот едва не закричала от резкой колики в животе, вызванной, однако, не отвращением, а острым чувством вины, осознанием своего поражения, тщетности всех усилий и отчаянием.
— Милая, — сказала Кот, обращаясь к мертвой. — Милая моя девочка, прости меня… Мне так жаль!..
Вряд ли Кот могла сделать что-то сверх того, что она пыталась сделать. Пожалуй, все ее шаги были правильными, единственно возможными в данной ситуации. Не могла же она броситься на этого бугая с голыми руками, пока он, стоя над лестницей, приманивал паука, болтавшегося на тонкой клейкой нити. Может быть, ей следовало с самого начала спуститься в кухню и найти нож? Но она и так проделала это настолько быстро, насколько позволяли обстоятельства.
— Прости меня…
Эта прекрасная девушка, вольная дочь эфира, никогда не найдет мужа, о котором она еще недавно мечтала, и никогда не родит детей, которые могли бы быть самыми лучшими детьми в мире просто потому, что это были бы ее дети. Двадцать три года Лаура готовилась к тому, чтобы сделать что-то полезное, чем-то помочь людям изменить их жизнь к лучшему; она была полна надежд и светлых идеалов… и вот теперь мир никогда не получит ее дара и станет от этого пасмурней и бедней.
— Я люблю тебя, Лаура. Мы все тебя любим.
Но любые слова, любые выражения горя и печали не могли передать всей глубины чувств, которые испытывала Кот; хуже того — все слова были бессмысленны и бесполезны. Лаура умерла, и вместе с ней навсегда исчезли тепло и доброта, которые в трудные минуты согревали душу Котай. А слова — даже идущие от самого сердца — это всего лишь слова, и не больше…
Кот почувствовала, как душу наполняет ощущение безвозвратной и горькой потери, словно бездонное черное море оно поднималось все выше, грозя увлечь ее в свои сумрачные, холодные глубины.
Вместе с тем Котай поймала себя на том, что ее грудь поднимается в рыдании, которое — если она позволит ему прозвучать — будет подобно взрыву. Единственная капля, выкатившаяся из глаз, грозила вызвать половодье слез, а единственный всхлип мог вылиться в неподвластные ее воле стенания.
Кот не должна была рисковать, отдавшись своему горю. Во всяком случае не сейчас, пока она все еще находится внутри дома на колесах. Убийца может вернуться в любую минуту, и оплакивать подругу до тех пор, пока она не выберется из этого ужасного места и пока преступник не уберется восвояси, было неразумно, нерационально. Оставаться в фургоне у нее не было никаких причин, коль скоро Лаура — ее лучшая подруга — мертва, окончательно и бесповоротно.
Где-то поблизости раздался хлопок закрываемой дверцы, отчего тонкие металлические стены фургона слегка задрожали.
Убийца вернулся.
Что-то загремело. Совсем близко.
Кот вскочила на ноги и, сжимая в руках мясницкий нож, прижалась к стене возле распахнутой двери комнаты. Не обретшее выхода горе оказалось превосходным высокооктановым горючим для ее ярости, и Кот буквально пылала от ненависти, от острого желания сделать ему больно, полоснуть ножом, выпустить кишки, услышать его крик и — самое главное — сделать так, чтобы в глазах его, как в глазах Лауры, появилось осознание собственной смертности и уязвимости.
«Он придет сюда, и я убью его. Он придет — я убью. — В ее устах это был не продуманный план, а молитва. — Он придет. Я убью. Он придет. Я — убью…»
В полутемной спальне потемнело еще больше. Убийца стоял у порога, загораживая собой слабый свет из коридора.
Нож в руке Котай жадно поднимался и опускался, словно игла швейной машинки, выводящая в пустом воздухе рисунок ненависти и страха.
Вот он почти вошел. Вошел сюда. Сюда. Конечно, он не отправится в путь, не бросив последнего взгляда на прелестную мертвую блондинку, не потрогав ее холодной, как мрамор, груди. Это действительно будет его последний взгляд — Кот ударит ножом, как только он перешагнет порог, ужалит его прямо в сердце.
Но он вдруг захлопнул дверь и пошел прочь.
Кот в растерянности прислушивалась к удаляющимся шагам, к поскрипыванию стального пола под его башмаками, и гадала, как ей теперь быть.
Хлопнула водительская дверца, заурчал мотор, скрипнули освобождаемые тормоза.
Фургон тронулся с места.
